CC BY
230
УДК 94(47) ББК 63.3(2)47
Феофанов А.М.
ПРОФЕССОРА-ИНОСТРАНЦЫ В РОССИЙСКИХ УНИВЕРСИТЕТАХ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Feofanov A.M.
FOREIGN PROFESSORS IN RUSSIAN UNIVERSITIES IN THE SECOND HALF OF THE 18th - FIRST HALF OF THE 19th CENTURIES
Ключевые слова: профессора, университеты, иностранцы, трансфер, высшее образование в России.
Keywords: professors, universities, foreigners, transfer, higher education in Russia.
Аннотация
В статье на основании анализа биографий иностранных профессоров российских университетов второй половины XVIII - первой половины XIX века показано, что профессора-иностранцы внесли достаточно ощутимый вклад в российское университетское преподавание и науку. Научная, учебная и административная деятельность профессоров-иностранцев оказала значительное влияние на складывание нового облика ученых корпораций российских университетов.
Abstract
The article shows the results of analysis of the biographies offoreign professors in Russian universities in the second half of the 18th - first half of the 19 th centuries. Foreign professors made a major contribution to Russian university education and science. Scientific, educational and administrative work of foreign professors had a significant impact on the formation of the new aspect of scientists corporation in Russian universities.
С момента основания первых российских университетов значительную часть их преподавателей составляли иностранные профессора. В этом заключена характерная особенность трансфера «университетской идеи» в Россию. Чтобы построить новые высшие учебные заведения в том их европейском масштабе, какой задумывался при начале любых отечественных университетских реформ, необходимо было много квалифицированных кадров, которые просто не могли предоставить собственные учебные заведения России. В качестве поясняющего примера сразу же приведу две ситуации, возникшие при основании и последующих реформах Московского университета: в 1755 году из намеченных в новом университете 10 профессорских кафедр отечественный преподаватель занял лишь одну - им стал ученик Ломоносова Николай Поповский, тогда как остальные предназначались иностранцам. Полвека спустя, в 1804 г. новый университетский Устав предусматривал в Московском университете уже 28 профессорских кафедр, и опять-таки попечитель Михаил Никитич Муравьев писал, что «как в Москве сейчас на казенном штате 14 профессоров, следовательно, половину вызвать можно».
Таким образом, обращение к Европе, и преимущественно к немецким университетам, в качестве в прямом смысле источника, откуда черпаются кадры для построения новых российских университетов, являлось устойчивой практикой руководителей отечественного высшего образования на его начальных стадиях. И, хотя при всем том, как писал тот же Муравьев, «мы должны теперь выписать профессоров, чтобы впредь не выписывать», но тем не менее немецкие профессора в российских университетах в качестве особой группы существовали вполне стабильно на протяжении
по крайней мере первых 75 лет истории университетов в России, следы же этой группы можно было отыскать и в более поздние периоды, вплоть до 40-х годов XIX века.
Именно поэтому в рамках реализации проекта, посвященного трансферу и адаптации университетских идей в России в качестве одной из задач было поставлено составление специального биографического словаря, посвященного иностранным профессорам российских университетов. В ее ходе не только были собраны воедино уже имевшиеся в распоряжении историков данные о биографиях профессоров, но и с помощью архивных источников прояснены новые детали этих биографий, дополнены недостающие моменты1. В итоге получилась достаточно полная картина, рисующая приглашенных в Россию из-за границы профессоров в качестве особой социальной группы внутри преподавательского корпуса отечественных университетов. Рассмотрение же этой группы как целого есть предмет, достойный подробного исторического анализа.
Анализ данной группы, ее просопографическое описание, ряд качественных и количественных показателей, позволят ответить на главный вопрос, который я перед собой ставлю - выявить реальный вклад иностранных профессоров, так сказать, оставленный ими «след» (с точки зрения концепции трансфера идей), с одной стороны, в университетской науке, с другой стороны, в самой университетской повседневности России во второй половине XVIII - первой половине XIX века.
