CC BY
12УДК 342.9
Коновалова Людмила Геннадьевна, доцент кафедры судебной, административной и прокурорской деятельности Алтайского филиала ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации» (Барнаул, Россия), кандидат юридических наук, доцент
Статья посвящена анализу последней реформы законодательства о государственном контроле и надзоре, сопряженной с введением в действие «регуляторной гильотины» и смягчением административной ответственности для предпринимателей. Отмечается, что реформа в целом направлена на обеспечение правой безопасности бизнеса, однако она осложнена наличием значительного числа нормативных правовых актов в рассматриваемой сфере, номинальностью оптимизации обязательных требований, проверяемых в ходе контроля и надзора, проблемами определения критериев риск-ориентированного подхода при осуществлении проверочных мероприятий и использования вводимых новых информационных технологий, нечеткой формулировкой законодательных новелл.
Ключевые слова: государственный контроль (надзор), проверочное мероприятие, обязательные требования, цифровизация, административная ответственность.
реформа законодательства
о государственном контроле и надзоре:
основные направления и проблемы
reform of legislation on state control and supervision: main directions and problems
По метким замечаниям современных исследователей «государственный контроль (надзор) соткан из противоречий» [1, с. 57]: с одной стороны считается важнейшей функцией государства, а с другой стороны, ассоциируется с административным гнетом. Реформа законодательства о контроле и надзоре уже претерпела несколько витков своего развития, последний из которых связан с введением в действие Федерального закона «О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации» от 31 июля 2020 г. № 248-ФЗ [2], сопряженном с принятием Федерального закона «Об обязательных требованиях в РФ» от 31 июля 2020 г. № 247-ФЗ [3] и внесением поправок в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (далее КоАП РФ) [4]. Официальным лейтмотивом реформы послужило стремление минимизировать административные барьеры для предпринимателей, обеспечить правовую безопасность бизнеса, сориентировать контрольно-надзорную деятельность органов власти на приоритет предупреждения нарушения обязательных
требований по отношению к проявлению наказательной политики. Основные новеллы законодательства касаются следующих направлений.
Во-первых, масштабно в контрольно-надзорную деятельность органов власти вводится риск-ориентированный подход, предполагающий замену ранее существовавшего правила о проведении плановых проверок не чаще, чем один раз в три года, на установление интервалов проведения плановых контрольных мероприятий в зависимости от категории риска объекта контроля. Частично такой подход вводился еще с 2016 г. в отношении отдельных видов деятельности, утвержденных постановлением Правительства РФ [5]. Сегодня он применяется повсеместно и обогащен методиками учета добросовестности контролируемых субъектов. Например, при определении критериев риска оценка добросовестности контролируемых лиц проводится с учетом реализации контролируемым лицом мероприятий по снижению риска, наличии внедренных сертифицированных систем внутреннего контроля в соответствующей сфере деятельности;
предоставлении контролируемым лицом доступа контрольному (надзорному) органу к своим информационным ресурсам, добровольного страхования рисков и т.п.
Во-вторых, большее внимание уделяется профилактической деятельности контрольно-надзорных органов государства. Закреплен приоритет профилактических мероприятий по отношению к контрольно-надзорным. Органы власти обязаны не только принимать программы профилактики, но и должны предусматривать меры стимулирования добросовестности подконтрольных субъектов, внедрять механизмы их самообследования, осуществлять профилактические визиты и объявлять предостережения. Например, в развитие этих законодательных положений Роспотребнадзор может присуждать компаниям и индивидуальным предпринимателям, работающим с потребителями, репутационный статус. Контролируемое лицо имеет возможность размещать эту информацию публично, например, на своем сайте, в рекламе.
В-третьих, расширяется практика применения информационных тех-
_ алтаискии вестник государственной и муниципальном службы
12023 ,
нологий при осуществлении государственного контроля (надзора). В развитие Федерального закона Генеральной прокуратурой РФ, которая является оператором Единого реестра проверок, принимаются меры к трансформации данной государственной информационной системы в Единый реестр контрольных (надзорных) мероприятий, а Министерство экономического развития РФ совместно с Министерством цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ обеспечивает ведение единого реестра видов контроля с корелляцией данных на портале государственных услуг. Обновленные информационные системы содержат более расширенный информационный массив о проверках: не только сведения о запланированной проверке, но и данные о видах контрольных (надзорных) мероприятий, всю документацию по проверке. На решении о проверке должен быть ОД-код, по которому можно перейти к сведениям о проверке в реестре. Такой подход нацелен на обеспечение прозрачности процедур контроля, повышение эффективности надзор за работой государственных органов. Также цифровизация проявила себя в закреплении электронного документооборота между ведомствами, при составлении документации по проверкам, при извещении и при обжаловании. Документы подписываются электронной подписью. Контролируемое лицо извещается через электронную почту, через портал госуслуг.
