CC BY
72
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2012. Вып. 1 (44). С. 28-39
Образ европейской науки на страницах газеты «Московские ученые ведомости»:
УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ГАЗЕТА КАК СРЕДСТВО
интеллектуального трансфера
В. В. СМЕКАЛИНА
На примере газеты «Московские ученые ведомости», выходившей при Императорском Московском университете в 1805—1807 гг., раскрывается один из механизмов переноса университетских идей в Россию в начале XIX в. «Московские ученые ведомости» стали первым университетским периодическим изданием в России и способствовали проникновению на русскую почву новых образовательных и научных идей. Своими публикациями издатели стремились закрепить за Московским университетом статус европейского, вписать науку России в общеевропейскую, что говорит о перерастании газетой рамок простого заимствования. В статье детально освещается тот «образ науки», который непосредственно переносила в Россию университетская газета.
Периодические издания в европейском научном пространстве играли важную функцию: они выполняли роль транслятора идей, были трибуной для различных мнений и теорий, оповещали научную общественность об опытах и открытиях, актуальных дискуссиях и книжных новинках. Обладание собственным печатным органом значительно повышало статус университета и расширяло сферу его влияния. Издание газеты подразумевало наличие достаточной материальной базы (иметь собственную газету мог позволить себе далеко не каждый университет) и научного потенциала, давало возможность претендовать на положение «властителя дум» на более обширном участке европейского пространства1.
Собственная университетская газета появилась лишь в XVIII в. в модернизированных немецких университетах: в Лейпциге (родине немецкой научной периодики), Галле и Геттингене2. Особую известность получили «Геттингенские ученые известия» (Göttingische Zeitungen von Gelehrten Sachen“, позднее Göttinger Gelehrte Anzeigen), издававшиеся с 1739 г.3 В 1751 г. эта «ученая газета» была передана Геттингенскому ученому обществу (Sozietät der Wissenschaften) и
1 Frick, Claudia Profos. Gelehrte Kritik: Albrecht von Hallers literarisch-wissenschaftliche Rezensionen in den «Göttingischen Gelehrten Anzeigen». Basel, 2009.
2 Андреев А. Ю. Российские университеты XVIII — первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. М., 2009. С. 247.
3 См.: Göttingische Zeitungen von Gelehrten Sachen: auf das Jahr... Göttingen, 1739-1801.
достигла своего расцвета благодаря усилиям знаменитого швейцарского писателя и поэта Альбрехта фон Галлера4. Под его началом газета, ранее не выделявшаяся из научной периодики своего времени, стала выходить три раза в неделю, с беспримерной полнотой информируя читателей о значимых научных новостях и открытиях и публикуя огромное количество рецензий на новые книги (из них несколько тысяч рецензий были написаны самим Галлером5).
Как и другие аспекты организации научной деятельности в Геттингене, послужившие примером для других университетов, «Геттингенские ученые ведомости» явили собой важный образец по созданию научной периодики. Именно они сыграли роль образца для российского варианта университетской газеты, необходимость издания которой определялась содержанием университетской реформы в России в начале XIX в.
В начале века Московский университет вступил в новый этап своей истории — этап европеизации, обновления, резкой перестройки административной структуры и системы преподавания, что было вызвано кризисом университета конца XVIII столетия. Тяжелым наследием, доставшимся от времен Екатерины II и Павла I, было падение престижа университетского образования среди дворянства, сокращение количества студентов, уменьшение общественного веса университета, нехватка квалифицированных профессоров и недостаток материальной базы. Университет, стоявший тогда особняком в общественной жизни Москвы, не всегда мог привлечь к себе внимание яркими личностями преподавателей или глубоким содержанием лекций6. В знаменитой «Записке о древней и новой России» Н. М. Карамзин отмечал, что «в Лейпциге, в Геттингене надобно профессору только стать на кафедру — зал наполнится слушателями». У нас же, сетовал он, «нет охотников для высших наук», а «выгоды ученого состояния в России так еще новы, что отцы не вдруг еще решатся готовить детей своих для оного»7.
