УДК 94(471.08
РЕГУЛИРОВАНИЕ РОЖДАЕМОСТИ, НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫЕ И НЕРОДНЫЕ ДЕТИ В ДВОРЯНСКИХ И КРЕСТЬЯНСКИХ СЕМЬЯХ В XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.
Ю.В. ЗОЛОТУХИНА
Белгородский государственный национальный исследовательский университет
e-mail: [email protected]
В статье анализируется изменение отношение общества к регулированию рождаемости и еза к 1 детям в XIX — начале XX вв. Рассмотрено положение в семьях незаконнорожденных и неродных детей, взаимоотношения с неродной матерью.
Ключевые слова: регулирование рождаемости, коннорожденные и неродные дети, дворянские и рес ские семьи.
Семейная жизнь в традиционном обществе и обществе модерна неотъемлемо связана с рождением и воспитанием детей. Дети, рожденные в браке, это главная ценность семьи и общества. Многодетность освящалась церковью, а уклонение от рождения детей, тем более прерывание беременности, считалось грехом. Русская народная пословица предостерегала: «У кого детей нет — во грехе живет». Кроме продолжения рода, как главного богоугодного смысла семьи, и у дворян, и у крестьян имелись экономические соображения, способствовавшие многодетности. Без взрослых сыновей хозяйство не имело шансов стать зажиточным, только большая семья полагали крестьяне, могла рассчитывать на благосостояние. Без детей крестьянина в старости ожидала нужда, потому что после 60 лет у него забиралась земля, по крайней мере частично, для нового поколения. Согласно этическим и правовым нормам, сын должен был материально содержать престарелых, немощных родителей, а дочь ухаживать за ними и оказывать моральную поддержку. Это в полной мере относилось и к дворянским семьям. Так в действительности и было.
Уклонявшихся от этой обязанности детей община, крестьянский суд, а до отмены крепостного права помещики и администрация принуждали к выполнению своего долга перед родителями. Без детей старики могли рассчитывать только на помощь общины и родственников, но ее хватало ровно настолько, чтобы не умереть с голоду. Не менее тяжело приходилось на закате жизни бездетным дворянам и дворянкам. Они вынуждены были продавать свои имения или завещать их своим родственникам с условием доживать свой век под их опекой и заботой. Однако не всегда эта забота была по сердцу родственникам, да и бездетным старикам тоже. Поэтому именно дети служили для дворян и крестьян как бы страховым полисом, который обеспечивал их в старости. При отсутствии сыновей разрешалось усыновление, а если все дети были дочерьми, то принятие в семью зятьев. Усыновление у крестьян проходило по приговору общины и в этом случае освобождало семью от воинской повинности. Приемные дети рассматривались как родные и не подвергались никакой дискриминации. В народе говорили: «Не тот отец, мать, кто родил, а тот, кто вспоил, вскормил да добру научил».
Чтобы обеспечить старость, крестьяне считали необходимым иметь как минимум три сына. Как они говорили: «Первый сын — Богу, второй — царю, третий — себе на пропитание». Имелось ввиду, что первый сын, скорее всего, умрет в младенчестве, второй пойдет служить в армию, в старости можно рассчитывать лишь на третьего сына. Согласно демографическим подсчетам конца XIX в., до 1 года доживали 70 % родившихся мальчиков, до 21 года — возраста призыва на воинскую службу — 49 %, до 45 лет — до того момента, когда старому отцу понадобится помощь сына, 40 Единственного сына в армию не брали. Вот и получалось, что при нормальном ходе дел из трех сыновей только один мог помочь в старости. Смертность женского населения была лишь немногим меньше, поэтому из трех дочерей в старости можно было полагаться тоже на одну.
В России в рассматриваемый период во всех сословиях резко отрицательно относились к внебрачной рождаемости. Внебрачные дети, не узаконенные через последую-
1 Новосельский С.А. Смертность и продолжительность жизни в России. Пг., 1916. С. 120—134.
щий брак, считались незаконнорожденными. Рождение вне брака сурово осуждалось. Женщине, в особенности девушке, родившей ребенка вне брака, и ее семье грозили позор, презрение окружающих, а без помощи родителей и нищета. Нередко она была вынуждена покидать семьи и место жительства, становиться проституткой, подкидывать ребенка или в отчаянии убивать его. Женщины, забеременевшие не от мужа, пытались вызвать искусственный выкидыш, обращались к знахаркам, чтобы избавиться от плода. Незавидна была и судьба незаконнорожденных детей, так как родители «согрешившей» матери часто отворачивались от нее и от ее ребенка, ни отец, ни государство, ни община по закону не обязаны были содержать внебрачных детей. Они жили париями, их презирали, высмеивали, награждали унизительными кличками. Однако при достижении совершеннолетия мужчины в крестьянской общине получали земельный надел наравне с другими2.
