CC BY
395
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2017. № 2 (51). С. 160-174.
УДК 343
РАЗВИТИЕ ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ: ЯВЛЕНИЕ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ
THE DEVELOPMENT OF ORGANIZED CRIME: THE PHENOMENON
AND DEFINITION
М. П. КЛЕЙМЁНОВ, И. М. КЛЕЙМЁНОВ (M. P. KLEYMENOV, I. M. KLEYMENOV)
Показывается, что борьба с организованной преступностью в России ограничивается преимущественно пресечением деятельности организованных преступных групп. Преступные сообщества, по существу, находятся вне уголовно-правового воздействия. Это обусловлено недостаточно глубоким криминологическим знанием о современной организованной преступности, а также неадекватным отражением данного явления в уголовном законе.
Ключевые слова: организованная преступность; преступное сообщество; криминализация; беловоротничковая преступность; коррупция; тюремные джамааты.
The article shows that the fight against organized crime in Russia is limited primarily by curbing the activities of organized criminal groups. Criminal community, in essence, are outside the criminal legal action. This is due to the lack of in-depth criminological knowledge about modern organized crime, and inadequate reflection of this phenomenon in the criminal law.
Key words: organized crime; criminal association; criminalization; white collar crime; corruption; prison jamaat.
Организованная преступность - реальный феномен, знакомый человечеству с глубокой древности, о чём свидетельствуют, в частности, многие тексты Библии, в которых упоминаются разбойники (Иез. 18, 0; Ос. 6,9; Мк. 15,7; Лк. 10,30; Ин. 10,8). Они собирались в группы (шайки), которые промышляли разбоями на дорогах, нападали на путников, не останавливаясь перед убийствами. Фольклор любого народа хранит предания о разбойниках, которым нередко приписывались положительные черты: мужество, честность, справедливость. Существует целая библиотека о «благородных разбойниках», в рядах которой находятся произведения В. Скотта («Айвенго»), А. Дюма («Робин Гуд - король разбойников»), К. Сабатини («Капитан Блад»), Ф. Шиллера («Разбойники»), А. Пушкина («Дубровский»). В действительности ореол благородства вряд ли применим по отношению к пиратам, насильникам, убийцам, ворам и грабителям, о чём свидетельствует деятельность современных последователей древних
© Клеймёнов М. П., Клеймёнов И. М., 2017
криминальных промыслов, например пиратства или работорговли. Такая деятельность имеет общественно опасный характер, создаёт многие угрозы личности, обществу, государству, международному сообществу.
Осознание высокой общественной опасности организованной преступности приходит по мере возрастания роли права в жизни общества и государства. Чем в большей степени человеческая цивилизация соответствует критериям гуманизма и прогресса, тем более нетерпимой представляется организованная преступность, тем большее внимание уделяется борьбе с ней, включая разработку мер правового характера.
Преступный характер организованной криминальной деятельности, как правило, устанавливается уголовным законом: исключения связаны с практикой внесудебных репрессий. В контексте исследуемой проблемы внесудебные репрессии есть свидетельство противоборства формирований организованной преступности, когда группировка,
обладающая властью, уничтожает своих реальных, потенциальных или воображаемых противников. В прошлые эпохи это было, по существу, широко распространённым методом государственного управления. В новейшее время обращение к внесудебным репрессиям является признаком правового одичания и означает использование незаконных процедур в применении карательных мер.
Физическое уничтожение лидеров и членов криминальных формирований может кому-то показаться эффективной мерой в «войне с преступностью». Среди российских криминологов высказывались такие взгляды. Так, О. В. Старков теоретически обосновывал «спецоперацию», на первом этапе которой предлагалось физическое уничтожение всех зарегистрированных криминальных лидеров, а на втором этапе - поголовный арест всех рядовых членов преступных организаций, не подвергнутых уничтожению, и их длительное тюремное заключение [1]. Сразу же возникают вопросы: кто будет отделять «козлищ от овец», по каким признакам будут определять криминальных лидеров и не превратится ли это в кровавую бойню, за которой будут просматриваться ненависть, вражда, месть, корысть, садизм и иные антисоциальные мотивы? Опыт красного террора не территории России свидетельствует, что это далеко не праздные вопросы [2].
Подобного рода «спецоперации» проводились в СССР в эпоху сталинского правления [3], их опыт прослеживается по криминальным хроникам некоторых постсоветских государств [4]. Широко известны материалы о деятельности в прошлом веке «эскадронов смерти» (los escuadrones de la muerte) в Гватемале, Бразилии, Сальвадоре. Фактически они представляли собой тайную полицию, использующую методы организованной преступности: запугивание, шантаж, жестокие убийства, взятие заложников. Связь «эскадронов смерти» с правящими кругами отрицалась. Характерно, что «эскадроны смерти» использовались не только в войне с организованной преступностью, но и в целях политических репрессий, геноцида, реализации политики государственного террора.
Как показывает исторический анализ, использование «эскадронов смерти» против организованной преступности всегда приво-
дило к одному финалу: «эскадроны смерти» выходили из-под контроля и становились чрезвычайно опасными преступными организациями [5]. А поскольку состав «эскадронов смерти», как правило, комплектовался из профессионалов, то ликвидировать такую преступную организацию становилось значительно труднее. Иными словами, решая одну проблему, получали другую, более сложную. Таким образом, этот путь противодействия организованной преступности - тупиковый. Думается, что единственно правильная стратегия борьбы с организованной преступностью - умелое использование правового инструментария.
Реализуя такую стратегию, законодатель может занимать различные позиции: а) отрицать феномен организованной преступности; б) признавать феномен частично - в сферах, которые не затрагивают интересы истеблишмента; в) адекватно отражать криминологическую реальность.
Отрицание феномена организованной преступности было характерно для политического руководства СССР, которое стремилось доказать, что в самом прогрессивном в мире советском обществе не может быть места гангстеризму. Такая идея фикс получила особое развитие во времена правления Хрущёва и Брежнева: тогда бандитизм, как правило, юридически квалифицировался как разбой. О «ворах в законе» в советской криминологической литературе открыто стали писать только в конце 1970-х гг. [6]. Более того, по свидетельству русских писателей-каторжников, в лагерях «воры в законе» и их приближённые («пристяжь) весь период сталинских репрессий признавались «социально близкими» политическому режиму и выступали внутренней силой, которая держала в повиновении политических заключённых [7]. Советская пропаганда действовала столь напористо, что после просмотра итальянского фильма о мафии «Признание комиссара полиции прокурору республики» (Confessione di т commissario di polizia al procuratore della repubblica, 1971) советские граждане выходили из кинотеатров и восклицали: «Как хорошо, что мы живём в СССР, а не в Италии!»
