CC BY
257
Галай Ю.Г. Правовое положение незаконнорожденных детей в России XVII—XVIII столетий
Ю.Г. Галай
Гзлай Юрий Григорьевич — заведующий кафедрой теории и истории права и государства Нижегородского филиала Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», доктор юридических наук, профессор
E-mail: ugalay@hse.ru
Правовое положение незаконнорожденных детей в России XVII—XVIII столетий
В статье анализируется российское законодательство XVII—XVIII веков о правовом статусе внебрачных детей. Соборное уложение 1649 года разрешало данную проблему, следуя церковным уставам и правилам Святьых апостолов. В XVIII веке защита незаконнорожденных детей осуществлялась казуальными указами и исключительно в отношении дворянского сословия.
The article i s devoted to the analysis of the Russian legislation of the XVII—XVIII centuries concerning the legal status of children born out of wedlock.
The Council Code (1649 Code of tsar Alexis) solved this problem by following the Church Charters and the Apostolic Rules. Only bastards of the nobility were defended by the sporadic ukases in the XVIII century.
С тех пор как существует брак возникло понятие о внебрачном рождении и стало проводиться в юридическом быту различие между законными и внебрачными детьми. Однако в древнее время, когда половые связи не имели прочности, когда существовало многобрачие, когда заключение браков не подчинялось определенному порядку, а расторжимость их была легкая, частая и слабо регулировалась, различие между законными и незаконными детьми или совсем не существовало, или же оно было незначительное.
Это в полной мере относилось и к Древней Руси. Проникшее к нам из Византии римское право хотя и не было столь льготное для незаконнорожденных детей, но все же давало им определенные права. Кормчей книгой незаконнорожденными признавались все дети, которых прижили друг с другом лица, не состоящие между собою в законном браке1.
Принятие христианства оказало влияние на разграничение прав законных и незаконнорожденных детей, так как последние, по уверению церкви, происходили от союза преступного и допускаемого только языческой религией. Но такое воззрение приживалось постепенно, хотя следы христианского влияния начали сказываться рано. К примеру, Святополк, рожденный Владимиром от жены брата своего Ярополка, назывался сыном от прелюбодеяния и рассматривался как незаконнорожденный2.
С этими единичными случаями церковь на первых порах вынуждена была мириться, тем более, если это происходило в великокняжеской среде. При наличии таких взглядов следует предположить, что в Древней Руси имелось немало незаконнорожденных детей. Церковные правила о внебрачных
детях входили в жизнь исподволь, наряду с ускорением проникновения в нее христианской морали. Появляются правовые нормы в виде церковных уставов великих князей, борющиеся с прелюбодеянием и нарушителями семейного союза. Дела о незаконнорожденных детях на долгие века стали прерогативой церкви, духовенства. Даже в Соборном уложении 1649 года подобные коллизии советовалось разрешать по правилам апостолов и святых отцов3.
Следует сказать, что Соборное уложение не придавало значения институту узаконения незаконнорожденных детей, которые не причислялись к законным детям. Нужно отметить, что оно предоставляет нам весьма немного сведений о положении внебрачных детей, и это касалось лишь уяснения понятия незаконнорожденности, преследования за детоубийство внебрачных детей и наследственных их прав.
Незаконным ребенком признавался прижитый от наложницы до законной жены (т. е. до брака) «или и при законной жене, или после законной жены», а также рожденный от четвертой жены (гл. X, ст. 280).
В год издания Уложения было пояснено, что если вдова после смерти своего мужа останется беременною, то дите, которое родится от нее, должно считаться законнорожденным4.
Название незаконнорожденным считалось позорным (выблядок, выгонок, выпороток, гулявый, журавый, заугольник, пригульный, семибатькович, ублюдок), и назвавший кого-либо таковым прозвищем неправильно обязан был платить за бесчестье. Статья 280 главы X Уложения прямо говорит: «А буде кто с кем побраняся назовет кого выбляд-ком, учнет на него государю бити челом о бесчестье, и с суда сыщется про то челобитчика допрямо,
что он не выблядок, и ему на том, кто его назовет выблядком, велеть по сыску доправити бесчестье вдвое без всякия пощады».
