CC BY
39
Список литературы
1. Алянский Ю. Л. Увеселительные заведения Старого Петербурга. -СПб., 1996.
2. Богданов И. А. Старейшие гостиницы Петербурга. - СПб., 2001.
3. Бородин Д. Н. Кабак и его прошлое. - СПб., 1910.
4. Вениаминов Б. Алкоголизм и кооперация. - М., 1915.
5. Положение о трактирных заведениях. - СПб., 1886.
6. Положение о трактирном промысле 8 июня 1893 г. - М., 1893.
7. Столпянский П. Н. Петербург. - СПб., 1995.
8. ЦГИА СПб. Ф.792. Оп.1. Д. 5877.
УДК 94(47)
В. А. Беремен ко*
Из истории дворянского узаконения
В статье на примере конкретной жизненной истории семьи Яковлевых раскрываются особенности организации узаконения дворянами своих внебрачных детей. Характеризуется позиция государства и отдельных императоров по вопросам узаконения и усыновления детей. Дается анализ принятых правительством по этому поводу на рубеже XIX - начала ХХ вв. узаконений.
The article discloses features of noblemen's legitimizing of their adulterate children by the example of a specific life history of the Yakovlevs family. The position of the state and separate emperors for validation and adoption of children is characterized. The article gives an analysis of the laws enacted by the Government on this issue at the turn of 19th - early 20th centuries.
Ключевые слова: законодательство, усыновление, узаконение, незаконные дети, внебрачные дети, семья, родители, брак, Комиссия (Канцелярия) Прошений.
Key words: legislation, adoption, legitimation, illegitimate children, adulterate children, family, parents, marriage, Commission (Office)of Application.
* Веременко Валентина Александровна, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
В дореволюционной России статус ребенка напрямую зависел от того, мог ли он «похвастаться» «законностью» своего рождения или нет. Законными, признавались дети, «родившиеся от известных отца и матери, состоящих в законном браке» [3, с. 99]. Только такие дети имели право на фамилию и звание отца, на участие в наследстве по закону не только после родителей, но и их родственников, на пенсию и другие привилегии, выслуженные отцом или матерью. Незаконным же детям законодательство отказывало во всяком род -стве не только с отцом, но и с матерью. При этом отсутствовали какие-либо нормы, определявшие формы родительской власти над ними и отрицались их права на законное наследование. Последнее имело в России тем большее значение, что значительная часть собственности - «родовые имения» - вообще не могли завещаться, а передавались лишь наследникам по закону. Незаконные дети лишались права на фамилию и того, и другого родителя. «Прозвище» им «придумывалось» священником во время крещения, а отчество давалось по имени восприемника. Они могли быть приписаны только к податным сословиям, вне зависимости от сословной принадлежности отца и матери. Чтобы наиболее очевидно продемонстрировать отсутствие родства между незаконнорожден -ными детьми и виновниками их рождения, последние назывались в тексте Законов гражданских «теми, которые именуются их родителями» (Ст. 119, 120, 132, 136; 2 [9]).
Вопреки перечисленным в законодательстве нормам и правилам многие незаконные дети не теряли в действительности связи с родителями. Нередко, особенно когда отец и мать все-таки вступали в брак, они росли в фактически существовавшей семье, в окружении любящих родных и получали соответствовавшее их материальным возможностям образование. Разрыв между жизненными реалиями и официальным статусом ребенка вынуждал родителей изыскивать способы изменения его положения, наиболее предпочтительным из которых было узаконение. Данное понятие в XIX веке трактовалось следующим образом: «Действие узаконения состоит в том, что дети, рожденные вне брака, вне законной связи с гражданской личностью родителей, вступают в эту связь в той же мере, как бы родились в законном браке; восстановление это совершается в силу закона» [5, с. 155].