Всего исследуемую группу составляют 102 ученых, иностранцев по происхождению, из Московского, Казанского, Харьковского и Петербургского университета (сразу оговорю, что к последнему относятся лишь пять профессоров, четверо их которых преподавали лишь в течение трех лет, с 1819 по 1821 г., а потому в настоящей статье название этого университета практически не будет встречаться). По моим достаточно приблизительным подсчетам они составляли около 40% от общего кадрового состава профессоров тех же университетов второй половины XVIII - первой четверти XIX века. Географически для исследования были выбраны именно университеты, относящиеся к называемым «внутрироссийским» (de l’interieur de la Russie - термин, употребленный Георгом Парротом в его знаменитой записке к Николаю I), что позволяет исключить из анализа Дерптский и Виленский университеты - как, очевидно, резко отличающиеся по составу преподавателей от «внутрироссийских».
Далее выделенная группа профессоров хронологически четко делится на три неравные подгруппы (или если можно так называть «поколения»): иностранные профессора Московского университета второй половины XVIII века - их время преподавания охватывает большую по времени часть исследуемого периода, хотя насчитывалось их тогда в сумме всего 18 человек, затем профессора-иностранцы, приглашенные в ходе университетских реформ в России начала XIX века, которые в нашем словаре составляют абсолютное большинство, и еще 16 ученых, приглашение которых в российские университеты падает на 1820-е и 1830-е годы.
Необходимо сказать, что первая из названных подгрупп существенным образом отличается от остальных. В частности, их средний возраст на момент приглашения
Опубликованные материалы - это прежде всего биографические словари профессоров: Биографичес-кий словарь профессоров и преподавателей Московского университета. Ч.1-2. - М., 1855; Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Казанского университета: 18041904: В 2-х ч. - Казань, 1904; Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Юрьевского, бывшего Дерптского ун-та за сто лет его существования (1802-1902). Т. 1-2. - Юрьев, 19021903. Биографические очерки профессоров содержатся также в следующих изданиях: Юридический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1908; Физико-математический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805 -1905). - Харьков, 1908; Медицинский факультет Харьковского университета за первые 100 лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1905-1906; Историко-филологический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1908. Из немецких изданий следует назвать Allgemeine Deutsche Biographie. Leipzig, 1875-1912 (ADB) и Neue Deutsche Biographie, 19532010 (NDB). Из неопубликованных источников использовались материалы архивов РГАДА, ЦИАМ, РГИА, а также ОР РГБ и ОРРК НБЛ.
приближался к 30 годам, что говорит о том, что при отборе преподавателей в Московский университет XVIII века предпочтение отдавалось более зрелым ученым; в то же время среднее время, которое они проработали в университете, составляло около пятнадцати лет, а шесть профессоров из них преподавали свыше 20 лет (рекорд здесь принадлежит воспитаннику Гёттингенского университета Иоганну Росту, который провел в Москве 34 года). Напротив, у представителей последующих поколений гораздо ниже был возраст на момент приглашения - свидетельство того, что в период создания новой российской университетской системы в эпоху александровских реформ ставка была сделана на европейскую ученую «молодежь», Nachwuchswissenschaftler. Однако эта ставка не оправдалась - среднее время пребывания этих профессоров в российских университетах не превышало десяти лет, а примерно пятая часть их них убыла из университета, не прослужив там и пяти лет. Все это говорит о краткосрочности воздействия «александровского» поколения профессоров, несмотря на его более чем внушительный масштаб, насчитывавший свыше шестидесяти человек.
Чтобы исследовать дальше «глубину» этого воздействия, несмотря на его относительные сроки, я хотел бы остановиться на нескольких основных типов «вклада» иностранных профессоров в университетскую жизнь России.
Первое, и быть может, наиболее существенное - степень участия и влияния иностранцев на внутреннюю деятельность университетской корпорации, включающую анализ того, какие должности они занимали, кем служили.
