CC BY
14DOI 10.47643/1815-1337_2023_3_24 УДК 340.12
РАЗУМНОСТЬ В ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВОМ
КАТЕГОРИАЛЬНОМ АППАРАТЕ НАУКИ REASONABLENESS IN THE PHILOSOPHICAL AND LEGAL CATEGORICAL APPARATUS OF SCIENCE
АБДУЛЛИНА Лейсан Рафисовна,
адъюнкт, Академия управления МВД РФ
125993, Россия, г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, 8. E-mail: l.b.abdullina@struust.ru;
ИШМУХАМЕТОВ Алик Хаметович,
старший преподаватель кафедры конституционного и муниципального права, Стерлитамакский филиал ФГБОУ ВО «Уфимский университет науки и технологий». 453103, Республика Башкортостан, г. Стерлитамак, пр. Ленина, 49. E-mail: a-ishmukhametov@mail.ru;
ABDULLINA LEYSAN RAFISOVNA,
Adjunct 3 faculty (training of scientific and scientific personnel), Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 8 Zoya and Aleksandr Kosmodemyanskikh St., 125993, Moscow. E-mail: l.b.abdullina@struust.ru;
ISHMUKHAMETOV ALIK KHAMETOVICH,
senior lecturer, department of Constitutional and Municipal Law, Sterlitamak Branch of the Federal State Budgetary Educational Institution "Ufa University of Science and Technology". 453103, Republic of Bashkortostan, Sterlitamak, 49, Lenin Ave. E-mail: l.b.abdullina@struust.ru
Краткая аннотация. Статья посвящена исследованию категории разумности в парадигме философии права. В статье анализу подвергнут философско-правовой категориальный аппарат разумности. В статье раскрываются вопросы соотношения понятий разумности и разума, являвшихся предметом исследования огромного числа как отечественных, так и зарубежных исследователей в области права и философии. Отдельное внимание уделено проблеме трактовки разумности как принципа, и его роли в законе и правоприменительной практике.
Abstract. The article is devoted to the study of the category of reasonableness in the paradigm of the philosophy of law. The article analyzes the philosophical and legal categorical apparatus of reasonableness. The article reveals the issues of correlation between the concepts of reasonableness and reason, which have been the subject of research by a huge number of both domestic and foreign researchers in the field of law and philosophy. Special attention is paid to the problem of interpretation of reasonableness as a principle, and its role in law and law enforcement practice.
Ключевые слова: разумность, разум, рассудок, право, принцип, парадигма, гносеология, философия права, познание, рациональность, эпистемология.
Keywords: reasonableness, reason, intellect, law, principle, positive law, natural law, paradigm, gnoseology, philosophy of law, cognition, rationality, epistemology.
Для цитирования: Абдуллина Л.Р., Ишмухаметов А.Х. Разумность в философско-правовом категориальном аппарате науки // Право и государство: теория и практика. 2023. № 3(219). С. 24-27. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2023_3_24.
For citation: Abdullina L.R., Ishmukhametov A.Kh. Reasonableness in the philosophical and legal categorical apparatus of science // Law and state: theory and practice. 2023. No. 3(219). pp. 24-27. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2023_3_24.
Статья поступила в редакцию: 24.01.2023
Разумность есть важнейшее основополагающее начало в праве, которое часто коррелирует с философскими догматами и доктринами. Вместе с тем, в отличие от разума разумность нельзя признать исключительно и абсолютно философской категорией. Нигде в философской литературе мы не найдем четких определений разумности, даже в тех немногих случаях, когда используется концепция «разумности», едва ли можно найти более чем частичную характеристику ее черт.
Концепция разумности демонстрирует важную связь с человеческим разумом, философской категорией совершенства. Разумность также обычно воспринимается как открывающая дверь для ряда нравственно-этических, а не юридических соображений (этика, мораль, справедливость). Ряд философов-юристов настаивают на важности разумности в праве.
