CC BY
388
С.В. Векленко,
доктор юридических наук, профессор, заместитель начальника Воронежского института МВД России по научной работе
ЭВОЛЮЦИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О ВИНОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
THE EVOLUTION OF NATIVE LEGISLATION ON GUILTY
AMENABILITY
В статье анализируется эволюция отечественного уголовного законодательства, посвященного различным проявлениям вины. На примере нормативных документов разных лет прослеживается перемещение категории вины из области материальных признаков преступления в сферу субъективных оснований уголовной ответственности.
In the article the evolution of native criminal legislation devoted to various displays of guilt is analyzed. On the example of normative documents of different periods of time is traced the transition of the category of guilt from the area of material characteristics of crime to the sphere of subjective foundations of criminal amenability.
В древнейших из известных на сегодняшний день отечественных нормативно-правовых до -кументах, договорах Руси с Византией Х в., употребляется термин «согрешение» (ст.2 Дого -вора Руси с Византией 911 года), который исто -рики переводят как «вина» [1. — С. 16]. В ста -тье 7 Пространной редакции Русской Правды, предусматривающей ответственность за беспричинное умышленное убийство, можно увидеть следующую формулу: «Оже станеть без вины на разбои»[1. — С. 109]. Сокращенная редакция Русской Правды активно использует такие слова, как «вина», «виноват», «виноватый» [1. —
С. 197—201]. Однако содержание данных терминов далеко от современного понимания вины. Анализ этих памятников русского права позволяет заключить, что ответственность и наказание на данном этапе развития государства и права никак не увязывались с субъективным восприятием совершенного преступления. Преступным деяние признавалось лишь по фактическим раз -мерам причиненного личности или собственно -сти вреда, т. е. в законодательстве того времени господствовал принцип объективного вменения. По вполне обоснованному утверждению В.А. Рогова, термин «вина» (и его производные) в законодательстве Х века означал совершение действий, влекущих уголовную ответственность [2. — С. 52—53], то есть охватывал объективные признаки преступления.
Согласен с А.А. Магомедовым, который в своих исследованиях пришел к выводу, что «праву древнейшего периода было известно лишь так называемое фактическое вменение. В те времена человеческая мысль при решении вопросов ответственности за преступление не
шла дальше восприятия внешнего явления, не вторгалась во внутреннее содержание общественно опасного деяния, не выясняла оттенков виновности. Поэтому не различались факты умышленного и неосторожного причинения вреда; к ним приравнивались и случайные повреждения» [3].
Принятие христианства не только предопределило всю дальнейшую историю Руси, но и осуществило переворот в развитии права. Переход от язычества к христианству означал полное восприятие византийского права, представленно -го в виде церковных канонов. Согласно христи -анской доктрине поведение человека должно преломляться через призму нравственных идеа-лов. Предметом суда становится грех преступле -ния, совершенного человеком по своей воле. Отождествление виновности и греховности на-шло отражение во всех законодательных памятниках средних веков.
В Двинской Уставной Грамоте (1398 г.) смысловое значение рассматриваемого термина ста -новится адекватно материальным и денежным взысканиям — «вины полтина» [6. — С. 161 — 162]. То же в Беложерской Грамоте (1488 г.) — «вины четыре рубля» [6. — С. 172]. Связанная с материальной ответственностью лица вина вы -ступает как нечто материально осязаемое. Летописная терминология показывает, что ее можно взять, отдать, забрать и т.д. Василий III хотел «возложить опалу» на князя Семена Ивановича, но по ходатайству приближенных «вины его отдал». Иван IV пожаловал виновных феодалов (1548 г.) — «вину им отдал». Таких свидетельств в летописях достаточно много и в смысле «мате-
риальности» вины они полностью соответствуют законодательным актам того времени [2. — С. 53].