Из профессоров-иностранцев Московского, Казанского и Харьковского университетов ректорами были 8 человек, деканами же - еще 35 ученых (не считая тех деканов, которые потом стали ректорами). Ясно, что речь идет о периоде истории российских университетов после введения в них постов ректора и деканов, т.е. после 1803 г., и для этого периода нельзя не признать, что участие иностранных профессоров в высшей администрации университетов было весьма значительным. Детализируя цифры для отдельных университетов, скажем, что из профессоров Московского ректорами и деканами становились соответственно - 2 и 6, из Казанского - 3 и 16, из Харьковского - 3 и 13 соответственно. Здесь очевидный перевес на стороне двух последних университетов, поскольку Московский университет начала XIX в., куда приглашались профессора-иностранцы, уже имел свою корпорацию, в которой были признанные по «старшинству» авторитеты, из которых и избирали ректоров и деканов, тогда как корпорации Казанского и Харьковского университетов формировались в начале XIX века «с чистого листа», и, как видим, во многих случаях административные посты там доставались именно приглашенным иностранцам.
Некоторые профессора из исследуемой группы позже стали деканами в других университетах окраин Российской империи. Так, Федор Христофорович Эрдман с 1814 г. был первым деканом врачебного отделения Казанского университета, а затем несколько раз был деканом медицинского факультета Дерптского ун-та.
Наиболее длительную и успешную карьеру продемонстрировал нам профессор Иван Андреевич Гейм в Московском университете, где в 1805 г. он был избран первым деканом новооткрытого словесного факультета, а затем с 1808 г. по 1819 г. был ректором Московского университета. Профессор Баузе там же был избран в 1803 г. первым деканом юридического факультета, а после преобразования университета по Уставу 1804 г. -деканом нравственно-политического факультета, в 1804-1809 гг. он был директором Педагогического института, а в 1807-1808 гг. исполнял обязанности ректора Московского университета.
Кроме того, многие профессора были членами правления, директорами институтов, членами различных комитетов (училищного, испытательного комитета для чиновников (Бартельс, Дегуров, Ланг); цензурного комитета (Герман, Дегуров, Эрих), служили визитаторами учебных заведений. В Казанском ун-те с 1806 г. и до конца жизни профессор Шторль был первым библиотекарем университета. Ему была поручена
большая работа по разбору фондов библиотеки и составлению каталогов. Служили библиотекарями Белен-де-Баллю, Ванноти, Рейт, Фукс, Гейм, Рейс, Готвальд, Рейхель, Дегуров. В 1846 г. профессор Готвальд в Казани был привлечен к работам комитета для составления Свода мусульманских узаконений.
Что же преподавали, какие курсы читали профессора-иностранцы в российских университетах?
Больше всего, 25 профессоров, было приглашено на словесное отделение. Кроме филологов (в том числе востоковедов и филологов-классиков), это были преподаватели истории и географии. К ним можно прибавить 5 профессоров философского факультета Московского университета (до принятия Устава 1804 г.), которые читали лекции по истории, или были филологами-классиками.
На физико-математическом факультете преподавали 23 профессора. Кроме физики и математики, к этому отделению относились химики, преподаватели астрономии, технологии, зоологи, ботаники, агрономы. На одного меньше, чем на ФМ, было профессоров на этико-политическом факультете. Кроме правоведов, к ним относились экономисты и философы. Хотя, если к ним прибавить преподавателей философии Московского университета (до принятия Устава 1804 г.), то получится на одного больше, чем на ФМ.
18 человек из исследуемой группы были медиками. Это были терапевты, хирурги, физиологи, акушеры, фармакологи и ветеринары.
Конечно, были случаи, когда профессора переходили с одной кафедры на другую, или сразу читали лекции на нескольких факультетах. Так, профессор Буле вначале занял в Московском университете кафедру теории изящных искусств и археологии на словесном факультете, но с 1806 г. занимал одновременно еще и кафедру естественного, публичного и народного права на нравственно-политическом факультете. Он читал курсы лекций по критической метафизике, опытной психологии, истории философии, истории изящных искусств, мифологии и археологии, естественному, публичному и народному праву, а также объявлял такие приватные курсы, как: новейшие философской системы Канта, Фихте и Шеллинга (именно Буле первым начал знакомить студентов Московского университета с шеллингианской философией), греческая и римская литература, история живописи, скульптуры и архитектуры древних египтян, греков, этрусков и римлян.
