CC BY
61
РЕФОРМА М. Н. МУРАВЬЕВА В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ ЕВРОПЫ И РОССИИ НАЧАЛА XIX ВЕКА
Е. В. Кунц
Аннотация. Статья посвящена анализу истоков и содержания реформ Императорского Московского Университета, проведенных в начале XIX в. под руководством его попечителя и куратора Михаила Никитича Муравьева (1757-1807). Главное внимание уделено изучению причин приглашения в университет немецкой профессуры в этот период и особенностям ее последующей деятельности в России. Страница истории Московского университета рассмотрена в социокультурном контексте Александровской эпохи.
Ключевые слова: Московский университет, М Н. Муравьев, немецкие профессора, Просвещение в России, немецкий романтизм.
Summary. The article is devoted to the analysis of the source and the content of the reforms of the Emperor Moscow University made by Mikhail Nikitich Muraviov, the first trustee and moderator (1757-1807), at the beginning of the XIX century. The main attention is paid to the study of the reasons of the invitation of German professors' to the university at this period and the features of their further activity in Russia. This period of Moscow University is observed in socio-cultural context of Alexander era and of Russian public and political life of that time.
Keywords: Moscow University, M. N. Muraviov, German professors, scientists, the era of Enlightenment, society, gentry, German Romanticism, literature, the style of behavior.
275
В условиях наметившегося после Великой французской революции кризиса космополитических идеалов французского Просвещения и складывания в Европе передовых научных школ в России стала весьма актуальной проблема формирования своей национальной культуры, способной ярко заявить о своем народе на фоне культурной жизни других европей-
ских народов. В чем состоял смысл духовных перемен, происходивших в те годы в отечественной литературе, науке, общественной мысли?
В начале XIX в. в центре общественного внимания находилась проблема формирования национального самосо-знания1. «Нам хотелось сохранить наш национальный облик среди других народов, и мы с нетерпением ждали, что-
1 Под национальным самосознанием здесь понимается определенная устойчивая и совокупность осмысленных самобытных представлений в отношении прошлого своей страны, социальных и культурных реалий в ее настоящем и необходимых направлений развития и ожиданий в ее будущем, разделяемая наиболее значительной частью современников.
4 / гон Преподаватель |_
276
бы наши национальные особенности поскорее отразились и на плодах нашей науки, и в художестве», - впоследствии скажет о культурной жизни Александровской эпохи известный ученый Н. Котляревский [1, с. 30].
Важно иметь в виду, что оформление национального самосознания на основе национальной культуры, опирающейся на общепризнанные народные традиции, воспринималось основной частью образованной элиты в качестве необходимого условия дальнейшей европеизации страны. Для реализации этих целей более всего подходили не общечеловеческие и космополитические идеи эпохи Просвещения, а идеалы национального немецкого Романтизма, идея историзма, получившая воплощение в художественном творчестве немецких романтиков и в философских произведениях Ф. В. Й. Шеллинга и Г В. Ф. Гегеля. Важно, что обращение к этим произведениям не только способствовало формированию национального самосознания, но и выполняло другую, не менее важную, задачу: пересмотр традиционных представлений об общественном устройстве, а именно крепостнических порядков, и распространению представлений об индивидуальности русского человека. Переходный период от рационалистического универсализма французского Просвещения к увлечению немецкой романтической литературой и философскими учениями занимает приблизительно первые два десятилетия XIX столетия.
Обращение русской интеллигенции к творчеству Ф. В. Й. Шеллинга, философа-романтика, у которого по точному замечанию З. А. Каменского, «эволюционировала не система взглядов, а сама их эволюция созидала систему» [2, с. 10], было тесно связано с живым ин-
тересом к своему культурному и природному окружению, с искренним стремлением проникнуть в тайны мироздания и заявить о месте своего народа среди других народов. И хотя ранняя многоаспектная и противоречивая философия Ф. В. Й. Шеллинга осталась незавершенной, призыв немецкого мыслителя изучать природу как необходимый этап на пути к познанию абсолютной идеи вызвал необыкновенный резонанс в среде ученых и литераторов. «Мы не можем себе представить сейчас того одушевления, с которым романтическая молодежь приняла эту новую философию, как и новые открытия (гальванизма, кислорода и т.д.), которые, казалось, объединяли физический и духовный мир и одухотворяли всякое существование», - пишет по этому поводу историк немецкого романтизма [3, с. 49]. В России влияние натурфилософии Шеллинга сказалось на деятельности естествоиспытателей М. Г. Павлова и М. М. Максимовича, любомудра Ф. В. Одоевского, декабриста Е. П. Оболенского и других деятелей русской науки и философии 1820-1830-х гг.
