CC BY
29
реализация топосА «общественный долг превыше личных интересов» в литературе соцреализма
С.Б. КОЗИНЕЦ
realization of the topos «public debt above personal interests» in the literature of the socialistic realism
S.B. KOZiNETS
В статье рассматривается один из важнейших топосов литературы соцреализма -«общественный долг превыше личных интересов». Топос в работе понимается как языковая реализация идеологического постулата, который формирует идеологические и этические рамки содержания произведения.
Ключевые слова: топос, литература соцреализма, конфликт, долг, личный интерес.
The article is devoted to the topos in the literature of the socialistic realism - «the public debt above personal interests». In the work the topos is understood as language realisation of an ideological postulate which forms ideological and ethical frameworks of the product maintenance.
Keywords: topos, literature of the socialistic realism, conflict, debt, personal interest.
Будучи феноменом риторики, литература социалистического реализма строилась по определенным схемам, готовым образцам, которые должны были отражать события государственной значимости - война, строительство крупных объектов, уборка урожая и под., ведущая роль партии в жизни страны и общества. Вся эта строгая заданность находила свое отражение прежде всего в топике - совокупности смысловых моделей (топов), использование которых было обязательным условием метода соцреализма.
Некоторые исследователи отрицали возможность использования определенного набора «общих мест» в реалистической литературе. П.Е. Бухаркин, в частности, отмечает, что «вопрос о продуктивности топики в реалистическом дискурсе, более того - о принципиальной возможности ее появления в постриторической словесности, остается еще в какой-то мере открытым» [4: 230]. Однако, во-первых, «декларированный отказ от топики, как и вообще от риторических моделей, оставался не отказом, а всего лишь декларацией» [4: 231], поскольку реализм, несмотря на то, что «внешне отвергает риторическую модель», «все же неизбежно обращается к ним, в частности к топике» [4: 232]. Во-вторых, исследуемая нами литература соцреализма во главу угла ставила не эстетическую функцию произведения, а идеологическую, пропагандистскую - требование «изображать жизнь с точки зрения "должного"» [2: 48].
Любая идеология, как известно, строится на определенном наборе готовых формул, идеологических штампов. Эти формулы преломлялись в художественной литературе в топосы - общие места. И в отличие от литературы критического реализма, произведения соцреализма, чья эстетика «изначально носила нормативный характер» [7: 301], не только не отвергали топику, но, напротив, в основном на ней и строились. Выполняя соцзаказ, писатели создавали произведения, отвечающие определенным идеологическим установкам, призванные «доводить до сознания то, что на языке постановлений доводилось до сведения <.. .> оформлять и приводить в некую систему разрозненные идеологические акции, внедряя их в сознание, пере-
водя на язык ситуаций, диалогов, речей» [5: 323], а это невозможно было сделать без использования готового набора смысловых моделей, т.е. топосов.
При всем многообразии используемых в литературе соцреализма топосов, которые носили идеологический характер, можно выделить несколько основных, являющихся приметой данного метода: общественный долг превыше личных интересов; счастье советского человека - в труде; молодость (новое) ценнее старости (старого); человек есть винтик государственной машины; все граждане советской страны - одна большая семья.
Реализация некоторых топосов обусловливается прежде всего идейно-тематическим содержанием произведения, например, топос «счастье советского человека - в труде» характерен для производственных и колхозных романов; топос «патриотизм и единение советского народа» - для романов о войне. Но в большинстве случаев в произведениях присутствует весь стандартный набор топики. В настоящей статье рассматривается реализация в произведениях соцреализма топоса «общественный долг превыше личных интересов».
Основа данного топоса - конфликт между долгом и чувством, личными интересами, при этом долг неизменно берет верх.
Попадая в ситуацию, когда нужно выбирать между долгом и чувством, герои ведут себя по-разному: одни изначально сориентированы на то, что долг превыше всего - это «готовые рупоры идей» [9: 21], к этой группе относятся прежде всего коммунисты; другие некоторое время колеблются, выбирая между долгом и чувством, и в конце концов выбирают долг; третьи однозначно отдают предпочтение своим личным интересам - такие персонажи квалифицируются как единоличники или - чаще всего - как враги. Таким образом, идейная канва топоса создает некую шкалу, в которой среднее звено (колеблющиеся) изначально сдвинуто в сторону со знаком плюс, в результате шкала выпрямляется до двух противоположных оценок.
Выполнение долга понимается как нечто само собой разумеющееся:
- У нас, молодых людей, воспитанных Советской властью, должна быть сейчас очень высокая требовательность к себе.
- В чем? В смысле сознания своего долга?
- Нет, это само собой, это лежит в основе всего - преданность Родине и партии, готовность поступиться личным, даже жизнью, если требует долг (В. Ажаев).
