Реабилитационные программы при внутрисемейных преступлениях: изучение взглядов руководителей программ на используемые программные подходы и связанные с ними вопросы

Гондолф Эдвард

УДК 343.9 ББК 67.51

Э. Гондолф

РЕАБИЛИТАЦИОННЫЕ ПРОГРАММЫ ПРИ ВНУТРИСЕМЕЙНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ: ИЗУЧЕНИЕ ВЗГЛЯДОВ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ПРОГРАММ НА ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ПРОГРАММНЫЕ ПОДХОДЫ И СВЯЗАННЫЕ С НИМИ ВОПРОСЫ1

Аннотация: После проведения собеседований с руководителями программ для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, стало понятно, что реализация данных реабилитационных программ является непростой задачей.

Ключевые слова: реабилитационные программы; семейная криминология; оценка программы; насилие в отношении женщин.

E. Gondolf

REHABILITATION PROGRAMS FOR FAMILY CRIME: A STUDY OF PROGRAM LEADERS' PERSPECTIVES ON PROGRAM APPROACH AND RELATED ISSUES

Summary: After conducting interviews with managers of programs for people who commit domestic crimes, it became clear that the implementation of these rehabilitation programs is a difficult task.

Key words: rehabilitation programs; family criminology; program evaluation; violence against women.

СЕМЕЙНАЯ КРИМИНОЛОГИЯ

Споры относительно эффективности реабилитационных программ. Последние 30 лет реабилитационные программы, которые также называют программами для лиц, совершающих внутрисемейные преступления (batterer programs), стали рассматриваться в США и многих европейских странах в качестве основного способа противодействия внутрисемейным преступлениям.

Указанные программы включают в себя образовательные упражнения, консультации, терапевтические средства для мужчин, арестованных по обвинению в насильственных действиях и жестоком обращении с партнёрами женского пола (жёны, сожительницы). В большинстве городов США суд направля-

1 Перевод с английского выполнен Валерием Анатольевичем Звонарёвым (Санкт-Петербург, Россия).

ет мужчин для прохождения указанных программ в виде еженедельных двухчасовых групповых занятий. Они могут назначаться на срок от 3 месяцев до 1 года, что зависит от законодательства штата и уголовных обвинений, предъявляемых мужчине [2].

Цели реабилитационных программ - напомнить арестованным о необходимости нести ответственность за своё поведение, обучить способам, позволяющим избежать применения насильственных действий, помочь мужчинам пересмотреть собственную систему ценностей и взглядов, лежащих в основе поведения, приводящего к противоправным насильственным действиям, в особенности, взглядов, исходящих из искажённых представлений о мужественности и женственности [19].

Один или двое специально обученных консультантов проводят еженедельное групповое занятие с участием 10-15 мужчин, в котором

сочетаются такие способы обучения, как разнообразные задания, обсуждения. Представители программ для женщин занимаются оказанием поддержки, информированием и консультированием женщин-партнёров мужчин-правонарушителей. За проведение указанных программ отвечают, главным образом, районные государственные учреждения, в некоторых случаях, психиатрические клиники.

Несмотря на широкое распространение и развитие таких программ, на сегодняшний день они вызывают всё больше споров [8]. Критики реабилитационных программ считают их неэффективными, подлежащими замене психиатрическими методами лечения, семейным консультированием или взятием под стражу [13].

Споры приобрели ещё больший накал после возникновения направления за использование так называемых «доказательных подходов»: предъявляются требования о научном подтверждении эффективности таких программ для обоснования их дальнейшего финансирования [10].

Полагающими, что программы неэффективны, было проведено 4 экспериментальных исследования. Сравнивались частота повторных арестов и количество заявлений от жертв преступников-мужчин, которых распределили случайным образом: одних - для участия в программе консультирования, других - для пробационного надзора без какого-либо консультирования [12]. Итоги исследований указывают на весьма похожие результаты по обеим группам через 6-12 месяцев после начала исследования.

