CC BY
895
УДК 343.222.1
цель как признак субъективной Стороны преступления
© Смирнов В. А., 2014
Иркутский государственный университет, г. Иркутск
В статье анализируются понятие цели преступления, ее уголовно-правовое значение. На основе исследования положений УК РФ, а также теоретических работ, посвященных субъективной стороне преступления, определяется та роль, которую играет данный признак в составе преступления, формулируются предложения по совершенствованию текста действующего законодательства.
Ключевые слова: уголовное право; состав преступления; субъективная сторона преступления; цель преступления.
В уголовном праве цель преступления, наряду с его мотивом, традиционно относится к факультативным признакам субъективной стороны преступления. Тем не менее их изучение признается одним из важнейших направлений в теории уголовного права. «Только исследуя действительное хотение субъекта, можно понять его фактическое отношение к своим действиям и их возможным последствиям, т. е. установить его реальную вину, не нарушая принципа субъективного вменения» [1].
Будучи введенным в научный оборот еще в XIX в., термин «цель» прочно укоренился, в том числе, в уголовно-правовой доктрине, и научное внимание к нему до сих пор не ослабевает, а наоборот, все больше усиливается.
Иногда в литературе высказывается мнение, что попытки сформулировать правовое определение цели (и мотива) являются ненаучными и искусственными [2]. Однако более взвешенным нам представляется подход тех ученых, которые предлагают на основе общих психологических признаков цели (и мотива) поведения человека «более глубоко и полно раскрывать те из них, которые отражают специфику преступного поведения, поскольку именно они оказывают серьезное влияние на процесс уголовно-правовой квалификации содеянного» [3]. Такой подход позволил бы избежать многих трудностей при применении уголовного закона, «:...если бы законодатель корректно отнесся к таким психологическим понятиям, как мотив, цель.» [4]. Причем, как справедливо отмечает О. Д. Сит-
ковская, «это не приводит к сосуществованию юридического и психологического содержания, к “двоякости” категорий и понятий уголовного права. При их разработке. должны использоваться психологические знания на профессиональном уровне. Понятийно-терминологический аппарат юриспруденции их воспринимает и интерпретирует...» [5].
Стоит отметить, что первоначально ученые-криминалисты в основном обращали внимание именно на психологическую сущность цели, не рассматривали ее в качестве признака состава преступления, в связи с чем не стремились дать развернутое определение этой категории, ограничиваясь достаточно общими фразами. Так, А. Ф. Бернер под целью понимал «желаемое удовлетворение самого себя, которое субъект думает найти в последствиях своего деяния» [6]. П. Д. Калмыков определял ее как «то, к чему человек стремится и чего желает достичь приведением в исполнение своего умысла» [7]. У В. В. Есипова цель понимается как «желаемый конец человеческих стремлений, выразившихся в сознательной и свободной деятельности» [8]. Наконец, Н. С. Таганцев писал, что цель, являясь одним из проявлений желания, представляет собой «полагаемый нашим сознанием предел, достижением которого должна завершиться наша деятельность» [9].
В советский период цель стали рассматривать как один из признаков субъективной стороны преступления. При этом, несмотря на факультативный характер цели в составе преступления, почти всеми признавалось его ключевое место в механизме преступно-
го поведения. Такой подход сохранился и в настоящее время. При этом анализ предложенных определений этой категории позволяет сделать вывод о наличии двух подходов к ее пониманию. Сторонники первого рассматривают цель как результат, к достижению которого стремится лицо, совершая преступление [10]. При этом стоит отметить, что в наиболее радикальном варианте под таким результатом понимаются общественно опасные последствия совершенного деяния. Так, М. Д. Шаргородский указывал, что «целью действия являются те последствия (наступление смерти, переход имущества и т. д.), которых виновный желает достигнуть в результате своего действия» [11] , а по мнению В. Г. Беляева, «цель преступления — это общественно опасные изменения в объекте данного преступления, которых стремится достичь виновный» [12].
Другие авторы рассматривают в качестве цели преступления не сам результат деятельности виновного, а его субъективное представление об этом результате, некую мысленную модель, психологический образ, который формируется в сознании человека и определяет направление его деятельности [13].