На подведомственность прелюбодейных дел церкви, как и в древнейших предписаниях уставов великих князей, в Уложении указывалось: «А кто учнет у себя в дому делати беззаконие с рабою с женкою, или с девкою, и приживет с нею детей, и в том на него та раба учнет государю бити челом, отсылати на Москве на патриарший двор к патриаршим приказным людем и велети про них сыски-вати святительским судом и указ им чинити по правилам святых апостолов и святых отцов и по допросу обоих их отцов духовных» (гл. XX, ст. 80). Самих же незаконнорожденных повелевалось казнить бесчестием, преграждая им пути вступать в законные отношения с отцом даже через последующий брак (гл. XX, ст. 280).
Но чем руководствовались духовные власти, решая вопросы о незаконнорожденных детях? Ни русского светского, ни отечественного церковного законодательства по данному вопросу не существовало. Как известно, религия у нас была насаждена греками и первые русские иерархи также были по национальности ими. А так как они были законодателями в этих вопросах, то, естественно, могли пользоваться для этой цели только двумя источниками, действовавшими в их прежнем отечестве: византийским правом и постановлениями соборов восточной церкви. Поэтому уразуметь истинное легальное положение наших незаконнорожденных можно было лишь обратившись к этим источникам.
Согласно византийским законам внебрачные дети следовали фамилии и месту жительства матери, не пользуясь только преимуществами ее состояния. Но потом стали призываться и к наследованию ее имущества и стали иметь по отношению к ней такие же права, как и законные дети. Мало того, отец обязан был доставлять пропитание незаконным детям своей дочери, а после всех материнских родственников незаконные дети имели право законного наследования.
Что касается наказания матери за убийство незаконного ребенка, то полагалась смертная казнь, «чтобы на то смотря иные такова беззаконного и скверного дела не делали и от блуда учнилися». Тогда как за убийство законных детей родителей лишь наказывали годовым тюремным заключением. И в этом Соборное уложение 1649 года шло во след воззрениям Святых отцов и постановлениям Вселенских соборов.
В Уложении говорилось и о наследовании внебрачных детей, лишая их имущества, но исключительно в отцовских поместьях и вотчинах («И поместий и вотчин того, кто того выблядка у наложницы прижил, на той наложницы и женится, и ему того выблядка с законныя дети не причитати же, и поместий его и вотчин его выблядку не давати»), но не в движимом имуществе и в наследовании после матери (гл. X, ст. 280). В последствии отече-
ственное законодательство данное положение признало и окончательно закрепило его в Своде законов Российской Империи.
Забота правительства в отношении поместья и вотчины понятна, так как служилый человек нес службу именного с этого вида владения и собственности. Служба имела родовой характер, а потому незаконнорожденный считался вне семьи и рода и, следовательно, он не мог и наследовать в родовом имуществе.
Следует обратить внимание и на то, что закон не придавал значения узаконению через последующий брак. «А будет тот, кто того выблядка у наложницы прижил, на той наложнице и женится: и ему того выблядка в законные дети не причитать и поместий и вотчин тому выблядку не давать, потому что он того выблядка прижил у наложницы своей беззаконно до женитьбы», — указывалось в статье 280 главы X Уложения.
По Инструкции «старостам поповским, или благочинным строителям» патриарха Адриана вдова или девка, если «приживет с кем беззаконно и родит ребенка», то таких родительниц предписывалось очистить молитвой, отобрав от них поручную запись и допросив, учинить наказание — «бить шелепами нещадно», а после экзекуции сослать в монастырь на месяц для «монастырских трудов» (шелепы — веревочные кнуты с короткими рукоятками). Если роженица не назвала отца ребенка или место его жительства, то наказание удваивалось, чтобы «от тех блудников никакими отговорками в беззаконном деле от наказания ни для чего не укрывали». Кто же блудное дело учинит насильственно над девушкой, то насильника наказывали «за бесчестье против отца ее окладу вчетверо», а с вдовой «против окладу мужа ее умершего вдвое».