Этот неутешительный вывод свидетельствовал об отсутствии в российском обществе того времени общепризнанного статуса науки. Однако потребности развития страны и стремление идти в ногу с европейским ученым миром диктовали необходимость как совершенствования всей системы российского образования, так и сближения дворянской культуры с научной средой, что могло стать лишь результатом повышения статуса науки в обществе. «Дней Александровых прекрасное начало»8 стало благодатной почвой для воплощения реформаторских идей выдающихся деятелей российского просвещения, которые, как и прежде, обращали свой взор на Запад в поисках решений для давно назревших проблем. Для популяризации научных знаний и науки как таковой были избраны рецепты, уже опробованные в университетах Германии. Помимо прочих это
4 О нем: Siegrist Ch. Albrecht von Haller. Stuttgart, 1967.
5 См.: Frick C. Gelehrte Kritik: Albrecht von Hallers literarisch-wissentschaftliche Rezensionen in den „Göttingischen Gelehrten Anzeigen“.
6 Андреев А. Ю. Указ. соч. С. 350—358.
7 Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 66.
8 Пушкин А. С. Послание цензору // Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 1. М., 1959. С. 196.
приглашение иностранных ученых, основание научных обществ, организация публичных лекций, а также издание собственной университетской газеты9.
Необходимость преодоления оскудения Московского университета остро ощущалась одним из передовых деятелей российского просвещения начала XIX в.— попечителем Михаилом Никитичем Муравьевым, ставшим проводником и вдохновителем реформ по его модернизации10. Именно благодаря усилиям Муравьева в Уставе университета были зафиксированы мощные импульсы, исходившие из обновленных немецких университетов. Устав, основанный на просветительских и либеральных началах, придавал Московскому университету характер и статус европейских учебных заведений, наделял его широкой автономией, создавал условия для его превращения в очаг российского просвещения, расцвета в нем наук11.
Благодаря активному содействию профессора Геттингена Кристофа Мей-нерса уже в 1803—1805 гг. Муравьев пригласил в Москву 11 профессоров из Германии, причем среди них были такие ученые европейской величины, как Г. Ф. Гофман, И. Т. Буле, Г. Фишер фон Вальдгейм, И. А. Иде, Ф. Ф. Рейсс, Х. Ф. Маттеи12. Среди всех профессоров, лично им избранных и приглашенных, Муравьев особенно выделял Буле13, к личности и научным трудам которого он питал особую симпатию. Именно Буле стал одним из важнейших сподвижников Муравьева в деле обновления университетской науки, а также принял участие в издании университетской газеты.
Иоганн Теофил Буле (Buhle Johann Gottlieb, 1763—1821) принадлежал к числу ведущих ученых Геттингена и прославился как один из крупных знатоков античности и новой философии14. Его опыт и научные интересы как нельзя лучше соответствовали желаниям Муравьева ввести широкое изучение античного наследия в России, развить у московской читающей публики художественный и научный вкус15. Буле не сразу согласился принять приглашение Муравьева, но, прибыв в Москву, стал одним из самых деятельных его помощников. В Московском уни-
9 Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 2000.
10 Литературу о М. Н. Муравьеве и очерк его университетской деятельности см.: Императорский Московский университет: 1755—1917: Энциклопедический словарь / Сост. А. Ю. Андреев, Д. А. Цыганков. М., 2010. С. 475—476.
11 Петров Ф. А. Университетский устав 1804 г. и становление системы университетского образования в России // Вестник Московского университета. Сер. История. 2004. № 2. С. 57-94.
12 Stieda W Deutsche Gelehrte als Professoren an der Universität Moskau. Leipzig, 1930; Петров Ф. А. Немецкие профессора в Московском университете. М., 1997.
13 Eck, Reimer. Die Bibliotheken in Göttingen und Moskau — Johann Gottlieb Buhles Entwurf einer Bibliotheksordnung für die junge Moskauer Universitätsbibliothek vom 3. Mai 1805 // Russland und die “Göttingische Seele” (hg. von E.Mittler und S.Glitsch). Göttingen, 2003. S. 269.
