© А.Б. Крылова, 2008
УДК 81.282 ББК 81.411.2-5
РЕГИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА СТРУКТУРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОБИРАТЕЛЬНЫХ ИМЕН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ В СОВРЕМЕННЫХ ВОЛОГОДСКИХ ГОВОРАХ
А.Б. Крылова
В статье обобщены результаты анализа морфемики и словообразования собирательных имен существительных в современных вологодских говорах, проведенного на основе структурно-семантического, лингвогеографического и когнитивного анализа данной группы слов. Рассмотрена региональная специфика языковых единиц, которая обнаруживается на уровне их морфемной структуры, а также в области формально-семантических составляющих морфемной деривации диалектных собирательных имен существительных.
Ключевые слова: говор, семантика, морфе-мика, словообразование, когнитивная и региональная специфика.
Морфемная структура диалектных имен существительных и специфика их словообразования активно изучаются в современном языкознании [1; 7; 11; 14 и др.]. Особый интерес вызывают собирательные имена существительные, характеризующиеся семантическим и структурным своеобразием в различных говорах русского языка [1; 3; 8; 15]. В данной статье исследуются диалектные собирательные существительные, зафиксированные в вологодских говорах северного наречия (материалы двенадцати выпусков «Словаря вологодских говоров»), предпринимается попытка соединить структурно-семантический, лингвогеографический и когнитивный аспекты описания структуры собирательных существительных.
Значение собирательности (нерасчленен-ной множественности) объединяет весьма разнородный лексический материал. Все существительные, в той или иной мере обладающие этим значением, могут быть рассмотрены с точки зрения полевой модели организации лексических множеств (см., напр.: [6]). Ядерную зону такого поля составят собствен-
но собирательные существительные, реализующие значение нерасчлененного множества в области лексической и грамматической семантики, а также проявляющие это значение на уровне морфемной и словообразовательной структуры (бабьё, березник). Именно эта группа слов и будет проанализирована в данной статье. Одним из наиболее существенных аспектов ее изучения, определяющим диалектные особенности слов в контексте общерусских закономерностей их строения, является структурно-семантический аспект: описание основы слова как совокупности элементов сложного целого в их динамическом взаимодействии.
Морфемная структура слов данной группы служит одним из определяющих средств экспликации их значения нерасчлененной множественности. В ядерной зоне поля собирательных существительных это значение, в первую очередь, выражается системой словообразовательных суффиксов в сочетании с именными корнями: зве[р’/]/о], солдат/н/я, дет/вор/а и др. Генетически эти аффиксы близки к формативам - показателям дискретной множественности в формах множественного числа (лис[т ’/¡/а], бра[т ’/¡/а]), суффиксам единичности (ив/ин/а, дерев/ин/а) и словообразовательным аффиксам другой семан-
тики (ив/няк, берез/няк). Кроме того, собирательное значение выражает ряд аффиксов транспозиционного словообразования: отглагольного (обрез/к/и, очист/к/и), отадъектив-ного (пушн/ин/а, общ/ин/а). В основах отыменного и неотыменного словообразования различные компоненты морфемной структуры основ по-разному участвуют в выражении предметного собирательного значения, поэтому данные основы характеризуются неодинаковой степенью членимости. На нее влияет ряд факторов, действующих как в общерусской морфемной системе, так и в отдельных ее функциональных вариантах (в литературном языке, территориальных диалектах). Это структурная модель основы, тип корня (по семантике и по характеру дистрибуции), тип аффикса (по функции и семантике), а также семантические отношения между морфемами основы. Выделяются также и диалектные факторы, в частности общерусский или диалектный характер корневых и аффиксальных морфов, а также большая или меньшая воспроизводимость морфем основы в диалектной системе [18].
Диалектные собирательные существительные на фоне общерусских закономерностей морфемной структуры обнаруживают очевидные региональные особенности. Они проявляются на уровне состава морфем в основах собирательных существительных и в области формальной и семантической сочетаемости этих морфем.