Характерно, что условия узаконения собственных незаконнорожденных в имперской России отличались в зависимости от сослов -ной принадлежности, вероисповедания и места жительства сторон. В наиболее льготном положении в этом вопросе, среди жителей Центральной части страны, оказывались податные сословия. Несмотря на то, что особой нормы по узаконению для них не существовало, но присутствовала возможность ввести незаконнорожденного в семью путем усыновления, так как о таком запрещении в законе ничего не говорилось. Важно было и то, что усыновленные крестьянами и мещанами, полностью вступали в семью усыновителя, приобретая кроме прав состояния последнего, еще и имущественные права. К тому же процедура усыновления была крайне упрощенной, устанавливалась по обычаю и формально выражалась в приписке нового лица к соответствующему семейству. Разрешения от местного сельского (или городского) общества не требовалось, оно должно было быть только проинформировано о расширении состава семьи. Ходатайства мещан подлежали утверждению местной Казенной палатой. Крестьяне могли обойтись даже и без этой формальности (ст. 155 [9]).
Представители же привилегированных сословий были не только лишены возможности узаконения своих незаконнорожденных детей, но и обязаны были считаться с четко выраженном в законе запретом их усыновления. Тем не менее, все это не останавливало родителей, особенно дворян, от обращений к верховной власти по данному вопросу.
Императоры по-разному относились к таким всеподданнейшим прошениям. Александр I, считая узаконение добрачных детей «мерой вполне справедливой», благосклонно принимал подобные ходатайства. Желая «привести сей предмет в большую ясность и постоянным правилом заменить недостаток на сей случай закона», он утвердил две схемы «сопричастия» внебрачных детей к законным. Если родители таких детей вступали в брак, то их просьбы, подаваемые на «высочайшее имя», вносились в Государственный Совет и «по удостоверении соблюдения всех формальностей» (сбор необходимых документов входил в обязанность Комиссии проше-
ний), «удовлетворялись на законном основании». Лишь по особой «милости» монарха «сопричислялись к законным детям ... такие незаконнорожденные, отец и мать коих не состояли в браке» [4, с. 2].
Николай I оценивал сложившуюся практику резко отрицательно. Вынужденно одобрив за первые 3 года своего царствования положительные резолюции Государственного совета по 62 ходатайствам, поданным еще на имя предшествовавшего императора, он в январе 1829 г. повелел объявить «ко всеобщему сведению, что прошения как об усыновлении незаконнорожденных воспитанников, так и о сопричтении к законным детей, рожденных до брака ... никакого хода получать не будут и будут оставлены . без уважения». Данное постановление в форме Высочайшего указа, объявленного Статс-секретарем у принятия прошений 29 июля 1829 г., было включено в Свод законов (ст. 144 пр. [9]).
При восшествии на престол Александра II, в условиях наступившей «оттепели» многие дворяне посчитали ситуацию благоприятной для внесения прошений об узаконении детей, и стали направлять императору официально запрещенные к подаче прось -бы. Эти ходатайства нашли поддержку в лице статс-секретаря у принятия прошений А.Ф. Голицына, при деятельном участии которого царь поручил II Отделению Собственной е.и.в. канцелярии составить проект секретного наставления на имя статс-секретаря у принятия прошений.
В преамбуле этого документа, утвержденного 9 апреля 1858 г., подчеркивалась, что правила 2 января 1829 г. «столь полезные для охранения общественной нравственности и святости браков» остаются в силе и именно им «Комиссия Прошений должна следовать и на будущее время». Однако далее сообщались те особые обстоятельства, которые позволяли отойти от их соблюдения. Комплекс условий, разрешавших «сопричастие детей к законным» включал в себя особые заслуги родителей или самих детей; подачу прошения исключительно отцом; точное удостоверение, «что все сии дети рождены той, с которой отец их в последствие вступил в брак и не в прелюбодейной с нею связи, то есть, не при существовании другого супружества». Прежде чем преступить к рассмотрению каждого от-
дельного случая полагалось испросить на это «высочайшее соизволение» [8. Оп. 241. Д. 24. Л. 24-24 об.].