14 Буле Иоганн Теофил (Готлиб) // Иностранные профессора российских университетов (вторая половина XVIII — первая треть XIX в.): Биографический словарь. М., 2011. С. 44-47; Lehmann-Carli G. Göttinger Gelehrte im Spannungsfeld von russischer Historie und aktuelle Kulturpolitik // Russland und die “Göttingische Seele” (hg. von E.Mittler und S.Glitsch). Göttingen, 2003. S. 259-260.
15 Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 2000. С. 99-100.
верситете в 1805 г. Буле занял кафедру изящных искусств и археологии словесного факультета, а с 1806 г. одновременно и кафедру естественного, публичного и народного права на нравственно-политическом факультете16. В 1805—1810 гг. Буле читал курсы лекций по критической метафизике, опытной психологии, истории философии, естественному, публичному и народному праву, а также истории изящных искусств, мифологии и археологии. Большое внимание Буле уделял разбору философских систем И. Канта и И. Г. Фихте, одним из первых в России он начал знакомить студентов с философией Ф. В. Шеллинга.
Буле с серьезностью и воодушевлением относился к выпавшей ему, как и другим немецким профессорам, миссии представлять и распространять европейскую науку в России. Его настроение в это время хорошо выражает письмо, посланное Мейнерсу 19 декабря 1804 г.: «Когда я сравниваю мое нынешнее положение с геттингенским, то мне кажется, что до сих пор я был связан по рукам и ногам. Теперь чувствую я себя свободно. Каждую неделю подвигаемся мы вперед, и от того, что мы делаем, ... зависят в будущем большие свершения этой великой нации»17. Именно Буле согласился на предложение Муравьева принять участие в издании новой университетской газеты и стал ее главным двигателем.
Необходимость издания Московским университетом своих «ученых ведомостей» осознавалась Муравьевым еще накануне реформы. Это в полной мере соответствовало характеру преобразований, ориентированных на приближение существовавшей тогда модели русского университета к образцу немецких обновленных университетов и лежало в русле просветительской концепции Му-равьева18. Требование непременного выхода такой газеты попечитель хотел даже внести в университетский устав, записав, что «при университете издают два раза в неделю ученые ведомости, содержащие рассмотрение всех новых книг и откровений в науках как в наших, так и в чужих краях»19, однако, к сожалению, этот пункт отсутствовал в окончательной редакции Устава 1804 г.
Стараниями Муравьева и откликнувшегося на его призыв Буле 7 января 1805 г. вышел первый номер «Московских ученых ведомостей». В объявлении об издании обозначалась цель газеты — знакомить читающую публику с новейшими достижениями европейской науки и науки российской как ее неотъемлемой части20. Не владея русским языком, Буле писал статьи для газеты практически в одиночку, а их переводом на русский язык занимался его ученик Николай Ко-шанский21. Именно перу Буле принадлежит подавляющее количество заметок, критических рецензий и комментариев. Иногда свои материалы предоставлял в печать и сам Муравьев. Газета еженедельно выходила в течение трех лет (с января 1805 по июль 1807 г.) и прекратила свое существование со смертью Муравьева,
16 Иностранные профессора российских университетов. С. 45.
17 Stieda W. Op. cit. S. 84.
18 Об этапах развития «идеи университета» в России см.: Университетская идея в Российской империи XVIII — начала XX веков: Антология / Сост. А. Ю. Андреев, С.И. Посохов. М., 2011.
19 Проект Устава Московского университета (1803), цит. по кн. Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 2000. С. 279.
20 См.: Прибавление к № 105 «Московских ведомостей» от 25 декабря 1805 г.
21 Императорский Московский университет: 1755—1917. С. 360—361.
потеряв в его лице единственного покровителя22. К кругу авторов газеты, кроме Буле, также изредка принадлежали московские профессора Ф. Х. Рейнгард, Х. Ф. Гольдбах, Л. А. Цветаев, Х. Ф. Маттеи, Х. Штельцер.