Здесь нужно подчеркнуть, что во многих случаях профессора, приглашенные в российские университеты из-за границы, выступали в роли первооткрывателей своих предметов, т.е. впервые читали ту или иную дисциплину в России. Легко понять, что это отражало одну из главных целей приглашения иностранцев - расширить спектр преподаваемых наук, сблизить его с набором предметов в лучших европейских университетах, иными словами напрямую осуществить трансфер, в данном случае -системы университетского преподавания из Европы в Россию.
Уже в XVIII веке в Московском университете иностранные профессора внесли существенный вклад в развитие преподавания. Так, Х.Г. Кельнеру со второй половины 1757 г. был поручен курс всеобщей истории, который он читал в течение двух лет. Кельнер стал, таким образом, первым профессором истории в российских университетах. В то же время профессор Иоганн Керштенс открыл в том же году преподавание на медицинском факультете Московского университета, где, что характерно, читал не медицину, а физику и естественную историю.
В 1760-е гг. профессор Рейхель в своих лекциях, которые читал на латинском языке, впервые в университетском преподавании представил обзор истории России, а также пытался выстроить систему преподавания всеобщей истории в целом.
Целый ряд немецких ученых, приглашенных к преподаванию на физикоматематические факультеты, внесли значительный вклад в российскую университетскую науку. Наиболее высокого уровня математика достигла в Казанском университете, благодаря научным предпочтениям попечителя Румовского. Так, профессор Бартельс,
возглавивший кафедру чистой математики, поставил преподавание на один уровень европейским. Лекции Бартельса оказали большое влияние на Н.И. Лобачевского.
Что касается астрономии, то все три университета: Московский, Казанский и Харьковский, получили в 1800-е гг. прекрасных специалистов - профессоров Гольдбаха, Гута и Литтрова. Среди них особенно значим научный вклад Литтрова, первого профессора астрономии в Казани, который успешно провел строительство университетской обсерватории, воспитал себе преемника в лице русского ученого Симонова, а затем, вернувшись в 1816 г. в Германию, заслужил славу одного из ведущих популяризаторов астрономии в Европе.
Целиком деятельности приглашенных профессоров обязано в российских университетах становление такой дисциплины, как химия, причем ее развитие было не только теоретическим, в смысле перенесения европейских концепций в преподавание, но и практическим, когда в российских университетах совершались открытия, имевшие большое значение для науки в целом. В Харькове следует отметить Гизе, который принял активное участие в организации здесь химической лаборатории, исследовании полезных ископаемых и минеральных вод Харьковской губернии. Здесь он написал работы по физической и органической химии, а также учебные курсы «Фармация» и «Всеобщая химия для учащих и учащихся» (последний в течение нескольких десятилетий считался образцовым в российских университетах). В Москве в течение 30 лет кафедру химии занимал Рейсс, который разработал здесь самостоятельный лекционный курс «Всеобщая химия с опытами», обустроил университетскую лабораторию и аптеку. Наибольшее значение имели работы Рейсса по исследованию естественных минеральных вод (Кавказских, Московских, Тверских), благодаря которым он пришел к идее изготовления искусственных минеральных вод, осуществленной им в 1820-е гг. Как талантливый экспериментатор, Рейсс открыл явление «электрофореза» - движения частиц механических примесей в воде под действием электрического тока.
Что касается ботаники и зоологии, то наиболее крупные специалисты оказались приглашены в Московский университет - это были профессора Фишер и Гофман. Характерно, что Георг Франц Гофман к этому времени уже в течение десяти лет возглавлял ботанический сад Гёттингенского университета - один из лучших в Европе, а прибыв в Москву воспроизвел здесь на базе так называемого Аптекарского огорода на северной окраине Москвы уменьшенную копию Гёттингенского сада, со сходным размещением растений и функционально одинаковыми зданиями. Профессор Фишер был ученик Кювье, начинавший свою научную деятельность как блестящий палеонтолог, но в России вынужденный заняться трудами во всех областях зоологии и минералогии, выпустил по ним в Москве университетские учебники, организовывал экспедиции по изучению фауны, геологии и гидрографии центральной России. Мировую славу Фишеру принесли труды «Энтомография России» и «Ориктография Московской губернии» со множеством рисунков, в основу которых легли его собственные описания насекомых, ископаемых животных и минералов. Примечательно, что если Фишер не оставил в Московском университете русских учеников, передав кафедру своему сыну А.Г. Фишеру фон Вальдгейму, значительно уступавшему талантами отцу, то Гофман воспитал в качестве своего ближайшего ученика и помощника Максимовича, выдающегося русского ботаника, писателя, историка, этнографа, первого ректора университета св. Владимира в Киеве.