По представлению йенских романтиков наиболее непосредственным путем познания абсолютной истины является художественное творчество; «роман - это жизнь в форме книги», - говорит Новалис. Ф. В. Й. Шеллинг, разделявший романтическое представление о возможности познания мирового абсолюта, мечтает создать философию развития абсолютной идеи, что не лишает его мысль обаяния художественности. Не случайно мыслитель долгое время мечтал написать большой эпос о мироздании, а его работы напоминают поэмы. «Людям без предварительной научной подготовки и с энциклопедическим образованием эта философия
была более по плечу, нежели гегелевская переделка, облеченная в более строгие диалектические формы и требующая больших усилий мысли для ее понимания», - отмечал современник [цит. по: 4, с. 442].
Кроме того, в работе «Система трансцендентального идеализма» (1800) Ф. В. Й. Шеллингом впервые был введен в теорию познания исторический подход [5, с. 295]. Таким образом, в сознании современников рождалось представление об уникальности каждой отдельной национальной культуры; в истории начинают видеть не хаотическую игру страстей, а многофакторный и нередуцируемый к другим областям познания процесс.
В историзме Ф. В. Й. Шеллинга апологетика национального начала в жизни каждого народа уживалась с понятием мировой истории, проявляющейся через осуществление в процессе исторического развития отдельными народами своих национальных идей на пути к постепенной реализации правового устройства - идеи, которую мыслитель рассматривает в качестве единственного объекта истории [6, с. 456]. При этом критерием исторического прогресса выступает степень приближения общества к полной реализации этой идеи, а важнейшим средством исторической эволюции становится степень просвещенности народа. По словам современной исследовательницы, «шеллингиан-ство стремилось создать представление о личности с независимым, раскрепощенным мышлением» [7, с. 76]. Идеалом русского романтика становится «свободная, сословно неограниченная, способная творчески пересоздавать действительность личность» [8, с. 33].
Эти процессы получили синхронное отражение во многих чертах и осо-
бенностях культурной и духовной жизни значительной части представителей русского просвещенного дворянства александровской эпохи (первая четверть XIX столетия). В начале XIX столетия знатные вельможи увлекаются естествознанием, собирают гербарии, коллекции насекомых, натуральные «кабинеты», окаменелости, дарят свои коллекции учебным заведениям, начиная «видеть в интеллектуальных и культурных занятиях более надежный критерий благородства духа, чем даже в военной и гражданской службе» [9, с. 21]. В восприятии просвещенных современников утилитарное отношение к природной среде уживается с эстетическим восприятием «священной Натуры»; человек александровской эпохи, проявляющий глубокий интерес к науке и ощущающий ее огромные возможности, тяготеет к установлению гармонии с миром.
Известно, что светская культура в России в рассматриваемый период являлась преимущественно дворянской культурой. Наряду с традицией службы государю, благодаря которой дворянин сознавал себя частью собственно- 2'' го сословия, на рубеже XVIII-XIX вв. существовала и иная, гораздо менее развитая традиция служения идеалам Просвещения - идеям добра, нравственности, чувства собственного достоинства, дворянской чести. Стремление части наиболее образованного и пылкого дворянства посвятить себя служению Отечеству и обществу выразилось в формировании того отношения к миру и типу поведения, которое можно определить как дворянскую интеллигентность [см.: 10, с. 101-123].
