CC BY
909
УДК 343.2/.7
РАЗБИТИЕ СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ Б УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ДОКТРИНЕ
М. В. Бавсун, А. И. Марцев, А. П. Спиридонов
В статье основное внимание уделяется тенденциям развития учения о субъективной стороне преступления в отечественной и зарубежной уголовно-правовой доктрине. На основе проведенного анализа сделан вывод относительно современного состояния науки уголовного права в части исследования рассматриваемого элемента состава преступления, а также сделан прогноз относительно возможных перспектив его дальнейшего развития.
Ключевые слова: субъективная сторона, вина, умысел, уголовно-правовая доктрина.
История развития субъективной стороны преступления берет свое начало лишь с середины XIX столетия. Именно в этот период происходит окончательное формирование состава преступления как уголовно-правовой категории и его определение в правовой доктрине в качестве «совокупности всех признаков, содержаемых в понятии преступления» 1. Состав преступления (corpus delicti), впервые сформулированный в 1581 г., длительный период имел исключительно уголовно-процессуальное значение. Следовательно, о субъективной стороне как структурном элементе состава на тот момент нельзя было вести и речи. Лишь в конце XVIII столетия указанное выражение получило свое распространение в большинстве правовых систем европейских государств. Так, в германском уголовном праве состав преступления обозначался одним термином — Thetbestand, и очень скоро стал сводиться к внешней (т. е. объективной) стороне преступления. При этом происшедшие изменения рассматриваемой категории не касались преступной решимости или внутреннего отношения лица к тому, что он совершает. Более того, считалось правильным психическое отношение лица к содеянному определять самостоятельно, не смешивая с проявляющимся вовне преступным поведением человека. Таким образом, длительное время отдельно друг от друга существовали две самостоятельные категории — Thetbestand (объективная сторона) и — Thaterschaft (субъективная сторона преступления)2. В свою очередь, последующее объединение разрозненных элементов и формирование на их основе юридической конструкции в виде состава
преступления сохранило относительную самостоятельность каждого из них. Более того, именно с этого момента субъективной стороне стали уделять должное внимание в уголовно-правовой доктрине, а основные ее признаки получили необходимое обоснование в теории уголовного права.
Вместе с тем, учитывая тот факт, что представление о субъективной стороне связывается с психическим отношением лица к совершаемому им общественно опасному деянию, неверным было бы утверждать, что такое отношение преступника к содеянному появилось лишь с развитием учения о составе преступления. Отсутствие, до определенного момента времени, понятия и самого выражения «субъективная сторона» не является свидетельством того, что вопросам внутренней оценки виновного к преступному деянию до этого не уделялось соответствующего внимания. Проблема, скорее, кроется в терминологии, в соответствии с которой до указанного периода в уголовном законодательстве речь шла исключительно о вине, и лишь в XIX в. границы данной категории расширяются до рамок одного из элементов состава преступления. В свою очередь, относительная новизна вновь появившейся категории в науке уголовного права обусловила большое количество споров относительно ее содержания. При этом примечательным является тот факт, что большинство проблем, напрямую связанных с субъективной стороной преступления, до сих пор остаются наиболее дискуссионными и до конца не решенными как в отечественной, так и в зарубежной уголовно-правовой доктрине. Речь в данном случае необходимо вести, прежде всего, об уголовной ответственности за преступления, совершаемые по небрежности, о вопросах определения интеллектуального и волевого критериев вины, а также о ряде проблем, связанных с преступной мотивацией поведения виновного, установлением критериев состояния аффекта, юридических и фактических ошибках и т. д.
Получая первоначальное развитие в уголовно-правовой доктрине, субъективная сторона преступления определялась большинством ученых как внутренняя сторона содеянного. При этом такие термины, как «вина», «виновность», «внутренняя сторона» или «решимость на совершение преступного деяния» длительное время отождествлялись. Их одновременное использование в юридической литературе при описании одного и того же явления было повсеместным. Так, Н. С. Таганцев
в свое время указывал, что «понятие преступного деяния включает в себя два момента: внешний — воспрещенное законом посягательство, и внутренний — виновность или преступную волю»3. Как следует из данного высказывания, внутреннее отношение лица к тому, что он совершает, его виновность, а также его преступное намерение или преступная воля — понятия, между собой полностью совпадающие.