Отца незаконнорожденного ребенка приказывалось бить шелепами и ссылкой в монастырь под надзор на месяц. А если он к тому же был и не женат, то провинившегося обязательно венчали с обольщенной5.
Шелепы преимущественно употреблялись среди духовенства как наказание по приговорам духовных судов и как дисциплинарное взыскание. Но, как видим, шелепами наказывали и не только духовных лиц. Кстати, в то время ими наказывали также вдов или девок, уличенных в блудодеянии добровольно.
Соборное уложение — первое узаконение, заложившее строгое различие между законными и незаконными детьми, отнимающее у них отца, уничтожившее народный обычай «привенчива-ния» таких детей, запретившее родителям обеспечивать их.
До Петра I светское законодательство не обращало внимание на так называемых «детей невесты». Вселенская церковь издревле приравнивала обручение к браку. Похититель чужой невесты, как и похититель чужой жены, считался прелюбодеем. Русская церковь придерживалась того же правила.
Галай Ю.Г. Правовое положение незаконнорожденных детей в России Х\/11—Х\/111 столетий
Галай Ю.Г. Правовое положение незаконнорожденны/х детей в России Х\/11—Х\/111 столетий
При Петре I и при его преемниках законодательство в отношении внебрачных детей развивалось в следующем направлении: подведомственность дел о таковых лицах переходит от церкви к светским властям и нормы церковного права уступают светским законам.
Но в основном законодатель разрешал проблемы с внебрачным детьми казуальным путем. К примеру, Сенатским указом 1744 года было постановлено незаконнорожденных солдатских детей, не имеющих родственников или по их бедности, а также бродящих и просящих милостыню либо отдавать «всякого чина людям, имеющим деревни», либо на фабрики и заводы6.
Указом Екатерины II от 21 июля 1778 года по делу сержанта Ивана Костюрина спор о незаконном его рождении «при жизни бракосочетанных не был учинен гласным, ни после кончины мужа», когда мать била челом в Вотчинную коллегию, именуя его сыном. Поэтому, «не подавая силы опасному примеру опровергать законное рождение детей по смерти родителей, следует признать его сержанта Ивана Костюрина законным Ивана же Костюрина сыном»7.
Этот и подобные казуальные указы следовали почти исключительно по ходатайству лиц дворянского происхождения, занимавших по званию или чину своему видное общественное положение.
Как же определялись права незаконнорожденных в XVIII веке? По-прежнему сохраняется старое начало, что внебрачные дети следуют состоянию матери. Например, Сенатским указом от 9 января 1723 года незаконнорожденные от свободных женщин должны были приписываться к тем посадам, селам и деревням, где таковые живут8. В 1743 году незаконнорожденных от женщин свободного состояния приказано причислять по их желанию к казенным заводам, соляным промыслам или к государственным крестьянам. Незаконнорожденные же от крепостных матерей должны записываться за их владельцами9.
Согласно пункту 16 Инструкции о ревизии от 16 декабря 1743 года, если по генеральной ревизии «явятся» разночинцы и незаконнорожденные и люди боярские, отпущенные из домов с отпускными и с вечными паспортами, и никакого себе помещика «не выискали» и в подушный оклад не записаны, то таковых всех с детьми записать по их желанию в посады и цехи (если они имеют промыслы или ремесло). Если же они пожелают записаться за помещиками, то таковых «всех писать к помещикам и вотчинникам» и на фабрики к «кому они в услужение пойти похочет, дабы ни один без пожелания не остался (здесь и далее курсив наш. — Ю.Г.)». В случае же если их из платежа подушного оклада никто не брал, а в службу они не были годны, таких приказывалось отсылать для поселения в Оренбург или на казенные заводы10.