В отличие от физико-математических факультетов российских университетов, влияние иностранных профессоров на нравственно-политических факультетах было ограничено. Их деятельность практически никакого влияния не оказала на формирование преподавания юриспруденции в России, т.е. правоведние или развивалось благодаря отечественным профессорам (Цветаев, Сандунов в Московском, Тимковский в Харьковском университетах), или было очень слабым, как в Казани.
Зато весьма существенным ощущалось влияние в области философских дисциплин, которые именно благодаря немецким ученым, таким как Иоганн Теофил Буле в Москве или Иоганн Баптист Шад в Харькове, читались в российских университетах начала XIX в. на высоком уровне, с учетом новейших философских теорий Канта, Фихте и Шеллинга (после чего с конца 1810-х гг. в силу политических причин философия на десятилетия исчезла как самостоятельный предмет из университетской программы).
Помимо философии, другой общественно востребованной наукой в России, имевшей большой успех у слушателей начала XIX в., была политическая экономия. Крупнейшим специалистом в этой области в российских университетах являлся Л.Г. Якоб, ученик Канта, один из самых уважаемых профессоров университета в Галле, трижды избиравшийся там ректором. Еще до приглашения в Россию он составил целый ряд руководств по философским и политическим наукам, которые были широко распространены в европейских университетах.
В Харькове же Якоб написал восемь учебников для университетского курса и гимназий, в том числе первое в России сочинение по полицейскому праву. Важно добавить, что в 1809 г. Якоб был - впервые в истории российских университетов! -привлечен российским правительством в качестве эксперта по государственному хозяйству: произошло это в ходе финансовой реформы, разрабатываемой под
руководством Сперанского, и Якоб сыграл в успехе этой реформы весьма важную роль.
Науки словесных факультетов российских университетов в сравнении с естественными науками получили сравнительно мало немецких профессоров. Это объяснялось тем, что кафедры, посвященные преподаванию российской литературы и истории, конечно, предпочитали поручать отечественным ученым. Однако несомненный вклад немцы внесли в развитие преподавания древних языков, которое в этот момент в Германии находилось на очень высокой ступени. Профессор Маттеи, начавший службу в Московском университете в 1772 г., благодаря приглашению Муравьева, вернулся в 1803 г. к своей научной работе, принесшей ему славу крупнейшего в Европе византиниста. Широкими учеными познаниями в Харьковском университете обладал приглашенный туда по инициативе Гейне Роммель. Еще в Германии Роммель глубоко изучал политическую историю и культуру Рима и поэтому расширял узкофилологические рамки своих лекций, обращаясь к своим слушателям с целью через призму античности понять современные общественные проблемы, воспитать образцы патриотизма и гражданственности.
Говоря о других филологах, нельзя не вспомнить Б.А. Дорна (Харьков), который впервые в России стал преподавать эфиопский язык и выступил первым европейским исследователем, привлекшим источники на языках афганцев (пушту и фарси).
Если Казанский университет не мог похвалиться на своих кафедрах такими же крупными специалистами в области древних языков, как Маттеи и Роммель, зато именно здесь была основана российская университетская школа востоковедения. На кафедру восточных языков из Ростока в Казань был приглашен молодой профессор Френ, который сразу же проявил себя разносторонним ученым: филологом, историком, географом, нумизматом, работы которого находились на одном уровне с крупнейшими европейскими ориенталистами. Так, именно Френ приступил к научному изучению истории Золотой Орды и Волжской Булгарии, занимался подготовкой большого словаря арабского языка. В ходе изучения арабских источников Френ впервые обнаружил в них сведения, относящиеся к начальной истории древнерусского государства. Немало внимания он уделял и изучению местного этнографического материала, занимался историей татар, башкир, других поволжских народов.