Понятно, что правду невозможно скрывать бесконечно, к тому же в СССР наступи-
ла эпоха Горбачёва и «перестройки». Известный русский режиссёр Станислав Говорухин назвал перестройку «Великой криминальной революцией» [8], и российские криминологи согласились с таким определением. Действительно, главным вектором «перестройки» явилась легализация криминала и организованная преступность получила мощный импульс для своего развития. «Лихие 90-е годы» - это годы, когда организованная преступность выходит на авансцену экономико-политических преобразований на всём постсоветском пространстве. Особенно заметной при этом становится роль новой генерации организованной преступности (рэкетиров), рекрутировавшихся из числа спортсменов. В каждом городе России образовалось множество бандитских группировок. Например, только в сибирском городе Омске их было шесть общей численностью 565 человек. Бандитов было так много, что на некоторое время они взяли верх над «ворами в законе», и последним пришлось приложить большие усилия, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Именно в это время в России стала активно обсуждаться юридическая дефиниция организованной преступности. В центре дискуссий закономерно оказалась проблема соотношения явления и понятия организованной преступности. «Борьба с организованной преступностью предполагает глубокие криминологические знания о самом явлении, затем адекватное отражение данного явления в законе и, наконец, систему продуманных общих и специальных мер по локализации этой преступности» [9].
В этой связи возникает вопрос о соотношении криминологического и юридического понятия организованной преступности.
Криминологическое понятие разрабатывается для понимания феномена организованной преступности и должно максимально адекватно его отражать. Такое понимание важно для разработки не только правовых, но и экономических, организационных, информационных и иных мер противодействия этому феномену. Юридическое понятие организованной преступности разрабатывается в целях привлечения виновных лиц к уголовной ответственности. Если криминологическое определение организованной преступности может быть сколь угодно сложным,
юридическое определение организованной преступности должно быть максимально простым (не содержащим избыточных признаков) и одновременно достаточно ёмким (охватывающим все виды организованной преступной деятельности), чтобы не создавать искусственных препятствий на пути привлечения преступников к уголовной ответственности.
По существу, криминологическое определение даёт ФБР США: «Организованная преступность есть деятельность любой структурированной группы, чьи основные занятия преследуют цель получения доходов путём осуществления нелегальной деятельности. Такие группы утверждают свои позиции и добиваются влияния на ограниченной территории, в регионе или в стране в целом, используя угрозы насилием, подкуп должностных лиц и вымогательство» [10].
Криминологическое определение приводится и в британской «Стратегии противодействия тяжкой и организованной преступности», согласно которой организованная преступность определяется как «деятельность по планированию, координации и управлению при совершении тяжких преступлений, осуществляемая устойчивым объединением людей. Их мотивация часто, хотя и не всегда связана с получением финансовой выгоды. Организованная преступность характеризуется насилием или угрозой насилия, а также использованием взяточничества и коррупции: преступники, входящие в объединение, как правило, рассчитывают на помощь коррумпированных или завербованных профессионалов, в особенности юристов, аудиторов и банкиров. Организованная преступность также использует современные технологии проведения операций, обеспечения безопасности и уклонения от правосудия. Стратегия устанавливает различия между организованными преступными группами и городскими уличными бандами. Различия касаются уровня преступной деятельности, организации, планирования и контроля. В то же время признаются взаимосвязи между бандами и организованной преступностью: члены уличных банд участвуют в реализации проектов организованной преступности (например, в качестве дилеров уличного распространения наркотиков), а также являются резервом попол-
нения её рядов. Территории Великобритании, где фиксируется высокая активность уличных банд, географически совпадают с локализацией наиболее активной деятельности организованной преступности» [11].
Такие определения являются криминологическими, создавая представление о круге проблем, которые приходится решать в борьбе с организованной преступностью. С уголовно-правовой точки зрения они не совсем удачны, поскольку содержат признаки (цели, намерения), наличие которых трудно доказать. Как известно, юридическое понятие фиксирует признаки, наличие которых должно быть доказано.
В Уголовный кодекс Российской Федерации (далее - УК РФ), который был принят в 1996 г., включены понятия организованной преступной группы и преступной организации. Статья 35 Общей части УК РФ гласила:
1. Преступление признаётся совершённым группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного сговора.
2. Преступление признаётся совершённым группой лиц по предварительному сговору, если в нём участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.
3. Преступление признаётся совершённым организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений.
4. Преступление признаётся совершённым преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплочённой организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях.
5. Лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими, подлежит уголовной ответственности за их организацию и руководство ими в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса, а также за все совершённые организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) преступле-
ния, если они охватывались его умыслом. Другие участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) несут уголовную ответственность за участие в них в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса, а также за преступления, в подготовке или совершении которых они участвовали.
6. Создание организованной группы в случаях, не предусмотренных статьями Особенной части настоящего Кодекса, влечёт уголовную ответственность за приготовление к тем преступлениям, для совершения которых она создана.
7. Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) влечёт более строгое наказание на основании и в пределах, предусмотренных настоящим Кодексом (УК РФ, 1996).
В дальнейшем редакция ч. 4 и 5 ст. 35 была изменена и сейчас гласит:
4. Преступление признаётся совершённым преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено структурированной организованной группой или объединением организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды (в редакции Федерального закона 2009 г. № 245-ФЗ).
5. Лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими, подлежит уголовной ответственности за их организацию и руководство ими в случаях, предусмотренных ст. 205.4, 208, 209, 210 и 282.1 настоящего Кодекса, а также за все совершённые организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) преступления, если они охватывались его умыслом. Другие участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) несут уголовную ответственность за участие в них в случаях, предусмотренных ст. 205.4, 208, 209, 210 и 282.1 настоящего Кодекса, а также за
преступления, в подготовке или совершении которых они участвовали (УК РФ в редакции от 07.02. 2017).