3 августа 1744 года Сенат, ссылаясь на свое решение от 22 мая того же года, определил: «незаконнорожденных записывать за теми людьми, кем
они воспитаны и быть у них вечно и равно как крепостные». Если же воспитатели их добровольно отпускали, то таковых записывать по их желанию в подушный оклад. Незаконнорожденных детей до шести лет «дабы оные без призрения и пропитания пропасть не могли, приказывалось отдавать всякого чина людям, имеющим деревни... и быть оным у них вечно, равно как купленным и крепостным им людям»11.
Правило о следовании незаконнорожденных состоянию матери не распространялось на дворянское сословие. Незаконным детям от дворянок не давался дворянский статус, хотя иногда встречались и исключения, когда по императорской милости права дворянства незаконнорожденным дворянам давались лицам высших классов12.
Таким образом, российское право изучаемого периода следовало началу материнства, но с одним исключением — оно умалчивало об обязанности матери содержать внебрачных детей. По всей видимости, эта обязанность разумелась сама собой.
Равно отсутствовали сведения и о наследовании после такой матери, хотя в древние времена такого запрета не существовало. Однако дореволюционный правовед К.А. Неволин полагал, что в родовом имении матери незаконнорожденные дети никогда не имели права наследования, так как это имущество переходило по наследству только к членам рода, а к нему причислялись лишь рожденные в законном браке13.
Тем не менее в отечественном законодательстве XVIII века встречались законодательные казусы, разрешавшие вопрос о допустимости внебрачных детей к наследованию в отцовском имуществе. Что же касается вопроса о наследовании материнского имущества, то он разрешался как в положительном, так и отрицательном смысле14.
Впервые закон, обязывающий отца участвовать в содержании своего внебрачного ребенка, появился при Петре I. В Артикуле 176 Воинских уставов 1716 года говорится следующее: «если холостой человек пребудет с девкою, и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца по состоянию его и платы нечто иметь дать и сверх того тюрьмою и церковным покаянием иметь быть наказан, разве что он потом на ней женится и возьмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать»15.
Правила эти относились только к неженатым и незамужним мужчинам, но не затрагивали судьбы детей, появившихся в результате прелюбодеяния. Кроме того, закон не возлагал полностью обязанности содержания на незаконного отца, обязывая его лишь участвовать в содержании («и платы нечто иметь дать»), косвенно указывая, что главное содержание внебрачного ребенка все же лежит на матери.
Исходя из данного артикула, привлечение отца к содержанию внебрачного ребенка выводится из деликта, рассматривается как вознаграждение за причиненный вред и, следовательно, не получило
гражданского характера. По замечанию профессора А.А. Котляревского, петровская мысль об обязанности отца обеспечивать своего незаконнорожденного ребенка «замерла в самом начале и дальнейшее законодательство шло своим старым, рутинным путем»16.
Заметим, что Гражданский кодекс Франции 1804 года такого права женщинам, родившим детей вне брака, не предоставлял. Оно появилось только в 1884 году.
Что же касается наследования после отца, то, видимо, оставалось правило Уложения 1649 года о наследовании в вотчинах и поместьях. В данном случае Екатерина II высказалась за гуманное начало, и это усматривалось в следующих случаях. В 1763 году на рассмотренном деле о разводе майора Лазарева с первой женой Екатерина II начертала резолюцию: «первая Лазарева жена, судом и правилами церковными не отреченная, не может быть лишена имени законной жены, а вторая по благословлению архиепископскому, идучи девкою 16 лет замуж, то же право имеет: следовательно дети, от обеих рожденные, должны быть допущены к наследству отца их; однакож первая сумни-тельство на себя навлекает по обстоятельству самого дела; но брак ее не нарушается, потому что дело не решено... брак второй жены сумнителен, потому что первая законная не отречена: и для того повелеваем детям от обеих жен разделить по указам, яко от двух браков рожденных, а матерям не их детинным частям с детьми сими по смерть»17. В 1788 году из Сената на Высочайшее рассмотрение поступило дело Апухтина, который, будучи женат на крепостной своей девке, женился вторично при живой супруге на Марье Бахтея-ровой, которая не знала, что он женат. Брак был расторгнут, но дело шло о судьбе детей, прижитых от Бахтеяровой. Императрица решила: рожденных от нее детей допустить к наследству, званию и достоинству наравне с прочими апухтинс-кими детьми. Государыня писала, что Апухтин, «будучи уже женатым на крепостной своей девке, не может относиться к виновности прижитым со второю его женою детям, а виною состоит единственно он, Апухтин, за что и долженствует с ним по-ступлено по законам». Но когда Апухтины подали ходатайство о предоставлении им наследственных прав после отцовских родственников, то в этом им было отказано18.