По мнению Н. Д. Сергиевского, условия преступности, лежащие в действии, могут заключаться в его внутренней стороне, «то есть в тех субъективных настроениях, которые движут поступками человека» 4. Определение субъективной стороны преступления осуществляется через внутреннее отношение лица к содеянному и также при отсутствии единства терминологии, которая при этом используется. Подобная ситуация была характерной именно для второй половины XIX столетия. На тот момент уже сложилось вполне определенное представление о необходимости выделения в преступлении его внешней и внутренней стороны. Однако сам понятийный аппарат, или содержание каждой из сторон, в теории уголовного права находились лишь на стадии становления. Единство было лишь в одном — внутренняя (субъективная) сторона преступления должна строиться на факторах исключительно психологического характера. При этом как в отечественной, так и в зарубежной юридической литературе все чаще обращалось внимание на постепенное преобладание субъективного начала преступления над его внешними признаками. «Параллельно преступления приобретают публичный характер, начинает преобладать общий интерес над частным и внутренняя сторона над внешней»5. Таким образом, так называемое уголовное вменение б, строящееся на основе мыслительных процессов человека в момент совершения им преступления, приобретает все большее значение в русском уголовном праве, а «субъективный... элемент. получает характер основного начала» 7 в отечественной уголовно-правовой доктрине. Становится общепризнанным, что те перемены, которые происходят в результате совершения преступления во «внешнем мире», являются лишь следствием простой физической причинности. При этом «само движение в мире внешнем является только одним из звеньев психологического процесса; ему предшествовало хотение, консолидировавшееся до степени решимости»8.
В то же время практически единодушное мнение ученых относительно необходимости выделения в качестве самостоятельного элемента состава преступления его субъективной стороны достаточно длительное время не оказывало должного влияния на ее содержание. Внутренняя сторона общественно опасного деяния, как правило, отождествлялась с виной. Само выражение «внутренняя сторона» включало в свое содержание абсолютно все, что так или иначе охватывает психическую деятельность человека в момент совершения им преступления. При этом если понятие вины в той или иной степени было разработано в теории уголовного права и нашло отражение в действовавшем на тот момент уго-
9
ловном законодательстве, то мотив, цель и эмоции 9 длительное время не рассматривались в качестве признаков субъективной стороны преступления. Н. С. Таганцев в своем курсе лекций обращал внимание на то, что указанная выше терминология, характеризующая «отдельные моменты хотения, не представляет чего-либо установившегося ни в доктрине, ни в законодательстве, которое безразлично употребляет выражения „умысел“, „намерение^ ,,цель“» 10. Аналогичным образом складывалась ситуация и в зарубежном уголовном законодательстве. Так, например, в Германском уложении безразлично употреблялись такие термины, как: «Уог$а17». «АЬбюИ!» и «Zweck» (намерение, умысел и цель), а равно и другие выражения — «boswillig», «ЬоБИай» и «arglitig» (злонамеренный, злой, обманный)11.
В связи с таким многообразием терминологии, а также отсутствием в теории уголовного права единой позиции относительно содержания субъективной стороны преступления, ее характеристика в тот момент страдала неопределенностью, выражавшейся в большом количестве формулировок, используемых при ее описании, а также числа признаков, при помощи которых она раскрывалась. Основным достижением науки уголовного права XIX - начала XX столетия является сам факт выделения в самостоятельный элемент состава преступления его внутренней (субъективной) стороны, однако дальнейшая ее теоретическая разработка приходится на более поздний — советский период.
