Научная статья на тему 'Расстрелянный нарком (к 115-летию со дня рождения Г. К. Давлетшина)'

Расстрелянный нарком (к 115-летию со дня рождения Г. К. Давлетшина) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
131
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЦГИА РБ / ФОНД / ОПИСЬ / ДЕЛО / Л.Л

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ергин Юрий Викторович

The article is dedicated to the 115th anniversary of G.K.Davletshin, People's Commissar of popular schooling in the 30-es of the XX century, who was repressed and shot without guilt.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE SHOT PEOPLE'S COMMISSAR (dedicated to the 115th anniversary of G.K.Davletshin)

The article is dedicated to the 115th anniversary of G.K.Davletshin, People's Commissar of popular schooling in the 30-es of the XX century, who was repressed and shot without guilt.

Текст научной работы на тему «Расстрелянный нарком (к 115-летию со дня рождения Г. К. Давлетшина)»

РАССТРЕЛЯННЫЙ НАРКОМ

(К 115-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Г.К. ДАВЛЕТШИНА)

9 июля 1938 года, выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР рассмотрела в Уфе дело по обвинению бывшего наркома просвещения Башкирской АССР Губая Киреевича Давлетшина по четырем статьям печально известной 58-й статьи Уголовного кодекса РСФСР и вынесла решение:

«Предварительным и судебным следствием было установлено, что Давлетшин с 1923 года является участником к/р буржуазнонационалистической, а впоследствии - террористической организации, действовавшей на территории Башкирской АССР и ставившей целью вооруженное свержение Советской власти и создание пантюр-кистского буржуазного государства под протекторатом Германии и Японии. По контрреволюционной деятельности был связан с активными участниками этой организации... и другими, по заданию которых работал в БашГосиздате, а затем Союзе писателей, занимался вредительством по линии народного просвещения и литературы, направленным на засорение учительских кадров социально чуждыми людьми и издание к/р литературы. Был в курсе повстанческой деятельности и разделял террористические методы борьбы организации в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Признавая Давлетшина виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР и руководствуясь статьями 319 и 320 УПК РСФСР, Выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР приговорила Давлетшина Гу-

байдуллу Киреевича к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией всего личного, принадлежащего ему имущества.

Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению».

В тот же день в 23 часа 15 минут приговор о расстреле Г.К. Давлетшина был приведен в исполнение. К этому времени ему не исполнилось даже 45 лет.

Он родился 29 декабря 1893 года в деревне Ташбулат-Кустяново Пугачевского уезда Самарской губернии в семье баш-кира-батрака. В фондах Центрального государственного архива общественных объединений РБ (бывшем Партархиве) сохранилась автобиография, в которой Губай Давлетшин, со слов отца, пишет о том, что его мать была простой сапожницей (умерла, когда ему было полгода). Отец женился на другой, а мачеха его сразу невзлюбила. Губаю повезло, когда в его родную деревню из Казани приехал учитель Мугалим Ишкиняев. У него он начал обучаться грамоте с 7-летнего возраста. В течение последующих пяти лет Ишкиняев фактически был и его воспитателем, поскольку из семьи отца, имевшего к тому времени еще двух детей, Губаю пришлось уйти. С 12 лет он пас стадо овец, зимой продолжал учебу. Заработком Губая от пастушества жила и семья отца, которую тот в последние годы своей жизни содержать не мог, так как сильно болел.

В возрасте 15 лет Губай со своим учителем переехал в Казань, где устроился «приходящим» учеником в Татарскую учительскую школу. Зимой он учился, а летом выезжал в деревню на заработки. В самом начале первой мировой войны Губая забрали на военную службу, и до конца 1917 года он находился на фронте. В мае 1917 года делегатом от солдат Губай попал в Москву на 1-й Всероссийский съезд мусульман, на котором был зарегистрирован во фракции РСДРП( большевиков) как сочувствующий, а вскоре вступил в ряды этой партии.