После смерти А.Ф. Голицына в ноябре 1864 г. должность статс-секретаря у принятия прошений занял князь С.А. Долгорукий, значительно более лояльно относившийся к возможности узаконения дворянами своих детей. Так, несмотря на запрещение узаконения прижитых в «прелюбодейной связи» детей, это допускалось в отдельных случаях при безвестном отсутствия «прежней жены», ее тяжелой и продолжительной болезни или при длительном раздель -ном проживании супругов [8. Оп. 252. Д. 848. Л. 214-215 об.]. Удовлетворялись и прошения, исходившие не от отца добрачного ребенка, а от вдовы этого дворянина, конечно при наличии документов, удостоверяющих согласие умершего на такой шаг [8. Оп. 252. Д. 848. Л. 244-245 об.]. При выходе за пределы правил, изложенных в «Наставлениях», руководителями Комиссии прошений учитывались два фактора: «исключительность» обстоятельств конкретного дела и статус покровителей, хлопотавших по семейному делу дворянина.
В 1880 г. коллежский асессор В.И. Яковлев, получивший от Комиссии отказ в узаконении сына, «прижитого им до брака с настоящей его женой» в период другого «нерасторжимого супружества», обратился за протекцией к великому князю Александру Александровичу. Доказывая, что просьба его не была удовлетворена, так как «миновала рук Царевых ... по приказанию Статс-секретаря, по Комиссии прошений», он просил наследника помочь ему довести его ходатайство до главы государства. Цесаревич препроводил полученное им прошение в Комиссию, снабдив его следующим вопросом: «Почему было отказано ему в его просьбе, тогда как почти всем с подобными просьбами Государь не отказывает» [8. Оп. 28. Д. 99. Л. 13]. В ответ Александр Александрович получил от С.А. Долгорукого объяснение, где сообщалось, что данный случай не подходил под действие Секретного наставления 1858 г. Однако это объяснение не удовлетворило наследника, который охарактеризовал полученный его протеже от Комиссии прошений отказ следую -щим образом: «я нахожу весьма жестоким делать различие в
подобных случаях. - Лучше всем отказать, чем делать исключение; чем-же дети виноваты!». Настойчивость цесаревича заставила Комиссию снова обратиться к этому вопросу и без сомнения, если бы не экстраординарные обстоятельства, Яковлев смог бы добиться желаемого. 20 февраля 1881 г. последовала резолюция цесаревича, 22 того же месяца от просителя были затребованы необходимые документы, так что повторно рассматривать судьбу сына Яковлева пришлось не всегда идущему навстречу просьбам своих родственников Александру II, а уже новому императору.
Вступив на престол, Александр III не отказался от высказанной им ранее позиции. В то же время сознание лежащей на нем ответственности оказалось выше личных предпочтений и не позволило ему разрушить существовавшую практику, не предоставив ничего взамен. Поэтому по состоявшемуся в апреле 1881 г. всеподданнейшему докладу, посвященному делу В.И. Яковлева, Александр III не принял никакого решения, предложив передать вопрос на рассмотрение обер-прокурора Синода.
Сам же проситель, до которого предписание повторно прислать документы дошло уже после 1 марта 1881 г., был настолько уверен в благоприятном для себя исходе ходатайства, что даже позволил себе сопроводить бумаги крайне дерзкой и возмутившей чинов Комиссии (особо наглые выражения были подчеркнуты) запиской: «покорнейше прошу: устроить мое ходатайство, в сущности, говоря материально ни чего не стоящего, но весьма важного, для будущности ребенка; не заставляете меня надоедать начальству и трепаться за 1500 верст, чтобы добиться естественного права этого ребенка на имя его отца, и при чаянии того, надеюсь разрешения до теперешнего Мая, чтобы у ребенка не пропал еще год. Два же документа - аттестат, без которого нельзя ни где носа показать и метрическое свидетельство о рождении ребенка, стоящего и дорого и времени, - прошу возвратить без потери времени» [8. Оп. 28. Д. 99. Л. 19]. Совершенно уверенный в своих правах коллежский асессор и не думал предположить, что между наследником престола Александром Александровичем и Императором Александром III существовала принципиальная разница, и то за что был готов хлопотать первый, было слишком серьезным решением для второго.