Анализ ст. 35 УК РФ позволяет сделать следующие замечания:
- Необходимо различать групповую (ч. 1 и 2) и организованную (ч. 3 и 4 ст. 35 УК РФ) преступность.
- Основное внимание уделяется запретам деятельности организованных преступных групп, которые сформулированы в статьях Особенной части УК РФ в качестве обстоятельств, предусматривающих более строгое наказание. Перечень таких статей постоянно увеличивается: в 1996 г. он включал 63 статьи, в 2016 г. - 113 статей. Поскольку в этот перечень включаются даже статьи, предусматривающие ответственность за отмывание денег (ст. 174, 174.1 УК РФ), можно констатировать стремление законодателя свести проблему организованной преступности к деятельности организованных преступных групп.
- Организация признаётся преступной, если она создана с целью совершения тяжких (за них предусмотрено наказание свыше 5 и до 10 лет лишения свободы) и особо тяжких преступлений (за них предусмотрено наказание свыше 10 лет лишения свободы или более строгое наказание). Это серьёзное ограничение, поскольку некоторые деяния, создающие базу для организованной преступности (например, незаконное участие должностного лица в предпринимательской деятельности или неправомерные действия при банкротстве), отнесены к категории преступлений небольшой тяжести.
- Ответственность лица за создание преступной организации (преступного сообщества) и руководство такой организацией (обществом) осуществляется по статьям Особенной части УК РФ: ст. 205.4 «Организация террористического сообщества и участие в нём»; ст. 208 «Организация незаконного вооружённого формирования или участие в нём»; ст. 209 «Бандитизм»; ст. 210 «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нём (ней)»; ст. 282.1 «Организация экстремистского сообщества». Как можно видеть, из пяти указанных статей три запрещают деятельность организаций, имеющих антигосударственную
направленность. Это вполне соответствует российской исторической традиции: в правовом памятнике XVII в. (Соборном уложении 1649 г.) говорится о скопе и заговоре применительно к преступлениям против государя и его слуг [12].
- Изменение редакции ст. 35 ввело дополнительное ограничение в понятие преступной организации - получение прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды.
Принципиальной для юридической квалификации российской организованной преступности является диспозиция ч. 1 ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нём (ней)», которая говорит: «Создание преступного сообщества (преступной организации) в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений либо руководство таким сообществом (организацией) или входящими в него (неё) структурными подразделениями, а также координация преступных действий, создание устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними, совершённые лицом с использованием своего влияния на участников организованных групп, а равно участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений - наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до пяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет». В этой диспозиции сформулированы юридически значимые признаки, которые требуют установления и доказывания.
В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 июня 2010 г. № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организа-
ции) или участии в нём (ней)» указано следующее:
«Решая вопрос о виновности лица в совершении преступления, предусмотренного статьёй 210 УК РФ, судам надлежит учитывать, что исходя из положений части 4 статьи 35 УК РФ преступное сообщество (преступная организация) отличается от иных видов преступных групп, в том числе от организованной группы, более сложной внутренней структурой, наличием цели совместного совершения тяжких или особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды (курсив наш. - М. К., И. К), а также возможностью объединения двух или более организованных групп с той же целью.
При этом под прямым получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений (например, мошенничества, совершённого организованной группой либо в особо крупном размере), в результате которых осуществляется непосредственное противоправное обращение в пользу членов преступного сообщества (преступной организации) денежных средств, иного имущества, включая ценные бумаги и т. п.
Под косвенным получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений, которые непосредственно не посягают на чужое имущество, однако обусловливают в дальнейшем получение денежных средств и прав на имущество или иной имущественной выгоды не только членами сообщества (организации), но и другими лицами».
Верховный Суд поясняет, что «преступное сообщество (преступная организация)
может осуществлять свою преступную деятельность либо в форме структурированной организованной группы, либо в форме объединения организованных групп, действующих под единым руководством. При этом закон не устанавливает каких-либо правовых различий между понятиями «преступное сообщество» и «преступная организация». Под структурированной организованной группой следует понимать группу лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений, состоящую из подразделений (подгрупп, звеньев и т. п.), характеризующихся стабильностью состава и согласованностью своих действий. Структурированной организованной группе, кроме единого руководства, присущи взаимодействие различных её подразделений в целях реализации общих преступных намерений, распределение между ними функций, наличие возможной специализации в выполнении конкретных действий при совершении преступления и другие формы обеспечения деятельности преступного сообщества (преступной организации)» [13].
Судебное толкование ст. 210 УК РФ показывает, что в процессе привлечения лиц к уголовной ответственности за организацию преступной организации или участие в ней необходимо доказать следующее: что имелся умысел на совместное совершение тяжких и особо тяжких преступлений; что существовала цель получения финансовой выгоды; что организация была структурированной, что её деятельность планировалась и каждому члену была определена задача или роль.
Доказать наличие указанных признаков преступной организации не всегда хватает умения, навыков или стремления, поэтому в России по ст. 210 ежегодно осуждается сравнительно небольшое количество человек (табл. 1).
Таблица 1
Число осуждённых за организацию преступного сообщества или участие в нём
по ст. 210 УК РФ в 2006-2015 гг.
Части ст. 210 УК РФ 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015
ч. 1 22 9 19 39 52 61 57 33 56 61
ч. 2 30 43 71 120 138 129 146 44 107 148
ч. 3 8 2 8 5 0 0 0 1 2 10
ч. 4 - - - - 0 0 0 0 0 0
В то же время на территории Российской Федерации, например, в 2008 г. действовало свыше 450 организованных преступных формирований, из них 76 этнических, 289 межрегиональных и 8 международных.
В результате проведённой органами внутренних дел оперативно-профилактической работы в 2008 г. было выявлено и поставлено на оперативный учёт свыше 11 тыс. участников организованных преступных объединений, в том числе более 700 лидеров, почти 3900 активных участников, а также около 500 «авторитетов» преступной среды, из которых 118 «воров в законе» [14]. По данным Генеральной прокуратуры РФ, в период с 2012 г. по первое полугодие 2014 г. в составе организованных групп совершено более 41 тыс. преступлений, а количество выявленных преступлений, совершённых преступными сообществами и организациями, составило 2883 [15]. По данным МВД РФ, в 2014 г. организованными группами или преступными сообществами совершено 13,5 тыс. тяжких и особо тяжких преступлений [16]. Если сравнить эти данные с материалами табл. 1, то невольно возникают ассоциации с образом айсберга, небольшая часть которого находится над водой.