С другой стороны, проведённое нами комплексное статистическое моделирование по данным многоцентровой базы наблюдений за испытуемыми с учётом выпадающих из программы участников указывает на значимое снижение частоты применения мужчинами физического и психического насилия благодаря применению указанных программ [6; 7].

Ранее мной был предложен обзор исследований по программам для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, в свете применения «доказательных практик» [9]. Научный анализ позволяет увидеть недостатки проведённых экспериментальных исследований: разнообразные методологические просчёты, высокие ожидания от данных программ. Наш же анализ указывает на рост чис-

ла случаев, подтверждающих эффективность реабилитационных мероприятий в семейной сфере, при этом необходим когнитивно-поведенческий групповой подход, учитывающий половую принадлежность, управление рисками, координированную реакцию сообщества.

В России на протяжении многих лет такие реабилитационные программы находятся в поле зрения Д.А. Шестакова [20], выступившего за то, чтобы уголовно-правовой институт примирения обвиняемого в преступлении с потерпевшим законодательно увязать с медиацией [21, с. 23]. Он критикует программы за их «односторонне феминистский» подход, полагая, что профилактику надо проводить в отношении не одних лишь мужчин, а обоих участников конфликта с учётом известной истины: «когда двое ссорятся, оба неправы» [21, с. 23].

Исследование взглядов руководителей программ. В качестве следующего шага представляется логичным и важным использование знаний, наблюдений и опыта практических специалистов, имеющихся у них «доказательств» для обсуждения эффективности подобных программ. Мы провели исследование мнений основателей и руководителей программ для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, в США.

Для проведения исследования были отобраны 24 руководителя программ. Исходный список планируемых к собеседованию лиц был передан персоналу, работающему в нескольких наиболее известных программах, для внесения дополнений и верификации. Критериями отбора опрашиваемых являлись: срок работы в данной сфере - от 20 лет (не менее половины из них имели опыт работы около 30 лет); отличная организация руководителем реабилитационной деятельности; наличие значительного авторитета, заработанного посредством тренингов, выступлений и публикаций. Также принимались во внимание такие аспекты, как географическое представительство, ориентация программы и многоплановость её акцентов.

Различные акценты - это элементы программных подходов, которые были описаны в сборниках программ [15; 1] и национальных опросах по программам для лиц, совершающих внутрисемейные преступления [13; 16]. К данным элементам относятся, например, объединение клинических методов, ориенти-

рование активистов, образовательная деятельность.

Полуформализованное собеседование занимало около полутора часов. Оно проводилось на основании предварительно составленных вопросов, касающихся мотивации респондента, применяемого им программного подхода, его соображений по специальным темам (психопатология, женское насилие, оценка рисков), отношения к «доказательным» практикам, рекомендаций по совершенствованию обсуждаемой предметной области.

Полученное интервью использовали для выявления ключевых положений в ответах на вопросы. Ниже я приведу основные результаты, касающиеся программного подхода и основных проблем, с которыми сталкиваются специалисты, работающие в этой сфере. Дополнительные результаты и полный текст собеседований представлены в одной из моих книг [11].

Программный подход. При поверхностном рассмотрении респонденты представляют собой множество разноплановых специалистов. Они используют разнообразные термины для описания применяемого программного подхода: гендерный, когнитивно-поведенческий, психо-образовательный, сила и контроль, концептуальная ясность, трансформирующее консультирование, переобучение равных, ненасильственная коммуникация, эклектичный метод.

Большая часть из них рассматривает свою деятельность как долгосрочное консультирование или обучение. При этом они признают, что большинство мужчин предпочитали минимально возможное количество визитов к ним, согласно требованиям соответствующего судебного органа. Во многих программах используется поэтапная модель, в некоторых работают модераторы мужского и женского пола, и очень немногие полагаются на работу с привлечением равных консультантов (под таковыми понимаются специалисты, обладающие равными характеристиками с консультируемыми (имеющие личный жизненный опыт применительно к сфере консультирования) - прим. ред.).

Также используются самые разные методы, включая журналы контроля, ролевые игры, упражнения по истории насилия и отчёты равных. Несколько программ оказались относительно неструктурированными.