57
К.П. Победоносцев дал на это прошение отрицательный отзыв, оценив просьбу Яковлева как «дело невозможное» и «несогласное с нравственностью». Обратив особое внимание, что сын просителя Борис родился «не только в блуде, но и в прелюбодейном союзе, т.е. с нарушением супружеской верности» глава православного ведомства и крупнейший знаток гражданского права России указал, что «удовлетворение такого желания было бы безнравственно, а во многих случаях было бы обидно и для памяти первой жены, и для детей, прежде в законном браке прижитых». В итоге прошение В.И. Яковлева было отвергнуто императором [8. Оп. 28. Д. 99. Л. 2831]. Вместе с тем он дал «высочайшее повеление» пересмотреть правила Секретного наставления 9 апреля 1858 года об узаконении незаконнорожденных детей, разрешив до подготовки новой нормы использовать их как основу для принятия решений по узаконениям [8. Оп. 241. Д. 24. Л. 54; Оп. 28. Д. 99. Л. 33].
В течение всех лет, ушедших на подготовку и согласование соответствующего законопроекта, дела об узаконении детей рассматривались Комиссией по старой, неопределенной схеме, где исход зависел, прежде всего, от личного мнения чиновников, а также связей и знакомств просителей. Тем не менее, некоторые изменения в практике прохождения такого рода дел все же произошли. В ноябре 1883 г. было принято решение о реформировании Комиссии прошений. С мая 1884 г. ее правопреемница - Канцелярия е.и.в. по Принятию прошений на Высочайшее Имя приносимых - начала работать при Императорской главной квартире. Новый глава ведомства - Командующий Императорской главной квартирой генерал-адъютант О.Б. Рихтер значительно расширил применение все еще сохранявшего силу Секретного наставления 1858 г.
В результате в 80-е годы XIX столетия для узаконения своих добрачных детей, от дворян уже не требовалось наличия особых отличий, мало того, при некоторых обстоятельствах такая льгота могла быть предоставлена и лицам, получавшим о своей деятельности неблагоприятные отзывы.
Наиболее рельефно новый взгляд Канцелярии на этот вопрос прослеживается по материалам дела отставного штабс-капитана
А.Ф. Линдфорса. В ноябре 1885 г. проситель вступил в третий брак с Е.Я. Гревс, от которой в период с 1874 г. до брака у него родилось 5 детей, о судьбе и правах которых он и беспокоился. В этой истории не было бы ничего необычного, если бы не два обстоятельства. Во-первых, А.Ф. Линдфорс, характеризовался как «политически неблагонадежное лицо», состоявшее под «негласным надзором полиции» и поддерживавшее связь с государственными преступниками, причем один из них - Г. Гольденберг - проживал «некоторое время в его имении после совершения убийства Харьковского Губернатора Князя Кропоткина». Уже этого «букета» было вполне достаточно, чтобы отклонить ходатайства. Но существовало еще и второе обстоятельство: третья жена просителя и мать его детей - Е.Я. Гревс - приходилась родной сестрой второй его жене - О.Я. Гревс. Следовательно, последний его брак не отвечал православным каноническим нормам, как совершенный в запрещенной степени свойства, и в случае возбуждения духовным судом дела, был бы признан незаконным и недействительным, а законные (или узаконенные) дети, от него рожденные - незаконнорожденными. На другой стороне весов при рассмотрении вопроса присутствовали рекомендация статс-секретаря А.Н. Куламзина и «умопомешательство» Линдфорса. В силу последнего обстоятельства он не мог «лично утруждать» императора своими просьбами, поэтому, как выяснилось, автором подписанного им ходатайства на самом деле была его жена. Отвергнув это прошение в 1886 г., Канцелярия все же вернулась к нему снова в 1888 году. О. Б. Рихтер сообщил вышеизложенные перипетии царю, не предложив, правда, со своей стороны никакого проекта резолюции. По итогам всеподданнейшего доклада дети просителя получили не только фамилию и отчество отца, но даже права личного дворянства, правда, без права наследования по закону в имуществе «их воспитателя» [8. Оп. 11. Д. 510. Л. 1-43].