Возникает вопрос: что является главным препятствием на пути реализации ст. 210 УК РФ? Как показывает анализ практики - это отсутствие умения, навыков и стремления доказать наличие признака структурированности организованной преступности. Такой вывод может быть аргументирован сведениями табл. 2, составленной по материалам статистики МВД РФ.
Каждому понятно, что наркобизнес - это сфера деятельности организованной преступности. Однако, сопоставляя показатели табл. 1 и 2, можно констатировать, что борьба с наркобизнесом в России, как правило, ограничивается пресечением деятельности организованных преступных групп, а не пре-
ступных сообществ. В результате лидеры организованной преступности к уголовной ответственности привлекаются редко.
В 2009 г. ст. 210 УК РФ была дополнена ч. 4, согласно которой, в случае, если одно из перечисленных в ч. 1 деяний совершено лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии, ему грозит значительно более суровое наказание, чем иным преступным лидерам и организаторам, - вплоть до пожизненного лишения свободы. «Непосредственно перед тем, как соответствующий проект (дополнение ст. 210 УК РФ ч. 4) превратился в закон, а также сразу после этого в верхушке криминалитета возникли серьёзные опасения за свою дальнейшую судьбу. Есть сведения, что проводились соответствующие встречи, консультации, разрабатывались меры противодействия и защиты. Однако опасения потенциальных фигурантов уголовных дел оказались напрасными. Акцентированные удары по головам дракона не были нанесены. Судебная статистика свидетельствует, что в течение пяти лет, минувших со вступления в силу ч. 4 ст. 210 УК РФ, за указанное в ней деяние на территории России не был осуждён ни один человек!» [17]. То, что эта норма применяться не будет, было очевидно с самого начала: она сформулирована слишком неопределённо. Толкование Верховного Суда РФ этой неопределённости не устранило. В Постановлении Верховного Суда сказано: «Решая вопрос о субъекте преступления, указанного в части 4 статьи 210 УК РФ, судам надлежит устанавливать занимаемое этим лицом положение в преступной иерархии, в чем конкретно выразились действия такого лица по созданию или по руководству преступным сообществом (преступной организацией) либо по координации преступных действий, созданию устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами либо по разделу сфер преступного влияния
Таблица 2
Число зарегистрированных преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков, совершённых организованной группой либо преступной организацией
в 2008-2015 гг.
Год 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016
Число 7207 8824 6389 5200 5293 4530 4165 4264 3565
и преступных доходов, а также другие преступные действия, свидетельствующие о его авторитете и лидерстве в преступном сообществе (преступной организации). О лидерстве такого лица в преступной иерархии может свидетельствовать и наличие связей с экстремистскими и (или) террористическими организациями или наличие коррупционных связей и т. п. В приговоре необходимо указать, на основании каких из названных признаков суд пришёл к выводу о наличии в действиях лица состава преступления, предусмотренного частью 4 статьи 210 УК РФ». Вместо того, чтобы чётко объяснить, что эта норма направлена на пресечение деятельности «воров в законе» и лидеров преступных сообществ регионального уровня, Верховный Суд предлагает федеральным судам заниматься исследовательской работой.
В свою очередь, федеральные суды нередко уклоняются от применения ст. 210 УК РФ. Несмотря на то, что ст. 210 УК РФ устанавливает возможность привлечения лица к уголовной ответственности именно за руководство преступным либо участие в таком сообществе, практические органы не применяют норму в данном контексте. Иначе говоря, для её применения на практике требуется, чтобы организатор или участники преступного сообщества совершили тяжкое или особо тяжкое преступление. Однако и в этом случае, даже при наличии достоверной информации о совершении такого преступления организатором или участником преступного сообщества, далеко не всегда судами применяется ст. 210 УК РФ. Показательным здесь может быть пример рассмотрения судом Куйбышевского района Санкт-Петербурга дела Александра Барсукова (Кумарина) - лидера Тамбовского преступного сообщества, долгое время действовавшего на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Примечательно, что об этом человеке в Оксфордской настольной книге по организованной преступности сказано, что «он, возглавляя Тамбовское преступное сообщество, имел титул ночного губернатора Санкт-Петербурга» [18]. Однако, признавая его виновным в совершении преступлений, предусмотренных п. «а», «б» ч. 3 ст. 163 УК РФ (вымогательство, совершённое: а) организованной группой; б) в целях получения иму-
щества в особо крупном размере), суд исключил из обвинения Барсукова указание на то, что он является лидером преступной группировки «Тамбовские». Суд, вопреки закону, пришёл к решению, что «понятие "лидер" не является уголовно-правовым, обвинение Барсукову, связанное с преступным сообществом, не предъявлялось, приговора суда, которым он был бы признан виновным в преступлениях данного характера, не имеется» (с. 67 приговора от 6 марта 2012 г.). При этом из самого приговора следует, что успех совершённых Барсуковым преступлений был обеспечен его «авторитетом» (с. 3); по словам, одного из соучастников, который входил в организованную преступную группу «Тамбовская», Барсуков в течение многих лет был известен в Санкт-Петербурге «как её лидер», а его авторитет в городе «как главного лица преступной группы был непререкаемым» (с. 17) [19].
В итоге сложилась абсурдная ситуация: существование Тамбовского преступного сообщества доказано, установлен его лидер, однако адекватной ответственности за это не наступает.
Другим препятствием на пути реализации ответственности за организованную преступную деятельность является необходимость доказывания наличия преступной цели: получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды. Между тем современная криминальная ситуация в стране свидетельствует о том, что организованная преступность существует и проявляет себя и за пределами корыстных устремлений. Например, конфликт между кавказскими «ворами» и кавказскими мусульманами в Ту -винской исправительной колонии показал, что в стране возникла новая организованная сила («салафитская»), которая сцементирована не корыстными, а религиозными соображениями. В местах лишения свободы возникли «тюремные джамааты», ядро которых составляют именно салафиты [20]. Перед этой силой положение «воров в законе» выглядит весьма неустойчивым. В то же время очевидна неприменимость ст. 210 УК РФ по отношению к «тюремным джамаатам».