Несмотря на эти различия, наблюдаются поразительно сходные черты в разных программных подходах, описанных респондентами, позволяющие предположить наличие сближающего начала. Руководители всех программ, даже наиболее клинически ориентированных, основывались на гендерном или феминистском подходе. То есть они рассматривают домашнее насилие как социальную проблему, корни которой лежат в наделении правами мужчин в отношении женщин, контроле первыми вторых.

С этой точки зрения семейное насилие является продолжением повсеместного наблюдаемого насилия: изнасилования в студенческих общежитиях, торговля сексуальными услугами, похищения женщин, множественные эпизоды стрельбы в школах, садистская порнография, сексуальные домогательства, угрозы / применение насилия среди военнослужащих. В подавляющем большинстве случаев это насилие осуществляется мужчинами в отношении женщин.

Все респонденты признали, что мужчинам мешает или даже вредит чувство искажённой или избыточной мужественности. В частности, у них наблюдается тенденция игнорировать собственные эмоции и состояние физического здоровья. Их склонность к рискованному поведению, агрессии и насилию также несёт для них опасность.

Хотя безопасность партнёров женского пола и детей однозначно представляется вопросом первостепенной важности, все руководители программ в качестве своей основной задачи рассматривают помощь мужчинам в приобретении более здоровых, смягчённых, гибких и осознанных установок.

Выражение уважения. При разъяснении данного аспекта представляется важным обратить внимание на то, что он заключает в себе намного больше нюансов, нежели правонарушители осознают или признают. Даже модель Дулута (часто некорректно интерпретируемая как в высокой степени инструктивная, агрессивная и структурированная) поощряет и полагается на уважение, причастность, групповое обсуждение, общение и самоосознание [14; 15].

По сути, указанные элементы включают в себя понятие «терапевтический альянс» - в принципе, ключевой для психотерапии термин. Они моделируют то, чему необходимо

научиться в первую очередь - уважительному отношению, умению слушать и общаться с другими, особенно с партнёром-женщиной в паре и с женщинами в целом. А это умение помогает оценить значимость опасений, имеющихся у мужчин, ослабить их защитные барьеры и создать ощущение контакта - как минимум, для существенной части мужчин.

Во время групповой работы используются «дружественное противостояние», вопросы, задаваемые по ходу беседы, и целенаправленная критическая оценка с обсуждением глубинных представлений и связанных с ними переживаний. Руководители программ отдельно отмечали, что всё это делается не для вызова чувства стыда, а чтобы помочь мужчине посмотреть на себя со стороны, принять ответственность за своё поведение и присоединиться к процессу изменения себя. И вот что интересно: практически все руководители программ с течением времени изменили свой подход на более уважительный, отказавшись от агрессивного стиля работы первых лет.

Реабилитационные мероприятия как система. Все как один руководители программ рассматривают свои программы также как часть системы реабилитационных мероприятий, опирающейся на разветвлённую сеть различных служб и включённой в культурные нормы и ожидания локального сообщества. Данные программы представляются чем-то существенно большим, нежели просто «оказываемыми услугами» или биомедицинской терапией.

На результативность программ влияет всё: действия полиции, надзор за деятельностью суда, изучение участников программ, оказание консультативной помощи и услуг потерпевшим, консультационные центры, реагирование на несоблюдение требований, пробационный надзор, управление рисками, вспомогательные социальные службы и так далее. Изначально акцент делается на работу с судами с тем, чтобы обеспечить неотвратимость наказания и выработать чувство ответственности у мужчин. В этом смысле реализуется элемент «кнут», согласно классическому методу «кнута и пряника», целью которого является изменение поведения.

Что очень важно, большинство руководителей программ также считают необходимым в своей работе обеспечить сотрудничество женщин с соответствующими службами.

Это требуется для получения более полного представления о взаимоотношениях женщин с мужчинами с точки зрения безопасности и динамики таковых. Однако некоторые признают, что связь с этими службами может быть сопряжена с противоречиями и женскими подозрениями: действительно ли программы для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, учитывают опасения женщины или они просто создают у неё ложное чувство безопасности?