В конце 1917 года Губай был демобилизован и возвратился в свою деревню, где организовал первый сельсовет1, а в волости - первый во-лисполком. В самом начале 1918 года он уехал в Оренбург, участвовал в создании Временного революционного совета Башкортостана (ВРСБ)2, являлся сотрудником газеты «Башкурдистан». В марте того же года был откомандирован сначала в Уфу, а затем в Москву для участия в работе совещания по созыву Учредительного съезда ТатароБашкирской советской республики. В мае 1918 года был избран членом Комиссии по созыву этого съезда.

Сначала Комиссия работала в Москве3, а в июле того же года переехала в Казань, однако уже в августе город был внезапно захвачен восставшими чехословаками. С помощью бывшего учителя Ишкиняева Губай перебрался сначала в свою деревню, а затем в город Пугачев, где стал работать заведующим Татаро-башкирской секцией уездного отдела народного образования, одновременно являясь членом УКОМа РКП(б). В ноябре 1921 года он переехал в Самару, работал в Губернском отделе народного образования и Губкоме РКП(б). В марте 1922 года в Москве на 1-ой Всероссийской конференции татаро-башкирских коммунистов Губай Давлетшин был избран членом Татаро-башкирского бюро при ЦК РКП(б). Он стал снова проживать в Москве, где заведовал отделом печати этого бюро.

В сентябре 1923 года по просьбе Башкирского обкома ВКП(б) Центральный комитет партии отправил Г.К. Давлетшина в Уфу до марта 1924 года. Некоторое время он работал сначала заведующим Академ-центром4 при Башнаркомпросе, а затем, до осени 1927 года, - заместителем наркома просвещения республики.

С сентября 1927 года по март 1928 года Г.К. Давлетшин был заведующим политотделом печати Башкирского обкома РКП(б), затем -главным редактором Башиздата. С сентября 1930 года по март 1933 года он учился в Москве на литературном отделении Института Красной профессуры. Весной 1933 года Башкирский обком ВКП(б) назначил Г.К. Давлетшина начальником политотдела Зилаирского зерносовхоза. На этой должности он находился два года; в апреле 1935 года был назначен директором Башкирского госпединститута имени К.А. Тимирязева, а уже осенью того же года стал наркомом просвещения республики.

В начале 30-х годов XX века в стране сложилась государственная система образования: оформились структуры и единые типы общеобразовательных школ, было введено централизованное управление народным образованием со стороны партийных и государственных органов. Во всех общеобразовательных школах ввели стабильные учебные планы, целевая установка которых была направлена на повышение знаний учащихся с учетом их возрастных особенностей. Изменились и методы учебной работы: в школах вместо изживших себя систем обучения «методом проектов» и «Дальтон-плана» начали внедряться элементы политехнической подготовки учащихся (занятия в различных кружках, теоретическое обучение и практика на производстве, использование политехнического принципа в преподавании различных дисциплин).

Г.К. Давлетшин - нарком просвещения БАССР. Фото 1936 года

Политехнизация школ в Башкирии, как и в стране в целом, стала отождествляться с решением экономических задач: индустриализация и насильственная коллективизация требовали притока новой рабочей силы, массовые школы стали превращаться в «цехи заводов и колхозов». Тезис о том, что школы и основная масса учительства в республике оказались неподготовленными к практическому осуществлению политехнического обучения, 4 января 1935 года прозвучал в газете «Красная Башкирия» в статье «Культурная революция в действии» наркома просвещения Баш АССР Р.В. Абубакирова.

А в это время по стране уже прокатилась первая волна сталинских репрессий, датируемая 1929-1930 годами. Естественно, что она не миновала и Башкирию. В числе «неизживших националистические взгляды и допустившие в своей практической деятельности извращение ленинской национальной политики», в частности, оказался А.К. Адигамов, первый нарком просвещения Большой Башкирии (октябрь 1922 - октябрь 1923 года).