Случаи предоставления прав законных детей незаконнорожденным возникали и в конце этого столетия в виде Высочайшего соизволения или посредством сенатских указов. Так, 2 октября 1797 года император Павел I дал указ Сенату по делу Елагина, в котором прямо выражено дозволение вступить в права законных детей лицу, родившемуся прежде заключения его родителями законного супружества. В указе говорилось следующее: «снисходя на прошение действит. ст. сов. Елагина, дозволяется старшему из сыновей его, Афиноге-ну, родившемуся прежде, нежели родители его
сочетались законным супружеством, именоваться фамилиею Елагина и пользоваться как наследственными правами, равными с меньшими его братьями, так и дворянским достоинством»19.
В виде снисхождения и милости незаконнорожденные дети от дворян допускались к наследованию и в отцовской недвижимости, но к наследованию в родовой собственности они не допускались.
Из изложенного можно сделать вывод, что неразвитость отечественного права об узаконении внебрачных детей до Петра I в значительной степени была следствием того, что дела о них в Древней Руси были подведомственны духовной власти, которая не нуждалась в светском законодательстве, черпая их из церковных правил и иногда светского византийского права.
После намечается другой путь, во многом неопределенный. Колебание и неустойчивость постановлений и распоряжений относительно незаконнорожденных детей и известную снисходительность, а иногда и нерешительность можно объяснить общим состоянием нравов в дворянском обществе XVIII столетия. Как известно, нравы эти не стояли на высоком уровне, и примеров тому предостаточно. В особенности безнравственностью отличалось высшее общество, тон которому задавал императорский двор, где в разврате соперничали иноземцы с русскими.
Крайне растлевающее влияние на нравы имело крепостное право. Помещики наполняли свои досуги развратом, а некоторые из них устраивали в своих имениях своеобразную барщину для женщин с целью удовлетворения необузданных прихотей. Кое-где даже вводился средневековый обычай «первой ночи». Нередко были и гаремы из крепостных девок.
Примечания
1. См.: Неволин К.А. Полное собрание сочинений. — СПб, 1858. — Т. III: История Российских гражданских законов. — Часть первая: Введение и книга первая о союзах семейственных. — С. 362.
2. См. там же. — С. 306.
3. См.: Российской законодательство X—XX веков. — М., 1985. — Т. 3: Акты земских соборов. — Гл. XX. — Ст. 80.
4. ПСЗ 1. — Т. I. — № 14.
5. ПСЗ 1. — Т. III. — № 1612.
6. ПСЗ 1. — Т. XII. — № 8989.
7. ПСЗ 1. — Т. XX. — № 14778.
8. ПСЗ 1. — Т. VII. — № 4139.
9. См.: Неволин К.А. Указ. соч. — С. 365, 372.
10. ПСЗ 1. — Т. XI. — № 8836.
11. ПСЗ 1. — Т. XII. — № 9012; 9013.
12. См.: Загоровский А. О разводе по русскому праву. — Xарьков, 1884. — С. 419.
13. Неволин К.А. Указ. соч. — С. 372.
14. ПСЗ 1. — Т. XVI. — № 11893; Т. XXII. — № 16627; Т. XXVI. — № 19310 и № 19637.