Между тем необходимо отметить, что описание признаков субъективной стороны преступления в первых работах по уголовному праву, изданных после 1917 г., мало чем отличалось от того, как они раскрывались в дореволюционной литературе. В частности, С. В. Позднышев в одном из первых учебников по уголовному праву советского периода, рассматривая внутреннюю (субъективную) сторону преступления, ведет речь исключительно о вине и ее формах. При этом автор даже на теоретическом уровне не указывает на возможность существования других признаков, помимо вины, составляющих содержание субъективной стороны 12. Отождествление данного элемента состава преступления с его обязательным признаком — виной — было характерным для молодой советской науки. Не отрицая необходимости учета внутреннего (психического) отношения лица к совершаемому им деянию, в теории уголовного права, тем не менее, часть вопросов, связанных с таким отношением виновного, выносилась за рамки данной тематики. Например, мотивы и цели преступного поведения все чаще анализировались в юридической литературе и занимали все большее место в действовавшем на тот момент уголовном законодательстве. В то же время этот анализ осуществлялся обособленно от субъективной стороны, как одного из элементов состава преступления13. Интересным является тот факт, что мотив, цель и эмоции до определенного момента вообще не рассматривались в рамках каких-либо институтов Общей части уголовного права. Их исследованием занимались исключительно при
анализе конкретных групп и видов преступлений, в частности, общественно опасных деяний против жизни, собственности, государства и т. д.14 То же самое с уверенностью можно сказать и об уголовно-правовой ошибке, невиновном причинении вреда, а также двойной форме вины, которые, фактически существуя как в уголовном законодательстве, так и в уголовно-правовой доктрине, оставались за пределами субъективной стороны преступления. При этом отношение к самой вине также было весьма противоречивым.
Таким образом, теория уголовного права, продолжая делать акцент на вине, при исследовании субъективной стороны преступления по-прежнему развивалась, во-первых, по пути их отождествления между собой, а во-вторых, из расчета, что вина является единственным признаком субъективной стороны. Абсолютное большинство работ, посвященных рассматриваемой проблеме, строилось через призму форм вины, видов умысла и неосторожности, а также их основных критериев. Все остальные вопросы, так или иначе связанные с внутренним (психическим) отношением виновного к тому, что он совершает, изучались самостоятельно и находились за рамками данного элемента состава преступления. Столь узкое представление о содержании субъективной стороны было исторически обусловленным явлением. Тенденция подобного развития рассматриваемого элемента состава преступления была заложена еще в XIX в., с момента появления первых теоретических исследований по данной проблеме. Как представляется, такой подход во многом был обусловлен относительной незавершенностью решения вопроса о соотношении элементов и признаков состава преступления. Дело в том, что вина на данном этапе часто рассматривалась в качестве элемента субъективной стороны15, при этом вопрос о необходимости выделения признаков этого элемента в уголовно-правовой доктрине не поднимался вовсе.
Подобная ситуация просуществовала вплоть до 60-х годов XX в., когда впервые в юридической литературе было высказано мнение о необходимости изменения подхода к определению содержания субъективной стороны преступления и ее соотношения с виной. На данном этапе впервые указывается на необходимость включения вины в содержание субъективной стороны преступления в качестве одного из ее признаков, наряду с мотивом, целями и эмоциями. Субъективная сторона общественно опасного деяния была представлена в качестве психической деятельности лица, которая сопровождает совершение преступления и в которой интеллектуальные, волевые и эмоциональные процессы протекают в полном единстве и взаимообусловленности16. «Наряду с умыслом и неосторожностью она включает в себя и другие признаки — мотив, цель, эмоциональные моменты и т. д.» 17. Характерным в этом отношении представляется высказывание А. И. Рарога, по мнению которого, «отождествление вины с субъективной стороной преступления с теоретических позиций представляется неосновательным, а с практической точки зрения — неприемлемым.» 18. Постепенно произош-
ло смещение акцента в сторону более глубокого и тщательного анализа факторов психологического характера, имеющих место в процессе совершения виновным общественно опасного деяния, а также их исследования уже в рамках характеристик, составляющих содержание субъективной стороны преступления. Выражение «субъективная», т. е. внутренняя, сторона стало пониматься в более широком смысле, туда было отнесено все, что так или иначе составляет внутреннюю, психологическую сущность совершаемого преступления. В последующем указанная позиция получила свое дальнейшее обоснование в теории уголовного права.