На наш взгляд, и в том, и в другом случае предлагаемые определения содержат один и тот же недостаток — указание на результат деятельности. В первом случае происходит необоснованное отождествление цели и результата. Между тем очевидно, что цель не эквивалентна результату, она выступает только лишь как некий предполагаемый итог, которого хочет достичь лицо, совершая преступление. Действительно, цель всегда предстает как категория субъективная, «идущая» от человека. В свою очередь, реально достигнутый результат, последствия — это объективная категория. А. И. Рарог справедливо отмечает, что «если бы цель и последствие были бы одним и тем же, то не было бы никакой необходимости вводить специальную цель деяния в число признаков состава преступления. Цель никогда не совпадает с последствиями и отделена от него во времени. Квалификация преступления определяется постановкой цели, а вовсе не ее реализацией. Именно наличием цели, находящейся за рамками объективной стороны преступления с материальным составом, обусловлено повышение общественной опасности деяния» [14].
Анализируя проблему соотношения цели и результата, О. С. Капинус, используя понятие «первичная (конечная) цель», под которой она понимает «модель желаемого результата, с которым связана потребность» [15], предлагает два варианта соотношения рассматриваемых категорий:
1) первичная (конечная) цель совпадает с преступным результатом;
2) первичная (конечная) цель не совпадает с преступным результатом [16].
В первом случае автор не дает каких-либо пояснений, поэтому мы можем предположить, что в данном случае речь идет о ситуациях, когда наступившие последствия являются итогом «хотения» субъекта, именно они удовлетворяют ту потребность, ради которой и предпринимались усилия. Тем не менее автор констатирует, что в «любом случае это не будет означать абсолютного совпадения цели и последствий по внутреннему и внешнему объему» [17].
Применительно ко второму случаю О. С. Капинус высказывает мнение, что если преступный результат не совпадает с первоначальной целью, являясь так называемой промежуточной целью, то его стоит рассматривать как модель незначимых для субъекта результатов, без достижения которых, тем не менее, достижение первоначальной цели невозможно [18].
Представляется, что если без достижения этих результатов невозможно достичь основной цели, то вряд ли уместно говорить, что они являются для субъекта незначимыми. Данные результаты, по своей сути, являются средством достижения итоговой цели, и пренебрежительное отношение к ним со стороны субъекта, скорее всего, будет свидетельствовать о таком же отношении к главной цели. Поэтому, на наш взгляд, данный вариант соотношения можно условно разделить еще на два «подварианта»:
а) преступный результат является промежуточной целью, необходимой для достижения конечной цели;
б) преступный результат является побочным итогом и не влияет на достижение конечной цели. Здесь результат может восприниматься лицом, совершающим преступление, либо как неожиданный, незапланированный, либо как ожидаемый, но не принципиальный. В любом случае он никак не приближает исполнения задуманного.
Что касается второго подхода, при котором цель воспринимается как представле-
ние о результате деятельности (в нашем случае преступления), то, несмотря на перенос акцентов в плоскость сознания и мышления, стоит признать, что здесь допускается та же самая ошибка. Действительно, если определение «цель — результат» было подвергнуто критике из-за отождествления цели и преступных последствий, то все те же аргументы будут справедливыми и здесь, поскольку в данном варианте цель может быть воспринята как «представление о последствиях преступного деяния». Например, В. Л. Кравчук прямо указывает, что «цель преступления — это мысленное представление, модель общественно опасных последствий, к достижению которых стремится лицо, совершающее преступление» [19]. То есть в этом случае целью убийства, например, будет представление виновного о смерти потерпевшего, целью кражи — причинение имущественного ущерба и т. п. Очевидно, что при таком подходе целью преступления становится само преступление.
По нашему мнению, определить цель преступления можно только через анализ тех признаков, которые составляют ее содержание. В большинстве своем они выработаны философией и психологией и в дальнейшем воспринимаются всеми отраслевыми науками. Во-первых, любая цель (в том числе цель преступления) представляет для определенного человека определенную ценность, некое благо. Это благо может носить как овеществленный, материальный, так и чувственный, нематериальный характер. Во-вторых, в настоящее время он этого блага лишен и поэтому желает его получить в будущем, в связи с чем можно говорить о перспективном характере цели. Поскольку эта ценность в данный момент у субъекта отсутствует, то можно говорить о том, что он только представляет ее, оценивая ее достоинства на основе своего опыта и знаний, в связи с чем цель выступает как некая модель, определенный идеальный образ этого «чего-то» значимого для него. В-четвертых, она является субъективной, поскольку возникает и существует в сознании конкретного человека. В-пятых, она является желательной для него, он (человек) стремится к ее достижению. Наконец, в-шестых, средством ее достижения выступает не любая деятельность человека, а только преступление.