Состав комбинаторных моделей основ собирательных существительных несколько шире, чем в литературном языке (выделено 14 структурных типов основы, в том числе и достаточно редкие: RS1S2S3 (горб/уш/ин/ник ‘хорошие, пригодные для строительства доски’ [16, вып. 1, с. 122] - ср.: горб, горб/уш/а, горб/уш/ин/а); Pr1Pr2RS (вы/с/кы[р’/]/э] ‘поваленные бурей деревья’ [там же, с. 99] - ср.: кыр/к/а/ть, с/кыр/л/и/ть); R1iPrR2S1S2S3 (сух/о/по/ст/ой/н/ик [там же, вып. 10, с. 166]). Вместе с тем подавляющее большинство слов данной группы (более 200) имеет суффиксально-корневую основу, типичную для собирательных имен существительных в русском языке. Данные существительные образованы с помощью суффиксов -/- (пескарьё, деверьё), -ник- // -няг- // -няк- (березник,
ольшняк, сосняг) и других, менее продуктивных суффиксов. В таких основах могут быть представлены как общерусские (холост/ яжь), так и диалектные корни (бу[н ’///о]).
Изучение состава морфем собирательных существительных выявило ряд проблем, специфических для морфемного анализа диалектного слова. Это проблема идентификации морфем в случаях их активного фонематического варьирования (евшинник, ольшняк, лон-шняк, елховник, елоха) и, соответственно, отождествление диалектных морфов общерусских и диалектных морфем (-ин- // -тин- / / -овин-: бор/ин/а, бор/тин/а, бор/овин/а). Особую проблему составляет определение морфемных швов в посткорневой части основы, особенно в случаях множественности словообразовательной структуры слов (гороховина ‘стебли гороха’ [там же, вып. 1, с. 125] -ср.: горох, гороховый), а также при анализе архаических образований (детвора - ср.: дети, детва). При описании взаимодействия морфем в структуре основ собирательных существительных актуальны проблемы определения семантики корней (галеда ‘дети’ - ср.: гал/е/ть/ ‘проказничать, смешить’, гал/ева/ ть ‘шалить, баловаться’, гал/е ’многолюдно’ [17, вып. 6, с. 109-110]), в том числе и в случаях фразеологизации внутренней формы слова (земляничник ‘листья земляники’ [16, вып. 2, с. 169] - ср.: земля). Все эти проблемы могут быть решены только в результате анализа диалектных собирательных существительных в контексте диалектных корневых гнезд и аффиксальных парадигм исследуемой совокупности говоров.
Собирательные существительные в говорах, как и в литературном языке, образуются различными способами. Ведущим среди них является суффиксация на базе производящей основы. Самую многочисленную группу производных составляют имена существительные среднего рода, образованные с помощью форманта -/-: животье, посилье, комарьё, егильё, долготьё и т. д.) - на базе слов различных частей речи: а) имен существительных (комар - комарьё), б) имен прилагательных (долготьё - долгий), в) глаголов (дарьё - дарить). Общерусские словообразовательные типы в говорах могут иметь более широкое значение (-ник- / -няк- / -няг-
не только для обозначения совокупности деревьев), характеризоваться более широким формальным варьированием (егильё, егилья), иметь особые синонимические связи (оль-шанник / ольховник) и дополнительные экспрессивно-стилистические различия (робя-тёшка) [9, с. 50].
Лингвогеографическую специфику структурной организации собирательных имен существительных уже неоднократно рассматривали составители диалектных лексико-словообразовательных и лексико-грамматических карт русского языка (см., напр.: наименование дикого животного, зверя: zverad-ь, dicь, zver-/', гуеппа [13, карта 1]; фонетико-грамматичес-кие особенности собирательных существительных, образованных с помощью суффикса -/- [8, карта 34]; название зарослей деревьев одного вида: ельняг, сосняг, кедрач, ольшуга [10, карта 19] и др.). Наиболее интересны здесь изучение территориальной закрепленности вариантов словообразовательных моделей -ник (березник), -няг (ольшняг), -няк (ольшняк), региональной дистрибуции морфонологических преобразований основ (ребятьё, сыновьё), варьирования форм единственного и множественного числа (егильё - егилья, волосье - воло-сья) [1], а также комментарии к картам, отражающим образование слов с общим значением (например: ‘редкий лес’: редьё, облесье, редколесица; жидник - жидняк; поред // по-редь [10, карта 10]). Такие карты более детально показывают территориальные различия в выборе средств и способов словообразования, мотивирующей базы, обнаруживают соотношения словообразовательных синонимов и вариантов. Во всех перечисленных случаях географические различия касаются аффиксальной части основ собирательных существительных. Не менее интересной, на наш взгляд, будет лингвогеографическая интерпретация диалектных корневых морфем, разграничение среди них корней широкой локализации (галяда) и узколокальных морфем (мяндач).