Принято считать, что женщины в дореволюционной России не делали абортов, а подавляющее большинство их даже не знало о возможности искусственного прерывания беременности и противозачаточных средствах до 1920-х гг.3 Также считалось, что только богатые и образованные женщины стали обращаться к этим средствам в конце XIX в., вызывая возмущение общественных деятелей и врачей, которые доказывали, что презервативы вредны для здоровья, и советовали лучше совсем отказаться от чувственных удовольствий, чем осложнять жизнь болезнями4. Но нам также известны факты о том, что на протяжении нескольких столетий русским женщинам были известны следующие способы предотвращения беременности: механические (поднятие тяжестей, прыжки, тугое бинтование и разминание живота, трясение всего тела и т.п.), лекарственные (от различных трав до ртути и фосфора, употребляемых внутрь), вытравливание плода, удлинение лактационного периода и аборт. И это было характерно не только для простого народа, но и для женщин более высоких сословий5.
Долгое время к аборту отрицательно относились не только законодательство и церковь, но и врачи. Так, в 1889 г. на III съезде Общества русских врачей в память Н.И. Пирогова аборт был признан «нравственным и социальным злом». Однако, не смотря на законодательство и другие запреты, у людей была потребность регулировать деторождение, и они регулировали, хоть и не совсем совершенными методами. Информация об этом весьма скудная, так как по духовным законам все средства предотвращения беременности считались грехом, а по гражданским законам аборт был запрещен и уголовно наказуем, причем привлекались к ответственности, как врачи, так и пациенты. Но уже через 24 года заседатели XII съезда русских врачей выступили за отмену уголовного преследования врачей и пациентов за производство абортов. А еще через семь лет аборт в России легализовали6.
В пореформенной России, где нередки были как «романы» дворянина с представительницами непривилегированных сословий, так и «свободные союзы» равных, часто складывалась ситуация, когда в семье воспитывались родные братья и сестры, один или несколько из которых были незаконнорожденными, а другие — законными. В данных о крещении до конца 1880-х гг. тщательно фиксировался факт незаконного рождения ребенка. Даже у женщин, состоящих в браке, ребенок мог быть записан как «прижитый блудно». Поэтому женщины и стремились избавиться от ребенка. На ранних стадиях беременности женщины пили отвары пороха, селитры, керосин, песок, мелко истолченное стекло, глотали серу, сулему и даже ртуть, прыгали с высокой лестницы, забора. Порой это кончалось смертью несчастной. Если ничего не помогало — новорожденного убивали7.
Исследование мемуарной литературы и беллетристики показывает, что предотвратить беременность или избавиться от нежелаемого ребенка пытались те женщины,
2 Смирнов А. Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа. М., 1877. С. 233.
3 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX вв.). Т. 1. СПб., 2004. С. 181.
4 Вишневский А.Г. Ранние этапы становления нового типа рождаемости в России // Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР. М., 1977. С. 117.
5 Милютин В. Избранные произведения. М., 1946. С. 93—94.
6 Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 182.
7 Водарский Я.Е. Население России в конце XVII — начале XVIII века. М, 1977. С. 50.
которые вступали во внебрачные половые отношения, так как родить вне брака считалось большим позором как для самой женщины, так и для ее родственников. Достаточно ярко эта ситуация описана в романе В. Крестовского «Петербургские трущобы»: княжна Анна Чечевинская жила в деревне с отцом. Приехавший туда по делам князь Шадурский соблазнил Анну, но вскоре уехал. Через некоторое время от пьянки отец Анны умер, и ее мать с братом забрали в город. Увидев кн. Шадурского Анна сказала о своей беременности, но он ответил, что его это не касается. Анна до последнего, чтобы мать не узнала, утягивала живот корсетом. Она родила в тайном приюте ребенка, которого ее горничная отнесла в дом кн. Шадурского. Жена князя сразу поняла, что это его ребенок и упрекала его, хотя сама в это время была беременна от другого. Мать Анны, узнав о случившемся, прокляла ее, сказав, что больше она ей не дочь8.
Доля незаконнорожденных детей, зарегистрированных православными священниками, в общем числе новорожденных в конце XVIII — первой половине XIX в. колебалась от 2 % в Киевской губернии до 7 % в Московской губернии, составляя в среднем по Европейской России около 3,3 %. В пореформенное время в Европейской России она устойчиво сокращалась: в 1859-1863 гг. — 3,4; в 1870 — 3,0; в 1885 — 2,7; а в 1910 — 2,3 %. По мнению того же исследователя, это объясняется увеличением числа женщин систематически прибегающих к всевозможным противозачаточным средствам и мерам9.