Таким образом, цель преступления можно определить как психически сформированный и осознанный образ определенной субъективной ценности материального или нематериального характера, к обладанию (получению, достижению) которым стремится человек посредством совершения преступления.
Однако данное определение не дает полного представления об уголовно-правовом содержании цели преступления, поскольку отражает только психологическую сторону рассматриваемого понятия, в связи с чем в ее характеристике необходимо также выделять социальную и правовую (юридическую) стороны.
Говоря о социальном содержании цели преступления, В. Д. Филимонов отмечает, что она «позволяет, во-первых, определить непосредственный объект преступного посягательства, во-вторых, установить, какие последующие действия намерен совершить преступник, в-третьих, показать, к каким конкретным последствиям должны привести действия лица, совершающего преступление» [20]. Соглашаясь с таким видением служебной роли цели в составе преступления, хотелось бы обратить внимание также и на ее нравственную оценку. Действительно, любая волевая и осознанная деятельность является целенаправленной. Поэтому этическая оценка этой деятельности может быть дана только после оценки тех целей, для достижения которых она осуществлялась. Таким образом, существующая в любом обществе система ценностей приводит к разделению целей на общественно полезные (благородные), нейтральные и антиобщественные (низменные). Постановка последних обычно приводит к негативной оценке тех действий, которые предпринимаются или должны быть предприняты для их достижения. В итоге многие действия рассматриваются как общественно опасные именно потому, что направлены на достижение этих отрицательно оцениваемых обществом целей.
Кроме того, цель свидетельствует и об определенных личностных характеристиках поставившего ее субъекта, так как она формируется и конкретизируется именно в его сознании. Субъективное свойство цели позволяет говорить об отношении индивида к интересам всего общества или других лиц. Если цель, поставленная виновным, носит низменный, эгоистичный характер, то
можно говорить о том, что этот человек обладает определенными антиобщественными чертами, поскольку противопоставляет свои интересы интересам этого общества.
Таким образом, нравственная и, как следствие, социальная оценка цели преступления заключается в том, что она (цель) свидетельствует о повышенной общественной опасности и деяния, и лица, его совершающего. Это объясняется тем, что, с одной стороны, цель — категория субъективная, т. е. исходящая в первую очередь от человека, ее характер свидетельствует о его стремлениях, желаниях, установках. А поскольку они могут отрицательно оцениваться общественной моралью, нравственностью, противоречить общественным устоям, то носитель таких установок, безусловно, воспринимается обществом как представляющий определенную угрозу сложившимся общественным отношениям. С другой стороны, цели деяния не могут получить адекватную оценку без учета тех средств, которые выбрал субъект для ее достижения. В принципе, возможны ситуации, при которых нейтральная или даже общественно полезная цель будет достигаться опасными средствами. Или, наоборот, обычная (с точки зрения повседневной жизни) деятельность может быть направлена на достижение негативной цели, что, в конечном итоге, приводит к такой же оценке всей деятельности в целом. При этом важно понимать, что сами средства в определенной степени носят субъективный характер, поскольку выбираются именно человеком и, следовательно, также свидетельствуют об опасности, которую представляет данный субъект для общества. Таким образом, нельзя говорить, что цель влияет на степень общественной опасности чего-то одного: деяния или его субъекта, — эти два понятия в данном случае связаны неразрывно.
Наконец, правовая (юридическая) сторона цели преступления проявляется в том, как эта цель находит отражение в норме уголовного права. Как указывает В. Д. Филимонов, «выделение цели преступного деяния. позволяет выразить интеллектуальную и волевую сосредоточенность преступника на достижении преступного результата, открывает большие возможности для придания уголовно-правового значения устремленности человека на определенный результат.» [21]. Учитывая
вышеизложенное, можно сказать, что законодатель, включая в текст конкретной статьи УК РФ специальную цель деяния, стремится подчеркнуть, что именно этот результат, к которому стремится лицо, совершая определенное деяния, придает ему характер преступления, повышает его общественную опасность, дает основания для увеличения размера наказания. При этом данная цель должна быть признана либо наиболее характерной, распространенной для данного вида преступлений, либо настолько антисоциальной, что возникает объективная необходимость ее включения в состав конкретного преступления.