В философских исследованиях значительно чаще пристальному вниманию подвергались категории разума и рассудка. Анализ различных аспектов природы разума и разумности находит отражение в трудах римских и древнегреческих философах, трудах Аристотеля, Гераклита, Сократа, Платона, Марка Аврелия и Эпиктета, Демокрита, Гегеля, И.Канта, Ж.-Ж. Руссо, Лейбница, Фихте, Шопенгауэра и др. Это лишь приблизительный перечень ученых, которые фокусировались на гносеологических, эпистемологических, формально-юридических и теологических аспектах данной проблемы.
Во многих доктринальных разработках категория разума анализируется посредством наполнения смысловой нагрузкой содержания разума, в том числе через анализ соотношения справедливости, добродетельности, равенства, свободы или через противопоставление разумного с неразумным.
Согласно стоику Эпиктету (50 - 138 гг. н.э.) путь к рациональному пониманию самого себя, природы и процессов, которые ею управля-
ют, лежит через непрерывную практику и применение разума [11, с. 3].
Другой известнейший философ-стоик, а также римский император Марк Аврелий (121 - 180 гг. н.э.) утверждал, чтобы жить удовлетворенно, люди должны жить по разуму ради своего благополучия, а не из-за влияния другого [12, с. 108-112]. То есть люди должны сосредоточиться на овладении своими способностями рассуждать, чтобы они могли жить мирно, для себя, а не угождать или обременять других людей. Для Аврелия это подлинная жизнь, поскольку те, кто живет ради совершенствования своего истинного «я», не следуя слепо желаниям или мнениям других, переживают жизнь таким образом, чтобы не поддаваться влиянию, которое могут оказывать на них другие. Исходя из этого, можно утверждать, что люди, которые искренне вести себя так, чтобы это приносило пользу здоровью их разума, значит жить не только безопасно, но и так, как задумано природой.
Более того, Аврелий обращается к ценности разума и к тому, почему люди должны сохранять его как можно более первозданным. В понимании Аврелия, способность к концептуализации, или активный разум, является частью божественного и активного провидения, которое сияет во всем существовании, в человечестве [12, с. 22].
Как для Эпиктета, так и для Аврелия рациональность разума принадлежит тем, кто готов принять жизнь, сосредоточившись на своих самых больших страхах. Эпиктет и Аврелий также, по-видимому, согласны, когда утверждают, что разум полезен и применим к этической жизни. То есть, один из наиболее ценных аспектов разума заключается в его способности улучшать жизнь людей, и он делает это благодаря выбору индивидов действовать в соответствии с ним. Более того, люди, воплощая свои рациональные идеи в действие, никогда не могут по-настоящему поступать неправильно, поскольку подлинно рациональные идеи никогда не бросают вызов природе, и, следовательно, они не могут быть обременены ошибками. Кроме того, использование способности рассуждать укрепляет понимание человеком самого себя, а также проясняет понимание естественного порядка и своей роли в нем. Следовательно, для Эпиктета и Аврелия сила разума приводить в движение новые направления мысли, а также как его доказанная способность никогда не сбивать людей с курса, предназначенного для них жизнью, это тот случай, когда разум может быть самой ценной и высшей добродетелью для обоих стоиков.
Можно утверждать, что для Эпиктета и Аврелия разум - это величайшая из существующих добродетелей, поскольку он ведет к тому, что хорошо различными способами. По мнению обоих философов, то, что хорошо, - это то, что люди считают способствующим естественной жизни, а также то, что может помочь им не отклоняться от этого образа жизни [11, с. 3-4; 12, с. 71-72].
Следовательно, можно утверждать, что разум имеет первостепенное значение как для обретения самосознания, так и для познания своего внутреннего - бытия и дисциплина, позволяющая оставаться верным этому пониманию. То есть разум является источником саморефлексии, а также самопознания, что приводит к тому, что без него у человека не было бы способа познать самого себя. Из этого следует, что если бы люди не осознавали свою внутреннюю сущность, у них не было бы никаких шансов овладеть собой.