Изучение структурной организации собирательных имен существительных в вологодских говорах в когнитивном аспекте позволяет выявить те сферы языковой картины мира северно-русского крестьянина, для которых актуально образование слов со значением нерасчлененной множественности. Это
дает возможность «не только определить сферу действия словообразовательных процессов, но и выявить, что в нем обозначается, что привлекает внимание носителей языка (то есть тем самым выявить принципы номинации основных понятий языковой картины мира)» [4, с. 14]. В говорах, как мы убедились, важно обратить внимание на круг производящих основ, состав средств словообразования, характер их присоединения к производящим основам и на частные значения производных собирательных существительных.
Круг производящих основ диалектного словообразования собирательных существительных уже определяет круг значимых объектов, для которых в сознании носителя говора важна собирательная количествен-ность. В первую очередь, это наименования человека. В отличие от литературного языка, где актуализируются принадлежность к профессии (солдатьё, офицерство, директорат и т. д.), социальным классам (аристократия, интеллигенция и т. д.), манере поведения (хамьё, хулиганьё), в диалектах наиболее активна мотивация, связанная с родством или приобретением родства (деверьё, заглавье, посторонница, прибор, приборена, родня, родняк, родина, сродня, родняне), а также с именованием детей (галяда, малета, мало-росье, малытьё, мальё, мелузга, селёда) и молодых людей, не состоящих в браке (мо-лодежник, молодяга, молодяжка, моло-дяжник, локасьё, холостяжь). Это можно объяснить тем, что для сельских жителей сохранение даже отдаленных степеней родства и его приобретение составляло особую ценность: «Как говорится, седьмая вода на девятом киселе, а все равно знают друг друга и ходят верст за пятнадцать-двадцать. Практически большая или маленькая родня имелась если не в каждой деревне, то в каждой волости» [9, с. 123]. Активное же образование собирательных названий детей и молодежи отчасти можно мотивировать тем, что здесь в меньшей степени была актуальна половая дифференциация людей, чем, например, для взрослых, достигших половой зрелости, вступивших или вступающих в брак.
Среди собирательных существительных, называющих явления природы, обращают на себя внимание названия деревьев, растущих
вместе, их составных частей и предметов, изготавливаемых из дерева определенной породы или из какой-либо его части. Вологодская область - лесной край, ее площадь составляет 145,7 тыс. кв. км и почти на две трети покрыта лесами, составляющими 2 % от всего российского леса [5, с. 18]. Поэтому для северно-русского крестьянина деревья, растущие вместе, составляли особую ценность. Об этом свидетельствуют многообразие производящих основ собирательных существительных данной группы и их семантическая разноплановость. Если сравнивать эту группу с соотносительными словами в литературном языке, то приходится констатировать в нем ее существенную инвентарную и семантическую скудность. В диалектном словообразовании собирательных существительных актуализируется целая система признаков обозначаемых объектов. Во-первых, для вологодского крестьянина было важно представить породу деревьев, растущих вместе (наиболее значимым противопоставлением, как нам кажется, будет именование пород деревьев старых хвойных лесов (изосняк, лаповица, пих-тняк, сосняг) и зарослей ивы (ивняк, ильняг) или ольхи (евшанник, елховник, лоншак, олешнияк, олешняг, ольшаник) на вырубках, а также название пород деревьев, более редких в северных краях: березник ‘березовая роща’, глушняга ‘березовая роща, в которой растут березы определенного вида (глушина)’, дубьё ‘дубы’ и др.). Во-вторых, важную роль играют характеристика леса по месту произрастания, существенно влияющая на его потребительские качества (болотняк ‘лес, растущий на болоте’ - как правило, слабый, гнилой, непрочный; боровина, бортина ‘лес, растущий на возвышенном месте, - наоборот, отличающийся высоким качеством’); качественные признаки деревьев, определяющие возможность или невозможность употребления их для строительных работ (пресняк, преснина, мяндак ‘молодые деревья с неокрепшей, неплотной непрочной древесиной’ -ср.: ровняк ‘стройные, прямые деревья одинаковой высоты’, конда ‘сосновый строительный лес высокого качества’); производственное назначение леса (оглобельник ‘молодой лес, пригодный для изготовления оглобель’, палочник ‘молодой лес, который