Но уже в Судебниках ХУ — XVI вв. наблю -дается тенденция смещения понятия вины и ви -новности из материальной сферы в область ду -шевно-эмоционального состояния человека. Так, в Судебнике 1497 г. вина лишь однажды равно -значна материальным взысканиям (ст. 38). В остальных статьях «виноватый» означает проигравший дело, то есть определенное состояние лица [6. — Ст.ст. 3, 21, 32, 51, 58, 64]. Из этого можно предположить, что законодатель пытается термином «вина» охватить и конкретную мате -риальность содеянного, и саму личность преступника . В Судебнике 1589 г. главный упор делается именно на личность, испытывающую неблагоприятные материальные последствия: кто покупал на торгу без договора, тому «быти вино-вату», то есть на него ложатся убытки и расходы. Согласно данному нормативному документу «по-винить» — означало возложить на лицо бремя уголовно-правовых последствий [7.— С. 440].
Поскольку понятием вины поглощалось само преступное деяние, душевно-эмоциональное отношение преступника к содеянному выражалось на этом этапе не через производные вины, а через «хитростность» намерений лица. Совершенно закономерно внимание законодателя к «хитростным» действиям обнаруживается во время утверждения профессионального бандитизма и профессиональной преступности «лихих людей» в земско-губных реформах первой половины XVI в. Появилась необходимость четкого разграничения умышленных убийств, совершенных профессиональными бандами, от убийств неосторожных, непреднамеренных [2. — С. 54]. В актах земско-губного строения использовалось понятие «бесхитростной», случайной смерти, как антипод преднамеренному душегубству [7. — С. 193].
Судебник 1606 — 1607 гг. отразил все предшествующие направления развития. В нем кроме традиционной характеристики «виноватого», как проигравшего дело (грань 1, ст.62; грань 2, ст.37 и т.д.) содержится понимание вины в более глу -боком смысловом значении, когда она представ -лена как совокупность условий ответственности личности. Это имеет место при характеристике лживых показаний «добрых людей», и вина представлена как совокупность условий правильности осуждения. Виновность индивидуали -зируется применительно к конкретным преступ-никам, и ответственность наступает — «кто в чем виноват» [7. — Грань 3 — Ст.ст. 15—19, 98].
Соборное Уложение 1649 года запечатлело различные оттенки «виновности» в период рели -гиозных брожений, когда существенно возросло значение человеческой индивидуальности и те -зис ответственности перед Богом стал абстрактным [2. — С. 58]. Окончательно отказавшись от материальности вины, Уложение содержит неко -
торые разночтения в понимании содержания данного обязательного условия уголовной ответственности. Например, кто в Церкви «учинит мятеж», «тому бесчиннику за его вину учинити торговая казнь» [8. — С. 22]. В свою очередь, формула Уложения — наказание «чинить смотря по вине» — означала необходимость учитывать все формы причиненного вреда [8. — С. 52. — Ст. 5].
В Соборном Уложении 1649 г. появляется очень важное понятие воли. Если показания обвиняемого не подтверждаются свидетелями, на которых он указывал, то «его тем обвинити по тому, что он на тех людей сам слался из воли» [8.
— С. 112. — Ст. 160]. В этой связи оценка раз -личий волевой направленности действий винов -ного весьма высока. Например, в случае с поджогами имущества кодекс различает казус («не -нарочное дело»), неосторожность («небрежение») и умысел («нарочное дело») [8. — С. 130.
— Ст.ст. 226 — 228]. Кроме того, Уложение активно использует термины «умышление» и «воровской умысел». Первый термин полностью оправдывает свою смысловую значимость: для кары достаточно установить наличие мыслей или подготовительных действий, наступление последствий не обязательно. Подчеркивая общественную опасность «воровского умысла», как формы вины в наиболее опасных общеуголовных деяниях, закон предусматривает, что лицам, обороняющимся от «воров», нельзя ставить «в вину» убийства при защите личных и имущественных интересов [8. — С. 123. — Ст.ст. 198—200].