Отношение человека к долгу есть критерий его социальной оценки: - Мы установили главную истину: у нас нет ничего важнее наших обязанностей перед Родиной. Труд ради нее есть то, чем надо мерить каждого (В. Ажаев).
Выполняя долг перед партией и правительством, герои постоянно берут на себя повышенные обязательства, работают сверхурочно на других объектах: Голубовцы решили строить завод своими силами. Проект был заказан в городе и утвержден Главрыбводом. Он не представлял собой ничего сложного, и рыбаки приняли решение отработать на строительстве по сто часов (В. Закруткин).
Наиболее яркими представителями людей долга являются, естественно, коммунисты, и прежде всего партийные руководители и политработники. Так, комиссар Яхно от зари до зари бродил по разным подразделениям полка, всюду находя себе дело (М.Бубеннов.). Какие именно дела находил комиссар, автор не говорит, но вполне ясно, что все они сводились к пропаганде, «поднятию боевого духа» и «укреплению моральной стойкости».
Такие люди бегут от теплых мест, специально ищут трудности. Например, первый секретарь Угренского райкома партии Андрей Стрельцов («Жатва») «упорно отказывался от работы в аппарате обкома и рвался в район. Угренский район с его плохими почвами и суровым климатом привлекал его, как привлекает сильного борца достойный соперник» (Г. Николаева).
Чувство долга фактически разрушает семью Стрельцова - с женой они видятся несколько раз в месяц и даже когда представился случай больше не расставаться, Стрельцов сам заставляет жену ехать в Первомайский колхоз, поскольку там требуется агроном и еще один коммунист, для того, «чтобы была партийная организация». Главный аргумент, который он выдвигает, - это ее партийность: - Валенька, пойми, иначе нельзя. Ты коммунистка, ты агроном, ты родилась и выросла в тех местах - все говорит за то, чтобы направить тебя туда.
Осознание первичности общественного долга является как бы мерилом совестливости человека: не выполнив его, он будет мучиться и терзаться, раздираемый противоречиями. Такие терзания испытывает Василий Бортников, перед котором стоит выбор: рассказать о махинациях с мукой на мельнице, где работал его отец, или скрыть это: Василий так и не решился говорить начистоту, и теперь его томило и это молчание, и осознание половинчатости своих действий, и жалость к отцу (Г. Николаева). Как видим, «жалость к отцу» стоит у героя на последнем месте. В конце концов чувство долга побеждает, и Василий фактически предает отца, заявляя во всеуслышание, что он ему не доверяет, при этом он «понимал, что поступить иначе не может и не смет».
Также жестко, даже жестоко поступает с агрономом Высоцким его бывшая ученица Валентина: за «старорежимные методы хозяйствования» она подвергает его на собрании резкой, обличительной критике и даже остракизму, навешивая на него опасные политические ярлыки: - Все, что вы говорили здесь, было правильно по форме и ложно по существу. Это была очень вредная ложь, потому что она подавалась под видом борьбы за правду. На мгновение в ней проскальзывает человеческое, она задумывается о том, к чему может привести ее обличительная речь: «Что я делаю? - подумала Валентина. - Он же старенький! Зачем я с ним так?», но эта минутная слабость быстро проходит - чувство долга берет верх: «Но я не могу иначе». Убежденная в своей правоте Валентина выносит безапелляционный приговор учителю: - И вот сейчас вам приходится перешагнуть через самого себя. Но это придется сделать!. Характерно то, что Высоцкого не пожалел никто (кроме самой Валентины, когда у нее «прошел полемический азарт, когда победа была безоговорочной и полной»), - ни во время собрания: Она видела, что многие смотрят на нее с одобрением, а после выступления ее проводили «ее под шум и аплодисменты», ни после: - Где тут горе? - нахмурившись, сказал Андрей? Вызовем его в райком, поговорим и отправим месяца на два в командировку. Поездит, подумает - и снова за дело! Где же тут горе? Тяжело, конечно, сознаться в ошибке, а до горя еще далеко!. Поражение взглядов человека, составлявших основу его жизни, не воспринимается в советском государстве как трагедия - человеку необходимо лишь приобщиться к большинству и тем самым обрести душевное равновесие.
В произведениях военной тематики топос «общественный долг превыше личных интересов» реализуется прежде всего через пафос героики, создающийся не только изображением подвигов бойцов, но и противопоставлением образов героев и предателей. Герои - это люди, не ведающие сомнений выбора: они однозначно выби-
рают долг, т.е. готовы в любую минуту идти в бой, выполнить любой (даже самый нелепый) приказ командира, пожертвовать собой не только ради товарищей, но и ради высокой идеи. Типичными героями являются Андрей Лопухов, Иван Умрихин, Матвей Юргин, майор Озеров, Марийка - персонажи романа М. Бубенного «Белая береза». Все они обладают такими качествами, как упорство, терпение, храбрость, готовность к самопожертвованию во имя Родины.