С точки зрения юридической техники включение цели в конкретный состав преступления возможно двумя способами: прямым (текстуальным) и косвенным (логическим). В первом случае законодатель непосредственно в тексте статьи, описывая признаки конкретного преступления либо давая определение родового понятия, прямо указывает на специальную цель деяния. Например, цель достижения определенного результата на выборах или референдуме при нарушении порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141.1 УК РФ), корыстная цель при хищении чужого имущества (примечание 1 к ст. 158 УК РФ), цель понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также цель наказания либо иные цели как обязательный признак пытки (примечание к ст. 117 УК РФ) и т. п. Иногда законодатель вместо слова «цель» использует иные слова и обороты, которые, тем не менее, подчеркивают именно целевой характер действий виновного. В частности, при формулировании состава, предусмотренного ст. 120 УК РФ, он употребляет предлог «для», чтобы показать, что, принуждая кого-либо к изъятию его органов или тканей, субъект данного преступления делает это в целях их дальнейшей трансплантации. А в ст. 357 УК РФ описывает состав геноцида как «действия, направленные (здесь и далее выделения авт. — В. С.) на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причи-
нения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы». Легко заметить, что данные слова могут быть обоснованно заменены на словосочетания со словом «цель» — «действия, совершенные в целях полного или частичного уничтожения национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, имеющих своей целью физическое уничтожение членов этой группы».
Однако отечественным законодателем такой подход выдерживается не всегда. Иногда из текста закона прямо не следует, что определенное преступление может быть совершено только в конкретных целях, но логическое толкование приводит к такому выводу.
Так, можно привести в пример диспозицию ст. 126 УК РФ, которая, описывая похищение человека, не указывает на цель деяния. Однако в своих решениях по конкретным делам Верховный Суд РФ неоднократно указывал, что «.одним из признаков объективной стороны похищения человека является изъятие и перемещение потерпевшего с целью последующего удержания в другом месте» [22].
Также обращает на себя внимание, что и судебная практика [23], и уголовно-правовая теория [24] зачастую в качестве обязательного признака состава побега из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи выделяют цель уклонения от исполнения наказания или от избранной меры пресечения, хотя в ст. 313 УК РФ нет никакого указания на возможную цель данного преступления.
Как справедливо отмечается в уголовноправовой литературе, более предпочтительным является первый подход, при котором указание на цель деяния происходит непосредственно в тексте статьи, «.поскольку он не оставляет возможности для разночтений в толковании правовой нормы» [25]. В связи с этим можно было бы порекомендовать отечественному законодателю восполь-
зоваться формулировками, выработанными судебной практикой, и включить их в текст соответствующих статей.
В уголовном праве цель преступления является категорией многофункциональной, играющей несколько существенных ролей. Первую из них можно охарактеризовать как составообразующую. Это значит, что именно наличие у виновного определенной цели придает деянию характер уголовно наказуемого и позволяет отграничить преступление от иных деяний, не являющихся таковыми. Например, совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем, будет признано преступлением только в том случае, если эти действия совершены с целью придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом (ст. 174 УК РФ). Совершение данных действий в других целях не может быть квалифицировано по данной статье, а также по какой-либо иной. Для реализации данной функции она (цель) должна быть включена в диспозицию уголовно-правовой нормы в качестве конструктивного (основного) признака состава преступления.
Вторая функция цели — разграничивающая, т. е. именно конкретная цель позволяет отличить друг от друга внешне одинаковые деяния, являющиеся различными преступлениями. При этом стоит отметить, что, играя данную роль, цель в некоторых случаях влечет изменение характера общественной опасности деяния (объекта преступления), в других — приводит к изменению лишь ее степени. Так, цель понуждения государства, организации или гражданина совершить какое-либо действие или воздержаться от совершения какого-либо действия как условия освобождения захваченного человека «превращает» похищение человека (ст. 126 УК РФ) или незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ) в захват заложника (ст. 206 УК РФ), т. е. из преступления против свободы — в преступление против общественной безопасности. В свою очередь наличие у виновного цели уклониться от прохождения военной службы при самовольном оставлении части или места службы влечет изменение квалификации содеянного, но в рамках одной и той же главы УК РФ: вместо ст. 337
(Самовольное оставление части или места службы), правоприменитель должен вменять ст. 338 (Дезертирство).