Психопатология. Ещё одна область, в отношении которой, в целом, наблюдается консенсус, но при этом мы получили разные ответы - это вопрос о психопатологических нарушениях у участников программ. Все руководители программ признали, что некоторые мужчины страдают от психологических проблем, им необходимо углубленно их рассмотреть. Однако, как правило, они расценивают долю таких участников как относительно небольшую.

Более клинически ориентированные программы для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, пытаются решать эти проблемы, уделяя им особое внимание на групповых встречах или во время дополнительных индивидуальных занятий. В других программах, по утверждению руководителей, таких мужчин, если, как представляется, им требуется дополнительная помощь, направляют в иные вспомогательные службы.

Такой подход может быть реализован при помощи расширенного первичного собеседования, включающего оценку дополнительных проблем, или посредством наблюдения за поведением участника на групповых занятиях с целью выявления показаний к дальнейшим терапевтическим вмешательствам. В некоторых программах также используются инструменты оценки рисков или оцениваются известные факторы риска с целью идентификации потенциально наиболее опасных случаев, однако при этом какая-либо единая или систематическая процедура управления рисками отсутствует.

Более клинически ориентированные программы работают с личностными нарушениями, психическими травмами, депрессиями, однако в большинстве случаев основной упор делается на мужчин с социопатическими наклонностями и упорно сопротивляющихся используемым методам. Такие мужчины

нуждаются в более интенсивном наблюдении, начиная с периода условного осуждения, или участия в специализированных группах, созданных только в небольшой части программ для лиц, совершающих внутрисемейные преступления.

Имеется, как минимум, некоторое неявное понимание того, что проблемные случаи идеально решать посредством согласованных действий локального сообщества. Другими словами, связь и коммуникация между адвокатами пострадавших, персоналом судов, работниками программ для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, и клиническими учреждениями помогает справляться с резистентными или высокорисковыми случаями за счёт широкомасштабного вмешательства, а не просто за счёт участия в какой-либо отдельной программе.

Биографический контекст. Сопереживание, на которое ссылались респонденты, распространяется и на иные формы «непохожести». Руководители программ выражали озабоченность относительно культурных и социальных различий между афроамерикан-цами, латиноамериканцами, американскими индейцами и лицами гомосексуальной ориентации, а также женщинами, обвинёнными в насильственных действиях. На самом деле, собеседования проводились и с руководителями, разработавшими специализированные программы для таких подгрупп, и с теми, кто в одной группе собирал лиц с различным культурно-социальным фоном.

В целом создаётся ощущение, что имеются и общие для таких групп проявления дискриминации, существование которых необходимо признать, и чувство сопереживания, которое должны продемонстрировать как члены группы, не относящиеся к таким подгруппам, так и модераторы. Один из руководителей пояснил, что самое главное - это собрать мужчин с разным культурно-социальным фоном в группе и внимательно выслушивать их, чтобы разобраться, какие проблемы у них есть.

Особого внимания заслуживает тот факт, что очень многие из таких мужчин, с разными опытом и образованием, сами являются стороной, пострадавшей от насилия или жестокого обращения, и, соответственно, от связанной с этим травматизации. Многие афроамериканские мужчины подвергались нападениям банд, переживали убийства род-

ственников или друзей. Латиноамериканцы были жертвами нападений, заключёнными - в процессе иммиграции в США. Значительная часть индейцев страдает от бедности, алкоголизма и депрессии, что исторически связано с системой резерваций в США.

Очевидно, есть некоторые преимущества, если работать с такими мужчинами в условиях, когда существует возможность сконцентрироваться на их личной ситуации, но и у смешанных групп также есть свои сильные стороны, поскольку на поверхность выходят аспекты, общие с другими группами. В любом случае, социальные, этнические и расовые отличия всё также требуют больше внимания и соответствующей адаптации реабилитационных программ.