Подобное представление о субъективной стороне способствовало не только более четкому уяснению ее содержания, но и позволило упорядочить учение о составе преступления в части решения проблемы соотношения его элементов и признаков. Помимо этого, мотив, цель и эмоции получили статус факультативных (необязательных) признаков субъективной стороны, а их значение для квалификации несравненно возросло. И, несмотря на то, что, начиная с середины 70-х гг., предпринимались неоднократные попытки возврата к прежней позиции отождествления субъективной стороны с виной,
а также представления последней в качестве одного из ос-
19
нований уголовной ответственности19, тенденция сохранения самостоятельного статуса за каждой из рассматриваемых категорий по-прежнему остается доминирующей в современной уголовно-правовой доктрине.
Внутренняя, или субъективная, сторона, сохраняя за собой свой первоначальный статус элемента состава преступления, с течением времени в основном претерпевала изменения содержательного характера. Речь идет не только о появлении группы так называемых факультативных признаков, но и о дальнейшем рассмотрении через призму субъективной стороны ряда других вопросов, так или иначе с ней связанных. Это имеет непосредственное отношение к уголовно-правовым ошибкам, двойной форме вины, проблеме невиновного причинения вреда. Каждая из перечисленных проблем сегодня исследуется, исходя из единства волевых, мотивационных и эмоциональных процессов, происходящих в психике человека в момент совершения им общественно опасного деяния. Все это в совокупности представляет внутреннее отношение лица к своим поступкам, где, например, роль мотива, цели или эмоций может оказаться решающей при квалификации преступления или назначении уголовного наказания. Субъективная сторона, таким образом, приобрела значение формы, включая в свое содержание различные аспекты психической деятельности человека. При этом отождествление этих аспектов между собой является недопустимым, прежде всего, с позиции психологии — науки, являющейся базовой для большинства из рассматриваемых категорий.
На сегодняшний день субъективная сторона как элемент состава преступления представляет собой достаточно устоявшуюся уголовно-правовую категорию. Основные проблемы, которые существуют в современной теории уголовного права, связаны не с ее содержа-
нием, а, скорее, с содержанием ее отдельных признаков. В частности, спорными являются вопросы определения вины, в том числе ее форм, мотивации преступного поведения, уголовно-правовых ошибок, а также влияния эмоционального состояния лица на процесс совершения преступления. Все более актуальными становятся вопросы объективного вменения, реализации уголовной ответственности в отношении лиц, которые совершили преступления в состоянии глубокого алкогольного или наркотического опьянения. Большой интерес представляет изучение психического отношения лица к действиям, которые им совершаются в условиях экстремальных ситуаций, где признаки субъективной стороны также выступают в роли определяющих при решении вопроса
о необходимости привлечения или освобождения от уголовной ответственности. Следовательно, в современной уголовно-правовой доктрине основное внимание уделяется не субъективной стороне как таковой, а тем признакам, которые составляют ее содержание, и их отдельным характеристикам. Исследование этих признаков, а также тех проблем, которые возникают на основе их реализации, представляет наибольший интерес на современном этапе. При этом большинство из перечисленных выше вопросов имеют большое значение не только для науки уголовного права, но и для практики применения уголовного закона.
12 Позднышев С. В. Очерк основных начал науки уголовного права. Общая часть. М., 1923. С. 113-132.
13 Анализ учебной литературы 30-40-х гг. XX в. показывает, что при рассмотрении субъективной стороны преступления авторы основное внимание уделяли вине и ее формам. Лишь в редких случаях можно встретить упоминание об уголовно-правовой ошибке. Все остальные вопросы не входили в содержание данного элемента состава преступления. См., напр.: Уголовное право: учебник для юридических школ / под ред. И. Т. Голякова. М., 1948; Герцензон А. А. Уголовное право. Часть Общая. М., 1948.