Образцом для «Московских ученых ведомостей» стала геттингенская газета «Göttinger Gelehrte Anzeigen», опыт участия в издании которой уже имелся у Буле. Необходимо отметить, что по форме и направленности содержания московская газета полностью копировала геттингенские ведомости, что являлось следствием доминирования Буле в процессе подбора и обработки материалов23. Однако газета все же не являлась чужеродным элементом в московской ученой среде. Важнейшие события как московской научной жизни, так и российской науки в целом, которая позиционировалась в «ведомостях» как органичная и неотъемлемая часть европейской ученой мысли, получали в ней немедленное освещение.
Содержание «Московских ученых ведомостей» складывалось из трех основных блоков: 1) известия из научной и университетской жизни России, 2) научные новости из Европы по разделам и 3) критические рецензии. Знакомство читающей публики с новейшими событиями в европейской науке немало способствовало популяризации научного знания в русском обществе и свидетельствовало о пристальном внимании университетской среды к ее достижениям. Сам же Московский университет предстает в «ученых ведомостях» как высшее образовательное заведение европейского ранга; о нем говорится так же, как говорилось бы о любом немецком университете. И смысловая, и эмоциональная составляющие повествования о Московском университете в газете близки манере, использованной в «Геттингенских ученых ведомостях» для рассказа об университете Геттингена. Так, например, в объявлении о наборе студентов в Московский университет подчеркивается, что он находится под «августейшим покровительством» императора, что в его стенах благородное юношество может «украсить разум свой многоразличными знаниями»24. Университет же «торжественно обещает особенное внимание и покровительство новым согражданам своим»25. Отметим именование студентов университета в газете «согражданами», что созвучно идее европейской «ученой республики» в ее исходном смысле — корпорации, живущей по собственным законам26. Большое внимание уделяется представлению университета как места, наиболее подходящего для развития наук, ибо он имеет «отверстые библиотеки, музеи натуральной истории, собрания художественных вещей», химические и астрономические кабинеты. Любопытно, что обучение в университете рассматривается как «долг» молодых людей и делает их «причастниками всех прав и преимуществ, пожалованных состоянию сему Всепресветлейшим государем нашим»27. Как и в европейских
22 Императорский Московский университет: 1755—1917. С. 457—458.
23 Иностранные профессора российских университетов. С. 45.
24 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 279.
25 Там же.
26 См. статью «Автономия» // Императорский Московский университет: 1755—1917. С. 12-13.
27 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 280.
университетах, предлагается селить студентов в домах у профессоров, что способствовало бы их адаптации к дворянскому обществу.
Одной из задач новой газеты было информировать публику об актуальном состоянии европейской ученой среды. Уже в первом номере «Московских ученых ведомостей» сообщается о событии большого масштаба как для всей российской, так и для европейской исторической науки — о выходе в свет «Нестора», то есть Повести Временных лет (Русские летописи, на коренном славенском языке, сравнены, переведены и объяснены А. Л. Шлёцером. Гётт., 1802)28. «Нестор», выпущенный Августом Людвигом Шлёцером в Геттингене (кстати, в латинской транскрипции), представлял собой первое историко-критическое руководство к произведению, которое позже будет озаглавлено «Повесть Временных лет», и включал также сравнительное исследование данных русской летописи по отношению к сообщениям византийских источников29. Буле подверг подробному разбору содержание труда Шлёцера и с удовлетворением отметил, что ученый «не преминул воспользоваться всеми новыми материалами. какие доставили ему прилежание и плоды исследований. природных русских ученых»30.
Здесь следует обратить внимание на многократно встречающуюся в газете точку зрения, согласно которой все ученые, находящиеся на территории России, в подчинении у российского самодержца, вне зависимости от своего происхождения считаются учеными российскими, среди которых есть как иностранцы, так и ученые «природно русские». Так, признавая большие заслуги Шлёцера перед наукой, Буле одновременно пишет о важности создания благоприятных условий для работы ученых вообще. По его мнению, кому-либо из иностранных ученых будет сложно продолжить этот труд, ибо Шлёцер в течение 30 лет изучал свой источник, «да еще и в таком кабинете, который не далее бы 20 сажен был от славной Гёттингенской библиотеки»31. Сообщение об издании «Нестора» было с энтузиазмом воспринято российской публикой, и в одном из последовавших номеров дается объявление о конкурсе Совета Московского университета, связанном с исследованием племен, осевших на Руси, с опорой на издание Шлёцера32.