Криминологи всего мира установили, что наиболее опасны те формы организованной преступности, в организации или дея-
тельности которых принимают участие лица, облечённые властью. Данное обстоятельство учтено в ч. 3 ст. 210 УК РФ, которая предусматривает повышенную ответственность лиц, которые используют в криминальных целях своё служебное положение. Однако, как видно из табл. 1, такие лица привлекаются к ответственности исключительно редко.
Таким образом, борьба с организованной преступностью в Российской Федерации носит ограниченный характер. Это указывает на необходимость поиска таких юридических определений организованной преступности, которые смогут обеспечить более высокий уровень правоприменения.
Очевидно, что для этого не пригодны определения, которые «нагружены» многими криминологическими признаками организованной преступности. В частности, профессор В. Быков предлагает такую законодательную формулу, в соответствии с которой преступной будет признаваться организация:
а) имеющая устойчивую внутреннюю структуру; б) члены которой при совершении преступления проявляют высокий профессионализм; в) поддерживают постоянные коррупционные связи с представителями правоохранительных органов, органов власти и управления; г) целью создания такой организации является постоянное совершение любых умышленных преступлений; д) она существует для получения постоянного преступного дохода; е) при совершении преступлений все лица, входящие в преступное сообщество (преступную организацию), действуют под единым руководством [21].
В случае принятия такого предложения стороне обвинения придётся доказывать наличие шести признаков организованной преступности в деятельности обвиняемых. В условиях современного российского судопроизводства постановка такой задачи представляется совершенно нереальной.
Думается, что эффективное правоприменение возможно на основе такого юридического определения организованной преступности, которое максимально облегчит задачу доказывания организованной преступной деятельности. В этой связи представляет интерес грузинский опыт борьбы с организованной преступностью. Грузия, провозгласившая политику нулевой толерантно-
сти по отношению к криминальной деятельности, поставила во главу угла борьбы с организованной преступностью принцип эффективности. Нужно отметить, что при таком подходе подразумевается не только жёсткая реакция на преступную деятельность, но и отсутствие рефлексии при разрешении вопроса о соотношении прав лица, совершившего преступление (подозреваемого или обвиняемого в его совершении), и интересов общества и государства. Данный вопрос здесь разрешается однозначно не в пользу преступников. В мае 2006 г. министр внутренних дел Грузии В. Мерабишвили выступил с заявлением, которое было озаглавлено: «Воры не должны победить в этой войне!». В нём министр указывал, что борьба грузинской полиции с преступниками может завершиться только поражением преступного мира. «Мы не отступим, так как за нами стоит безопасность и благополучие наших детей» [22].
На обеспечение эффективной борьбы с организованной преступностью было направлено принятие 20 декабря 2005 г. закона Грузии «Об организованной преступности и рэкете». Данный закон вводил в систему права Грузии абсолютно новые понятия, некоторые из которых были заимствованы из зарубежного законодательства (RICO USA), другие же являлись исключительно грузинскими, не имеющими иностранных аналогов.
Что касается заимствований, то таковыми являются понятия рэкета, группировки, занимающейся рэкетом, а также понятие рэкетира (ст. 2 закона Грузии «Об организованной преступности и рэкете»). Статья 3 вводит в правовое пространство криминологические термины «воровское сообщество», «член воровского сообщества», «воровская разборка», «вор в законе» [23].
Названный закон лишь закреплял соответствующие понятия, не устанавливая ответственность за них, соответственно они подлежали введению в Уголовный кодекс Грузии (далее - УК Грузии). Грузинский законодатель, в частности, включил в УК Грузии ст. 223.1 «Членство в воровском сообществе. Вор в законе», состоящую из двух частей:
«1. Членство в воровском сообществе -наказывается лишением свободы на срок от
пяти до восьми и лет, со штрафом или без такового.
2. Пребывание лица в положении «вора в законе» - наказывается лишением свободы на срок от семи до десяти лет, со штрафом или без такового» [24].
В отличие от заимствованных терминов, указанных в ст. 2 Закона Грузии «Об организованной преступности и рэкете», здесь сами понятия, как и их определения, взяты из реальной грузинской жизни. Иными словами, грузинский законодатель не стал приводить абстрактные формулировки, а дал юридическое описание реально существующим общественно опасным явлениям, криминализировав их, называя при этом вещи своими именами.
Нужно сказать, что справедливость такой криминализации отметил и Европейский суд по правам человека в своём решении Ashlarba v. Georgia.
Европейский суд отметил, что влияние, оказываемое на грузинское общество «воровским миром», не ограничено тюремным сектором, но распространяется на широкие слои населения, и в частности на такую уязвимую часть общества, как молодёжь. Логическое обоснование решения принять конкретные законы, касающиеся преступного мира, состояло в том, чтобы помочь государству эффективнее бороться с этими опасными преступными синдикатами, которые не только касаются криминального подполья, но и заразили многие аспекты обычной жизни общества. Действительно, исследования и выкладки, предоставленные государством-ответчиком по вопросу о влиянии «воровского мира», демонстрируют, что этот преступный феномен глубоко укоренился в обществе и что такие концепты, как «воровской мир» и «вор в законе», общеизвестны и широко понимаются обществом. Следовательно, преступления, предусмотренные ч. 1 ст. 223.1 УК Грузии, были просто криминологическими концепциями, значение которых уже сейчас известно обществу. По мнению Европейского суда, законодатель Грузии прибёг к использованию коллоквиализмов в юридических дефинициях, поскольку хотел, чтобы суть преступлений воспринималась легче широкой общественностью [25].
Представляется, что такой подход даёт сразу два преимущества: с одной стороны,
государство наносит прямой удар по конкретному сегменту организованной преступности, на борьбу с которым направлено законодательство (в данном случае это «воры в законе»), с другой стороны, закон, закрепляющий понятия «из жизни», полностью соответствует критериям ясности и правовой определённости нормативных актов. При этом чёткость закона не позволяет уклониться от уголовной ответственности преступникам, в то же время исключает произвольное применение правовых норм правоприменителем.