Г.К. Давлетшин попал под вторую волну политических репрессий (1936-1938 годы), каток которых начал стремительно раскручиваться в стране после убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 года5. Уже в начале 1936 года, проработав менее полугода наркомом просвещения, Г.К. Давлетшин понял, что рано или поздно он обязательно станет предметом «разоблачения». На примере окружавших было видно, что обрушивающаяся на человека незаслуженная кара не имела никаких пределов. Били упорно и добивали всегда до конца: следовало физическое уничтожение, в лучшем случае человека просто выбрасывали из жизни как совершенно ненужную никому вещь. Поэтому можно понять

Г.К. Давлетшина, который попытался уйти с поста наркома просвещения, вплотную занявшись профессиональной писательской деятельностью6.

Этими мыслями конфиденциально Г.К. Давлетшин поделился с одним из инструкторов обкома партии, который цинично и бессовестно на следующий же день в письменной форме доложил обо всем секретарю обкома ВКП(б). Этот донос, написанный 13 февраля 1936 года, будет год ждать своего часа и используется тогда, когда встанет вопрос о судьбе Г.К. Давлетшина как наркома просвещения республики.

Проявляя бдительность, в начале 1936 года стала искать в своей среде «врагов народа» и партийная организация Башнаркомпроса. Несмотря на то, что в то время в ее составе вместе с кандидатами в члены ВКП(б) было менее двадцати человек, четверо из них являлись активными «штатными информаторами» вышестоящих партийных инстанций. Сначала, как и вся педагогическая общественность страны, парторганизация наркомата включилась в критику «школы Покровско-го»7 и занялась поисками его последователей в своей среде. Прежде всего, обрушились на педологию - направление в психологии и педагогике, ставившее целью объединение биологического, социологического и педагогического подходов к развитию ребенка, объявленную в то время лженаукой. После выявления всех, кто так или иначе был причастен к этой комплексной науке о детстве, стали выявлять чуждые классовые элементы в руководящем органе просвещения.

Затем предметом обсуждения стал К.А. Идельгужин - заместитель директора Башкирского НИИ педагогики. В 1928-1930 годы он являлся наркомом просвещения республики, в 1935 году был исключен из членов партии за сокрытие службы в белой армии. В №8(45) журнала «Культурная революция»8, вышедшем из типографии в начале 1936 года, была опубликована его статья «О коммунистическом воспитании детей в семье», в которой использовались цитаты В.И. Ленина и И.В. Сталина, якобы в искаженном виде переведенные на башкирский язык. Это обстоятельство стало предметом эмоционально-активных обсуждений. Г.К. Давлетшин, как главный редактор журнала, оказался в центре жесточайшей критики. Уже в апреле 1936 года партийная организация наркомата, продемонстрировав перед обкомом партии свою бдительность, потребовала привлечь его к строгой партийной ответственности.

В мае того же года Г.К. Давлетшин был обвинен партийной организацией в том, что некоторое время ученым секретарем БашНИИ педагогики, подчинявшегося Башнаркомпросу, работал один из бывших членов Валидовского правительства. Несколько месяцев спустя, при

обсуждении кадровых вопросов, связанных с комплектацией школ республики преподавателями к новому учебному году, в вину Г.К. Давлетшину вменили прием на работу учителей - жен бывших троцкистов, высланных в Башкирию из Москвы, Ленинграда и других крупных городов страны.

В августе 1936 года в Москве завершился открытый процесс по делу «антисоветского троцкистско-зиновьевского центра» и тотчас же началась шумная компания по пропаганде проекта Сталинской конституции9. При его обсуждении в кружке политучебы Башнаркомпроса одним из беспартийных слушателей был задан ряд «провокационных» вопросов: «Почему, когда в стране Конституцией декларируется право на труд, высланные в Башкирию по обвинению в принадлежности к троцкизму учителя не принимаются на работу? Почему, если право на образование гарантируется всем гражданам страны, в 10-летку принимаются не все желающие?».

Руководитель кружка Г.К. Давлетшин стал на них отвечать, тогда как даже постановка этих вопросов, по мнению парткома, не могла быть допущена. «Информатор» тотчас доложил об этом в обком.

