CC BY
73
взглядов, указывает Г. Блюминк, с данной работой может сравниться только «Дипломатия» (1994) [7, р. 264]. Следующие книги Киссинджера - «Ядерное оружие и внешняя политика» (1957) и «Необходимость выбора» (1960) - стали в концептуальном плане применением тех выводов, к которым он пришел в результате изучения постнаполеоновской Европы, к реалиям конца 1950-х - начала 1960-х гг. Концептуальная структура из работы «Мир восстановлен» была перенесена в две следующие работы, но с существенной корректировкой на особенности современной обстановки [8]. Именно поэтому, по мнению С. Гробарда, «Мир восстановлен» и две последующие должны изучаться вместе: «Некоторые из самых важных концепций [в них] брали свое начало в пространном, практически неторопливом исследовании дипломатии и политики в наполеоновскую эру, предпринятом Киссинджером» [3, р. 13].
1. Walker S. // Caldwell D., ed. Henry Kissinger, His Personality and Policies. Durham, 1983. P. 89.
2. Kissinger H. A World Restored: Metternich, Castlereagh and the Problems of Peace, 1812— 1822. Boston, 1957.
3. Graubard S. Kissinger: Portrait of a Mind. N. Y., 1973. P. 14.
4. Давыдов Ю.П. Норма против силы. Проблема мирорегулирования. М., 2002. С. 41-42.
5. Eldridge A. // Henry Kissinger, His Personality and Policies. P. 68.
6. Mazlish B. Kissinger. The European Mind in American Policy. N. Y., 1976. P. 155-156.
7. Bluemink G. Kissingerian Realism in International Politics. Political Theory, Philosophy and Practice. Amsterdam, 2000. P. 240.
8. Баталов Э.Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современных американских концепций). М., 2005. С. 72-73.
Поступила в редакцию 23.04.2006 г.
«УМИРОТВОРЕНИЕ И РЕФОРМЫ»: ТАМБОВСКАЯ ПОЛИЦИЯ НА ОХРАНЕ СТОЛЫПИНСКОГО АГРАРНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
Н.В. Токарев
Tokarev N.V. “Reconciliation and reforms”: police of Tambov on the guard of Stolypin’s agricultural legislation. The paper is dedicated to identifying the role of Russian police in implementing agricultural reforms at the beginning of XX century. The author reveals the basic forms, scales and dynamics of the police repressive actions against peasants of Tambov protesting against Stolypin’s agricultural reform. Types of punishments involving the separation of a peasant from the family were the most effective for the “reconciliation” of peasantry. These sanctions broke the economical potential of a peasantry household and thus served as an effective way for intimidation of opponents of the state agricultural policy.
Реализация столыпинской аграрной политики в губерниях Черноземного Центра России не только способствовала определенному подъему сельского хозяйства, она вела к возникновению нового для российской деревни рода социальных конфликтов - между приверженцами общинных устоев и адептами участкового землевладения. Столыпинское землеустройство вело также к столкновению общинников с «землеустроителями»: чиновниками землеустроительных комиссий, землемерами, земскими начальниками - и в конечном итоге с полицейскими органами.
По нашим подсчетам, в ходе аграрного реформирования в Тамбовской губернии
произошло 94 выступления крестьян, примерно 25 % которых относятся к массовым. Столкновение с властными структурами на основе неприятия столыпинского аграрного законодательства в 36 случаях было индивидуальным. Группы крестьян (от 2 до 9) были замечены в сопротивлении проведению реформы в 34 эпизодах. Почти 30 % актов крестьянского противодействия относились к Борисоглебскому уезду, 18 % волнений происходили в Кирсановском уезде.
Самым значительным, получившим всероссийский резонанс выступлением против столыпинского землеустройства в Тамбовской губернии стали волнения лебедянских
крестьян. За месяц до принятия ключевого для аграрной реформы закона от 14 июня 1910 г. в с. Волотово произошли столкновения местных общинников сначала с землемерами и отрубниками, а затем и с полицейскими стражниками. В результате в Лебедянской и Елецкой тюрьмах оказались 62 крестьянина, из них - 35 женщин.