Оба стоика согласились бы, как думается, что рациональность является величайшей добродетелью, поскольку она является корнем сознания и самообладания.
Существуя с упором на развитие своей рациональной и эмоциональной автономии, можно утверждать, что Эпиктет и Аврелий были правы, соглашаясь с тем, что разум - самая ценная добродетель [11, с. 3-4; 12, с. 102-103]. То есть, применяя и практикуя разум, люди могут подняться на более высокий уровень бытия или состояние существования, в котором они свободны от рабства своим идеям и чувствам, и в то же время не полностью отделены от них. Это состояние рационального, или умеренного отрешения от мира, люди могут культивировать, только встав на путь разума. Эпиктет и Аврелий оба согласились бы, что разум ведет к непредвзятости, поскольку оба придерживаются мнения, что рациональность является руководящей способностью или командующим аспектом человеческого существа.
Следовательно, поскольку рациональные способности людей определяют способы, которыми они думают и проявляют эмоции, разум является величайшей добродетелью для практики, поскольку он наиболее эффективен в прокладывании пути к тому, как человек должен вести себя в жизни.
Наконец, можно сделать вывод, что те, кто принимает руководство разума, оттачивая его, знают, как лучше справляться со всеми жизненными реалиями, и, таким образом, они никогда не смогут думать или чувствовать по-настоящему плохо.
Сентенционные высказывания Сократа раскрывают его мировоззренческие постулаты о разумности посредством соединения в человеке добра и зла, и в конечном счете, обоснования её как врожденного качества человеческого ума, аргументации истинности знания через познание самого себя [3, с. 54].
Развивая рационалистическую теорию, Платон подчеркивал обусловленность поведения разумом, отрицая чувственное воздействие, Фокусируя исследовательский интерес на экзистенциальных вопросах добра и зла, Платон объясняет разумное поведение наделением человека свободами, либертарными свойствами человеческого разума [2, с. 66].
Рефлексирующие исследования феномена разума произведены известнейшим немецким философом Иммануилом Кантом в его плеяде работ, где он отражает две мощные парадигмальные составляющие: универсализм, который выходит за пределы эгоцентризма и границ сообщества, и скромность, которая уважает пределы человеческого понимания. Кант характеризует разум в терминах саморефлексивной процедуры. Разум автономен и не подчиняется никакому внешнему авторитету; он приобретает авторитет, подчиняясь критике; а критика предполагает отказ от любого способа мышления или действия, который не может быть принят всеми. В менее абстрактных терминах самоанализ разума - это проверка со стороны всех тех, кто требует оправдания какого-либо конкретного образа мыслей или действия. Такой взгляд не предполагает, что мы обязательно привязаны к нашим интересам и склонностям (как это делает инструментальный учет). Он не просит нас полагаться на то, что
принимают другие (как это делает коммунитарный аккаунт). Это не связано с фантазией о том, что мы уже знаем или интуитивно понимаем, что каждый должен принять. Вместо этого он предлагает видение человеческих существ, которые способны отступить от своих особых склонностей, привычек и интуиции и которые готовы использовать эту способность для поиска условий, которые могут принять все, — для построения интерсубъективного порядка сосуществования, общения и сотрудничества на условиях, которые могут принять все [4, с. 101].
Кант утверждал, что категорический императив является высшим принципом практического разума. Он также утверждал, что практический разум имеет приоритет над теоретическим разумом. Отсюда следует, что категорический императив является высшим принципом разума.
Кант ссылается на примат практического разума, чтобы теоретический разум мог принять постулаты Бога, свободы и бессмертия «как переданное ему чужое владение» [5, с. 120].
Подчеркивая основательность эмпирического знания, получаемого через понимание, Кант настаивает на том, что «метафизика совершенно невозможна или, в лучшем случае, является беспорядочной и неуклюжей попыткой», если мы не отделяем «идеи разума» от «понятий рассудка» (Пролегомены §41). Разум и его «идеи» часто предстают просто источниками ошибок и иллюзий [6, с. 329].