Развитие идей умысла и неосторожности во многом подготавливало почву для перемещения понятия вины в область психической деятельности человека. Это неизбежно означало и кризис «материальности» вины, и отграничение светской виновности от ответственности перед Богом. Но для полного разрыва с традиционными категориями человек должен был порвать с религиозными догмами, стать «самоответственным», что проявилось лишь в XIX столетии [2. — С. 58].
После государственных преобразований Петра I многие нормы права XVII в. фактически потеряли силу. Уголовная ответственность в большей части случаев стала зависеть от винов -ности лица, совершившего общественно опасное и вредное для государства действие. Практиче-ски в каждом изданном Петром I нормативном акте (указе, наказе, инструкции и т.п.), содержащем уголовно-правовые нормы, речь шла о наказании только «винных людей», о его определении «по вине», «смотря по вине и делу», «смотря по человеку и вине», «смотря по людям и вине, кто чего доведется», «смотря по важности вин», «по вине преступления» и т.д. [3. — С. 63].
Наибольший интерес из уголовно-правовых документов петровского времени представляет Артикул воинский 1715 г. с кратким толковани -ем [9. — С. 314 — 392], который не заменил
Уложение 1649 г., а действовал параллельно с ним вплоть до создания Свода законов Российской империи.
Как и Соборное уложение, Артикул воинский знает наказание за голый умысел на совершение политических преступлений. Так, артикул 19, предусматривающий ответственность за вооруженный заговор, содержит формулу «умышлять будет»; в толковании к артикулу 99, посвя -щенному ответственности дезертиров, использу -ется термин «умыслят»; артикул 127, где речь идет о государственной измене, определяет умысел через слова «учинить намеритца». Наиболее ярким примером подобного подхода может служить толкование к артикулу 19, согласно которому «равное наказание чинится над тем, ко-тораго преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было» [9. — С. 331].
Артикул воинский проводит различие ме-жду деяниями умышленными, неосторожными и случайными, используя для этого весьма своеобразную терминологию. При описании умышленной вины используются слова «на-рочно» (артикул 8), «с умыслом» (артикул 27), «с упрямства» (артикул 103), «в намерении» (артикул 144), «волею» (артикул 154), «само -вольством» (артикул 178), «добровольно»
(толкование к артикулу 189), «лживо» (артикул 200). Неосторожную вину законодатель опре -деляет через термины «из легкомыслия» (арти -кул 6), «неосмотрителен» (артикул 40), «с ле -ности или от неосторожности» (толкование к артикулу 41), «небрежением и винностию офицерскою или солдатскою» (артикул 87), «не одумавшись с сердца, или не опамятовась» (артикул 152), «ненарочно и неволею» (арти -кул 158), «не в намерении» (толкование к ар -тикулу 163), «небрежением и неосторожно -стью» (артикул 179). При описании случайного убийства, за которое не предусмотрено наказа -ние, артикул 158 использует следующую фор -мулу: «весьма неумышленное и ненарочное убивство, у котораго никакой вины не нахо-дится» [9. — С. 357].
В данном документе используется и сам термин «вина» (артикулы 21, 79, 158, 169), причем содержание его нигде не определяется, а из анализа конкретных составов преступле-ний можно заключить, что слово «вина» ис-пользовалось законодателем в качестве обо -значения ответственности за содеянное.
Стремление закрепить существующие порядки приводит к идее систематизации законодательства. Результатом грандиозной работы, проведенной в данном направлении, явилось создание в начале XIX века Свода законов Российской империи [10. — С. 18—20]. Наибольший интерес представляет ст. 5 тома XV Свода законов, которая предусматривала ответственность за неосторож-
ность в двух видах: 1) «когда виновный легко мог предвидеть, что действие его может повлечь противозаконные последствия...» и 2) «когда виновный совершил действие, законом не воспрещенное, не думая, чтобы из оного смогло произойти противозаконное последствие, однако же при надлежащей осмотрительности мог бы избежать противозаконного последствия» [10. — С. 311].