Хотя в Казанском университете не было специальной этнографической кафедры, но большой вклад в этом направлении помимо Френа внес Фукс. Врач и натуралист по своей основной специальности, Фукс быстро переключился от собирания зоологических и ботанических коллекций к местным медико-географическим наблюдениям, увлекся
татарской стариной, археологией и этнографией, собрал одну из самых больших здесь нумизматических коллекций. Перу Фукса принадлежали десятки вышедших при Казанском университете работ как по истории, так и по современному состоянию населения Казанской губернии: он исследовал влияние климата на здоровье жителей Казани, праздничные обряды у поволжских народов.
Чтобы завершить обзор вклада немецких профессоров в российскую университетскую науку, отметим, что, слабее всего он был выражен на медицинском факультете: в Московский университет из Германии не было приглашено ни одного врача, а специалисты-медики в Харькове и Казани или не представляли из себя (за исключением Фукса) крупных ученых, или, находясь в центре университетских конфликтов (как Пильгер и Браун), не могли уделить много времени развитию преподавания и научной деятельности. Тем не менее, следует отметить, что Ф.А. Гильтебрандт первый начал преподавать хирургию в Московском университете как самостоятельный предмет (до этого она преподавалась вместе с анатомией).
Перейдем теперь к третьей составляющей вклада иностранных профессоров в российскую университетскую жизнь: их участии в окружавшей университеты
общественной деятельности.
Уже в XVIII в. вокруг Московского университета был основан ряд научнопросветительских обществ, в которых существенную роль играли немецкие профессора. Наиболее заметная фигура среди них - И.Г. Шварц, филантроп, масон, прибывший в Россию с осознанным желанием «насаждать и распространять образованность» в России. Для привлечения к «филантропической» деятельности состоятельных московских дворян Шварц занимался созданием при Московском университете новых ученых обществ. 13 марта 1781 г. им было открыто Собрание университетских питомцев. 6 ноября 1782 г. состоялось торжественное открытие Дружеского ученого общества. Под покровительство этого общества перешла Переводческая (филологическая) семинария, учрежденная в июне 1782 г. на средства московских масонов для подготовки переводчиков книг, издаваемых
Н.И. Новиковым. С помощью Дружеского общества Шварцу также удалось начать издание «Московской немецкой газеты». Шварц безусловно был выдающимся педагогом своего времени, интерес студенческой аудитории к его занятиям был огромный, и в них позднее находили истоки немецкого влияния на русскую культуру и литературу (через круг Карамзина и Тургенева, которые были учениками Шварца).
Идеи профессоров находят яркое выражение в их речах. Речи посвящены открытию лекций, тезоименитству царствующих особ, юбилеям университетов. В них излагались научные и общественные взгляды ученых, затрагивались этические вопросы. Так, Дильтей начал чтение лекций 31 октября 1756 г., открыв преподавание юридических наук в Московском университете речью «О нужде и пользе права» на латинском языке. При открытии лекций 21 мая 1757 г. Франкози произнес речь «О пользе физики и о способе, каким он физике обучать намерен» (на французском языке). Способ заключался в показе экспериментов с помощью оборудования физического кабинета. Рейхель в своей речи «О наилучших способах к умножению подданных» (1766) поднял важные для России вопросы демографии и впервые пытается оценить степень влияния войны на население, опираясь на данные о количестве жителей Москвы.