Безысходная нищета и травля обществом заставляли женщин, имевших детей вне брака, совершать столь страшные преступления. Официально такого ребенка называли незаконнорожденным, а простой народ это маленькое и беспомощное существо как только не нарекал. Злословие не щадило ни мать, ни ребенка. Разъяренные мужья, уличив супругу в измене, могли поступать с ними, как заблагорассудится: избивать и мучить, унижать и постоянно напоминать о совершенном «грехе». Байстрюк, бастард, безбатеш-ный, безотцовщина, подзаборник, заугольник, пауголок, половинкин сын, «сколотные» дети, ублюдок — это малая толика кличек, которые ребенок, став взрослым, нес через всю свою жизнь. Пару веков назад в России таких детей называли «зазорными», а внебрачных детей дворян — воспитанниками, хотя от этого судьба их не становилась радостней10.
Подтверждение этому находим в рассказе М.Е. Васильевой: «Знакомство с родственниками не внесло в мою жизнь улучшения, а наоборот только еще больше ее испортило. Теперь не только хозяин и мастеровые, но и наши дворники и даже их дети, узнали, что я незаконнорожденный, и при всяком удобном случае спешили мне бросить в лицо ту же самую позорную уличку, какой меня обозвал муж тети Нины. После знакомства с родственниками я стал чувствовать себя еще больше обиженным и брошенным, и жизнь в мастерской мне до того опротивела, что иногда мне приходило в голову лишить себя жизни»11.
По закону внебрачные дети дворян не имели права ни на дворянство, ни на фамилию отца. Причем по особым ходатайствам дворянство для них оказывалось получить легче, чем фамилию (поскольку последнее могло вести к ущемлению интересов других представителей рода). Возникала необходимость создавать новые фамилии, которые в мужском потомстве становились фамилиями новых дворянских родов. Фамилии эти иногда «выкраивались» из родовых прозваний отцов. Так, сын князя Репнина получил фамилию Пнин (в будущем известный литератор), а сын князя И. Трубецкого и шведской графини Вреде — Бецкой (будущий президент Академии художеств)12. Как незаконнорожденный, но признанный отцом, Иван Иванович получил «усеченную» фамилию Трубецкого. А.А. Фет родился в имении Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. Был внебрачным сыном помещика Шеншина и в 14 лет по решению духовной консистории получил фамилию своей матери Шарлотты Фет, одновременно утратив право на
8 Крестовский В. Петербургские трущобы: книга о сытых и голодных. Кн. 1. Ч. 1—4. Смоленск, 1994.
9 Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 182—183.
10 Водарский Я.Е. Указ. соч. С. 51.
11 Васильева М.Е. Замученный. (Записки незаконнорожденного) // Исторический вестник. 1908. Т. 112. С. 87.
12 Водарский Я.Е. Указ. соч. С. 65—66.
дворянство. Впоследствии он добился потомственного дворянского звания и возвратил себе фамилию Шеншин, но литературное имя — Фет — осталось за ним навсегда13.
Зачастую не менее несчастной было детство и рожденных в браке детей, если им приходилось жить с мачехой. Высокая смертность была характерна в рассматриваемый период российской истории не только для детей, но и для взрослых. Женщины умирали в обычной жизни чаще мужчин, так как подрывали свое здоровье многочисленными родами. А потому малолетние дети чаще оставались с отцом, который вскоре приводил в дом новую жену, не всегда становившуюся доброй и заботливой матерью для них. Поэтому неудивительно, что в народе появилось новое слово для обозначения неродной матери — мачеха. При этом следует отметить, что это слово обычно в обыденной жизни имело негативно окрашенное смысловое значение.