В-четвертых, детализированы процедуры контроля, подробно прописаны права и обязанности участников контрольно-надзорных правоотношений, сокращены сроки проверок, установлены требования к документарной составляющей проверок. Такие новеллы должны явиться гарантией того, что контролирующий орган не будет действовать произвольно.
В-пятых, предполагается оптимизация требований, предъявляемых к предпринимателям. По Федеральному закону «Об обязательных требованиях в РФ» была проведена так называемая «регуляторная гильотина», включавшая в себя отмену многих подзаконных актов, устанавливающих требования к бизнесу, оценка соблюдения которых происходит в ходе осуществления контрольно-надзорной деятельности
государства. Установлено правило о том, что если подзаконный акт, содержащий обязательные требования к 1 января 2021 г. не был актуализован, то поднадзорное лицо не может быть привлечено к административной ответственности в случае его нарушения.
В-шестых, путем внесения изменений в КоАП РФ была смягчена административная ответственность, налагаемая в ходе осуществления государственного контроля (надзора). Появилась возможность замены штрафа на предупреждение при совершении правонарушения впервые, закреплено право уплаты штрафа в размере У от наложенной суммы в течение 20 дней с момента вынесения постановления, установлено общее правило привлечения к ответственности исключительно после проведения проверки, внедрено положение об ограничении числа постановлений о привлечении к ответственности в случае выявления нескольких правонарушений, квалифицируемых по одной статье КоАП РФ.
Безусловно, указанные направления совершенствования законодательства имеют позитивную природу, призваны создать существенные гарантии правовой безопасности бизнеса. Вместе с тем, не все аспекты проводимой реформы контрольно-надзорной деятельности получают однозначную оценку, имеются и критические замечания в адрес указанных новелл.
Первое. Не вполне проработанной является идея риск-ориентированного подхода. В отличие от зарубежных стран, где риски рассчитываются особыми научными организациями и экспертными учреждениями на протяжении многих лет, в России определение категорий рисков отнесено к ведению органов власти, которых нельзя назвать независимыми в данном процессе. В настоящее время органы государственной власти пытаются разработать весьма сложные методики определения рисков, что с очевидностью не всегда им удается сделать оптимально. По замечаниям прокуратуры часто используются категории риска, не отвечающие положениям Федерального закона. Среди регулярно отвергаемых прокуратурой критериев можно назвать «неполучение ответа на предостережение», «учет допущенного количества нарушений» и т.п.,
по скольку индикатор риска должен отражать именно угрозу возможного нарушения, а не фиксировать факты допущенных нарушений.
В юридической литературе также подмечается проблема чрезмерной разбивки подконтрольных видов деятельности на подвиды, что влечет за собой пересечение различных групп риска в отношении одного и того же субъекта. Например, медицинские изделия оцениваются в рамках лицензионного контроля, метрологического контроля, а также государственного контроля (надзора) за обращением медицинских изделий. Соответственно, для одной и той же медицинской организации, осуществляющей один вид деятельности, могут быть установлены разные перечни возможных категорий риска: в рамках лицензионного контроля (как составной части государственного контроля (надзора) качества и безопасности медицинской деятельности) предусмотрены чрезвычайно высокая и высокая категории риска, а в рамках государственного контроля (надзора) в сфере обращения лекарственных средств или медицинских изделий - нет [6, с. 13].