Главной темой передовой общественной мысли представителей дворянской интеллигенции стано-
4 / 2011
Преподаватель XXI
278
вятся размышления о нравственном бытии. На страницах своих литературных произведений М. Н. Муравьев, Н. М. Карамзин и др. отстаивают идею активности личности, стремящейся к утверждению внутренней независимости, реализации чувства собственного достоинства, что не могло не отразиться на поведении современни-ков2. Эти духовные и культурные веяния затронули и жизнь Императорского Московского университета.
В начале XIX столетия Императорский Московский Университет переживал период стремительного обновления: государство резко увеличило ассигнования на его содержание, был принят первый Устав (5 ноября 1804 г.). По Уставу, университет получил внутреннюю автономию, была введена единая государственная система научной аттестации, а ученые степени и звания стали давать их обладателям права на высокие классные чины по Табели о рангах; существенно возросли денежные оклады сотрудников университета, были открыты новые кафедры и лаборатории, закупалось необходимое современное научное и учебное оборудование, печатались новые научные сочинения и монографии отечественных и зарубежных авторов, а также учебные и повременные издания [12]3.
Значительно возрос приток в университет студентов-дворян и разночинцев. Как справедливо отмечает известный исследователь, в первое десятилетие девятнадцатого столетия, «создалось явление, которого не знал старейший русский университет в XVIII в. и какое скоро исчезло: в общей массе бедных студентов-разночинцев, поповичей появилась блестящая группа представителей знатных, древних, богатых дворянских родов. Гувернеры, приводящие своих аристократических питомцев, просиживающие с ними на лекциях и присутствующие на экзаменах, студенты, для которых из деревни присылаются повар, лакей, прачка - это было оригинальное зрелище в допожарном московском университете» [14, с. 49]. Последнему обстоятельству также способствовало и общее оживление в учебной и научной деятельности университета, связанное с приглашением в его стены в 1803-1807 гг. одиннадцати немецких профессоров и преподавателей из Гёттингенского, Лейпциг-ского, Майнцского университетов, а также университета города Галле, и среди новоприбывших были замечательные ученые [15, с. 45-124]4.
В практике приглашения иностранных преподавателей не было ничего необычного; к подобной практике рос-
2 Согласно выводу Ю. М. Лотмана, на рубеже XVIII-XIX столетий «Искусство становится моделью, которой жизнь подражает» [11, с. 183].
3 Накануне одного из торжественных университетских актов современник отмечал: «Страхов спрашивал Буле и Двигубского, готовят ли они что-нибудь к торжественному акту. Буле отвечал, что он намерен написать диссертацию о лучшем способе сочинить историю народов, населявших Россию прежде IX века, а Двигубский объявил, что будет говорить о нынешнем состоянии земной поверхности. Слава богу! Это уже не прежние сухие рассуждения, никого не интересующие, следовательно, на акте будут говорить и слушать дельное» [цит. по: 13, с. 58].
4 Главными причинами, которые побудили многих немецких профессоров принять приглашение Муравьева (как в случае, к примеру, с Харьковским и Казанским университетами) и отправиться в Москву, были опустошительные войны на территории немецких государств, повлекшие оккупацию многих из них французскими войсками и закрытие местных университетов. Сыграли определенную роль и заманчивые условия службы в России, которые были предложены иностранцам российским государством. Нельзя сбрасывать со счетов и идеальные устремления некоторых
сийская власть начинает регулярно прибегать уже с первой четверти XVIII в., когда возникла потребность в заполнении штата ученых Императорской Санкт-Петербургской Академии наук. Дело в том, что в соответствии с Уставом Императорского Московского университета от 5 ноября 1804 г. в нем открывалось 28 различных кафедр [12]. Заполнить их отечественными профессорами и преподавателями в то время еще не было возможности. Поэтому желая «насадить науки» в империи, дать импульс создаваемой системе отечественного университетского об-
разования и соединить «утонченную дворянскую культуру с глубокой ученостью» [16, с. 410], правительство сделало ставку на иностранцев. Примечательно, что просвещенный попечитель М. Н. Муравьев призвал преимущественно немецких ученых, уже зарекомендовавших себя замечательными научными трудами и еще достаточно перспек-тивных5. При этом М. Н. Муравьев руководствовался стремлением возвысить славу и научный уровень Московского университета, прежде всего, в глазах российского благородного сословия. Тип немецкого протестантско-
иностранных ученых, стремившихся заниматься научной деятельности в России, слывшей подлинной terra incognita в научном мире европейских стран того времени. Следует отметить и фактор начавшейся «смены вех» в истории русской культуры первой трети XIX столетия, связанный с масштабным процессом смены идеалов французского Просвещения идеалами немецкого романтизма. По нашему мнению, ярким свидетельством начала этого процесса стали факты активного обращение русских реформаторов александровской эпохи и представителей творческой элиты к немецкой науке, искусству и образцам организации системы просвещения.