Стремление выполнить долг во что бы то ни стало заложено в них самой природой, оно такое же естественное, как чувство голода или жажды: За пять лет службы в армии Матвей Юргин хорошо понял, что значит быть воином. Он давно приучил себя к мысли: служить так служить! Всегда и во всем он старался показать бойцам образец мужественного несения тяжелой воинской службы. Ему никогда не нужно было понукать себя быть во всем примерным, - это стремление было у него естественным и жило само собой (М.Бубеннов).
Командиры в бою не думают ни об опасности, о смерти, которая грозила каждое мгновение, ни даже о том, чтобы на виду у подчиненных показать свое бесстрашие и презрение к смерти. Каждая минута боя заставляла делать множество разных дел, и все дела, которые требовали немедленного выполнения, поглощали без остатка напряженное внимание капитана Озерова, все силы его души.
В романах на производственную тему долг раскрывается через необходимость жертвовать личным ради общего дела: Кроме личных переживаний и чувств, у нас есть еще наше дело - оно важней и дороже всего... (В. Ажаев).
Осознание того, что долг превыше всего, создает идеалистические, иллюзорные представления о том, что хозяйство может хорошо работать и на одной сознательности масс, без руководства: - Вот, - думал Василий, уходя с фермы. - Там, где люди не потеряли своего колхозного сознания и совести своей, там и плохой председатель не погубит дела! Ну председатели плохие, ну в правлении беспорядок, а вы-то, вы куда глядели? - мысленно обращался он к колхозникам (Г. Николаева).
Чувство долга формируется у некоторых героев даже вопреки обстоятельствам. Например, отец Андрея Лопухова, Ерофей Кузьмич, трудился только на благо своей семьи, т.е. был единоличником. Все его заботы были направлены только на сохранение и приумножение накопленного добра. Андрей Лопухов - примерный сын -вырос полной противоположностью отцу, однако в романе этот психологический казус никак не мотивирован - он дается как нечто само собой разумеющееся.
Чувство долга может оцениваться как ложно понятое, в этом случае оно приравнивается к личным эгоистическим устремлениям человека и резко осуждается. Яркая иллюстрация ложно понятого чувства долга - желание Алексея Ковшова (героя романа «Далеко от Москвы») пойти на фронт, а не ехать на Дальний Восток для строительства нефтепровода: - Немцы зашли далеко, катятся бронированной лавиной на Москву, судьба войны решается днями. Кому нужен нефтепровод, если даже он будет готов не через три года, а через год? Или скоро будет решительное сражение, и мы разобьем их (В. Ажаев). Это вполне понятное (и оправданное) для патриота желание расценивается не иначе как политическая близорукость, поскольку «раз правительство решило продолжать стройку нефтепровода - значит, он нужен до зарезу». Логика рассуждений героя оценивается как «позорная», «гнусная» и даже «антипатриотичная». Таким образом, чувство долга для советского человека - это необходимость делать то, что нужно в данный момент государству, так как «только наши большие руководители в Москве все знают. Они и ре-
шают» (В. Ажаев), «Воевать надо там, где тебя поставили старшие товарищи». Главным аргументом оказывается необходимость подчинения жесткой дисциплине, указаниям «старших товарищей»: Только после того как Архип Иванович отдельно поговорил с Груней, она согласилась с тем, что ее комсомольский долг - выполнить решение партийного собрания и выйти в поле (В. Закруткин). Таким образом, происходит подмена понятий: чувство долга как сознание необходимости дела приравнивается к подчинению приказам, т.е. становится фактически навязанным.
Таким образом, топос «общественный долг превыше личных интересов» вписывается в общую систему топосов, которые задают тип содержания литературы соцреализма, формируют идеологические и этические рамки этого содержания.
Литература
1. Ажаев В.Н. Далеко от Москвы: Роман. - М., 1985. - 701 с.
2. Белая Г.А. Угрожающая реальность // Избавление от миражей: соцреализм сегодня. - М., 1990. - С. 28-48.
3. БубенновМ.С. Белая береза: Роман. - М., 1978. - 572 с.
4. Бухаркин П.Е. Элен и «ожившая статуя» (к вопросу о роли топики в реалистическом дискурсе) // Риторическая традиция и русская литература. - СПб., 2003. -С. 221-235.
5. Добренко Е.А. Не по словам, но по делам его // Избавление от миражей: соцреализм сегодня. - М., 1990. - С. 309-334.
6. Закруткин В.А. Плавучая станица: Роман. - М., 1974. - 288 с.
7. Лейдерман Н.Л. Живые традиции и мертвые догмы // Избавление от миражей: соцреализм сегодня. - М., 1990. - С. 295-308.
8. Николаева Г.Е. Жатва: Роман. - М., 1950. - 496 с.
9. Сергеев Е. Несколько застарелых вопросов // Избавление от миражей: соцреализм сегодня. - М., 1990. - С. 6-27.