Другим примером непосредственной трансляции европейской ученой мысли в Россию служит известие об участии студентов и выпускников Московского университета в переводах книг иностранных ученых, что, по мнению авторов газеты, должно приобщать российскую ученую публику к европейской науке33. В «Московских ученых ведомостях» постоянно подчеркивается важность контактов с ученой Европой и усвоения ее опыта, а также необходимость попыток самостоятельной научной деятельности россиян. Так, ярким примером тому становится история Андрея Кайсарова, обучавшегося сначала в Благородном пансионе при Московском университете, а затем отправленного в Геттинген,
28 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 1-7, 25-30.
29 См. подробнее: Черепнин Л. В. А. Л. Шлёцер и его место в развитии русской исторической науки // Международные связи России в XVII — XVIII вв. М., 1966. С. 188-199.
30 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 2.
31 Там же.
32 Там же. С. 216.
33 Там же. С. 8.
где он занимался под руководством Шлёцера и «прилежанием своим приобрел хорошие сведения в науках». Газета характеризует Кайсарова как «ученого Россиянина», отмечает его «исправность, хороший навык и легкость в немецком слоге»34. Изданный в Германии «Опыт славянской мифологии» Кайсарова становится в ряд трудов, соединяющих интеллектуальное пространство России и Европы.
В том же ряду стоит и труд профессора Маттеи по изданию греческих текстов, хранившихся в Москве35. Маттеи, один из немецких профессоров, приглашенных Муравьевым, как эллинист занимался разбором и классификацией древних греческих манускриптов из библиотек Святейшего Синода36. Труды Маттеи, пишет газета, способствовали прославлению этих библиотек «в чужих краях». Его усилиями в Лейпциге был издан перечень этих рукописей с посвящением «августейшему монарху» Александру I. На основе московских рукописей Маттеи также издал в Виттенберге выверенный по ним Новый Завет. Маттеи, которого «Московские ученые ведомости» называют «нашим профессором», посвящают свои труды и некоторые европейские ученые, о которых пишет газета, например эллинист, профессор Йены Иоганн Готтлоб Шнейдер.
Иллюстрируя тот факт, что Россия является объектом внимания европейской науки, газета помещает заметку об исследовании «российских древностей» на территории Крыма. Ученый К. Келер, находившийся на иждивении Его Императорского Величества, предпринял поездку по Крыму, где обнаружил древние памятники и надписи, свидетельствовавшие о тесных связях с Грецией. Им же был открыт ставший впоследствии предметом научных изысканий памятник царице Комосатрии37, супруге царя Боспора38.
Одним из важнейших достижений физики на рубеже веков стали открытия в области электричества, и этой теме в газете посвящено немало статей и рецензий. Итальянским ученым Луиджи Гальвани и его учеником Алессандро Вольтой были проведены опыты по исследованию электрических явлений в разных средах. На рубеже XVШ—XIX вв. Гальвани открыл биологические эффекты электричества, положив начало электрофизиологии, а Вольта изобрел первый источник постоянного тока — гальванический элемент. Практически одновременно с сообщениями об открытиях итальянских физиков газета помещает объявление о конкурсе, устраиваемом Императорской Академией наук в Санкт-Петербурге. Академия, следуя за новейшими достижениями в физике, учреждала конкурс на лучший трактат «об опытах о свете и его свойствах» и об исследовании явления гальванизма. Уточнялось, что сочинения в Академию могут подаваться как на русском, так и на латинском, французском, немецком и английском языках, что выгодно подчеркивало взаимодействие интернациональных научных сил в российском ученом мире. Газета также приглашала к участию в подобных же кон-
34 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 41.
35 Московские ученые ведомости. М., 1806. С. 14-16, 22-24, 25-30.