Первыми в конце марта 1804 г. прибыли профессора Гёттингенского университета: химик Ф. Ф. Рейсс (1778-1852) и математик И. А. Иде (1777-1807), а также профессор практической философии Кёльнского университета Ф. Х. Рейнгард (1764-1812). За ними последовали: профессор статистики Гёттингенского университета Г. М. Грелльманн (1758-1804), профессор зоологии и сравнительной анатомии Майнцкого университета Г. И. Фишер фон Вальдгейм (177 -1853), профессор ботаники Гёттингеннского университета Г. Ф. Гофман (1766-1824), профессор греческой и латинской словесности из Виттенберга Х. Ф. Матеи (1744-1811), (повторно, ибо в 1772 г. он уже приглашался куратором И. И. Милиссино на должность ректора Гимназии университетской и находился на службе в Московском университете до 1784 г., после чего вернулся в Саксонию), профессор философии из 279 Геттингена И. Ф. Буле (1763-1821), профессор астрономии Лейпцигского университета Х. Ф. Гольдбах (1763-1811), юрист Э. Турнейзен. В 180 г. из университета города Галле был приглашен доктор юриспруденции Х. Ю. Л. Штельцер (1758-1831). К этой группе следует отнести и уроженца города Вормса Ф. А. Гильтебрандта (1773-1845) (который с 1795 г. занимал должность адъюнкта ботаники и химии Московского отделения Медико-Хирургической академии, а в 1804 г. был избран экстраординарным профессором по кафедре хирургии Московского университета), профессора политической экономии и дипломатики Х. А. Шлецера (1774-1831) (приглашенного 1801 г. директором Московского университета И. П. Тургеневым) и преподавателя немецкого языка Ю. П. Ульрихса (1773-1836) (приглашенного в 1807 г. и впоследствии ставшего профессором всеобщей истории, статистики и географии). Трое из приглашенных профессоров (Рейсс, Буле, Фишер фон Вальдгейм) были дворянами, что было новым явлением в русском обществе и, по мнению попечителя, должно было способствовать повышению общественного статуса Московского университета. Примечательно, что, приглашая в университет немецких ученых, попечитель настаивал на полном соблюдении буквы Устава 1804 г.: все принявшие приглашение немецкие профессора были в обязательном порядке избраны на преподавательские должности Ученым Советом Московского университета. В этом Муравьев заметно отличался, к примеру, от попечителя Харьковского учебного округа графа С. О. Потоцкого, который меньше считался с мнением Совета, лично приглашал и принимал на службу в Харьковский университет иностранных ученых и преподавателей [16, с. 412, 414-420].
5 Примечательно, что одним из основных требований, выдвигаемых М. Н. Муравьевым при отборе кандидатов в профессора Московского университета и озвученных им в переписке со своим корреспондентом и добровольным помощником профессором Гёттингенского университета К. Мейнерсом, были «либеральное, образованное обхождение и нравственный характер» [16, с. 410].
4 / гон Преподаватель |_
ф
280
го университета рубежа столетий6 с присущими ему академическими свободами исследования, преподавания и учения послужил для Муравьева моделью при проведении в 1803-1807 гг. глубоких реформ Московского университета, направленных на создание в нем «ученой республики» [17, с. 159172; 18, с. 138].