Третья функция — квалифицирующая. В этом случае цель выступает отягчающим обстоятельством, наличие которого существенно повышает степень общественной опасности преступления, предусмотренного «основным» составом. Например, цель использовать органы и (или) ткани потерпевшего при убийстве либо цель завладения имуществом в особо крупном размере при разбое.
Наконец, четвертую функцию можно обозначить как индивидуализирующую. Здесь цель, не влияя на квалификацию содеянного, может быть учтена судом при вынесении приговора как обстоятельство, отягчающее или смягчающее наказание. Так, в п. е.1 ст. 63 УК РФ в качестве обстоятельства, отягчающего наказание, определено совершение преступления с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение. Что касается обстоятельств, смягчающих наказание, то в ст. 61 УК РФ прямо не указывается на какую-либо конкретную цель преступления, которая могла бы быть учтена судом при снижении размера наказания. Но при этом в ч. 2 данной статьи говорится, что в качестве смягчающих при назначении наказания могут учитываться и обстоятельства, не предусмотренные в ч. 1. К таковым потенциально могут относиться и цели действий виновного, если они позволяют оценить содеянное с определенным снисхождением. Об этом же свидетельствует и ч. 1 ст. 64: «При наличии исключительных обстоятельств, связанных с целями и мотивами преступления. наказание может быть назначено ниже низшего предела, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса, или суд может назначить более мягкий вид наказания, чем предусмотрен этой статьей, или не применить дополнительный вид наказания, предусмотренный в качестве обязательного».
Нельзя не отметить тот факт, что, независимо от вида преступления и наличия в тексте статьи УК РФ указания на специальную цель его совершения, ее установление — обязанность судов и органов предварительного расследования. Это объясняется той вышеизложенной ролью, которую играет цель преступления в уголовном праве.
Между тем отечественное уголовно-процессуальное законодательство этой категорией необоснованно пренебрегает. Например, в ст. 73 УПК РФ, которая определяет обстоятельства, подлежащие доказыванию, ничего не говорится о том, что при производстве по уголовному делу нужно устанавливать цели виновного, — указано лишь на необходимость установления его виновности, форм вины и мотивов [26].
Безусловно, в последующих статьях УПК РФ законодатель косвенно компенсирует этот пробел. Так, в п. 3 ч.1 ст. 220 УПК РФ говорится о том, что в обвинительном заключении следователь указывает, в том числе, и цели преступления; такое же положение содержится в ст. 225 УПК РФ, регулирующей порядок составления обвинительного акта, а ст. 307 УПК РФ требует, чтобы в описательно-мотивировочной части обвинительного приговора содержалось описание преступного деяния, признанного судом доказанным, с указанием также и целей преступления [27].
Более того, высшая судебная инстанция России постоянно ориентирует суды всех уровней на необходимость установления целей виновного при рассмотрении любых уголовных дел. Например, «.при решении вопроса о том, содержится ли в действиях лица оконченный состав изнасилования и совершения насильственных действий сексуального характера либо лишь признаки покушения на совершение таких преступных действий, судам следует выяснять, действовало ли лицо с целью совершить изнасилование или насильственные действия сексуального характера, а также явилось ли примененное насилие средством к достижению указанной цели, которая не была осуществлена по не зависящим от него причинам» [28]; «.при оценке степени общественной опасности содеянного (хищения оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. — Прим. авт.) и назначении наказания следует учитывать цели и мотивы действий виновного, источник и способ завладения, вид, количество, боевые свойства и стоимость похищенного огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств» [29]; «.следует отграничивать хулиганство, ответственность за которое предусмотрена статьей 213 УК РФ, от других преступлений, в том числе совершенных лицом из хулиганских побуждений, в зави-
симости от содержания и направленности его умысла, мотива, цели и обстоятельств совершенных им действий» [30] и т. п.