Другой видный профессор Московского университета в XVIII в., Иоганн Матиас Шаден, вообще не оставил других научных трудов, кроме речей, с которыми неоднократно выступал в торжественных собраниях. Основной их темой было развитие просвещения и воспитание юношества. Вот красноречивые названия речей Шадена в торжественных собраниях Московского университета (на латинском языке): «О душе законов» (1767),
«О праве обладателя в рассуждении воспитания и просвещения науками и художествами подданных» (1770), «О праве родителей в воспитании детей» (1773), «О монархиях, способных возбудить и питать любовь к отечеству, и о том, что любовь сия есть главная
душа законов в монархии (1775), «Похвальное слово о Екатерине Великой, первой из законодателей, премудро основавшей законодавчество свое на Совестном суде, ею утвержденном» (1779), «О воспитании благородного юношества, яко основании продолжительной народной славы в монархическом наипаче правлении» (1781), «Спрашивается: вредна ли, или полезна роскошь частным людям, городам, а паве монархиям, и ежели вредна, то до какой степени, и как прекратить и ослабить вредное ее действие» (1793).
«Моральные наставления» Шадена, в которых он придерживался руководства известного немецкого филолога и просветителя Геллерта, оставили глубокое впечатление у юного Карамзина, жившего в 1777-1781 на домашнем пансионе у Шадена). Среди других учеников Шадена, оставивших о нем благодарные отзывы, были Фонвизин и М.Н. Муравьев.
В начале XIX века тематика речей изменилась, в них европейские ученые начали затрагивать проблемы, остро звучавшие для современного им русского общества. Так, 31 августа 1804 г. профессор Грелльман прочел в Московском университете свою вступительную лекцию «О свойстве и пользе статистики» (переведена на русский язык), где выступил убежденным противником крепостного права, полагал, что «употребление надлежащей свободы много способствует к образованию ума и нравственности, к терпеливому перенесению трудов, к возбуждению и умножению прибыточных искусств ремесленников и дальнейшему производству для всякого рода торговли, посредством чего приумножается богатство государства». Рейнгард в 1805 г. на торжественном собрании, посвященном
50-летнему юбилею Московского университета, произнес на латинском языке речь «О плодах, каких можно ожидать от университетов, основанных или какие будут основаны в России». Буле 30 июня 1806 г. выступил на торжественном собрании Московского университета с речью «О лучшем способе, как писать можно историю тех народов, кои по общему мнению, прежде девятого века населяли, или переходили российские, особенно южные земли», где ставил задачу критического анализа источников по древнейшей русской истории и с сочувствием отзывался о готовящемся историческом труде Карамзина.
В Казанском университете можно отметить речи Кнорра о пользе непрерывных метеорологических наблюдений как в отношении к науке, так и к выгодам жизни Фогеля «Об усовершенствовании медицинского искусства христианской верой».
В Харькове профессор Корритари в 1807 г. произнес на публичном акте речь («О связи философских занятий с медицинскими»), высказав ряд замечаний об отношении опытных наук к философии. Она представляет собой краткое изложение основных положений натурфилософии Шеллинга.
Отметим также для характеристики общественной деятельности профессоров, что многие из них состояли членами различных обществ и организаций, причем как созданных в тех университетах, где они служили, так и не имевших к этим университетам прямого отношения. Среди последних назовем Вольное экономическое общество, Русское археологическое и Русское географическое общество, Московское общество сельского хозяйства, Библейское общество. Правда, членство в последних было характерно уже для последнего поколения немецких профессоров, продолжавших преподавать в 1820-1840-х гг. Также в большом количестве входили иностранные профессора российских университетов и в разнообразные европейские ученые общества - университетские или академии наук почти всех крупных европейских стран.
Наконец, приглашенные в Россию профессора, несмотря на подчас сравнительно краткое время пребывания, оставили после себя в университетах не только пособия и учебники, но и учеников. Назовем лишь некоторых из них: в Московском университете среди учеников Брашмана были известные математики Чебышев и Сомов; ученики Буле -это будущий профессор эстетики Московского университета Надеждин и философ-
шеллингианец Давыдов, а также многие будущие декабристы и общественные деятели Якушкин, Чаадаев, Грибоедов и др.; учеником Гейма был декабрист Н.И. Тургенев, который послал учителю экземпляр своего «Опыта теории налогов». Учениками профессора Керштенса были Сибирский и Синьковский, ряд его воспитанников работали в практической области по ведомству Берг-коллегии, а учеником Маттеи, принявшим после его смерти обе кафедры, был Тимковский.