Кроме того, существенным плюсом здесь также является то, что благодаря указанным законодательным новеллам криминализируется само участие в организованной преступной группе и руководство ею, независимо от фактически совершаемых этой группой преступлений. Иными словами, основой для криминализации становится не уголовно-правовая конструкция соучастия, а криминологическая концепция преступной деятельности. Очевидно, что статус «вора в законе» подразумевает его руководящую роль в криминальном сообществе и его деятельности. Следует заметить, что «вор в законе» - это не почётное звание (как заслуженный юрист, почётный гражданин), которое после его получения ни к чему не обязывает, это стиль жизни (до определённого времени ворам запрещалось даже вступать в брак), который как раз подразумевает активное, а часто и руководящее участие в жизни преступного мира. Отступление от этого стиля жизни воровским миром неприемлемо. Статус «вора в законе» исключает получение юридического статуса потерпевшего или свидетеля по уголовному делу, оперативные контакты с правоохранительными органами, использование средств «общака» для частных целей, самовольный уход из воровского сообщества.
Соответственно, и членство в воровском сообществе также означает стиль жизни, подразумевающий совершение лицами, входящими в него, преступлений.
Замечательным примером здесь также является то, что для борьбы с «ворами в законе» могут быть использованы сами воровские «понятия», их правила жизни. Так, хорошо известно, что «вор в законе» не может
отрицать своего статуса в преступном мире. Следовательно, «вору в законе» достаточно просто задать вопрос о его статусе, на который он может ответить только правду. Использование объявленного ворами статуса против них самих в целях уголовного преследования даёт основание для утверждения, что это противоречит привилегии не свидетельствовать против себя, как это гарантирует ст. 42 Конституции Грузии [26]. Однако этот «конфликт интересов» создан самим преступным сообществом (и не случайно, а на протяжении всего периода его развития), установившим жёсткие правила соответствия воровскому статусу. Следование этим правилам обязывает объявить о своей принадлежности к воровской касте. Г. Гварамия отмечает, что «были и такие "воры в законе", которые хотели иметь статус авторитета, чтобы управлять чем-то, быть привилегированными людьми, а сидеть в тюрьме они не собирались. Такие люди практически сразу отсеялись. Потому что по "понятиям", если ты идейный "вор в законе", то не должен отказываться от своей "короны"» [27].
Законодательные новеллы, касающиеся борьбы с «ворами в законе», в совокупности с проведёнными реформами полиции и пенитенциарной системы, включающей, среди прочего, установление отдельного исправительного учреждения для отбывания наказания «ворами в законе» (где воры уже не были отдельной привилегированной кастой, обслуживаемой другими осуждёнными), дали положительный результат. Власть «воров в законе» в Грузии была подорвана. Грузинские воры или привлекались к уголовной ответственности, оказываясь в местах лишения свободы, где им уже не было столь комфортно, как ранее, или покидали страну. Е. А. Мишина указывает, что к июню 2006 г. ни одного «вора в законе» в Грузии не осталось на свободе, что, по её мнению, стало огромной, быстрой и убедительной победой над организованной преступностью [28]. С таким выводом вряд ли можно согласиться, поскольку автор исходит из абсолютной идентичности понятий «организованная преступность» и «воры в законе». Между тем в действительности «воры в законе» - это только часть (фрагмент) такого явления, как организованная преступность.
Следует заметить, что грузинские законодательные новеллы не содержат чёткого понимания, что же представляет собой организованная преступность. Очевидно, что организованная преступность не исчерпывается рэкетом и воровским миром. Давно известен феномен беловоротничковой организованной преступности, которая оперирует под прикрытием легальных форм. Далеко не новость, что бизнесмены и политики могут объединяться в преступные сообщества.
17 сентября 2015 г. ФСБ России и Следственным комитетом Российской Федерации пресечена деятельность преступного сообщества, возглавляемого Главой Республики Коми В. Гайзером, его заместителем А. Черновым, а также предпринимателями А. Зарубиным и В. Веселовым. В пресс-релизе Следственного комитета сообщалось: «Целью деятельности возглавляемого Зарубиным, Гайзером, Черновым и Веселовым преступного сообщества было совершение тяжких преступлений, направленных на завладение преступным путём государственным имуществом. Следует отметить, что данное преступное сообщество отличалось масштабностью своей деятельности, выраженной в межрегиональном и международном характере преступных действий её участников, иерархическим построением преступной организации, сплочённостью и тесной взаимосвязью руководителей и участников преступного сообщества, строгой подчинённостью нижестоящих участников вышестоящим, отработанной системой конспирации и защиты от правоохранительных органов» [29]. Криминальная система власти была создана губернатором Сахалина А. Хоро-шавиным, мэром Махачкалы С. Амировым, которые, однако не были обвинены в создании преступного сообщества. Следовательно, за пределами уголовно-правового противодействия остаётся организованная преступность, встроенная в саму власть, являющуюся её элементом. Уместно сказать, что этому опять способствует отсутствие легального определения организованной преступности, которое не позволяет вести успешную борьбу со всеми её проявлениями.
Одержав победу над «ворами в законе» (хотя эта победа оказалась пирровой - характерно в этой связи заявление бывшего прези-
дента Грузии М. Саакашвили: «Наш главный экспорт в Россию не вино, а "воры в законе" и другие криминальные элементы» [30]), грузинские власти за деревьями не увидели (или не захотели увидеть) леса. Действительно, политика выдавливания «своих» воров в сопредельные государства вряд ли означает победу над организованной преступностью: связи воров с родной землёй полностью не пресекаются. Кроме того, «победа над ворами» сопровождалась применением к ним пыток в тюрьмах [31]. Наконец, остаётся открытым вопрос, не ведёт ли такая «ограниченная борьба» с конкретным сегментом организованной преступности к тому, что освободившиеся от «воров» ниши будут заполнены «новым криминалитетом».
«Традиционный криминалитет» существовал в преступном мире, который сам создавал и поддерживал, осуществляя необходимые контакты с внешним миром (обществом и государством) через коррупцию. «Новый криминалитет» имеет доступ к рычагам власти и в значительной степени встроен в её систему (включая уголовную юстицию).