Более того, в условиях сложности и множественности контрольно-надзорного законодательства риск-ориентированный подход зачастую нивелируется. Помимо основного Федерального закона «О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации» в России сегодня действует свыше 200 нормативных актов, регулирующих особенности контроля и надзора в таможенной, валютной, финансовой, сфере, сфере охраны правопорядка и т.д. В результате на практике встречается пересечение многих видов контроля, не все их которых учитывают риск-ориентированный подход. Так, для медицинской организации параллельно действуют несколько видов контроля с многократным частичным дублированием полномочий между ТФОМС по субъектам Российской Федерации, страховыми медицинскими организациями, Росздравнадзором, Роспотреб-надзором, Ростехнадзором, ФМБА, органами ведомственного контроля качества и безопасности медицинской деятельности, национальными медицинскими исследовательскими центрами. Столь разносторонняя архитектура
контроля позволяет государству варьировать видовое распределение контрольной деятельности. Так, с одной стороны, на лицензионный контроль с 2021 г. распространены положения Федерального закона № 248-ФЗ, тем самым ограничив возможность проведения проверок лицензионных требований. С другой стороны, с 2021 г. в перечень нарушений, выявляемых при проведении контроля со стороны страховых медицинских организаций и территориальных фондов обязательного медицинского страхования, включили как случаи нарушения лицензионных требований, так и случаи отсутствия или прекращения действия лицензии, что фактически подразумевает соответствующие полномочия по контролю [1, с. 57-60].
Риск-ориентированный подход при его введении предполагал и существенное изменение оценки деятельности контролирующих органов. Официально ставилась задача оценивать работу органов власти не по количеству проведенных проверок и случаев привлечения к ответственности, а по объективным показателям изменения сферы контроля, нацеленным на снижение рисков в деятельности подконтрольных субъектов. Однако по утвержденным к настоящему времени индикативным показателям контрольной деятельности органов власти заметно, что в основном параметры оценки остались по-прежнему сопряженными с количеством выявленных нарушений, выданных предписаний или предостережений, числом жалоб и т.п. [7, 8] В тех случаях, когда были предприняты попытки «привязать» работу контролирующих органов к параметрам проверяемой сферы, зачастую наблюдается нецелесообразность избранных ориентиров. Например, согласно Положению о федеральном контроле медицинской деятельности ключевым показателем контроля (надзора) является количество расхождений диагнозов по результатам патолого-ана-томических вскрытий [9]. По сути, данная норма подразумевает наличие причинно-следственной связи между каждым неправильным диагнозом (выявленным посмертно) и деятельностью контрольно-надзорного органа, однако этот орган в силу закона не участвовал ни в управлении, ни в оказании медицинской помощи.
Второе. Современное правовое регулирование и складывающаяся правоприменительная практика заставляют задуматься о балансе защиты публичных интересов и интересов предпринимателей. Введение в действие нового законодательства повлекло за собой существенное сокращение контрольно-надзорных мероприятий на практике. Например, Роспотребназор более, чем в 2,5 раза сократил число проводимых проверок. По заявлениям представителей прокуратуры Алтайского края, озвученным в рамках «Пятого конгресса цивилистов правоохранительных органов» 30 марта 2023 г., прокуратура отказывает в согласовании плановых и внеплановых проверок более, чем в 70 процентах случаях. Подобная ситуация позволяет предпринимателям зачастую нарушать права граждан и оставаться безнаказанными. Общее направление развития законодательства пока не учитывает специфику многих видов деятельности. Например, отравление хлором в бассейне требует незамедлительного проведения исследований, а процедура согласования проверки с прокуратурой приводит к потере доказательственного материала.
Изменения КоАП РФ о приоритетности контрольно-надзорного законодательства по отношению к законодательству об ответственности привели к чрезмерно широкой интерпретации этого правила. Так, с учетом его распространенности на муниципальный уровень, практика дошла до того, что не позволяет привлекать к административной ответственности даже за нарушения правил благоустройства в муниципальных образованиях без проведения проверки. А с учетом введенного моратория [10] на проведение проверок привлечение к административной ответственности становится просто не реальным, от чего могут страдать интересы граждан.
В целом факт затянувшегося периода действия моратория на проверки требует постановки радикального вопроса о сокращении числа государственных служащих контрольно-надзорных ведомств, а также об адекватности подобных сроков моратория с учетом необходимости применения правовосстановительных механизмов в гражданском праве для защиты потерпевших.