36 Иностранные профессора российских университетов. С. 107-110.
37 Именно в такой огласовке в газете было написано имя боспорской царицы.
38 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 217-222.
курсах европейских университетов, академий и ученых сообществ. Публиковались объявления из Швеции, Италии, Франции, немецких земель39.
В историографии бытует мнение, что наука в то время вообще «делалась почтальонами»40. Памятуя о необходимости научного общения, издатели регулярно публикуют послания, в которых российским ученым сообщается о текущих экспериментах и открытиях иностранных коллег. Порой посредником между учеными становился и сам попечитель Муравьев, который предоставлял в печать адресованные через него русским ученым письма. Так, некий часовых дел мастер Гайнам уведомлял московского профессора физики П. И. Страхова об опытах эдинбургского ученого Джона Робинсона, который изобрел устройство для определения отклонения магнитной стрелки в разных частях земного шара41. Ученый В. Г. Тилезиус, участвовавший в плавании И. Ф. Крузенштерна, регулярно писал своему другу московскому профессору Гольдбаху о ходе экспедиции, и эти отчеты публиковались в «Московских ученых ведомостях». А профессор Рейсс на заседаниях Общества Соревнования Медицинских и Физических наук при Московском университете зачитывал письма итальянских физиков об открытиях, сделанных на основе так называемого электромотора — изобретения Алессандро Вольты.
Однако случалось, что русские ученые, исследуя актуальные в европейской науке проблемы, оказывались все же не полностью осведомленными о новейших изысканиях своих европейских коллег. Так, сообщая о представлении московским медиком Ильей Грузиновым «Физико-математического рассуждения о гальванизме», автор заметки отмечает высокую ценность данной работы, однако сетует: «Жаль, что господин автор не пользовался прекрасным сочинением де Люка о электрико-гальванической жидкости, ибо, по-видимому, не имел еще о нем сведения»42.
В одном из номеров Буле помещает заметку о благе распространения наук в высшем обществе, где повествуется о графе Иване Потоцком, занявшемся изучением древней хронологии43. Это есть «приятнейший пример», пишет Буле, «что особа толь знаменитая, с толь великим усердием и ревностью посвящает свободные часы свои таким исследованиям». При этом в заметке дается также обоснование истории как науки, цель которой — «найти начальные основания всего». Имя Потоцкого при этом не является единственным в ряду знатных покровителей науки. Среди московских благотворителей особо упоминается о Павле Григорьевиче Демидове, подарившем Московскому университету большое количество экспонатов в Музей Натуральной истории, а также коллекцию
монет44.
39 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 14, 46 и др.
40 Winter, Eduard (Hrg.). Lomonosov, Schlözer, Pallas: deutsch-russische Wissenschaftsbeziehungen im 18. Jahrhundert. Berlin, 1962; ders., Die deutsch-russische Begegnung und Leonhard Euler : Beiträge zu den Beziehungen zwischen der deutschen und der russischen Wissenschaft und Kultur im 18. Jahrhundert. Berlin, 1958.
41 Там же. С. 179.
42 Там же. С. 45.
43 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 279. С. 225—235.
44 См., напр.: Московские ученые ведомости. М., 1806. С. 121—126.
Нельзя не отметить освещение в «Ученых ведомостях» и наиболее актуальных изысканий в философии. Сразу два номера газеты посвящены разбору «Лекций о методе академического познания» Фридриха Шеллинга, получивших широкий отклик в Европе45. По мнению Буле, философия Шеллинга в целом неясна и написана непонятным языком, особенно сетует он на него за «колкие выражения», а сторонников его учения характеризует как «Шеллингову секту». Буле отказывается от мысли излагать в рецензии всю философскую систему Шеллинга, которая представляется ему «слишком скучной». Однако «Лекции о методе академического познания» заслужили высокую оценку Буле, и он дает их обозрение по главам. В рецензии Буле положительно оценивает посыл Шеллинга, который писал о «необходимом единстве всего знания» и о своем «темном предчувствии» этого. По его мнению, это подтверждает «высокое назначение университетов в ученом и нравственном отношении».