Подобные ситуации мягко оценивались начальником Главной квартиры как «не вполне согласующиеся с Секретным Наставлением». Постоянно передавая их на рассмотрение императора, он объяснял свои действия тем, что «широкое применение Царской милости к людям, вернувшимся на путь нравственной жизни, может
только укрепить святость семейных уз и увеличить число благонадежных граждан» [8. Оп. 241. Д. 24. Л. 83-84].
Вместо подготовки новой секретной инструкции руководство страны признало более насущным издание специального законопроекта, предусматривавшего право всех сословий на узаконение. Разработка его тянулась почти 10 лет. Наконец, в марте 1890 г. проект прошел все необходимые согласования и был отправлен на обсуждение в Государственный совет. Несмотря на то, что практика узаконения в Канцелярии к этому времени уже давно вышла за пределы Секретного наставления 1858 г., в этой части законопроекта текст в целом дублировал основные положения данного документа. За основу была взята двоякая цель - улучшить положение ни в чем не повинных детей, не покушаясь при этом на святость института брака, что предполагало разрешение узаконения последующим браком родителей за исключением случаев прелюбодеяния. В пояснительной записке к проекту закона Министерство юстиции во мно -гом дублировало положения, высказанные Государственным советом еще в начале XIX в. С одной стороны, говорилось о вовлечении колеблющихся холостяков в брак и спасении их от «окончательного нравственного падения», с другой же, указывалось на недопустимость полного уничтожения разницы между законным и незаконным рождением, что может обернуться «подрывом значения брака» и разрушением «основ, на коих покоится весь гражданский строй современных христианских государств» [8. Оп. 241. Д. 24. Л. 100-101].
После утверждения Александром III 12 марта 1891 г. закон «О детях узаконенных и усыновленных» [6, с. 111-114] вступил в действие. Вторая часть документа подробно излагала условия узаконе -ния детей последующим браком их родителей. Правила эти касались только христианского населения и, как уже отмечалось, не распространялись на «рожденных от прелюбодеяния». Процедура узаконения должна была осуществляться в Окружном суде, куда отец и мать подавали вместе с соответствующим прошением метрические свидетельства о рождении детей и о заключении брака, а также подписку о том, что дети происходят от них. При соблюдении
60
всех необходимых формальностей судом выносилось определение об узаконении, предоставлявшее детям права законных со дня венчания родителей.
Возможность возникновения на практике многочисленных ситуаций, выходивших за пределы действия новой правовой нормы, была очевидной еще для создателей документа. Поэтому при представлении законопроекта в Государственном совете Министерство юстиции обратило внимание на необходимость сохранения для та -ких случаев особого способа узаконения «в виде изъятия из правил ... закона, по Монаршему милосердию, в силу особого .акта Верховной Власти». В самом тексте о наличии такой возможности решено было не говорить, с одной стороны, из соображений морально-нравственного свойства (чтобы не ослабить «побудительных причин ко вступлению в брак»), а с другой - с учетом предшествовавшего опыта, убеждавшего, что даже прямое запрещение подавать прошения отнюдь не способно остановить заинтересованных лиц [8. Оп. 241. Д. 24. Л. 102].
Далеко не все люди, ходатайства которых не подпадали под действие правовых норм, были готовы сразу же обратиться к главе государства. Поэтому целый ряд «сомнительных случаев», не доходя до императора, становился предметом рассмотрения судебной власти. Достаточно часто внутреннее убеждение судей оказывалось сильнее требований закона, особенно в тех случаях, когда были возможны различные толкования одного и того же постановления. В результате в отношении узаконения дворянами сложилась крайне разнообразная судебная практика, различавшаяся не только в зависимости от учреждения, но имевшая специфику даже в рамках од -ного и того же органа.