Многие выступления крестьян против аграрной реформы начинались или на сходах, или сразу после них, когда противоречия между отрубниками и общинниками из латентной стадии переходили на уровень открытого конфликта. Среди участников крестьянского противодействия в начале ХХ в. на передний план стали выходить крестьянки. Так, осенью 1914 - весной 1915 г. в семи селениях Козловского и Борисоглебского уездов прошла целая серия массовых волнений. Вооруженные дубинами и палками солдатки уничтожали межевые знаки, избивали отрубников, сжигали их имущество, нападали на землеустроителей и представителей сельской и волостной администрации, вступали в столкновение с полицией.
Выдвижение женщин на передовые позиции в противостоянии властей и общинников можно объяснить специфическими чертами социальной психологии крестьянства. Особенностью правового сознания крестьян являлась их твердая уверенность в неподсудности женщин за акты сопротивления властям: «баб забирать не станут» [1].
Начальник полиции Лебедянского уезда А.Ф. Богданов уловил в ходе расследования «волотовского дела» подобные настроения среди общинников. Исправник просил тамбовского губернатора Н.П. Муратова подвергнуть наказанию крестьянок, наиболее рьяно сопротивлявшихся проведению землеустроительных работ: «... наложить арест
хотя <бы> <на> семь дней, дабы рассеять мнение <в> народе, что бабы суду непривле-каемы» [2]. По нашим данным, после волнений против отвода отрубов в Тамбовской губернии подверглось разным формам репрессий 73 крестьянки.
Применение репрессивных мер со стороны местной администрации к крестьянам, протестовавшим против правительственной аграрной политики, регулировалось законодательством Российской империи. Так, согласно ст. 15 «Положения о мерах к охране-
нию государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., губернаторам и градоначальникам местностей, объявленных в состоянии усиленной охраны, предоставлялось право издавать обязательные постановления для предупреждения нарушения общественного порядка и государственной безопасности. Начальники губерний были вправе устанавливать взыскания за нарушения обязательных постановлений: арест до 3 месяцев или денежный штраф до 500 руб.
По ст. 26 (п. 5) «Положения» местная администрация имела право в административном порядке подвергать лиц, виновных в нарушении обязательных постановлений и в проступках, изъятых из ведомства судов, заключению в тюрьме или крепости на 3 месяца, аресту на такой же срок или денежному штрафу до 3000 руб.
Наконец, ст. 34 предусматривала возможность административной высылки за пределы губернии. Представления о высылке рассматривались особым совещанием из двух представителей от Министерства внутренних дел и двух от Министерства юстиции под председательством товарища министра, заведующего полицией. Постановления этого совещания должны были утверждаться министром внутренних дел [3].
На основании ст. 15 и п. 1 ст. 16 «Положения», в частности, тамбовским губернатором Н. П. Муратовым было издано 2 ноября
1910 г. обязательное постановление № 8. Оно устанавливало порядок проведения волостных и сельских сходов. Для их созыва необходимо было разрешение «подлежащего начальства». Губернатор запрещал рассмотрение вопросов, «не подлежащих ведению . схода». Участие посторонних лиц в волостных и сельских сходах не допускалось. В случае нарушения обязательного постановления виновным грозило либо тюремное заключение до трех месяцев, либо штраф до 500 руб. По каждому эпизоду велось полицейское дознание, протоколы должны были предъявляться виновным для объяснений. Наложение взыскания приводилось в исполнение полицией не позднее трех дней со времени объявления решения губернских властей о наказании крестьянина [4].