Важным событием в развитии университетской идеи Западной Европы стали лекции Иоганна Готтлиба Фихте «Об истинном свойстве ученого, и о внешнем образе его жизни и поведения, относительно разумной свободы, которою он, как человек, одарен» (публикация лекций, прочитанных Фихте в Эрлангене в 1805 г.), о которых сообщали «Московские ведомости»46. В рецензии на эти лекции Фихте Буле излагает мнение философа относительно истинного назначения ученого (при этом, правда, Буле замечает, что сам Фихте, если следовать его же определению, не может называться истинным ученым). Терминологию Фихте, как и Шеллинга, Буле критикует как «темную и таинственную». Однако он вполне соглашается с предложенными Фихте свойствами ученого. По Фихте, это: 1) «праводушие» в науке, что понимается как господство идеи добра как единственной причины, побуждающей к исследованию, в противоположность корыстолюбию; 2) академическая свобода; 3) ученый должен внутренне наслаждаться своей наукой. Фихте выступает за то, чтобы правители были учеными людьми, а также отмечает: «.если хороший ученый в государстве имеет нужду в своем содержании, то и государство имеет нужду в ученом». При этом, если Фихте пишет о злоупотреблениях студентами своими свободами в немецких университетах, то Буле считает, что «в наших русских университетах, при лучшем распоряжении Академического учения, таких вольностей совершенно не бывает». Публикацию воззрений Фихте о достоинстве ученого следует считать знаковым событием в университетской жизни России, ибо созвучные этим идеи Вильгельма фон Гумбольдта и Ф. Шлейермахера были положены в основу «классического университета» в Берлине, открытого в 1810 г.47
Статьи, появлявшиеся на страницах «Московских ученых ведомостей», демонстрировали читателю уровень развития наук в Европе, вписывали российскую науку и российскую образовательную и ученую среду в научный мир Евро-
45 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 254—256, 257—258.
46 Московские ученые ведомости. М., 1806. С. 337—342.
47 Соответствующие тексты Фихте, Шеллинга, В. фон Гумбольдта, Шлейермахера и Штеффенса см.: Die Idee der deutschen Universität. Die fünf Grundschriften aus der Zeit der ihrer Neugründung durch klassischen Idealismus und romantischen Realismus (hg. von E. Anrich). Darmstadt, 1956.
пы. Большое внимание здесь уделялось и научной деятельности самого Московского университета, при этом в материалах подчеркивалось активное сотрудничество российских ученых со своими европейскими коллегами, живость контактов России и Европы, актуальность исследований, проводимых российскими учеными. Таким образом, российская наука по праву становилась интегральной частью европейской, что неустанно подчеркивалось в «ученых ведомостях» в соответствующих статьях о деятельности московских профессоров и в отчетах ученых обществ. Интересно, что даже об иностранных ученых, проживавших в России, говорится как о «наших» ученых. В одной из статей отмечаются выдающиеся «труды Русских ученых, как природных, так и иностранцев»48.
Помимо собственно сообщений о фактах науки для газеты были характерны сообщения на темы научной этики, что придавало ей своеобразный эмоциональный аспект: страницы университетских ведомостей полны просветительского оптимизма и стремления донести до публики мысль о необходимости и благотворности наук. Образ европейской науки возникает из совокупности представленных в газете материалов и становится объектом культурного трансфера. Таким образом, итогом образовательной реформы начала века становится не только институциональный перенос форм университета из Германии, но и проникновение в Россию самого идейного пространства модернизированных немецких университетов.
Итак, исследование данной проблемы привело нас к следующим выводам:
1. Интеллектуальный трансфер между немецкими землями и Россией имел не только институциональный, но и идеологический компоненты. Создание газеты «Московские ученые ведомости» стало одним из наиболее ярких идейных влияний немецких «модернизированных» университетов на русскую науку и образование.