М. Н. Муравьев приглашал ученых в университет очень продуманно и целенаправленно; иностранцами были замещены кафедры именно по тем специальностям, которые были наименее развиты в Московском университете, но хорошо разработаны в германских землях7. Большие надежды попечитель возлагал также на подготовку иностранцами русских учеников, что позволило бы в дальнейшем вообще не прибегать к приглашению в университет иностранных преподавателей, не владевших русским языком. «Мы должны теперь (здесь курсив мой - Е. К.) выписать профессоров, - писал М. Н. Муравьев, - чтобы впредь не выписывать» [18, с. 146]. Из общего числа русских и иностранных профессоров и преподавателей (не считая учителей гимназии), служивших в Московском университете в первой трети XIX в. (129 человек), удельный вес иностранцев составляет 34% (45 человек).
Говоря о причинах обращения русских реформаторов к немецкому опыту в сфере университетского образо-
вания, необходимо указать на определенное сближение России и германских государств после Французской революции, что не в последнюю очередь было связано с известной общностью умеренно-консервативных элементов в структуре общественных систем этих стран. Кроме того, обращение России к модели наиболее передового немецкого университета и приглашение немецких профессоров в качестве лучших исполнителей заимствованной системы, по нашему мнению, явилось увертюрой начавшегося в это время в русском обществе масштабного процесса смены идеалов французского Просвещения идеалами немецкого романтизма, охватившего первую четверть XIX столетия. Как известно, идеи немецкого романтизма стали антитезой просветительской культуре и идеологии8. «Вера в универсализм разума сменилась, прежде всего, под влиянием философского историзма Шеллинга и Гегеля, ориентацией на уникальные национальные культуры, каждая из которых описывалась как вносящая оригинальный и не редуцируемый ни к какой абстрактной истине вклад в общечеловеческую культуру», - пишет современный ис-следователь[20,с. 132].
Как было отмечено выше, конечной целью реализации своей просветительской программы по преобразованию Московского учебного округа
6 Самым популярным у европейского дворянства тогда был Гёттингенский университет, славившийся учеными именами целого ряда своих профессоров - Кестнера, Лихтенберга, Гейне, Шлецера.
7 «Древние языки, философия, «историко-статистические науки», политическая экономия (камеральные науки), естественная история, в особенности ботаника, и математические науки, в особенности астрономия» [16, с. 410].
8 По мнению В. М. Жирмунского: «Французская революция показала, что царство разума, возвещенное великими просветителями XVIII века, на самом деле является царством собственнического эгоизма и капиталистической эксплуатации, и тем самым вызвала реакцию против просветительской идеологии, выражением которой явился романтизм XIX в. Но эта реакция подготовлялась уже в годы, предшествующие французской революции, в недрах самого просветительского движения» [19, с. 215].
М. Н. Муравьев видел привлечение в университет титулованного дворян-ства9. Он мечтал сделать Московский университет образцом для других российских университетов [18, с. 203]. В определенной мере это ему удалось. Так, в 1800-е гг. в Московском университете учились: А. С. Грибоедов, братья Петр и Михаил Чаадаевы, а также будущие декабристы И. Д. Якушкин, Н. И. Тургенев, С. П. Трубецкой, Никита Муравьев, П. Г Каховский, А. И. Якубович, М. А. Фонвизин, А. П. Юшнев-ский, Ф. И. Шаховской и др.
Влияние иностранной профессуры, с пребыванием которой в Московском университете стали популярны современная философия, наука, европейская культура, эстетика, не ограничивалось только университетской аудиторией [22, с. 183-189; 23, с. 173-178; 24, с. 142157]. Эти профессора читали публичные лекции в рамках курсов, открытых при Московском университете в 18031804 и 1804-1805 уч. гг. Во время таких лекций профессор впервые обращался к обществу, непосредственно формируя общественное мнение. В частности, в начале XIX столетия, в эпоху кризиса феодальных монархий, пробуждается потребность в выработке национального самосознания. И своего рода провозвестником теоретического обоснования русского национального самосознания выступил В. А. Жуковский, находившийся под влиянием немецкой литературы и перенявший в своем творчестве романтические идеалы Запада [25, с. 221-229].