Несмотря на это, органы предварительного расследования, а впоследствии и суды очень часто подходят формально к вопросу установления и фиксации в соответствующих процессуальных документах цели содеянного, особенно если она в конечном итоге не влияет на квалификацию. Так, из проанализированных нами 120 приговоров районных судов Иркутской области и Забайкальского края по делам о преступлениях, предусмотренных ч. 1 ст. 105 УК РФ, 47 вообще не указывают на цель убийства, а 73 содержат формулировку, что «лицо действовало с целью убийства». Понятно, что, используя подобный речевой оборот, судьи хотят подчеркнуть, что виновный действовал с прямым умыслом, и его действия были направлены именно на причинение смерти. Однако такой подход не позволяет ответить на главный вопрос: а чего хотел достичь виновный, убив другого человека? Ведь, остановившись на предложенной формулировке, можно прийти к парадоксальному выводу — убийство было совершено исключительно ради убийства, а это, конечно, в подавляющем большинстве случаев не отражает конкретных намерений лица. Поэтому мы считаем необходимым изменить редакцию п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ, закрепив в нем обязанность устанавливать по каждому уголовному делу не только мотивы, но и цели преступления.
1. Лунеев В. В. Субъективное вменение. М., 2000. С. 63.
2. Харазишвили Б. В. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси, 1963. С. 4.
3. Капинус О. С. Убийства: мотивы и цели. М., 2004. С. 14. См. также: Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений. Казань, 1968; Тарарухин С. А. Установление мотива и квалификация преступления. Киев, 1977; Филановский И. Г. Субъективно-психологическое отношение субъекта к преступлению. Л., 1971; и др.
4. Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 14.
5. Там же. С. 14.
6. Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части общая и особенная. Т. 1: Часть Общая. СПб., 1867. С. 466.
7. Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Часть Общая. СПб., 1866. С. 113-114.
8. Есипов В. В. Очерк русского уголовного права. Часть общая. Преступления и преступники. Наказание и наказуемые. Варшава, 1894. С. 190.
9. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. В 2 т. Т. 1. СПб., 1902. С. 593.
10. См., напр.: Волков Б. С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и социально-психологическое исследование). Казань, 1982. С. 7.; Наумов А. В. Российское уголовное право : курс лекций. Т. 1. Общая часть. 3-е изд. перераб. и доп. М., 2004. С. 246.
11. Шаргородский М. Д. Вина и наказание в советском уголовном праве. М., 1945. С. 7.
12. Уголовное право. Общая часть / под ред.
B. Н. Петрашева. М., 1999. С. 214.
13. См., напр.: Дагель П. С., Котов Д. П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974. С. 184.; Ветров Н. И. Уголовное право. Общая часть. М., 1999. С. 167.; Уголовное право. Общая часть / отв. ред. И. Я. Козаченко,
З. А. Незнамова. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С. 205.; Курс уголовного права. Т. 1. Общая часть: Учение о преступлении / под ред. Кузнецовой Н. Ф., Тяжковой И. М. М., 2002.; Капинус О. С. Убийство: мотивы и цели. С. 28.; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / под ред. А. С. Михлина. М., 2004. С. 164.; Назаренко Г. В. Уголовное право : курс лекций. М., 2005. С. 96; Российское уголовное право. Общая часть / отв. ред. В. С. Комиссаров. СПб., 2005. С. 195.; Толкаченко А. А. Проблемы субъективной стороны преступления. М., 2005.
C. 26.; Уголовное право России : учебник : в 2 т. / под ред. А. Н. Игнатова и Ю. А. Красикова. Т. 1: Общая часть. М., 2005. С. 227.; Уголовное право России. Практический курс : учеб.-практ. пособие / под общ. ред А. И. Бастрыкина. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2007. С. 96.; Рарог А. И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений. М., 2008. С. 115.; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть : учебник / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 2008. С. 117. и др.
14. Энциклопедия уголовного права. СПб., 2005. Т. 4. С. 748.
15. Капинус О. С. Убийства: мотивы и цели. С. 29.
16. Там же.
17. Там же. С. 30.
18. Там же. С. 29.
19. Кравчук В. Л. Проблемы вины в преступлениях против жизни : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 17.
20. Филимонов В. Д. Норма уголовного права. СПб., 2004. С. 124.
21. Филимонов В. Д. Криминологические основы уголовного права. Томск, 1981. С. 120—121.