Кроме того, к настоящему времени наблюдается явный дефицит возможностей по выявлению, пресечению нарушений, устранению их последствий и восстановлению нарушенного права. Например, в отношении медицинской организации, на первый взгляд, потенциальный перечень мер, имеющихся в распоряжении инспектора, достаточно широк и включает в себя: профилактические мероприятия, контрольные (надзорные) мероприятия с выдачей предписания об устранении выявленных нарушений; возбуждение дела об административном правонарушении либо обращение в суд с требованием о принудительном отзыве продукции и (или) запрете эксплуатации объектов и (или) доведения до сведения граждан и организаций информации о наличии угрозы причинения вреда (ущерба) охраняемым законом ценностям. Однако профилактические мероприятия, в том числе объявление предостережения, ни к чему правонарушителя не обязывают. Привлечение к административной ответственности само по себе не восстанавливает нарушенного права. Инспектор может побудить подконтрольное лицо оснастить оборудованием свои структурные подразделения только посредством выдачи предписания. Однако организация может намеренно отказаться от исполнения предписания, несмотря на административную ответственность по ст. 19.5 КоАП РФ. При этом вынесение повторного предписания согласно письму Генеральной Прокуратуры РФ от 12 апреля 2016 г. № 76/2-277-2016 не соответствует установленному законодательством механизму воздействия на виновное лицо. Тем более, предписание возможно выдать только после проведения контрольного (надзорного) мероприятия. Однако если медицинская организация будет находиться в низкой категории риска, это будет исключать возможность проведения плановой проверки. Возможность внеплановой проверки ограничена доказываем угрозы наступления вреда здоровью, что также затруднительно [6; с. 14].
Третье. При значительном внимании к профилактике в деятельности контрольно-надзорных органов, остаются не совсем понятными формы этой деятельности. Природа профилактики (понятие, принципы, признаки) не
_ алтаискии вестник
государственной и муниципальном службы
12023 ,
была урегулирована должным образом, а наличие открытого перечня профилактических мероприятий закономерно повлекло возникновение вопросов о том, как профилактические меры можно разграничить с контрольными (надзорными) мероприятиями, обеспеченными принуждением [11, с. 58]. Различные органы включают в план профилактических мероприятий совершенно различные действия, многие из которых впоследствии исключаются прокуратурой. На практике возникла актуальная проблема, связанная с тем, что подконтрольные субъекты массово отказываются от профилактического визита. Во многом это связано с неопределенной правовой природой предостережения, которое можно выносить в рамках осуществления профилактики. До настоящего времени судебные органы не смогли достаточно точно определить природу и последствия, которые влечет предостережение, а также его взаимосвязь с контрольными мероприятиями. Существует мнение, что в случае, если контролируемое лицо проигнорирует предостережение, вне зависимости от степени виновности такое лицо может быть включено в реестр плановых контрольных мероприятий с целью полноценной проверки обоснованности сведений, свидетельствующих о нарушении и (или) об угрозе нарушения контролируемым лицом обязательных требований. Указанное обстоятельство может существенно усиливать административное давление на отдельных контролируемых лиц, особенно если предостережение изначально было направлено на основе ошибочных сведений и впоследствии проигнорировано [12, с. 73-75].
Четвертое. Может вызывать неоднозначную оценку отечественный вариант проведенной регуляторной гильотины. Такой прием известен многим странам и, как правило, сопряжен с массовой отменой нормативных актов, устанавливающих необоснованно завышенные требования к предпринимателям. Однако в Федеральном законе «Об обязательных требованиях в РФ» урегулировано не просто обязательство органов власти обновить обязательные требования, а предложен механизм неприменения обязательных требований, не обновленных к 1 января 2021 г. То есть законодателем была заложена конструкция, заранее предполагающая
«недоработку» органов власти: пре-зюмировалось, что они не справятся с задачей 100-процентного обновления требований. В условиях постановки сжатых сроков на проведение реформы органы исполнительной власти, действительно, не справились с качественной реализацией поставленной задачи. По факту при декларируемом масштабном сокращении числа нормативных актов, содержащих обязательные требования, реальной оптимизации обязательных требований не произошло: многие из действовавших ранее правил переутвердили и разместили в боле объемных актах. В юридической науке это направление реформы оценивается как «провальное» и «удостоверяющее собственную беспомощность органов публичной власти» [13, с. 19-23]. Остается актуальной проблема абсурдности многих обязательных требований, их противоречивости, неисполнимости и сложности поиска. Минэкономразвития России сообщило, что в 2020 г. отменены порядка 12 тысяч актов, взамен с 1 января 2021 г. вступили в силу 447 новых нормативных документов [14]. При этом какой-либо оценки экономического эффекта, эффективности обязательных требований приведено не было.