2. Краткий период существования «Московских ученых ведомостей» был обусловлен особенностями создания и организации издания, а также отсутствием законодательной базы по данному вопросу. Можно утверждать, что одной из причин прекращения издания газеты были недостаток внимания к изданию со стороны русских профессоров, отсутствие опыта сотрудничества с газетой у молодого поколения воспитанников университета. К моменту смерти Муравьева за границей обучались многие будущие профессора университета, и некоторые из них могли бы перенять у Буле эстафету (к примеру, Роман Федорович Тим-ковский). Однако, к сожалению, к 1807 г. цикл подготовки новой профессуры еще не успел завершиться, а с уходом Муравьева некому стало отстаивать интересы университетской газеты. К началу 1810-х гг. обстоятельства изменились, и попечитель Павел Иванович Голенищев-Кутузов всеми силами старался выжить Буле из университета и лишить его кафедры, что ему и удалось в 1811 г.49
3. Открытым остается вопрос о круге подписчиков газеты. Мы не можем судить о степени внимания читающей публики именно к университетской газете, хотя попытки распространять науку предпринимались и в других российских
48 Московские ученые ведомости. М., 1805. С. 279.
49 Подробнее см.: Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. С. 135-137.
«серьезных» изданиях: в качестве примера можно привести «Вестник Европы» Н. М. Карамзина. Способствовали ли «Московские ученые ведомости» расширению учености? На этот вопрос вряд ли можно дать однозначный ответ. Проблема состояла в то время в отчужденности дворянской культуры от научной среды. Еще не было достаточного количества научно образованных читателей, которые готовы были бы воспринять именно такую форму приобщения к европейской учености. С другой стороны, широко известен успех публичных лекций Московского университета у просвещенной публики50. Это говорит все же об имевшемся у общества интересе к науке. «Московские ученые ведомости» отметили, тем самым, новый этап на пути сближения общества и университетской культуры, став предтечей последующих университетских изданий. Правда, следующая общеуниверситетская газета («Ученые записки Московского университета») появится только в 1833 г., зато круг ее читателей и сфера влияния будут уже значительно шире.
Не все элементы университетской реформы начала XIX в. сумели закрепиться в Московском университете. Казалось бы, такая же участь постигла и университетские «ведомости». Однако главным итогом преобразований в целом (независимо от нашей оценки того, удались они в полной мере или нет), и в частности издания «Московских ученых ведомостей», стал сам факт присутствия науки в российском образовательном пространстве, без чего не могли бы иметь успеха последующие усилия по реформированию и модернизации университета и его расцвет в 1830—40-е гг. Поэтому на сокрушения Карамзина, приведенные в начале данной статьи, можно ответить словами самого же Карамзина, отмечавшего в связи с успехом публичных лекций в Московском университете, что в русском обществе появляется «все большее число любителей учености», что наука стала «модною». «Мы даже поступим неблагоразумно, — заявлял он, — если будем еще отправлять молодых людей в чужие земли учиться тому, что преподается в наших Университетах»51.
Ключевые слова: история университетов, русско-немецкие университетские связи, университетская газета, история науки.
50 Карамзин Н. М. О публичном преподавании наук в Московском университете // Вестник Европы. 1803, № 24. С. 261-268; см. также: Университетская идея в Российской империи. С. 76-80.
51 Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 264, 266-267.
University newspaper as means of intellectual transfer: the image of European science
IN THE NEWSPAPER «MOSCOWSKIE UCHONYE VEDOMOSTI»
V. Smekalina
The newspaper «Moscowskie Uchonye Vedomosti» («Moscow Scientific bulletin»), published in 1805-1807 by Imperial Moscow University, is dealt as an example to discover the means of intellectual transfer to Russia at the beginning o the 19th century. This newspaper was the first among russian university periodicals and contributed essentially to the distribution of new educational and scientific ideas in Russia. The editors in their publications tried to consolidate the status of a european university in Moscow, to describe science in Russia as a part of the european one, and thus the meaning of this newspaper stepped over the bounds of a simple adoption. The article describes thoroughly what kind of «image of science» was transferred to Russia by means of the university newspaper.
Keywords: history of universities, Russian-German university relations, university newspaper, history of science.