22. Определение Верховного Суда РФ от 11 дек. 2008 г. № 38-О08-31 // Бюл. Верхов. Суда РФ. 2009. № 10.
23. Бюл. Верхов. Суда РФ. 1994. № 6. С. 6—7; Сборник постановлений Пленума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. 1964—1972 гг. М., 1974. С. 24-25.
24. Энциклопедия уголовного права. Т. 4. С. 750, Рашковская Ш. С. Преступления против правосудия. М., 1978. С. 79-80, Уголовное право. Общая часть. М., 1988. С. 421., Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 1996. С. 557; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 1997. С. 675., Лобанова Л. В. Преступления против правосудия : проблемы классификации посягательств, регламентации и дифференциации ответственности : дис. . д-ра юрид. наук. Казань, 2000. С. 200.
25. Там же. С. 750.
26. Такой подход в целом характерен и для советского уголов-
но-процессуального права - ни один из действовавших кодексов (1922, 1923 и 1960 гг.) не закреплял обязанность устанавливать цель содеянного, — см.: Об утверждении Уголовно-
Процессуального Кодекса Р.С.Ф.С.Р. (вместе с УголовноПроцессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.) : постановление ВЦИК от 15.02.1923 // СУ РСФСР. 1923. № 7. Ст. 106 (утратило силу); Об Уголовно-Процессуальном Кодексе (вместе с УголовноПроцессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.) : постановление ВЦИК от 25.05.1922 // СУ РСФСР. 1922. № 20—21. Ст. 230 (утратило силу); Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (вместе с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР) : закон РСФСР от 27.10.1960 г. (с послед. изм. и доп.) // Ведомости Верхов. Совета РСФСР. 1960. № 40. Ст. 592 (утратил силу)
27. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 дек. 2001 г. № 174-ФЗ (с послед. изм. и доп.) // Рос. газ. 2001. 22 дек. (№ 249).
28. О судебной практике по делам о преступлениях, пред-
усмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации : постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 15
июня 2004 г. № 11 // Рос. газ. 2004. 29 июня (№ 3513).
29. О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств : постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 12 марта .2002 г. № 5 // Рос. газ. 2002. 19 марта (№ 48).
30. О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений : постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 15 нояб. 2007 г. № 45 // Рос. газ. 2007. 21 нояб. (№ 4523).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 дек. 2001 г. № 174-ФЗ (с посл. изм. и доп.) // Рос. газ. — 2001. — 22 дек. (№ 249).
О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений : постановление Пленума
Верхов. Суда РФ от 15 нояб. 2007 г. № 45 // Рос. газ. — 2007. — 21 нояб. (№ 4523).
О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств : постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 12 марта 2002 г. № 5 // Рос. газ. — 2002. — 19 марта (№ 48).
О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации : постановление
Пленума Верхов. Суда РФ от 15 июня 2004 г. № 11 // Рос. газ. — 2004. — 29 июня (№ 3513).
Определение Верховного Суда РФ от 11 дек. 2008 г. № 38-О08-31 // Бюл. Верхов. Суда РФ. — 2009. — № 10. — С. 10—13.
Об утверждении Уголовно-Процессуального Кодекса Р.С.Ф.С.Р. (вместе с Уголовно-Процессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.) : постановление
ВЦИК от 15 февр. 1923 г. // СУ РСФСР. — 1923. — № 7. — Ст. 106. (утратило силу)
Об Уголовно-Процессуальном Кодексе (вместе с Уголовно-Процессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.) : постановление ВЦИК от 25 мая 1922 г. // СУ РСФСР. — 1922. — № 20-21. — Ст. 230. (утратило силу).
Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (вместе с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР) : закон РСФСР от 27 окт. 1960 г. (с посл. изм. и доп.) // Ведомости Верхов. Совета РСФСР. — 1960. — № 40. — Ст. 592. (утратил силу)
Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части общая и особенная. Т. 1: Часть Общая /
A. Ф. Бернер. — СПб. : [б. и.], 1867. — 940 с.
Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений / Б. С. Волков. — Казань : Изд-во Казан. ун-та, 1968. — 166 с.
Георгиевский Э. В. Состав преступления : учеб. пособие / Э. В. Георгиевский, Р. В. Кравцов. — Иркутск : Изд-во ИГУ, 2012. — 140 с.