Нельзя также сказать, что вводимые чек-листы, содержащие перечень обязательных требований, проверяемых в ходе контроля (надзора) существенно облегчают ориентацию в системе обязательных требований предпринимателей. Это связано с тем, что когда чек-листы вводили в порядке эксперимента в некоторых сферах в период действия Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля» от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ, в них старались конкретно сформулировать проверяемые требования. В утвержденных к настоящему времени чек-листах требования, как правило, формулируются через указание названия нормативных актов, устанавливающих эти требования, что привело к потере конкретности, четкости и понятности информации в чек-листах.
Кроме того, по Федеральному закону «Об обязательных требованиях в РФ» органы исполнительной власти наделены функциями давать официальные разъяснения обязательных требо-
ваний и выпускать руководства по соблюдению обязательных требованиях. И хотя в законе содержится запрет на изменение разъясняемых такими способами правил, с очевидностью это означает еще большее умножение правового массива, регулирующего обязательные требования, а также необходимость постановки вопроса о юридической природе подобных «разъяснительных актов» и целесообразности их принятия. Например, в руководствах по соблюдению обязательных требований Роструд пересказывает положения Трудового кодекса РФ, Ространснадзор, Роспотребнадзор - описывают типичные нарушения, приводят примеры из правоприменительной практики [15; 16; 17]. Подобное правовое регулирование только осложняет регламентацию, понимание, поиск обязательных требований и не влечет за собой желаемой оптимизации предъявляемых к предпринимателям требований.
Пятое. Вводимая цифровизация государственного контроля (надзора) не в полной мере находит одобрение на практике. В частности, полное исключение бумажного документооборота между органами власти и подконтрольными субъектами представляется преждевременным. Особенно в условиях установления обязательного досудебного порядка обжалования. Сами информационные системы пока что работают с некоторыми перебоями. Например, чрезмерно длительным является процесс загрузки документов контролирующим органом для получения согласования с прокуратурой. По словам представителей органов власти в среднем на занесение документов по одной проверке требуется около 3 часов. Единый реестр видов контроля пока что все же не стал тем полноценным источником информации для предпринимателей о предъявляемых требованиях и возможных контрольных мероприятиях, как это официально преподносилось. Конечно, подобные технические несовершенства, вероятнее всего, будут устранены в будущем, но пока что создают массовые неудобства на практике.
Шестое. Возникают определенные трудности в процессе привлечения к административной ответственности при проведении контроля (надзора), сопряженные с нечетким формулированием новелл в КоАП РФ. Например, ст. 4.1.2. «Особенности назначения
административного наказания в виде административного штрафа социально ориентированным некоммерческим организациям и являющимся субъектами малого и среднего предпринимательства юридическим лицам, отнесенным к малым предприятиям, в том числе к микропредприятиям» сформулирована таким образом, что не дает четких представлений о тех субъектах, к которым может быть применена методика снижения штрафных санкций. Имеются в виду социально ориентированные некоммерческие организации, которые одновременной являются субъектами малого и среднего предпринимательства? Они должны быть отнесены именно к микропредприятиям? А ст. 4.1.1 должна быть приоритетной по отношению к ст. 4.1.2.? То есть, если социально-ориентированные субъекты совершили правонарушение впервые им сначала административный штраф должен заменяться на предупреждение, а, если правонарушение совершается повторно, то штраф должен снижаться? Остается неясной и трактовка новых положений КоАП РФ о процессуальных действиях, проводимых «по результатам государственного и муниципального контроля». В этом случае подразумевается контроль, осуществляемый в рамках № 248-ФЗ или иные виды контроля тоже (валютный, таможенный, финансовый и т.д.)? К сожалению, по данным вопросам сегодня складывается противоречивая практика.
Библиографический список
1. Шишов М.А. Парадоксы государственного контроля (надзора) на примере сферы здравоохранения // Государственная власть и местное самоуправление. - 2022. - № 11.
2. О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации: Федеральный закон от 31 июля 2020 г. (ред. от 5 декабря 2022 г.) № 248-ФЗ // Собрание законодательства РФ. - 2020. - № 31 (ч. I). - Ст. 5007.