Галай Ю.Г. Правовое положение незаконнорожденны/х детей в России Х\/11—Х\/111 столетий
Галай Ю.Г. Правовое положение незаконнорожденных детей в России XVII—XVIII столетий
15. Российское законодательство X—XX веков: В9т. — М., 1986. — Т. 4: Законодательство периода становления абсолютизма. — С. 295—300.
16. Котляревский А.А. Отверженные дети // Дело. — 1879. — № 8. — С. 57.
17. ПСЗ 1. — Т. XVI. — № 11893.
18. ПСЗ 1. — Т. XXII. — № 16627; Т. XVI. — № 19310.
19. Цит. по: Дылевский К.И. Об узаконении детей, прижитых вне брака // Журнал гражданского и уголовного права. — 1887. — Кн. I. — С. 82.
A.H. Лушин, K.A. Чудецкая
Лушин Александр Николаевич — доцент кафедрыi теории и истории государства и права Нижегородской академии
МВД России, кандидат юридических наук, доцент
E-mail: aleksr.lushin@pochta.ru
Чудецкая Ксения Александровна — преподаватель кафедры административного права и процесса Нижегородской
академии МВД России, кандидат исторических наук
E-mail: lushina ksen@mail.ru
Институт власти в свете христианского учения
В статье подробно рассматриваются и анализируются воззрения христианских мыслителей на происхождение и обоснование института власти. Авторы на основе религиозных текстов и сочинений церковных деятелей раскрывают христианскую концепцию взаимоотношений власти и подданных и обращают внимание на правовое оформление христианского учения о возникновении и нравственной сущности власти.
This article clarifies and analyzes Christian thinkers’ views of background and rationale for institution of power. They reveal Christian concept of relations between authorities and nationals on the basis of religious texts and the writings of church leaders, and they pay attention to the legal formalization of Christian doctrine of the origin and moral nature of power.
Вопрос возникновения и правового оформления института власти изначально находился в сфере постоянного интереса христианских мыслителей и римских знатоков права. Богослов Иоанн Златоуст (IV век), автор многих сочинений, указывал, что институт государственной или политической власти устанавливается исключительно по Божией воле, но категорично отделял это положение от оправдания власти отдельных восточно-римских императоров. Философ и авторитетнейший теолог европейского средневековья Фома Аквинский, опираясь на авторитет апостольского учения, писал о том, что государственная власть как таковая в своей сущности имеет несомненный божественный характер, но злонамеренное пользование этой властью будет противно божественной воле.
В Священном писании четко сформулированы важнейшие постулаты о божественном происхождении института государственной власти. В книге пророка Даниила прямо сказано, что «Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет» (Дан. 4, 14)1. Книга Премудрости Иисуса сына Сирахова сообщает следующее: «В руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней» (Сир. 10, 4)2. В той же книге далее указано, что именно Бог по своей воле «каждому народу поставил Он вождя»
(Сир. 17, 14)3. Развернутую характеристику института государственной власти как выражения несомненной божественной власти и силы содержат Притчи израильского царя Соломона: «Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду» (Притч. 8, 15)4. В одной из последующих глав говорится, что «сердце Царя — в руке Господа, как потоки воды: куда захочет, Он направляет его» (Притч. 21, 1)5. Таким образом, книги Ветхого Завета содержат существенно важный религиозный постулат: властитель на своем престоле появляется не случайно, а только по воле Бога. В нравственном богословии прямо отмечено, что «царская власть — Божие дарование и Божие благословение»6.
Видный российский церковный и государственный деятель XIX века митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов), размышляя о божественном происхождении института власти, писал, что «Бог, по образу Своего небесного единоначалия, учредил на земле царя, по образу Своего небесного вседержительства, устроил на земле царя самодержавного, по образу Своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, поставил на земле царя наследственного»7. В день коронования императора Александра II, обращаясь к нему в Успенском соборе московского кремля, митрополит Филарет произнес симво-