Разум, согласно Канту, является «источником определенных концепций и принципов» [4, с. 299], независимых от концепций чувствительности и понимания. Кант называет их «трансцендентальными идеями» или «идеями [чистого] разума». И теперь он определяет разум как «способность принципов» или «способность единства правил понимания в соответствии с принципами». Проблема в том, как обосновать эти концепции и принципы. Эта проблема стоит остро, потому что Кант также утверждает, что они часто вводят нас в заблуждение и противоречие.
Изложение практического разума в «Основах метафизики морали» (1785) и «Критике практического разума» (1788) является радикально новым. Теперь Кант утверждает, что открыл высший принцип практического разума, который он называет Категорическим императивом. Как известно, Кант предлагает несколько различных формулировок этого принципа, первая из которых звучит следующим образом: «действуйте только в соответствии с той максимой, посредством которой вы можете в то же время желать, чтобы она стала всеобщим законом » [5, с. 421].
Кант считает, что этот принцип подразумевается в обычном человеческом разуме: когда мы выносим моральные суждения, мы полагаемся на этот критерий, хотя неизменно не формулируем его как таковой.
Категорический императив - не единственный принцип практического разума, который поддерживает Кант. Почти на том же уровне общности находится принцип, лежащий в основе всех «гипотетических императивов».
Кант излагает три «максимы общечеловеческого понимания», которые тесно связаны с категорическим императивом. Мыслить самостоятельно Кант описывает как максиму непредвзятого мышления; его противоположностью является пассивность или гетерономия в мышлении, ведущая к предрассудкам и суевериям. Слова Канта заслуживают внимательного прочтения: «Думать самостоятельно» - это максима разума, который никогда не бывает пассивным. Тенденция [к пассивности], следовательно, к гетерономии разума, называется предрассудком; и величайший предрассудок из всех - это представление разума так, как если бы он не подчинялся законам природы, то есть суеверие. Освобождение от суеверий называется просветлением, поскольку, хотя этот термин также применяется к освобождению от предрассудков в целом, это «суеверие прежде всего... заслуживает того, чтобы называться предрассудком, поскольку слепота, к которой приводит суеверие... это то, что делает наиболее очевидной потребность быть ведомым другими, отсюда и состояние пассивного разума» [5].
Думать на месте всех остальных - это максима расширенного или широкомыслящего мышления. И всегда думать в согласии с самим собой - это максима последовательного мышления. Хотя последняя максима звучит более прямолинейно, Кант тщательно подчеркивает ее сложность: она «может быть достигнута только путем сочетания первых двух и после того, как частое соблюдение их сделало их автоматическими» [5]. Последовательность подразумевает не просто избавление от очевидных противоречий в наших явных убеждениях. Это также требует последовательности в отношении всех последствий наших убеждений, а они часто не очевидны для нас. Достижение такого рода законоподобия в мышлении зависит как от искренней попытки судить самостоятельно, так и от решимости подвергать свои суждения тщательному анализу других. Другими словами, это предполагает отношение к себе, во-первых, как к подлинному автору своих суждений, а во-вторых, как к ответственному перед другими. Как мы могли бы также сказать, это представляет собой решимость взять на себя ответственность за свои суждения.
Таким образом, кантовские максимы - это предписания для суждения в соответствии с «разумом в целом» и избегания искажений, которые могут возникнуть из-за «субъективных частных условий» [5].
Эти максимы подтверждают тезис о том, что теоретические и практические рассуждения имеют единую структуру, и конкретизируют последствия категорического императива. С точки зрения мышления, рассуждать - значит дисциплинировать свои суждения, чтобы другие могли им следовать. С точки зрения практической мудрости, это означает дисциплинировать свои действия, чтобы другие могли принять те же принципы.