Эпоха правительственного конституционализма, наступившая в России с воцарением Александра I, способство-
вала процессу неизбежной филиации идей и вовлечению русского общества в культурную и политическую жизнь Европы. Не вызывает сомнения, что в этот период главенствующую роль в духовной жизни просвещенного русского общества продолжают играть просветительская философия и идеология. Однако невосполнимый урон влиянию идеалов Просвещения нанесли события Французской революции и последовавшие в дальнейшем наполеоновские войны. Одновременно с этим наблюдался кризис метафизического метода в науке и философии, с которым отождествлялся деизм и материализм [2, с. 5]. Это стало одной из причин заметного роста в просвещенных слоях русского общества интереса к творчеству немецких романтиков.
Первый русский романтик В. А. Жуковский обретает источник вдохновения в мистике йенских романтиков [25, с. 221-229]. Следует отметить, что повышенный интерес к вопросам теории познания, философии, внутреннего мира личности, становится все более созвучным духовному настроению русской просвещенной интеллигенции в эпоху александровского царствования [26, с. 232-242]. В российском обществе начинает пробуждаться потребность в изучении проблем национального развития, национальной истории, в осмыслении места России среди других культур и государств. Под воздействием философского диалектического идеализма романтиков Шеллинга (и позднее Гегеля) русская просвещенная элита осмысливает необходимость собственной трактовки национального русского самосознания. Од-
281
9 Мысль о «стремлении к славе» благородного сословия на поприще просвещения и культуры исповедовал наставник юного М. Н. Муравьева - профессор нравственной философии Московского университета И. М. Шаден [15, с. 22-25; 21, с. 139-142].
4 / 2011
Преподаватель
ним из прямых путей осуществления этой задачи, по мнению просвещенных представителей правительственной бюрократии и дворянской интеллигенции, становится покровительство центрам науки и просвещения.
Другим способом влияния европейской культуры и немецкой науки на русское общество стали профессорские салоны, которые демонстрировали новый для русского общества тип светского общения. По отзыву одного из ближайших учеников профессора натуральной истории Г. И. Фишера фон Вальдгейма - профессора химии Р. Г. Геймана (1802-1865): «Все знаменитые представители науки и искусства, жившие в Москве, и особенно приезжие, искали его поучительной беседы, а до болезни супруги профессорский дом и трапеза его часто посещались учеными и артистами, а иногда и наследными вельможами» [27, с. 12]. Во время таких званых вечеров исполнялась музыка венских классиков, читались стихи. «Многие из нас, - отмечал Р. Г. Гей-ман, - помнят еще еженедельные му-282 зыкальные вечера в доме Фишера, на которых кантаты Генделя, Гайдна и даже целые оперы Моцарта исполнялись любителями музыки под управлением знаменитого Геслера, а потом достойного его ученика Ге-ништы. Полное знание музыки и приятный тенор Фишера были украшением этих вечеров» [там же].
Важным направлением просветительской деятельности иностранной профессуры в России становится основание научных обществ, организованных по инициативе М. Н. Муравьева при университете (Общество истории и древностей российских, Императорское общество испытате-
лей природы, Физико-медицинское общество). По замыслу первого попечителя университета новые ученые общества должны были не только послужить делу развития науки в России, но и стать соединительным звеном между российским обществом и университетским ученым сословием. Собственно одной из причин долголетия существования этих обществ, становится активное участие в них иностранной профессуры, привнесшей с собой передовые европейские научные традиции, и сумевшей «заразить» духом научного творчества многих будущих выдающихся русских ученых.
Наиболее продуктивной в России была деятельность иностранных ученых-естествоиспытателей (Г. И. Фишера фон Вальдгейма, Х. Ф. Гольдбаха, Ф. Ф. Рейсса, Г Ф. Гофмана, Х. И. Лоде-ра), что во многом объясняется их большей востребованностью по сравнению с учеными-гуманитариями, занятыми поиском выхода из разрастающегося кризиса феодально-крепостнической системы страны.
Благодаря успешному процессу усвоения лучших традиций европейской науки, которые воплощали в своей деятельности иностранные профессора, а также прошедшие заграничную стажировку молодые русские ученые, после наполеоновских войн в Московском университете формируется настоящая корпорация ученых-профессоров.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Котляревский Н. Литературное направление Александровской эпохи. - СПб., 1913.