Георгиевский Э. В. Субъективные элементы и признаки состава преступления в уголовном праве Древнерусского государства / Э. В. Георгиевский, Р. В. Кравцов // Сиб. юрид. вестн. — 2013. — № 2. — С. 64—68.
Дагель П. С. Субъективная сторона преступления и ее установление / П. С. Дагель, Д. П. Котов. — Воронеж : Изд-во Воронеж. ун-та, 1974. — 244 с.
Есипов В. В. Очерк русского уголовного права. Часть общая. Преступления и преступники. Наказание и наказуемые / В. В. Есипов. — Варшава : Тип. Варшав. учеб. округа, 1894. — 428 с.
Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Часть Общая / П. Д. Калмыков. — СПб. : Тип. тов-ва «Общественная польза», 1866. — 540 с.
Капинус О. С. Убийства: мотивы и цели / О. С. Капинус. — М. : ИМПЭ-ПАБЛИШ, 2004. — 312 с.
Кравчук В. Л. Проблемы вины в преступлениях против жизни : автореф. дис. ... канд. юрид. наук /
B. Л. Кравчук. — М., 2006. — 31 с.
Лобанова Л. В. Преступления против правосудия: проблемы классификации посягательств, регламентации и дифференциации ответственности : автореф.
дис. ... д-ра юрид. наук / Л. В. Лобанова. — Казань, 2000. — 48 с.
Лунеев В. В. Субъективное вменение / В. В. Лунеев. — М. : Спарк, 2000. — 70 с.
Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 1. Общая часть / А. В. Наумов. — 3-е изд. перераб. и доп. — М. : Юрид. лит., 2004. — 496 с.
Рарог А. И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений / А. И. Рарог. — М. : Проспект, 2008. — 220 с.
Рашковская Ш. С. Преступления против правосудия : учеб. пособие / Ш. С. Рашковская. — М. : ВЮЗИ, 1978. — 104 с.
Сборник постановлений Пленума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. 1964—1972 гг. — М., 1974. — 570 с.
Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности / О. Д. Ситковская. — М. : Норма, 1998. — 273 с.
Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Лекции. Часть общая. Т. 1 / Н. С. Таганцев. — 2-е изд., пересмотр. и доп. — СПб. : Гос. тип., 1902. — 823 с.
Тарарухин С. А. Установление мотива и квалификация преступления / С. А. Тарарухин. — Киев : [б. и.], 1977. — 149 с.
Толкаченко А. А. Проблемы субъективной стороны преступления / А. А. Толкаченко. — М. : Закон и право, 2005. — 176 с.
Уголовное право Российской Федерации. Общая часть : учебник / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай,
A. И. Рарога, А. И. Чучаева. — Изд. 2, перераб. и доп. — М. : ИНФРА М-Контракт, 2010. — 554 с.
Уголовное право. Общая часть / под ред. В. Н. Пе-трашева. — М. : Приор, Мастерство, 1999. — 543 с.
Филановский И. Г. Субъективно-психологическое отношение субъекта к преступлению / И. Г. Фила-новский. — Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1970. — 174 с.
Филимонов В. Д. Криминологические основы уголовного права / В. Д. Филимонов — Томск : Изд-во Том. ун-та, 1981. — 214 с.
Филимонов В. Д. Норма уголовного права /
B. Д. Филимонов. — СПб. : Юрид. центр Пресс, 2004. — 280 с.
Харазишвили Б. В. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве / Б. В. Харазишвили. — Тбилиси, 1963. — 288 с.
Шаргородский М. Д. Вина и наказание в советском уголовном праве / М. Д. Шаргородский. — М. : [б. и.], 1945. — 56 с.
Энциклопедия уголовного права. В 35 т. Т. 4: Состав преступления. — СПб. : [б. и.], 2005. — 798 с.
The Target as a Sign of the Mental Element in Crime
© Smirnov V., 2014
In the present article the concept of a target of a crime, its legal value is analyzed. On the basis of research of provisions of the criminal code of Russian Federation, and also the theoretical works devoted to the subjective party of a crime, that role which plays this sign as a part of a crime is defined, suggestions for improvement of the text of the current legislation are formulated.
Key words: aiminal law; corpus delicti; mental element in crime; target of crime.