Систематизация российского законодательства, проведенная при Николае I, в области уголовного права пошла дальше, чем в других отраслях права, и завершилась в 1845 году издани -ем Уложения о наказаниях уголовных и исправи -тельных [10. — С. 160—408].
В ст. 5 первого раздела Уложения было закреплено, что «преступления и проступки суть умышленные или неумышленные». Ст.6 выделя -ла две разновидности умысла: «В преступлениях и проступках умышленных различаются две сте -пени: 1-я, когда противозаконное деяние учинено вследствие не внезапного, а заранее обдуманного намерения или умысла; 2-я, когда оное учинено хотя и с намерением, но по внезапному побуждению без предумышления». Согласно ст.7, «зло, сделанное случайно, не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего оное неосторожности, не считается виною». Из этих формулировок можно заключить, что зако -нодательство того времени под виной понимало умышленное или неосторожное отношение лица к совершенному им деянию.
Статьи 35—44 Уложения, описывающие виды и размеры уголовного наказания, предлагали при определении мест и продолжительности заключения, а также размеров денежных взысканий учитывать «меру виныы>, не разъясняя содержания данного термина. Одной из причин, согласно которым содеянное не должно быть вменяемо в вину (ст. 98), признавалась «совершенная невинность того деяния, коего случайным и непредвидимым последствием было сделанное зло». Уложение о наказаниях уголовных и исправительных предусматривало перечни обстоятельств, увеличивающих (ст.ст. 135—139) и уменьшающих (ст.ст. 140—150) вину и наказание.
При описании конкретных составов преступления в Уложении активно использовались термины «умышленно», «с умыслом», «с злобным умыслом», «хотя и не с прямым на то умыслом, но однако же и не случайно, а с намерением», « без умысла», « без умысла и по замешательству», «с намерением», «с обдуманным намерением», «без прямого на то намерения», «без всяко -го злого намерения, а по шалости», «заведомо», «самовольно», «злонамеренно», «по одному
лишь легкомыслию», «по неосторожности», «по замешательству в трудных обстоятельствах и слабости разумения», «по нерадению», «по не -осмотрительности», «по неразумию, невежеству или пьянству».
В статьях Уложения, посвященных посяга-тельствам на государя императора (ст.ст. 263— 266), наряду с ответственностью за преступное действие предусматривалась ответственность за «злоумышление», под которым в соответствии со ст. 8 следовало понимать «чрез что-либо обнаруженный на преступление умысел». Ст. 271 прямо говорила о наказании смертной казнью «за умысел ниспровергнуть правительство во всем государстве или в некоторой оного части», а одним из видов государственной измены (ст. 275) признавалось: «когда кто-нибудь умыслит предать государство или какую-либо часть оного другому государю или правительству».
Анализ всех этих положений закона позволя -ет заключить, что Уложение о наказаниях уго -ловных и исправительных 1845 г. не только при конструировании уголовно-правовых запретов, но и при определении меры ответственности ли -ца, нарушившего установленные законом правила поведения, большое внимание уделяло внутреннему психическому отношению лица к сво -ему противоправному поведению.
Новая редакция Уложения о наказаниях уголовных и исправительных была осуществлена в 1866 г. в связи с проведением в стране крестьянской реформы, реформы полиции, судебной реформы и некоторыми изменениями карательной политики. Однако ни эта, ни редакция Уложения 1885 г., пополненная в связи с развитием революционного движения в Рос -сии новыми составами государственных пре-ступлений, не внесли существенных измене -ний в содержание законодательных формулировок различных форм и проявлений вины.