Женские преступления. Ещё один спорный момент, с которым сталкиваются существующие программы для мужчин, касается выражаемого некоторыми исследователями мнения о том, что женщины способны к насильственным действиям не меньше мужчин, что терапия для лиц, обвиняемых в семейном насилии, должна в итоге включать женщин или, как минимум, при этом должны применяться гендерно-нейтральные методы для пар.

Такие утверждения обсуждались и в итоге после проведения национального опроса по «конфликтным тактикам», в котором данный вопрос поднимался в начале 1980-х, были дезавуированы [18]. Руководители, основавшие и разработавшие известные реабилитационные программы для мужчин, признают существование женского насилия, однако, что не удивительно, рассматривают его по-другому. Как утверждают многие исследователи, женское насилие представляется менее жестоким, чаще связанным с ранее перенесённым жестоким обращением, и связанные с ним мотивации и переживания существенно отличаются от таковых у мужчин в группах [17].

Как сказал один из последних респондентов, программы для женщин, применивших силу в отношении своего партнёра, разрабатываются по всей стране и указывают на совершенно иные способы реализации насильственных действий, переживания, им способствовавшие. Более того, руководители программ для мужчин незамедлительно говорили о значимости контекста при обсуждении вопросов семейного насилия, в котором в по-

давляющем большинстве случаев, в общем и целом, речь идёт именно о насилии со стороны мужчин. Преобладание мужского насилия само по себе позволяет говорить о гендерной природе огромной доли насильственных преступлений против женщин.

Повышение эффективности реабилитационных программ. Руководители программ неизменно подчёркивают значимость сотрудничества с локальным сообществом в вопросах обуздания насилия против женщин, а также рекомендуют действовать более активно с тем, чтобы устранить мешающие этому барьеры. Также высказывается пожелание по интенсификации усилий, направленных на профилактику насилия против женщин, посредством образовательных инициатив и организованных действий локального сообщества.

Несколько руководителей поднимали вопрос о необходимости расширения контактов, связываясь с прочими социальными движениями и организациями, что позволит задействовать рычаги, ведущие к более масштабным изменениям как на локальном уровне, так и на уровне общества в целом.

Одно общее отправное утверждение высказывалось большинством опрошенных руководителей: в более широкой и решительной форме необходимо озвучивать отстаиваемые ими убеждения, рассказывать о своей работе, о том, почему они занимаются этим делом. Это поможет подтвердить устоявшиеся принципы работы, избавиться от неправильной интерпретации деятельности в рамках реабилитационных программ, поспособствует дальнейшему развитию данной области.

Заключение. В значительной степени неоднозначное отношение к реабилитационным программам для лиц, совершающих внутрисемейные преступления, их эффективности подпитывается немногочисленными и спорными публикациями по оценке таких программ, а также стереотипным их пониманием.

Проведённое нами исследование, в рамках которого были опрошены руководители

программ, позволило получить некоторые встречные доказательства, говорящие, скорее, в пользу необходимости использования более комплексного подхода при реализации программ. Хотя у длительно существующих программ наблюдаются некоторые отличия друг от друга, также имеются и весьма заметные сходные черты.

Программы рассматривают внутрисемейные насильственные преступления и, в частности, насилие против женщин, как социальную проблему, направлены на решение индивидуальных психологических сложностей людей. Кроме того, руководители программ указывают на необходимость стимуляции интерактивного процесса между участниками программы в рамках того или иного подхода. Они также подчёркивают, что развитие программ идёт в сторону «дружественного противостояния», когда мы сопереживаем травме мужчины, и одновременно подвергаем критике его противоправное поведение.

Всё больше усилий направляется на решение проблемы женского насилия в рамках отдельных программ для женщин. Значительное внимание уделяется вопросам расового и этнического разнообразия участников. Самое важное - программы для правонарушителей-мужчин рассматриваются как ответ локального сообщества. При этом ключевую роль играет его сотрудничество со службами для женщин и судебными органами.