Полицейские санкции должны были послужить «примером для других лиц, которые также подстрекают против землеустройства»
[4, д. 9203, л. 11]. Участковый земский начальник Усманского уезда Фон-Гаген в сентябре 1908 г., по сути, сформулировал идеологию использования репрессивных мер в отношении антагонистов столыпинского реформирования деревни. В рапорте тамбовскому губернатору он настаивал на примерном наказании общинника: «в виду нового дела укрепления в личную собственность и размежевания участков на отруба необходимо на первых порах вселить уважение населения к членам землеустроительной комиссии и казенному имуществу». Впрочем, вицегубернатор посчитал, что для крестьянина дер. Киньшиной Усманского уезда М.И. Пескова за умышленное повреждение теодолита достаточно провести в тюрьме не два месяца, а две недели [4, д. 6777, л. 357, 360].
При вынесении приговора участникам волнений губернская администрация следовала главной цели - покарать зачинщиков. При расследовании массовых выступлений крестьян чины полиции не всегда были в состоянии найти всех виновников, поэтому, опираясь на помощь сельской администрации, ограничивались выявлением наиболее активных участников сопротивления. Так, из 70 общинников, участвовавших в волнениях в с. Братки Борисоглебского уезда в июне
1911 г., были наказаны только
22 крестьянина [4, д. 7527, л. 17, 17 об.].
Уездная полиция стремилась изъять из крестьянской среды наиболее грамотных, влиятельных и активных противников землеустройства. В итоге, по нашим подсчетам, в 1907-1915 гг. разным формам репрессий подверглось 375 крестьян.
Наименьшая кара, которая следовала за сопротивление производству землеустроительных работ, предусматривала штраф в 40-50 руб., но при материальной несостоятельности общинников он заменялся двумя неделями тюремного заключения. Самую большую сумму штрафа должен был заплатить крестьянин с. Верхнее Чуево Ф.Е. Гальцев. Так и не собрав трех тысяч рублей, он отсидел в Борисоглебской тюрьме три месяца [4, д. 9203, л. 4, 10].
Основным наказанием для противников реформы стал арест при полиции, т. к. сумма в 50 руб. была непосильной для тамбовского крестьянского двора. В общей сложности 358 человек были арестованы за противодействие землеустроительным работам, критику
аграрных законов, сопротивление полиции и т. д. Заключение домохозяина в тюрьму в разгар сельскохозяйственных работ, даже на несколько недель, неминуемо вело к подрыву крестьянского хозяйства.
Оказавшись за решеткой, крестьяне обращались к губернатору с просьбой или перенести срок заключения, или сократить его. Например, 18 июня 1913 г. крестьяне с. Бычков Тамбовского уезда Д.Н. Ерофеев и И.К. Калмыков просили губернатора отсрочить наказание до окончания полевых работ. Тамбовский губернатор согласился «ввиду рабочей поры» отложить им срок заключения в тюрьму до 15 сентября, т. е. «до окончания полевых работ». Затем Д.Н. Ерофеев обращался с очередным прошением к тамбовскому губернатору с просьбой отсрочить свое заключение, т. к. иначе его «ничтожному хозяйству грозит полнейшее разорение» [4, д. 8595, л. 19, 20, 22, 40]. Срок наказания мог быть уменьшен в случае «чистосердечного раскаяния» виновников, сетовавших на свою неграмотность: «где нам знать законы» [4, д. 6738, л. 61, 62 об.].
В исключительных случаях администрация прибегала к высылке за пределы губернии. После «волотовского дела» к высылке готовились 19 крестьян местного общества, но решено было ограничиться арестом и тюремным наказанием зачинщиков волнений в Лебедянском уезде [4, д. 7205, л. 188.].
В годы Первой мировой войны власти стали вновь прибегать к высылке зачинщиков крестьянских выступлений. Так, 8 августа 1915 г. тамбовский губернатор признал, что уполномоченный общества крестьян с. Малые Алабухи Борисоглебского уезда Я.В. Горшенев занимался агитацией «среди местных крестьян и жен призванных на войну за недопущение выделения на отруба своих односельчан, противодействовал властям в нарезке отрубных участков». С соблюдением всех мер предосторожности Я.В. Горшенев был выслан в г. Балашов Саратовской губернии [4, д. 8978, л. 35 об, 41, 41 об.]. В итоге, в 1908 и 1915 гг. были высланы 15 антагонистов столыпинской аграрной реформы.