Виновная ответственность получила доста-точно детальную регламентацию в Уголовном Уложении 1903 г. Прогрессивно настроенные ученые-юристы того периода Н.Д. Сергеевский,
Н.С. Таганцев, Н.А. Неклюдов, И.Я. Фойницкий своими трудами и участием в подготовке проекта Уголовного Уложения внесли большой вклад в решение важнейших вопросов института уго -ловной ответственности. Благодаря им в двух отделениях Уложения — четвертом и пятом — регламентировалось виновное вменение преступных деяний. Так, согласно ст.ст. 42 и 43 Уложения «не вменяется в вину преступное дея -ние, коего учинивший не мог предвидеть или предотвратить. Неведение обстоятельства, коим обусловливается преступность деяния или кото -рое усиливает ответственность, устраняет вменение в вину самого деяния или усиливающего ответственность обстоятельства» [11. — С. 16].
Отделение пятое Уголовного Уложения 1903 г., посвященное видам виновности, не толь -ко закрепило разграничение между виной умышленной и виной неосторожной, но и дало содержательную характеристику этим формам виновности. Согласно ст. 48, «преступное деяние по-
читается умышленным не только, когда винов -ный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление последствия, обуславливающего преступность сего деяния. Преступное деяние почитается неосторожным не только когда виновный его не предвидел, хотя мог или должен был оное предвидеть, но также когда он хотя и предвидел наступление последствия, обуславливающего преступность сего деяния, но легкомысленно предполагал такое последствие предотвратить» [11. — С. 17]. В этих формулировках без труда можно увидеть прообраз современного законодательного закрепления форм вины.
Уголовное Уложение 1903 г. закрепило и влияние формы виновности на ответственность за совершение различных категорий уголовно наказуемых деяний: «Тяжкие преступления наказываются лишь при наличности вины умышленной. Преступления наказываются при наличности вины умышленной, при налично-сти же вины неосторожной — только в случа -ях, особо законом указанных. Проступки нака -зываются при наличности не только вины умышленной, но и неосторожной, за исключе -нием случаев, особо законом указанных» [11.
— С. 17]. Прогрессивный смысл новых идей, привнесенных по велению времени в уголов-ное законодательство, видимо, напугал царя, так как Уголовное Уложение 1903 г. полно -стью не было введено в действие.
Термины «вина», «виновные», «виновники» очень часто встречаются в самых первых законодательных актах молодого Советского государства [12]. В первых декретах, содержащих уго -ловно-правовые нормы, прямо говорилось о не -обходимости привлечения к уголовной ответственности и наказания лиц, виновных в совершении конкретных общественно опасных деяний (саботажа, дезертирства и т.п.), и что наказание должно соответствовать степени виновности этих лиц [13, 14]. Однако содержание понятия этих терминов не раскрывалось. Анализ ряда законодательных актов периода 1917 — 1919 гг. позволяет заключить, что их составители рассматривали вину в качестве субъективной стороны преступления. «Руководящие начала по уго -ловному праву РСФСР», принятые 12 декабря 1919 г., категорически отказались от понятия вины, провозгласив в ст.10, что «наказание не есть возмездие за «вину», не есть искупление вины» [15]. Авторы Руководящих начал, не ограничившись отказом от понятия вины, отбросили и такие основополагающие категории уголов -ного права, как умысел и неосторожность. Сло -жилась парадоксальная ситуация: не проводя никаких различий между умышленными и неосторожными преступлениями, закон (ст. 12) предписывал при назначении наказания учитывать по существу и этот критерий.
В первом советском Уголовном кодексе 1922 г. говорится не только о «виновных» (ст.30), но и о «вине». Так, на смягчающие вину обстоятельства указывают ст.ст. 201, 207, 208 и др. В соответствии со ст. 11 этого Кодекса, «наказанию подлежат лишь те, которые: а) действовали умышленно, т.е. предвидели последствия своего деяния и их желали или же сознательно допускали их наступление; или б) действовали неосторожно, т.е. легкомысленно надеялись предотвратить последствия своих действий или же не предвидели их, хотя и должны были их предвидеть» [16].