Исследование разумности, в котором игнорировалось бы учение видного немецкого философа Гегеля, нельзя было бы признать полным. Для Гегеля особую значимость приобретает переход от разумности к духовности. Разумность не включает в себя сам процесс разума, феноменологию духа. Когда мы включаем всю феноменологию духа, мы заинтересованы в формализации универсальности, которая самосогласованна с нашим собственным духом, в противоположность открытию ранее существовавшей [1, с. 135].
Разум здесь и сейчас пытается сформулировать законы, сформулировать законы иного, что является характерной особенностью естественных наук. Мы видим это у Ньютона и Лейбница, пытающихся сформулировать законы, которые являются инвариантными, постоянными, которые никогда не меняются. В то же время Гегель признает, что успешная классификация мира природы с точки зрения законов может быть успешной или, возможно, частично успешной только в неорганической сфере. Гегель признает, что у разума есть желание сделать неизвестное известным, сформулировать законы, но эти законы достигают своего собственного противоречия, достигают своего собственного проти-
воречия, когда речь заходит о жизни и самом разуме [1, с. 28].
«То, что разумно, реально; то, что реально, разумно». Это предложение взято из «Философии права» Гегеля и является одним из самых противоречивых философских положений 19 века. Любители философии придерживаются разных мнений по поводу толкования этого предложения, так что даже сегодня не существует единого представления о нем, что также говорит о очаровании этого предложения, поскольку чем более спорным является предложение, тем богаче последствия, которые оно может дать. Большинство людей просто понимают это утверждение таким образом: все, что существует, разумно, и все, что разумно, существует [1, с. 31].
Обращаясь к исследованиям современного этапа, необходимо особо указать позицию А.Н. Огнева, который осуществляет постановку проблемы разумности мира в контексте гносеологического восприятия, акцентируя исследовательский фокус на Лейбницевском формате теодицеи. Разумность мира увязывается им с противоречивостью и постулатом о том, что две истины не могут контрадиктировать [7, с. 101-102].
Развивая учение о разумности, некоторые авторы обращают внимание на аккультурацию и аксиологичность данного концепта. В первом случае правильнее было бы дедуцировать разумность с точки зрения взаимовлияния, доходящего до формализма в праве, где социальные и правовые институты преобразуют и развивают разумность как в праве, так и в обществе. Ценности, по аргументации А.Г. Репьева, следует дефи-ницировать как «духовные конструкты социума, взгляды на идеал развития, желаемое в жизнедеятельности» [8, с. 60]. При этом согласно мнению А.Г. Репьева разумность, являясь универсальным принципом, становится одним из критериев установления правовых преимуществ [9, с. 61].
Аксиологический аспект разумности раскрывается через каталогизацию ценностных атрибутов. Рябцева Е.В., исследуя разумность в контексте правовой аксиологии, подчеркивает ценностный аспект, смещающий акценты в сторону защиты свободы и прав человека [10, с. 164].
Однако, важно подчеркнуть, что закон не конституирует справедливость, мораль, рациональность, чаще сводя указанные категории к общеправовому концепту разумности. В этом контексте, разумность наделяется нормативной направленностью как институциональной и индивидуальной добродетели.
Подводя итог вышеизложенному, следует отметить, разумность - это сложное понятие, разработанное юридическими и политическими теоретиками, тесно связанное с правом. Философское осмысление разумности позволило сформулировать основные содержательные свойства этого принципа, в дальнейшем имплементированного в право. Исследование существующего филосовско-категориального аппарата демонстрирует непосредственную взаимосвязь разумности с человеческим разумом. Резюмируя соотношение разумности и разума, следует подчеркнуть, что разум - это важный элемент, к которому homo sapiens всегда стремится, поскольку он позволяет им сознательно принимать решения для себя и помогает в оценке разумности решений других. Принцип разумности позволяет определить поведенческий паттерн допустимого, а значит разумного поведения. Ссылаясь на разумность, юристы способны заполнить пробелы в существующем позитивном праве. Однако, и здесь, с сожалением стоит отметить, распространен излишне поверхностный подход, который порождает ощущение недостаточной правовой регламентации какой-либо группы общественных отношений.