Наибольшее количество крестьян, подвергнутых наказанию за сопротивление аграрным преобразованиям, относится к первым годам ее осуществления в Тамбовской губернии. Если в 1907 г. было наказано аре-
стами или освобождением от должности 5 крестьян, то в следующем году - уже 64, в т. ч. 12 человек были высланы за пределы губернии. В 1909 г. под арестом за противодействие правительственной аграрной политике оказались 54 крестьянина. Годом позже в тюрьмах Тамбовской и Орловской губерний отбывали срок тюремного заключения сразу 86 тамбовских крестьян. В 1912 г. отмечено резкое снижение числа арестантов: если годом ранее были арестованы 56 человек, то в этом году - лишь 10. Эта тенденция имела место и в 1913 г.: только 9 крестьян находились в краткосрочном тюремном заключении за сопротивление реализации столыпинской аграрной политики в тамбовской деревне. С началом Первой мировой войны количество крестьян, подвергнутых репрессиям за протесты против отвода отрубов, выросло почти в 4 раза, а в 1915 г. были наказаны уже 57 человек.
В период Первой мировой войны, определяя меру наказания для участников выступлений против землеустройства, губернская администрация имела перед собой не очень приятную альтернативу: или, рискуя вызвать ответную реакцию в окопах, наказывать участников, обычно солдаток, жестко или мягко, опасаясь тем самым уверить крестьянок как в слабости власти, так и в их собственной безнаказанности.
По отношению к солдаткам использовались все же относительно мягкие санкции. Здесь местные власти проявляли вполне понятную в условиях войны осмотрительность и применяли почти символическое наказание: штраф в один рубль или лишение свободы на двое суток. Пожалуй, самое мягкое наказание ожидало солдаток с. Челнавско-Покровского Козловского уезда, в ноябре 1914 г. тамбовский губернатор А.А. Салтыков поручил земскому начальнику от его имени предупредить «всех участниц в противодействии землемерным работам», что крестьянки подпадали под действие обязательного постановления. Однако приезд в Тамбов императорской семьи привел к своеобразной амнистии. С другой стороны, начальник губернии назвал еще одну причину столь мягкой реакции властных структур: «мужья их находятся в действующей армии» [4, д. 8977, л. 10 об.].
С особым пристрастием власти относились к представителям сельской администра-
ции: старостам, писарям, волостным старшинам, участвовавшим в волнениях. Сельским старостам нередко приходилось балансировать между крестьянским обществом и властями. Не только участие в «беспорядках», но и даже несвоевременное оказание содействия в розыске «подстрекателей и агитаторов» каралось начальником Тамбовской губернии не только отстранением старосты от должности, но и тюремным заключением на срок, гораздо больший, чем у других участников событий.
В крестьянском социуме в силу относительной грамотности реальным влиянием пользовались, прежде всего, сельские писари. К мнению сельского писаря, в особенности если он стоял на позиции сопротивления землеустройству в обществе, прислушивались его односельцы. Отсюда вполне понятна болезненная реакция земских начальников и полицейских чинов даже на пассивное участие этих представителей крестьянской администрации в противостоянии землеустроителей и общества. По соображению исправника Кирсановского уезда, сельского писаря Солдатова, «имевшего влияние... на других однообщественников», следовало за противодействие землеустроительным работам в дер. Чистовка посадить под арест на два месяца, а не на один, как его соратника [4, д. 8287, л. 1, 1 об.].