Приведённые примеры интересны ещё и тем, что преступные сообщества в данном случае создавались на базе официальных органов. Это совершенно расходится с представлением о группе преступников, созданной со специальной целью совершения преступлений.
«Новый криминалитет» приспосабливает общественные и государственные механизмы для криминальных целей, превращает социально полезные функции в дисфункции. Это не отражено в международных конвенциях, которые исходят из традиционных взглядов, что «хорошие парни» борются с «плохими парнями». Между тем эти парни зачастую действуют совместно.
Организованная преступность нового типа существует не вне общества и государства, а, как раковая опухоль, внутри. В настоящее время мы наблюдаем процесс тотальной криминализации власти. Это происходит не через проникновение криминалитета во власть, как было в «классической модели» организованной преступности, а через криминализацию сознания представителей легальной власти. Сформировалась новая постмодернистская генерация людей, идущих
во власть, - людей с криминализированным сознанием. Они готовы нарушать не только нравственные заповеди, но и законы. Более того, они приспосабливают легитимные механизмы власти для совершения преступлений. Происходит криминальное слияние и поглощение: слияние легитимной формы с криминальным содержанием и поглощение легитимных функций дисфункциями. Налицо тенденция рейдерского захвата общества и государства. Далее высока вероятность сползания государства к диктатуре худшего типа - криминальной, в которой отсутствует общечеловеческая идеология и реализуются нигилистические проекты.
Если задача ограничения проникновения криминалитета во власть («криминализации снизу») имеет множество удовлетворительных решений, то задача эффективного правового ограничения криминализации легитимной власти («криминализации сверху») в демократическом обществе пока таких решений не имеет. Известны примеры решения этой задачи в тоталитарных государствах (например, при сталинском режиме в СССР), но, во-первых, в этих государствах нарушаются права человека и, во-вторых, тоталитарные режимы сами нередко отождествляются с организованной преступностью [32].
Организованная преступность нового типа, характеризуемая А. С. Овчинским как интрузивно -де структивно -мимикрийная (ИДМ) преступность, в настоящее время является главным актором криминологической криминализации общественных отношений (в экономической, политической, культурной, религиозной, информационной и правовой сферах) на различных уровнях [33]. Процессы криминологической криминализации имеют исключительно разрушительный характер.
Организованная преступность нового типа активно использует инструменты уголовно-правовой криминализации и декриминализации. С одной стороны, она легализует криминальные технологии, которые позволяют ей получать сверхприбыли. С другой стороны, она угрожает тюрьмой любому участнику сопротивления криминальной политике.
В настоящее время известно множество легальных организационных структур с криминальным содержанием. Среди них саморе-
гулируемые организации, частные военные компании, банковские структуры, команды губернаторов, транснациональные корпорации и др. Они действуют вполне легально, имея юридическую защиту, собственные средства информации и структуры безопасности. Это существенно помогает им реали-зовывать свои криминальные планы. Конспирация, которая служит их преступной деятельности, обеспечена законодательством о тайне (коммерческой, банковской, etc.). Остро ощущается потребность в их идентификации как криминальных, что требует разработки понятийного аппарата организованной преступности.
Теоретически возможны различные варианты реализации такой задачи: а) разработка универсального понятия организованной преступности на основе специального нормативного правового акта; б) разработка множества определений организованной преступности в виде диспозиций ряда статей Уголовного кодекса.
A. Трудность разработки универсального понятия организованной преступности заключается в том, что оно должно охватить все её виды: гангстерской и беловоротничко-вой, экономической и политической, региональной и транснациональной.
Попытка охватить все виды организованной преступности представлена в терминах проекта Федерального закона Российской Федерации «О борьбе с организованной преступностью». Он был разработан авторским коллективом под руководством президента Российской криминологической ассоциации А. И. Долговой по поручению Координационного совещания руководителей правоохранительных органов РФ от 4 сентября 2006 г. [34], но по различным причинам так и остался законопроектом. Предложенные проектом Федерального закона РФ термины вполне «технологичны» в том смысле, что могут быть восприняты уголовным законодательством. В этом случае будет использован «грузинский подход» - реализация криминологической концепции, изложенной в Законе против организованной преступности, в статьях Уголовного кодекса. Здесь прокладывается «криминологический мостик» между организованной преступностью как объективной реальностью и нормативными терминами.
В то же время в проекте Федерального закона РФ идёт речь о преступной среде. Другими словами, не учитывается, что современные преступные организации могут иметь легальные формы. В этом плане представляется важным уточнить криминологическую концепцию организованной преступности на основе ключевого понятия власти.
Б. Российский законодатель, не дав удовлетворительного определения организованной преступности, пошёл по пути характеристики её типов в виде диспозиций ряда статей Уголовного кодекса. Конкретные составы преступлений предусматривают ответственность за бандитизм, организацию террористического сообщества, организацию незаконного вооружённого формирования, организацию преступного сообщества, организацию экстремистского сообщества и участие в них, а также квалифицированные виды таких преступлений, как похищение человека, захват заложника, торговля людьми, использование рабского труда, террористический акт и др. В то же время не установлены законодательные ограничения привлечения к уголовной ответственности за организованную коррупцию. Это выражено в следующем: а) отсутствии в УК РФ ответственности за создание коррупционной организации или участие в ней [35]; б) несоответствии санкций антикоррупционных норм реальной общественной опасности преступлений (так, преступления, предусмотренные ст. 289 УК РФ «Незаконное участие в предпринимательской деятельности», ст. 293 «Халатность», отнесены к категории преступлений небольшой тяжести); в) использовании технологии освобождения коррупционеров от уголовной ответственности путём затягивания времени расследования, пока не истекут сроки давности.
На фоне заявлений руководителей Гене -ральной прокуратуры РФ, ФСБ РФ, Следственного Комитета РФ, Верховного Суда РФ о распространённости организованной коррупции приведённые данные указывают, что этот вид организованной преступности отражён в уголовном законодательстве и в правоприменительной практике неадекватно. Это в значительной мере обусловлено отсутствием у законодателя реального представления об организованной преступности в стране.
Такая ситуация свидетельствует о необходимости принятия в России Федерального закона «О противодействии организованной преступности», который представит концепт, отражающий криминологическую реальность в понятиях, приемлемых для их транслирования в уголовное законодательство.