2. Каменский З. А. Русская философия начала XIX в. и Шеллинг. - М., 1980.
3. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. - СПб., 1996.
4. Биография А. И. Кошелева: В 2 т. - Т. 1.
- М., 1889.
5. Хрестоматия по истории философии. -Ч. 1. - М., 1994.
6. Шеллинг Ф. В. Й. Соч.: В 2 т. - Т. 1. - М., 1987.
7. Константинова Л. В. Общество Любомудрия (1820-е - начало 1830-х гг.): Дис. ... канд. ист. наук. - М., 1995.
8. Турчин В. С. Эпоха романтизма в России. К истории русского искусства первой трети XIX столетия. Очерки. - М., 1981.
9. Виттекер С. Граф Сергий Семенович Уваров и его время. - СПб., 1999.
10. Шмидт С. О. Общественное самосознание noblesse russe в XVI - первой трети XIX века // Он же. Общественное самосознание российского благородного сословия
XVII - первая треть XIX века. - М., 2002.
11. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). - СПб., 1994.
12. Устав императорского Московского университета от 5 ноября 1804 г. [Электронный ресурс]. - URL: http://museum.guru. ru/relikvii/predislovie.phtml
13. Жихарев С. П. Дневник студента // Московский университет в воспоминаниях современников. - М., 1989.
14. Пиксанов Н. К. Грибоедов и старое барство. - М., 1926.
15. Петров Ф. А. Немецкие профессора в Московском университете. - М., 1997.
16. Андреев А. Ю. Российские университеты
XVIII - первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы.
- М., 2009.
17. Кунц Е. В. «.Мы должны теперь выписать профессоров, чтобы впредь не выписывать»: к характеристике просветительской политике М. Н. Муравьева на посту попечителя Московского университета // Ключевские чтения - 2011. Василий Осипович Ключевский и познание русской истории. Материалы Всероссийской научной конференции. Сборник научных трудов: В 2 т. - Т. 1. - М., 2011.
18. Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России.
- Т. 1. - М., 2002.
19. Жирмунский В. М. Очерки по истории классической немецкой литературы. - Л., 1972.
20. Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности // Германия и Россия. Опыт философского диалога. - М., 1993.
21. Кунц Е. В. Немецкие профессора Императорского Московского университета: Иоганн Матиас Шаден (1731-1797) и Генрих Мо-ритц Готтлиб Грелльман (1758-1804) // Ключевские чтения - 2009. Что изучает и чему учит история: актуальные проблемы политической и социальной истории России: Материалы Межвузовской научной конференции. Сборник научных трудов. - М., 2009.
22. Кунц Е. В. Профессор кафедры изящных искусств и археологии Императорского Московского университета Иоганн Фео-фил Буле (1763-1821) // Ключевские чтения - 2010. История России: личность, общество и природа страны: Материалы Всероссийской научной конференции. Сборник научных трудов. - М., 2010.
23. Кунц Е. В. Философско-методологические воззрения профессора политэкономии и дипломатики Императорского Московского и Боннского университетов Христиана Августа Шлецера (1774-1831) как представителя немецкой научной школы конца ХУШ-Х1Х столетия // Вестник РУДН. -Сер: История России. - № 6. - 2009.
24. Кунц Е. В. Труды иностранных профессоров Московского университета начала XIX века // История Московского университета 1755-2004 гг. Материалы V научных чтений памяти профессора А. В. Му- 283 равьева. - М., 2004.
25. Кунц Е. В. В. А. Жуковский и культурная ситуация в Европе и России на рубеже XVIII - XIX столетий // Преподаватель XXI век. - 2009. - № 3. - Ч. 2.
26. Кунц Е. В. Литературная жизнь России и Германских государств второй половины XVIII - первой четверти XIX вв. // Ключевские чтения - 2008. Отечественная история и культура: единое пространство в прошлом, настоящем и будущем. Материалы Межвузовской научной конференции. Сборник научных трудов. - М., 2008.
27. Гейман Р. Г. Воспоминание о покойном основателе Императорского Московского общества испытателей природы Григории Ивановиче Фишере фон Вальдгейме. -М., 1856. ■
4 / 2011
Преподаватель