14 Фельдштейн Г. С. Уголовное право и психология. Роль мотива в уголовном праве // Право и жизнь. 1925. № 6. С. 55-63; Мокринский С., Натансон В. Преступления против личности. Комментарий к VI главе. Харьков, 1928.
15 См., напр.: Уголовное право. Общая часть. М., 1938. С. 258-271; Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950. С. 51.
16 Брайнин Я. М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С. 227-228.
17 Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений. Казань, 1968. С. 7.
18 Рарог А. И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. СПб., 2003. С. 55.
19 См., напр.: ДемидовЮ.А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975. С. 114; Злобин Г. А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981;МалковВ. П. Субъективные основания уголовной ответственности // Гос-во и право. 1995. № 1.
1 Спасович В. Д. Учебник уголовного права. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1863. С. 90.
2 Там же.
3 ТаганцевН. С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Изд. 2-е, пересмотр. и доп. Тула, 2001. С. 447.
4 Сергиевский Н.Д. Русское уголовное право: курс лекций. Пг., 1915. С. 259.
5 На это указывалось еще в 1845 г. известным русским юристом И. Максимовичем в работе «Речь о развитии идеи преступления, по смыслу памятников русского законодательства». Киев, 1845. Цит. по: Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. М., 2003. С. 457.
6 Именно такое выражение как прообраз субъективной стороны преступления встречается в отдельных работах рассматриваемого периода. См., напр.: ВласьевН. О вменении по началам теории и древнего русского права. М., 1860. С. 11.
7 Высказывание принадлежит П. Колоссовскому (1859 г.). Цит. по: Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. М., 2003. С. 471.
8 Спасович В. Д. Новые направления в науке уголовного права. М., 1898. С. 46.
9 В литературе исследуемого периода случаи внимания к отдельным признакам субъективной стороны преступления были единичными. При этом работы не носили, как правило, системного характера, а некоторые признаки, сегодня относящиеся к субъективной стороне, вообще рассматривались в рамках других институтов уголовного права. См., напр.: Преступный аффект как условие невменяемости (анализ преступлений Отелло и Позднышева). Вступительная статья в Курс судебной психопатии. М., 1893; ЧубинскийМ. П. Мотив преступной деятельности, его значение в уголовном праве. Ярославль, 1909.
10 Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 467.
11 Бернер А. Ф. Учебник уголовного права: Часть Общая. СПб., 1865. Т. 1; Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 753.
УДК 343.7
ОСОБЕННОСТИ КВАЛИФИКАЦИИ НАРУШЕНИЯ НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ ЖИЛИЩА, СОВЕРШЕННОГО ЛИЦОМ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ СЛУЖЕБНОГО ПОЛОЖЕНИЯ
В. Н. Баландюк, Е. А. Чепко
Рассматриваются проблемные аспекты уголовноправовой квалификации специального субъекта нарушения неприкосновенности жилища. Обращается внимание на необходимость конкретизации признаков специального субъекта, позволяющих более четко обозначить круг лиц, подлежащих уголовной ответственности за незаконное вторжение в жилище, предусмотренное ст. 139 УК РФ.
Ключевые слова: неприкосновенность жилища, признаки специального субъекта преступления, проблемы уголовноправовой квалификации.
В настоящее время Уголовный кодекс Российской Федерации содержит 34 состава преступления, в которых использование служебного положения является признаком основного либо квалифицированного состава преступления. Если подвергнуть анализу употребление понятия «использование служебного положения», то можно прийти к выводу о том, что только в четырех составах преступления (ст.ст. 149, 169, 170 и 188 УК РФ) содержатся конкретные признаки специального субъекта, позволяющие более или менее четко обозначить круг лиц, подлежащих уголовной ответственности. Примени-