обычно рубят на жерди, палки’, скальник ‘березовый лес (откуда приносили скалы ‘берёсту’ для изготовления домашней утвари)’, дровяник ‘участок нестроевого леса, вырубаемого на дрова’ и др.); а также обозначение большого густого дремучего леса (сузёмье, раменье, ропость), представляющего определенную опасность как «чужое» пространство (В раменье медведь-то и жил, пока его не убили; Сузем - непролазной лес, старой, что к небу дыра [16, вып. 9, с. 25; вып. 10, с. 154]). Все сказанное свидетельствует о ценностном отношении вологодского крестьянина к дереву, лесу: это взгляд хозяина, строителя, человека, который обрабатывает лес, питается лесной пищей и отапливает свой дом древесным топливом. Интересно в связи с этим то, что в качестве производящих основ для наименования совокупности деревьев по их потребительским качествам в вологодских говорах нередки субстратные основы карель-ско-вепской этимологии: мянда ‘сосна // молодое, неокрепшее дерево // редкослойная, не смолистая сосна // лес плохого качества, непригодный для строительства // неплотный, рыхлый слой древесины, расположенный непосредственно под корой’ [16, вып. 5, с. 16] -ср.: фин. manty, вепск. mand ‘сосна’; райда ‘ива’ [там же, вып. 9, с. 24] - ср.: вепск. raid, фин. raita ‘ива’; конда ‘сосновый строительный лес высокого качества’ [там же, вып. 3, с. 96] - ср.: конда ‘возвышенность’, вепск. kondu ‘земельный надел, угодье’ [12, с. 92100; 111-112]. Такие параллели свидетельствуют о том, что маркируемые подобными основами признаки входят в число основополагающих, наиболее значимых для жизни людей данной местности.
Самую многочисленную группу среди производных собирательных существительных в подгруппе «Животный мир» составляют наименования совокупности рыб (карасьё, малява, меево, малявина, мулява, налимьё, озерина, халюзье, пентява, пескарьё, со-рожняк, трупник (налимы) и др.). Это можно объяснить двумя причинами. Во-первых, одним из основных промыслов вологодского крестьянина было рыболовство, поэтому обозначение рыб той или иной породы составляло определенную ценность. Во-вторых, по сравнению с крупными животными и птица-
ми, обладающими индивидуальными признаками (медвежьё, мериньё, тетеревьё), рыбы, так же как, например, насекомые (кло-повье, комарьё, живчик (мошкара), мошко-та, муега, муляга, паутьё и др.), мыслимые как нерасчлененное множество, «растворяются в массе», поэтому для обозначения этой массы активно образуются собирательные существительные.
И, наконец, как средство экспликации значимых объектов и их отношений в картине мира сельского жителя следует рассмотреть группу собирательных существительных, называющих предметы неживой природы, связанные с бытовой деятельностью, повседневной жизнью человека. Здесь обращают на себя внимание многочисленные наименования старой, ветхой одежды: буньё, ветошь, гуньё, дряньё, латаньё, лепестенье, лопотьё, ло-потина, лотоно, лотоньё, ремоньё, ренье, ротаньё, рибуша, рахмотье, отрепье, охло-мотье, тренье, трунининна, тряхомудье, тряпитенье, труньё, трунина, хламудье, худьё, суколотье. Причем семантика этих слов достаточно часто развивается по определенной модели: старая, ветхая, изношенная одежда (Не накидай, паре, этого платья: на труньё находит) > одежда вообще (Тру-нья-то всякого много, а носить-то некуда) > негодные старые вещи, рухлядь (Все вещи ненужные на мосту выкинули у меня и говорят: «Вот, бабка, тебе! Ты хоть теперь это труньё тут не валишь!») > какие-либо вещи, предметы (Разложил тут всё своё труньё, сидит прямо на проходе - не пройти!) [16, вып. 11, с. 65]. В подобных случаях можно говорить об актуальности сниженной оценки данных предметов в речи сельских жителей. На фоне весьма разнообразных видовых наименований мужской и женской одежды, у которых отсутствует отрицательная коннотация, наименование различных предметов одежды или одежды вообще в речи ди-алектоносителей могло сопровождаться их ситуативной пренебрежительной оценкой (ср.: разг. тряпки).