В наибольшей степени «сомнения» судейских чинов вызывали основные положения правил, которые, казалось бы, совершенно четко определяли, кто имел и кто не имел права на «благодеяние нового закона». Речь шла о возможности узаконить «детей, произошедших от прелюбодеяния» и усыновить собственных незаконнорожденных детей.
В этом плане особенно интересен случай, описанный одним из крупнейших знатоков гражданского права России, сенатором А. Боровиковским. На 10 страницах книги своих воспоминаний и очерков «Отчет судьи» он подробно аргументирует справедливость вынесенного им во время службы в Судебной палате положительного решения об узаконении детей подполковником И.И. Гибер-фон-Грейфенфельс. Покинутый женой в 1876 г., этот дворянин в 1879 г. начал дело о разводе в связи с ее безвестным отсутствием. В 1887 г. Духовная консистория расторгла его брак, а в через два года Синод утвердил это решение. Это открывало перед Гибер-фон-Грейфенфельсом возможность вторичной женитьбы. С изданием закона 1891 г. супруги подали прошение в Окружной суд об узаконе -нии их детей, рожденных в 1883, 1885 и 1888 гг. Окружной суд отказал им в этом ходатайстве на том основании, что дети просителя рождены в период его первого супружества. Однако Судебная палата обратила внимание на то, что «прелюбодеяние есть преступление, преследуемое не иначе, как по жалобе оскорбленного в чести своей супруга» и пришла к выводу, что «происшедшими от прелюбодеяния могут быть юридически названы только дети, признанные таковыми по суду». Проведенную отмену решения Окружного суда (которую никто, конечно, не стал опротестовывать) сам А. Боровиковский оценил как «истолкование неясности закона», не имевшее «ничего похожего на произвольное распространение закона» [1, с. 298-304, 346-348].
Лишь подписанный Николаем II 3 июня 1902 г. закон «Об утверждении правил об улучшении положения незаконнорожденных детей» [6, с. 492-495] частично снял существовавшие разночтения в судебной практике в делах об узаконении детей и сократил число вопросов, предполагавших возможность решения исключительно с привлечением главы государства.
Главным нововведением этого закона стала отмена запреще -ния узаконять детей, прижитых от прелюбодеяния. К этому добавлялось право на усыновление своих собственных внебрачных
62
детей. Причем для данной категории усыновителей устанавливались даже особые льготы: возможность усыновления ранее достижения родителем 30-летнего возраста, сокращение разницы в возрасте между усыновителем и усыновленным менее 18 лет; право на усыновление и при наличии законных или узаконенных детей (если они совершеннолетние, то при их обязательном согласии, если же они несовершеннолетние, то при согласии другого их родителя); необходимость согласия матери внебрачного при усыновлении его отцом только в случае если она значилась в метрике о рождении ребенка.
Итак, в дворянских семьях широко были распространены попытки устроить судьбу собственных незаконнорожденных детей. На протяжении десятков лет государственная власть устанавливала против этого многочисленные запреты, но она сама же предоставляла шансы обойти несправедливый закон, что, конечно же, не могло не отразиться на статусе законности и отношении к праву в российском обществе.
Список литературы
1. Боровиковский А. Отчет судьи. - Т. 2. - СПб., 1892.
2. Веременко В.А. Дворянская семья и государственная политика в России (вторая половина XIX - начало ХХ вв.). - СПб.: Европейский дом, 2007.
3. Гуревич И. Родители и дети. - СПб.: Центр, 1896.
4. Мартынов Н. Узаконение и усыновление детей (Законы 12 марта 1891 г. и 3 июня 1902 г.), с законодательными мотивами, разъяснениями Сената и образцами бумаг. - СПб., 1907.
5. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. - СПб., 1896. - Ч. 2.
6. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. - 3. - Т. XI. - 1891. - № 7525. - СПб., 1894.
7. ПСЗ. Собрание - 3. - Т. XXII. - 1902. - № 21566. - СПб., 1904.
8. РГИА. Ф. 1412.
9. Свод Законов Российской Империи. (Св. Зак.). - Т. X. - Ч. 1. Законы Гражданские. - СПб., 1857.