В Казани в разное время учениками Литтрова были Лобачевский, И.М. Симонов и Н.Д. Брашман. Они же были учениками Реннера. Среди учеников Эрдмана можно назвать П.И. Николаева и Фойгта. Кроме того, профессор Болензен частным образом в Санкт-Петербурге преподавал санскрит известному в будущем ориенталисту П.Я. Петрову.
В Харькове в числе учеников Ф. Гизе можно назвать Сухомлинова и основателя термохимии Гесса. Среди учеников Шада: Гесс-де-Кальве, Ковалевский, Хлапонин, Дудрович, Бразоль, Любочинский. Лекции Шада посещали такие известные мыслители, как Велланский и архиепископ Иннокентий (Борисов).
Итак, проделанный на основании материалов составленного в ходе выполнения проекта биографического словаря обзор показал, что иностранные профессора российских университетов внесли достаточно ощутимый вклад в университетское преподавание и науку. В количественном соотношении прежде всего поколение профессоров «александровского» призыва доминировало в Московском, и особенно Харьковском и Казанском университетах начала XIX века, многие из них занимали высокие административные посты, некоторое время определяя лицо университета с точки зрения его системы управления. Соответственно, именно в эту эпоху, а для Московского университета впрочем и в более ранний период профессора-иностранцы вносили определяющий вклад в научную продуктивность университета. Объем и количество научных сочинений приглашенных профессоров в этот период, значительно превышал аналогичный вклад уроженцев России. Также именно иностранцами открывались многие преподавательские циклы российских университетов, особенно в естественных науках и философии, что немедленно выводило преподавание этих предметов на европейский уровень. Весьма существенным было их влияние и в области политической экономии, и классической филологии.
Хотя для многих профессоров-иностранцев пребывание в России в первой половине XIX века оказалось недолгим, многие из них оставили учеников, которые в последующем создали научные школы в российских университетах. Научные экспедиции, исследовательская работа, созданные учебники, идеи, выраженные в публичных речах профессоров-иностранцев, - все это оказало влияние на складывание нового облика ученых корпораций российских университетов. Важнейшим же, на мой взгляд, был собственно «переезд» в Россию европейской университетской науки, который сделал дальнейший процесс ее адаптации здесь необратимым, несмотря на последующее возвращение ее прямых представителей обратно в Европу.
Библиографический список
1. Maurer T. Hochschullehrer im Zarenreich. Ein Beitrag zur Sozial- und Bildungsgeschichte. Köln; Weimar; Wien, 1998.
2. Андреев А. Ю. Российские университеты XVIII - первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. - М., 2009.
3. Петров Ф. А. Немецкие профессора в Московском университете. - М., 1997.
4. Биографический Словарь профессоров и преподавателей Московского университета. Ч. 1-2. - М., 1855.
5. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Казанского университета: 1804-1904: В 2 ч. - Казань, 1904.
6. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Юрьевского, бывшего Дерптского ун-та за сто лет его существования (1802-1902). Т. 1-2. -Юрьев, 1902-1903.
7. Юридический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1908.
8. Физико-математический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1908.
9. Медицинский факультет Харьковского университета за первые 100 лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1905-1906.
10. Историко-филологический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-1905). - Харьков, 1908.
11. Багалей Д. И., Миллер Д. П. Харьковский университет // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 37 (73): Хаким - Ходоров. 1903. - С. 103.
12. Грелльман Г.М. О свойстве и пользе статистики. - М., 1804. - С. 4-5.
13. Ueber die muthmassliche Heilbarkeit fast aller Krankheiten // Речи, произнесенные в торжественном собрании императорского Харьковского университета, 30 августа 1818 г. -Харьков, 1818. - С. 9-30; Перевод: О вероятной излечимости почти всех болезней // Там же. - С. 31-53.
14. Роммель, К.-Д. Спогади про моє життя та мій час. - Харків, 2001. - С. 117.
15. Allgemeine Deutsche Biographie. - Leipzig, 1875-1912 (ADB).
16. Neue Deutsche Biographie, 1953-2010 (NDB).