Таким образом, региональная специфика собирательных имен существительных в вологодских говорах может быть обнаружена на уровне их морфемной структуры, а также в области формально-семантических со-
ставляющих их морфемной деривации. Эти особенности могут быть рассмотрены в структурно-семантическом аспекте как варьирующиеся звенья морфемной и словообразовательной систем русского диалектного языка. Лингвогеографическая интерпретация диалектных различий в области словообразовательной морфемики собирательных существительных позволяет описать территориальную дистрибуцию аффиксальных морфов в структуре таких слов и морфонологические процессы, сопровождающие процесс их образования. Территориальная закрепленность элементов морфемной структуры собирательных существительных во многом обусловлена генезисом категории числа в русском языке и позволяет более наглядно представить процесс формирования инвентаря аффиксальных маркеров собирательности в современном русском литературном языке. Анализ структурной организации производных собирательных имен существительных в когнитивном аспекте позволяет выявить основные доминанты в системе ценностей северно-русского крестьянина. Эти ценности определяются местом его обитания, родом занятий, характером отношений с родственниками и одно-сельчанинами, иначе говоря, культурными, психологическими и бытовыми стереотипами.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Азарх, Ю. С. Русское именное диалектное словообразование в лингвогеографическом аспекте / Ю. С. Азарх. - М. : Наука, 2000. - 178 с.
2. Белов, В. И. Избранные произведения. В 3 т. Т. 3. Лад: Очерки о народной эстетике ; Пьесы / В. И. Белов. - М. : Современник, 1998. - 162 с.
3. Букринская, И. А. О категории собирательности в литературном языке и русских говорах / И. А. Букринская, О. Е. Кармаюва // Русский язык сегодня - 2. Активные языковые процессы конца ХХ века / под ред. Л. П. Крысина. - М., 2003. - С. 162-171.
4. Вендина, Т. И. Лексический атлас русских народных говоров и языковая картина мира русского народа / Т. И. Вендина // Лексический атлас русских народных говоров. Материалы и исследования, 1995. - СПб., 1998. - С. 11-18.
5. Вологодская область. - Вологда : Деловой и культ.-информац. центр Волог. обл., 2004. - 347 с.
6. Высоцкая, И. А. Русское собирательное имя в лингвопрагматическом аспекте : автореф.
дис. ... канд. филол. наук / И. А. Высоцкая. - Ростов н/Д, 2002.- 23 с.
7. Диалектное словообразование, морфеми-ка и морфонология. - СПб. ; Вологда : Наука, 2007. - 304 с.
8. Диалектологический атлас русского языка: Центр европейской части СССР. - Вып. II: Морфология. Комментарий к картам. - М. : Наука, 1986.
9. Ипполитова, Н. Б. Собирательные существительные в говорах Мордовии / Н. Б. Ипполитова // Лексика, словообразование и фонетика среднерусских говоров Поволжья. - Саранск, 1992. -С. 50-51.
10. Лексический атлас русских народных говоров : проб. вып. - СПб., 2005.
11. Мотивационный диалектный словарь. -Томск : Изд-во Том. ун-та, 1989.
12. Мызников, С. А. Русские говоры Обонежья : Ареально-этимологическое исследование лексики
прибалтийско-финского происхождения / С. А. Мызников. - СПб. : Наука, 2003. - 540 с.
13. Общеславянский лингвистический атлас. Сер. лексико-словообразовательная. - Вып. 1 : Животный мир. - М., 1988.
14. Опыт диалектного гнездового словообразовательного словаря. - Томск, 1982.
15. Романовская, Г. А. Суффиксальное словообразование имен существительных в говорах То-темского района Вологодской области : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Г. А. Романовская. - М., 1972. - 23 с.
16. Словарь вологодских говоров. - Вып. 1-
12. - Вологда, 1983-2007.
17. Словарь русских народных говоров. -Вып. 1-35. - М. ; СПб., 1965-2002.
18. Шаброва, Е. Н. Морфемика русских говоров : учеб. пособие / Е. Н. Шаброва. - Вологда : Русь, 2007. - 96 с.
REGIONAL PECULIARITIES OF A COLLECTIVE NOUN SYSTEM IN MODERN DIALECT OF THE CITY OF VOLOGDA
A.B. Krylova
The article generates the results of structural-semantic, lingua-geographical, and cognitive analyses of collective nouns in modern Vologda dialects. The regional peculiarities of language units are represented in their morphemic structure, in formal and semantic components of morphemic derivation of dialectal collective names.
Key words: dialect (patois), semantics, morpheme, word-building, cognitive and regional peculiarities.