Если же доказывалась активная деятельность старосты против землеустройства, то губернатор мог прибегнуть к высылке за пределы губернии. Так, бывшим старосте С.М. Зацепину и помощнику сельского писаря М. А. Немченко как зачинщикам выступления против землеустройства в Чигорак-ском сельском обществе Борисоглебского уезда губернатором А.А. Салтыковым было запрещено пребывание на родине на «время состояния Тамбовской губернии на положении чрезвычайной охраны» [4, д. 9204, л. 57], т. е. фактически до конца войны.
Таким образом, при проведении столыпинского землеустройства в Тамбовской губернии полицейские органы становились серьезной силой, способной ускорить ход преобразований. Любые проявления крестьянского протеста против аграрной модернизации встречали полицейские репрессии: штрафы, заключение в тюрьму и высылку из губернии. Наибольший эффект для «умиро-
творения» деревни давали виды наказания, связанные с изъятием крестьянина из семьи. Эти санкции подрывали экономический потенциал крестьянского двора и служили потому действенным средством устрашения. К участникам антиреформенного противодействия представители местной администрации подходили дифференцированно. Более жесткое наказание применялось к представителям сельской администрации, сравнительно мягких санкций, как правило, удостаивались солдатки.
1. Государственный архив Липецкой области. Ф. 58. Оп. 1. Д. 37. Л. 70 об.
2. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 4. Оп. 1. Д. 7205. Л. 25.
3. Крестьянское движение в России в годы Первой мировой войны. Июль 1914 г. - февраль 1917 г. М.; Л., 1965. С. 464.
4. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 7538. Л. 190.
Поступила в редакцию 22.04.2006 г.
БРАЧНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ДВОРЯН ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII в.
М.В. Шестаков
Shestakov M.V. Marital behaviour of the noblemen of the Tambov Province at the last quarter of the XVIII century. The article concerns with some unexplored social aspects of the marital behaviour of the noblemen of the Tambov Province at the last quarter of the XVIII century. For example, the estate nature of a marriage and the age gap between the partners under the first and second marriages.
История тамбовского дворянства XVIII в. практически не изучена. В краеведческой литературе встречаются факты, касающиеся преимущественно помещичьего хозяйства. В настоящей статье рассматриваются некоторые социальные аспекты проблемы, которые являются наименее исследованными.
Необходимые сведения содержатся в ряде архивных источников. К ним относятся «Списки дворян Тамбовской губернии» за 1788 г., из фонда 161 «Тамбовское губернское дворянское депутатское собрание» в Тамбовском государственном архиве Тамбовской области [1].
Таблица 1
Сословная принадлежность дворянских жен
Как видно из данных таблицы 1, в 1788 г. в Тамбовской губернии из 833 дворянских браков 592 (71,1 %) брака были заключены с девушками дворянского сословия. С учетом того, что из 131 брака с девушками с неизвестной сословной принадлежностью, большая часть которых относилась к дворянскому сословию, этот процент можно считать гораздо большим. Подобное браки являлись традиционными среди российского дворянства.
Однако в 1788 г. в Тамбовской губернии встречались сравнительно нередкие браки дворян с однодворками - 31 (3,7 %) случай, с представительницами купеческого сословия -28 (3,4 %) случаев, духовенства - 18 (2,2 %) случаев, казачками, обер- и унтер-офицершами, солдатками - 13 (1,5 %) случаев. Известны единичные случаи браков дворян с крестьянками - 11 (1,3 %) браков. В основном это были мелкопоместные дворяне, проживавшие в городах, где многие из них служили на гражданской службе и занимали должности в структурах губернского и уездного управлений, а также дворянского самоуправления.
Встречались нередкие случаи браков крупнопоместных дворян с представитель-
Сословная принадлежность жен Всего дворянских семей
абс %
Дворянство 592 71,1
Однодворцы 31 3,7
Купечество 2S 3,4
Духовенство 18 2,2
Военные (казаки, солдаты и др.) 13 1,5
Крестьянство 11 1,3
Иностранцы 9 1,1
Неизвестно 131 15,7
Итого: 833 100