3. Об обязательных требованиях в РФ: Федеральный закон от 31 июля
2020 г. (ред. от 24 сентября 2022 г.) № 247-ФЗ // Собрание законодательства РФ. - 2020. - № 31 (ч. I). - Ст. 5006.
4. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (ред. от 18 марта 2023 г.) // Российская газета. - 2001. - 31 дек.
5. О применении риск-ориентированного подхода при организации отдельных видов государственного контроля (надзора) и внесении изменений в некоторые акты Правительства РФ: Постановление Правительства РФ от 17 августа 2016 г. № 806 // Собрание законодательства РФ. - 2016. - № 35. - Ст. 5326.
6. Шишов М.А. О критериях риска государственного контроля (надзора) в сфере здравоохранения // Медицинское право. - 2023. - № 1.
7. Об утверждении индикативных показателей для федерального государственного контроля (надзора) в области безопасности дорожного движения: Приказ МВД России от 08 декабря
2021 г. № 1012 // Доступ из справ.-прав. системы Консультант Плюс.
8. Об утверждении перечня индикативных показателей, применяемых при осуществлении федерального государственного контроля (надзора) за соблюдением трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права: Приказ Минтруда России от 23 декабря 2021 г. № 910 // Бюллетень трудового и социального законодательства РФ. - 2022. - № 2.
9. Об утверждении Положения о федеральном государственном контроле (надзоре) качества и безопасности медицинской деятельности: Постановление Правительства РФ от 29 июля 2021 г. № 1048 (ред. от 30 ноября 2021 г.) // Официальный интернет-портал правовой информации http://pravo.gov.ru.
10. Об особенностях организации и осуществления государственного кон-
троля (надзора), муниципального контроля: Постановление Правительства РФ от 10 марта 2022 г. № 336 (ред. от 10 марта 2023 г.) // Собрание законодательства РФ. - 2022. - № 11. - Ст. 1715.
11. Переседов А.М. Регулирование органами исполнительной власти профилактики в контроле (надзоре) // Административное право и процесс. -2022. - № 8.
12. Переседов А.М. Сущность предостережения о недопустимости нарушения обязательных требований в представлении органов судебной власти // Административное право и процесс. - 2023. - № 1.
13. Евдокимов А.С., Надежкина Г.П. «Регуляторная гильотина», совершенствование системы обязательных требований как направления реформирования контрольной и надзорной деятельности России // Административное право и процесс. - 2022. - № 5.
14. За полгода в рамках «регуля-торной гильотины» отменено более 1,2 тыс. устаревших актов // Министерство экономического развития Российской Федерации [офиц. сайт]. - URL: https://www.economy.gov.ru/ material/news/za_polgoda_v_ramkah_ regulyatornoy_gilotiny_otmeneno_ bolee_12_tys_ustarevshih_aktov.html.
15. Об утверждении Руководства по соблюдению обязательных требований трудового законодательства: Приказ Роструда от 11 ноября 2022 г. № 253 // Доступ из справ.-прав. системы Консультант Плюс.
16. Руководство по соблюдению обязательных требований по организации перевозки групп детей автобусами, утв. Ространснадзором 17 мая 2022 г. // Администратор образования. - 2022. - № 12.
17. Руководство по соблюдению обязательных требований при осуществлении федерального государственного контроля (надзора) в области защиты прав потребителей, утв. Роспотребнадзором 10 ноября 2022 г. // Доступ из справ.-прав. системы Консультант Плюс.
Konovalova Lyudmila Gennadievna, an associate professor of the Department of Judicial, Administrative and Prosecutorial Activities, the Altai Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Barnaul, Russia), Candidate of Juridical Sciences, Associate Professor.
The article is devoted to the analysis of the latest reform of the legislation on control and supervision, associated with the introduction of the «regulatory guillotine» and the mitigation of administrative responsibility for entrepreneurs. It is noted that the reform as a whole is aimed at ensuring the legal security ofbusiness, however, it is complicated by the presence of a significant number of regulatory legal acts in this area, the nominal optimization of mandatory requirements verified during control and supervision, problems in determining the criteria for a risk-based approach in the implementation of verification activities and use of introduced new information technologies, fuzzy wording of legislative novels.
Keywords: control (supervision), verification measure, mandatory requirements, digitalization, administrative responsibility.