Библиогра фия:
1. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990. 524 с.
2. История политических и правовых учений: учебник / Под ред. доктора юридических наук, профессора О.Э. Лейста. М.: Изд-во «Зерцало», 2000. 688 с.
3. История политических и правовых учений: учебник для вузов / Под общ. ред. акад. РАН, д. ю. н., проф. В.С. Нерсесянца. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2004. 944 с.
4. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н.О. Лосского с вариантами пер. на рус. и европ. языки. М.: Наука, 1999. 655 с.
5. Кант И. Критика практического разума / Пер. с нем. Н. Соколова. М.: Издательство «АСТ», 2019. 256 с.
6. Кант И. Собрание сочинений. Т.4, Ч. 1. М.: Мысль, 1965. 544 С.
7. Огнев А.Н. Онтогносеологическое понимание проблемы разумности мира // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология». 2017. №1 (21). С. 97-108.
8. Репьев А.Г. Взгляд на равноправие и преимущества в законодательстве с позиции ценностного подхода и человеческого измерения (перечитывая профессора А.С. Мордовца) // Алтайский юридический вестник. 2018. №2 (22). С. 58-63.
9. Репьев А.Г. Оценочные категории в нормах законодательства (на примере положений о правовых преимуществах) // Вестник Барнаульского юридического института МВД России. 2018. № 2 (35). С. 60-62.
10. Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий / Вступ. ст., сост., подгот. текста В. В. Сапова. М.: Республика, 1995. 463 с.
11. Рябцева Е.В. Правовая аксиология разумности // Вестник ОГУ. 2012. № 3 (139). С. 163-165.
12. Epictetus. Encheiridion: The Manual for Living / George Long trans. New York: Barnes and Noble Inc., 2005. 145 p.
13. Marcus Aurelius. Meditations / George Long trans. New York: Prometheus Books, 1991. P.7-122.
References:
1. Hegel G.V.F. Philosophy of Law. Moscow: Mysl, 1990. 524 p.
2. History of political and legal doctrines: textbook / Edited by Doctor of Law, Professor O.E. Leist. M.: Publishing house "Mirror", 2000. 688 p.
3. History of political and legal doctrines: textbook for universities / Under the general ed . acad. RAS, Doctor of Law, Professor V.S. Nersesyants. 4th ed., reprint. and additional M.: Norma, 2004. 944 p.
4. Kant I. Critique of pure Reason / Translated from German by N.O. Lossky with variants of translation into Russian and European. languages. Moscow: Nauka, 1999.
655 p.
5. Kant I. Critique of practical reason / Per. with him. N. Sokolova. M.: Publishing House "AST", 2019. 256 p.
6. Kant I. Collected works. Vol.4, Part 1. M.: Thought, 1965. 544 P.
7. Ognev A.N. Ontognoseological understanding of the problem of the reasonableness of the world // Bulletin of the Samara Humanitarian Academy. The series "Philosophy. Philology". 2017. No.1 (21). pp. 97-108.
8. Repyev A.G. A look at equality and advantages in legislation from the standpoint of the value approach and the human dimension (rereading Professor A.S. Mor-dovets) // Altai Legal Bulletin. 2018. No.2 (22). pp. 58-63.
9. Repyev A.G. Evaluation categories in the norms of legislation (on the example of provisions on legal advantages) // Bulletin of the Barnaul Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2018. No. 2 (35). pp. 60-62.
10. Roman Stoics. Seneca, Epictetus, Marcus Aurelius / Introductory article, comp., podgot. text by V. V. Sapov. M.: Republic, 1995. 463 p.
11. Ryabtseva E.V. Legal axiology of reasonableness // Bulletin of OSU. 2012. No. 3 (139). pp. 163-165.
12. Epictetus. Encheiridion: The Manual for Living / George Long trans. New York: Barnes and Noble Inc., 2005. 145 p.
13. Marcus Aurelius. Meditations / George Long trans. New York: Prometheus Books, 1991. P.7-122.