Согласно ст.10 Уголовного кодекса РСФСР редакции 1926 года, «в отношении лиц, совершивших общественно-опасные действия, меры социальной защиты судебно-исправительного характера применяются лишь в тех случаях, ко -гда эти лица: а) действовали умышленно, т. е. предвидели общественно-опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление, и б) действовали неосторожно, т. е. не предвидели последствий своих поступков, хотя и должны были предвидеть их, или легкомысленно надеялись предотвратить такие последствия» [ 17.
— С. 5—6].
Совершение преступления по невежеству, несознательности или случайному стечению обстоятельств согласно п. «ж» ст. 48 этого УК при -знавалось смягчающим обстоятельством [17. — С. 21]. Ст.58 (14) при характеристике контрреволюционного саботажа закрепила достаточно своеобразное отношение преступника к своим обязанностям: сознательное неисполнение либо у м ы ш л е н н о н е б р е ж н о е (разрядка моя.
— С.В.) их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и государственного аппарата [ 17. — С. 32]. Остается только догадываться о том, какой смысл пытался вло -жить законодатель в термин «умышленно небрежное». Возможно, данный термин был прообразом современного понятия преступного легкомыслия.
Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г. при описании конкретных составов преступле-ний активно использовал и другие термины, ха -рактеризующие субъективное отношение лица к содеянному: умышленное истребление или по -вреждение имущества (ст.79 УК), преступно -небрежное обращение с лошадьми (ст.79 (4) УК), заведомо ложный донос (ст.95 УК), небрежное или недобросовестное отношение к возложенным по службе обязанностям (ст.111 УК), неосторожное телесное повреждение (ст.145 УК), самовольное использование литературных, музыкальных и иных художественных и научных произведений (ст. 177 УК) и другие.
Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и УК РСФСР 1960 г. закрепили принцип виновной ответствен -
ности и содержали законодательные формулы умысла и неосторожности [18, 19]. Ст. 3 Основ, посвященная основаниям уголовной ответствен -ности, закрепила, что «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние». Ст. 3 УК РСФСР к этой формуле добавила следующее: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом».
Согласно положениям ст. 8 Основ и ст. 8 УК РСФСР, «преступление признается совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидело его общественно опасные последствия и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий». Статьи 9 этих нормативных документов закрепляли, что «преступление признается совершенным по неосторожности, если лицо, его совершившее, предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, но легкомысленно рассчитывало на их предотвращение, либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть».
В Уголовном кодексе Российской Федера-ции (УК РФ) 1996 года, вступившем в действие с 1 января 1997 года, в отличие от ранее действовавшего уголовного законодательства, вине посвящена целая глава (глава 5). Статьи данной главы не только называют, но и подробно регламентируют умышленную и неосто -рожную формы вины (ст.ст. 24, 25, 26 УК), ответственность за преступление, совершенное с двумя формами вины (ст.27 УК), а также случаи невиновного причинения вреда (ст.28 УК). Однако, несмотря на то, что словом «вина» называется глава 5 УК РФ, в ее статьях не раскрывается понятие этого термина.
Психологическое содержание занимает центральное место среди основных категорий, характеризующих вину в действующем уголовном законе. Составными элементами психического отношения, проявленного в конкретном преступлении, являются сознание и воля. Изменения в соотношении сознания и воли образуют формы вины [20. — С. 48].
УК РФ (ст.25) характеризует умысел как психическое отношение, при котором лицо осознавало общественную опасность действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий.
Вторая форма вины — неосторожность (ст.26 УК РФ) — в отличие от умысла связана с отрицательным отношением лица к преступным
последствиям, наступления которых оно не желает и не допускает. Ненаступление последствий, как правило, исключает ответственность за неосторожное создание опасности причинения вреда [20. — С. 55].