Идеально было бы организовать работу по расширению границ локального сообщества с целью изменения у населения отношения к проблемам, в которых коренится насилие, с одновременным проведением реабилитационных мероприятий на уровне отдельных правонарушителей. Полученные результаты позволяют говорить о том, что данные программы должны быть не некими изолированными реабилитационными мероприятиями, а представлять собой основу для более масштабного сотрудничества на уровне локального сообщества.

ПРИСТАТЕЙНЫЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Aldarondo, E. & Mederos, F. (2002). Programs for men who batter: Intervention and prevention strategies in a diverse society. Kingston, NJ: Civic Research Institute.

2. Bennett, L., & Piet, M. (1999). Standards for batterer intervention programs. Violence Against Women, 5, 6-24.

3. Caesar, P., & Hamberger, L. (Eds.) (1989). Treating men who batterer: Theory, practice, and programs. New York: Springer Publications.

4. Corvo, K., & Johnson, P. (2013). Sharpening Ockham's Razor: The role of psychopathology and neuropsychopathology in the perpetration of domestic violence. Aggression and Violent Behavior, 18, 175-182.

5. Dutton, D., & Corvo, K. (2006). Transforming a flawed policy: A call to revive psychology and science in domestic violence research and practice. Aggression and Violent Behavior, 11, 457-483.

6. Gondolf, E. (2002). Batterer intervention systems: Issues, outcomes, and recommendations. Thousand Oaks: Sage Publications.

7. Gondolf, E. (2004). Evaluating batterer counseling programs: A difficult task showing some effects. Aggression and Violent Behavior, 9, 605-631.

8. Gondolf, E. (2007). Theoretical and research support for the Duluth Model: A reply to Dutton and Corvo. Aggression and Violent Behavior, 12, 644-657.

9. Gondolf, E. (2012). The future of batterer programs: Reassessing evidence-based practice. Boston: Northeastern University Press.

10. Gondolf, E. (2015a). The evidence-based practice movement: Contributions and controversies. In R. Scott & S. Kosslyn (Eds.), Emerging trends in the social and behavioral sciences. Hoboken, NJ: John Wiley and Sons.

11. Gondolf, E. (2015b). Gender-based perspectives on batterer programs: Program leaders on history, approach, research, and development. Lanham, Maryland: Lexington Books.

12. Jackson, S., Feder, L., Forde, D., Davis, R., Maxwell, C., & Taylor, B. (2003). Batterer intervention programs: Where do we go from here? (NIJ Special Report). Washington, DC; National Institute of Justice, U.S. Department of Justice.

13. Labriola, M., Rempel, M., O'Sullivian, C., & Frank, P. (2007). Court responses to batterer program noncompliance: A national perspective. Final report submitted to the National Institute of Justice, Washington, DC.

14. Paymar, M. (2000). Violent no more: Helping men end domestic abuse, 2nd edition. Alameda, CA: Hunter House.

15. Pence, E. (1989). Batterer programs: Shifting from community collusion to community confrontation. In P. Caesar & L. Hamberger (Eds.), Treating men who Batterer: Theory, practice, and programs. New York: Springer Publications.

16. Price, B., & Rosenbaum, A. (2009). Batterer intervention programs: A report from the field. Violence and Victims, 24, 757-769.

17. Saltzman, L. (2004). Definitional and methodological issues related to trans-national research on intimate partner violence. Violence Against Women, 10, 812-830.

18. Straus, M., Gelles, R., & Steinmetz, S. (1980). Behind closed doors: Violence in the American family. New York: Doubleday.

19. Thorne-Finch, R. (1992). Ending the silence: The origins and treatment of male violence against women. Toronto, Canada: University of Toronto Press.

20. Шестаков Д.А. Семейная психотерапия и предупреждение преступлений (к вопросу о групповом уровне криминологической профилактики) // Вестник ЛГУ 1989. № 6. С. 56-61.

21. Шестаков Д.А. Теоретические основы семейной криминологии в применении к противодействию внутрисемейным насильственным преступлениям // Социально-психологические, уголовно-правовые и криминологические проблемы семейно-бытового насилия. Материалы международной научно-практической конференции. Баку: Академия полиции Азербайджана, 2016.

REFERENCES