С горечью пишет о своем детстве В.М. Чернов: «Мама умерла, оставив на руках отца пятерых ребят, из которых старшему было лет девять, а мне, младшему, около года. Детям нельзя было оставаться без материнского глаза: оставалось лишь жениться. Ему нашли невесту, подходящую для человека в летах обремененного кучей детей. То была засидевшаяся в девицах, разбитная, хозяйственная и пышная поповна. По рассказам брата и сестер, в начале брачной жизни — она к нам была достаточно внимательна и добра. Но по мере того, как у нее появились свои дети, она вырабатывалась в совершенный, классический тип мачехи сумрачных русских песен и сказок. У нее, прежде всего, развивалась больно уязвлявшая нас вражда ко всему, на чем была печать принадлежности нашей матери. ...Нельзя сказать, чтобы за нас некому было вступиться. Какие-то шаги делал мой крестный отец — мы об этом узнали по сердитым выходкам мачехи, пенявшей отцу, что он позволяет чужим вмешиваться в их семейные дела. После этого крестный стал появляться все реже и реже, а потом и вовсе перестал. Вскоре ей удалось нанести нам первый очень жестокий удар: выдворить из дома нашу любимицу и вечную хотя тихую заступницу бабушку. Отца убедили, что для самой бабушки лучше уйти из тесного и многодетного дома. Но не подметил отец того, чем она была для нас и какая это была для нас утрата. А мы. осиротели второй раз. Отцу подвернулось наследство: двухэтажный деревянный дом. И у нас создалась — как шутливо говорили мы уже взрослыми — «двухпалатная система». Верхнюю палату образовали отец, мать и ее дети. Нижнюю — мы и часть прислуги. Сходились мы вместе редко, почти что только для обеда, бывшего для нас натянутым и скучным ритуалом»14.
Т.П. Пассек также оставила воспоминания о жизни с неродной матерью: «После смерти матери, отец женился второй раз. Просил, чтобы его новую жену я называла матерью. Я отказала. С этого времени значение мое в доме отца на много градусов снизилось. Это проявлялось бессознательно, во взгляде, в движении, в какой-то едва заметной, небрежности. От природы не властолюбивая, но склонная к жизни внутренней, я видела утрату своего значения без сожаления, и большую часть времени проводила у себя в комнате. Отсутствие мое из домашнего кружка едва замечалось»15.
Мемуарная литература дает примеры и иного рода, когда мачеха принимала неродных детей как своих, даря им тоже тепло и ласку, что и родным детям. «Я был воспитан в зажиточной семье помещика Т. Губернии. Сюда привезли меня годовым ребенком из северной столицы. Хилого, замученного и приговоренного к смерти мальчика чужие добрые люди приняли в свою семью, нарекли своим, отогрели и поставили на ноги. С тех пор эта семья и все мои близкие стали моими родными. Сюда нес я любовь и ласку, здесь находил я утешение и поддержку. До последней их минуты жизни я был для них горячо любимым «приемным сыном», племянником, а они для меня милыми и дорогими дядей и тетей»16. Также очень теплые воспоминания о жизни с неродной матерью у А.В. Левицкой «После того как папа овдовел, имел 7 человек маленьких детей, он решил жениться. Его выбор пал на прекрасную княжну Анну Александровну Ливен, которая стала нам настоящей матерью. У нее родилось двое детей и вскоре она, к нашему сожале-
13 Фет А. Воспоминания. М., 1983.
14 Чернов В.М. Перед бурей: Воспоминания. Минск, 2004. С. 17—20.
15 Пасек Т.П. Из ранних лет, из жизни дальней // Русская старина. 1873. № 3. С. 295—296.
16 Глинский Б.Б. Из летописи усадьбы Сергеевки // Исторический вестник. 1894. Т 58. С. 59—60.
нию скончалась»17. Последние примеры свидетельствую, что отношение мачехи к неродным детям было обусловлено исключительно личным отношением женщины, а также позицией отца.
Таким образом, в России в XIX — начале XX вв. в условиях перехода от традиционного общества к обществу модерна происходила заметная трансформация отношения рождению детей, в том числе и вне брака. При сохранении традиционных семейных ценностей в дворянской и крестьянской среде наблюдается устойчивая тенденция к сокращению числа детей в семье. Для этого все шире стали использоваться самые разные способы регулирования рождаемости, в том числе и безопасные для здоровья женщины. С другой стороны, отмена крепостного права, негативные стороны роста миграционных потоков, индустриализации и урбанизации существенно влияли на снижение моральных запретов. Продолжился рост численности детей рождавшихся вне брака или от других отцов. При этом наблюдается и некоторое постепенное смягчение отношения общества к ним и их матерям, как со стороны государства, так и общества.
BIRTH-RATE REGULATION, ILLEGITIMATE AND NON-OWN CHILDREN IN THE NOBLE AND PEASANTS' FAMILIES IN THE XIX - EARLY XX CENT
Belgorod National Research University
Yu. V. ZOLOTUKHINA
The author analyzes the change in the society's attitude towards birth-rate regulation and non-own children in the XIX — early XX centuries. Position of the illegitimate and non-own children in families, as well as relations with the stepmother are considered.
e-mail: [email protected] Keywords: birth-rate regulation, illegitimate and non-own
children, the noble and peasants' families.
17 Левицкая А.В. Воспоминания // Российский архив. История отечества в свидетельствах и докумен- тах XVIII — XX вв. М., 1999. С. 255.