Новеллой УК РФ является ст.27, в которой закреплено правило привлечения к ответствен -ности за преступление, совершенное с двумя формами вины. Если виновный, действуя умышленно, причиняет тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и ко -торые не охватывались умыслом виновного, то уголовная ответственность за эти последствия наступает лишь в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих по -следствий. Сочетание двух форм вины характе-ризуется различным отношением лица к деянию и к последствию, поэтому оно возможно лишь в материальных преступлениях, которые содержат последствия в качестве самостоятельного признака объективной стороны.
Согласно ч. 1 ст. 28 УК РФ, отсутствие обязанностей и (или) возможности предвидения ли -цом вредных последствий своего деяния является обстоятельством, исключающим вину данного лица, поэтому независимо от наступивших по -следствий лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности. В ч. 2 ст. 28 впервые к деяниям, совершенным невиновно, отнесены случаи, когда лицо предвидело возможность на -ступления общественно опасных последствий, но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам.
Завершая анализ отечественного уголовного законодательства, посвященного различным проявлениям вины, следует отметить, что на примере рассмотренных нормативных документов нельзя не увидеть эволюции уголовно-правовых взглядов, которая способствовала перемещению категории вины из области материальных признаков преступления в сферу субъективных оснований уголовной ответственности. Способность человека оценивать свое поведение и руководить своими действиями постепенно занимает центральное место в деле надлежащей защиты важнейших интересов личности и общества от различного рода противоправных посягательств.
ЛИТЕРАТУРА
1. Памятники Русского права. — М., 1952. — Вып. 1.
2. Рогов В.А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве ХУ — XVII вв. — М., 1995.
3. Магомедов А.А. Уголовная ответственность и освобождение от нее: эволюция правовых воззрений и современность: дис. ... д-ра юрид. наук. — М., 1998. — С.22.
4. Салтыкова С. Зарождение древнерусского права // Российская юстиция.— 1997.— №1. — С.60.
5. Есипов В. В. Преступление и наказание в древнем праве. — Варшава, 1903. — С.33—45.
6. Памятники Русского права. — М., 1955. — Вып. 3.
7. Памятники Русского права. — М., 1956. — Вып. 4.
8. Памятники Русского права. — М.,1957. — Вып. 6.
9. Российское законодательство Х — ХХ ве -ков: в 9 т. — М., 1986. — Т.4: Законодательство периода становления абсолютизма.
10. Российское законодательство Х — ХХ веков: в 9 т. — М., 1988. — Т.6: Законодательство первой половины XIX века.
11. Новое Уголовное Уложение. Высочайше утвержденное 22 марта 1903 г., с приложением предметного алфавитного указателя. — СПб., 1903.
12. Обращение Совета Народных Комиссаров ко всем армейским организациям, военнореволюционным комитетам, всем солдатам на фронте 11 ноября 1917 г.; Обращение Совета Народных Комиссаров ко всему населению 26 ноября 1917 г. // Собрание узаконений РСФСР.
— 1917. — № 3.
13. Декрет СНК от 14/27 ноября 1917 г. «Положение о рабочем контроле» // Собрание узаконений РСФСР. — 1917. — № 3. — С.35.
14. Постановление Совета рабочей и крестьянской обороны от 15 декабря 1918 г. «О дезертирстве» // Собрание узаконений РСФСР. — 1918. — № 99. — С. 1015.
15. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917 — 1952). — М., 1953. — С.58.
16. Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. С постатейно систематизированными материалами / сост. и отредактирован коллективно работниками Наркомюста РСФСР С. Аскархановым, Т. Зайцевым, А. Иодковским, В. Соколовым и Б. Усковым. — М., 1925. — С.26.
17. Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 года. — М., 1941.
18. Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. — М., 1969.
19. Криминальное законодательство России: сборник нормативных актов. — Омск—Тюмень, 1994.
20. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: Общая часть/ под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. — М., 1996.