Однако это трудноосуществимо без наличия международно-правового определения организованной преступности, которое помогло бы соориентироваться не только российскому законодателю, но и всему международному сообществу. С другой стороны, при нежелании того или иного государства бороться с организованной преступностью (в условиях присущей современному обществу подменять реальность симулякрами) международная дефиниция оказывала бы определённое давление на соответствующие государства.
На наш взгляд, такое определение должно быть основано на концептах преступной деятельности, выгоды или преимуществ и власти, поскольку эти элементы присущи как «классической», так и «новой» организованной преступности.
Предлагается такое определение организованной преступности: это деятельность, связанная с созданием, обеспечением функционирования организованных формирований для получения какой-либо выгоды или иных преимуществ путём совершения преступлений, участия в таких формированиях, а равно организованное использование для совершения преступлений полномочий органов государственной, муниципальной власти, правоохранительных и контролирующих органов, охранных структур.
1. Старков О. В. Криминопенология. - М., 2006. - С. 96.
2. Мельгунов С. Красный террор в России. 19181923. - М., 1990.
3. Судоплатов П. А. Спецоперации. - М., 1999. -С. 42-48.
4. Федорович В. Оргпреступность в Белоруссии. Война до последней воровской крови // Белорусские новости. - 2012. - 10 окт.
5. Parry R. History of Guatemala's 'Death Squards' // Consortiumnews.com : [website]. -URL: https://www.consortiumnews.com/2005 /011005.html (дата обращения: 29.04.2017).
6. Вакутин Ю. А., Водолазский Б. Ф. Преступные группировки: их обычаи, нравы, «законы». - Омск, 1979.
7. Солженицин А. И. Архипелаг ГУЛАГ. - М., 1991; Шаламов В. Т. Колымские рассказы. -М., 2007.
8. Говорухин С. Великая криминальная революция. - М., 1995.
9. Организованная преступность - 2. - М., 1993. - С. 19.
10. FBI. Glossary of Terms. - URL: http://www.fbi.gov.
11. Serious and Organised Crime Strategy / HM Government. - [S. l.], 2013. - P. 13.
12. Соборное уложение 1649 г. // StudFiles : [сайт]. - URL: http://www.StudFiles.ru/preview /6131343/ (дата обращения: 29.04.2017).
13. О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нём (ней) : Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. № 12 // Российская газета. - 2010. - 17 июня.
14. Иванцов С. В. Организованная преступность: системные свойства и связи (криминологическая оценка) : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2009. - С. 3.
15. В Генеральной прокуратуре Российской Федерации состоялось координационное совещание руководителей правоохранительных органов Российской Федерации по вопросам противодействия организованной преступности // Официальный сайт Генеральной прокуратуры Российской Федерации. - URL: http://www.genproc.gov.ru/smi/news/events/news-373518/ (дата обращения: 29.04.2017).
16. Состояние преступности. - Январь - декабрь 2014 г. : [стат. данные 12.01.2015] // Официальный сайт МВД РФ. - URL: http://мвд.рф /folder/101762/item/2994866/ (дата обращения: 29.04.2017).
17. Скобликов П. А. Борьба с организованной преступностью в контексте парламентского контроля // Уголовное судопроизводство. -2014. - № 2. - С. 6.
18. Volkov V. The Russian mafia: Rise and Extintion // The Oxford Handbook of organized crime. -Oxford : Oxford University press, 2015. -P. 159.
19. Архив Московского городского суда. Дело № 1-4/12.
20. Закон гор и шариат // Новости 2.0 : [сайт]. -URL: http://www.news2.ru/story/514760/ (дата обращения: 29.04.2017).
21. Быков В. М. Проблемы применения ст. 210 УК РФ в новой редакции Федерального закона от 3 ноября 2009 г. № 245-ФЗ // Право и политика. - 2011. - № 1. - С. 99-105.
22. Merabishvili V. Georgia police kill three times less than in Washington. - URL: http://www.Regnum.ru.
23. Об организованной преступности и рэкете : Закон Грузии от 20 декабря 2005 г. № 2354 // Законодательный вестник Грузии : [сайт]. -URL: http://www.matsne.gov.ge/ru/document /view/27814 (дата обращения: 29.04.2017).
24. Уголовный кодекс Грузии : [принят 22 июля 1999 г. № 2287-вс] // Законодательный вестник Грузии : [сайт]. - URL: http://www.matsne. gov.ge/ka/document/download/16426/143/ru/pdf (дата обращения: 29.04.2017).
25. Информация о Постановлении ЕСПЧ от 15 июля 2014 г. по делу «Ашларба (Ashlarba) против Грузии» (жалоба № 5554/08) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2014. - № 11 (149).
26. Slade G. Anti-Mafia and the Rose Revolution. -Oxford : Oxford University press, 2013. - P. 7885.
27. Журналист Гоча Гварамия о грузинских «ворах в законе» / беседовал З. Двали // Радио Свобода : [сайт]. - URL: http://www.svoboda.org/a /25025886.html (дата обращения: 29.04.2017).
28. Мишина Е. А. Хроника грузинских реформ // Lex russica. - 2014. - № 5. - С. 542.
29. Козлова Н. Коми-спрут // Российская газета. -2015. - 21 сент.
30. Саакашвили: Грузия экспортирует криминал в Россию // Вести : [интернет-газета]. -2009. - 31 марта. - URL: http://www.vesti.ru /doc.html?id=269825 (дата обращения: 29.04.2017).
31. Пытки в «лучших в мире» грузинских тюрьмах // LiveJournal. - URL: http://pluto9999. livejournal.com/62640.html (дата обращения: 29.04.2017).
32. Овчинский В. С. Понятие, структура, типы организованной преступности в международных документах // Основы борьбы с организованной преступностью. - М., 1996. - С. 10.
33. Овчинский А . С. Информационные воздействия и организованная преступность. - М., 2007. - С. 75-78.
34. Долгова А. И. Криминологические оценки организованной преступности и коррупции, правовые баталии и национальная безопасность. - М., 2011.
35. Векленко В. В., Борков В. Н. Уголовная ответственность участников коррупционной организации // Российский следователь. - 2014. -№ 24. - С. 25-29.