Однако все это было еще «цветочками», а «ягодками» для Г.К. Давлетшина стали события, развернувшиеся осенью и в начале зимы 1936 года. В сентябре на закрытом партийном собрании, где обсуждался вопрос о повышении бдительности в рядах членов партии, его прямо обвинили в планомерном создании «осиного гнезда» в Дав-лекановском педагогическом техникуме, преподавателями которых одновременно оказались член неофициального творческого объединения «джидегян» Агишев, «участник валидовского движения» Бурангулов и «анархист» Кунакбаев10. За допущенную Г.К. Давлетшиным «принципиально-политическую ошибку и объективное содействие в создании в Давлекановском педтехникуме группы политически неблагонадежных людей» ему был объявлен партийный выговор и «в последний раз он был предупрежден о недопущении политических ошибок». Однако 25 декабря 1936 года, «ввиду осознания ошибок», решение парткома Башнаркомпроса от 21 сентября этого года было отменено.

Особое внимание в те годы уделялось любой информации, исходящей из «компетентных» органов. Пройдет чуть больше года, когда именно НКВД, а не партийным органам, обвиненным в политической беспечности и слепоте, будет поставлена в заслугу «практика действительного разоблачения врагов народа» в республике. 14 декабря 1936 года под грифом «совершенно секретно» на стол первого секретаря Башкирского обкома ВКП(б) легло сообщение начальника УНКВД по Башкирии о том, что при проверке правильности аттестации учителей

Нуримановского района нарком просвещения Г.К. Давлетшин ночевал на квартире учителя-«антисоветчика» Кильдебекова, сына муллы, отец которого был раскулачен, и что после завершения каждого дня аттестации в присутствии наркома устраивались ужины со спиртными напитками, после окончания которых нарком приставал к женам учителей и даже грозил при этом пистолетом. Заканчивалось все словами: «Изложенное сообщаю на Ваше усмотрение. Со своей стороны считаю, что материал обязательно должен быть проверен на месте».

«На месте» 3 января 1937 года разбирался член бюро обкома Р.В. Абубакиров, бывший до Г.К. Давлетшина, в 1930-1935 годах, наркомом просвещения республики. Были опрошены и дали письменные объяснения девять человек. Оказалось, что за три дня пребывания Г.К. Давлетшина в Нуримановском районе было аттестовано 255 учителей и все было сделано правильно, за исключением кандидатуры Кильдебекова. На квартире последнего нарком ночевал одну ночь и то по недоразумению, а две другие на квартире директора школы. Были подтверждены факты организации ужинов со спиртными напитками, на которых присутствовал нарком, однако участие в распитии их с его стороны было чисто символическим. Никаких фактов приставания к женам учителей, дебоша и прочих провинностей со стороны Г.К. Давлетшина установлено не было.

Тем не менее, 11 января 1937 года, когда результаты расследования были доложены на бюро обкома ВКП(б), за «пьянство и отсутствие политической заостренности в руководстве делом народного просвещения» Давлетшину объявили строгий выговор. Одновременно его предупредили, что, в случае повторения указанных ошибок и совершения аналогичных проступков в дальнейшем, он будет снят с работы и исключен из партии. Примечательно, что о случившемся партийная организация Башнаркомпроса в известность поставлена не была.

Однако, как говорится, шила в мешке не утаишь. Лица, буквально «жаждущие крови» наркома Г.К. Давлетшина, решились на последний шаг. В обком партии практически одновременно, что говорит о явном сговоре, от одного из «информаторов» Башнаркомпроса и бывшего сослуживца Г.К. Давлетшина по Башкниге поступили «документы» о его половой распущенности. Одновременно на стол первого секретаря обкома партии Я.Б. Быкина был положен и тот самый годичной давности донос о наркоме, написанный одним из инструкторов обкома и ранее не использованный.

Для того чтобы понять реакцию обкома ВКП(б), следует напомнить о событиях, которые в те дни происходили в стране. 28 января проку-

рор А.Я. Вышинский с пафосом произнес свою обвинительную речь при завершении процесса по так называемому «параллельному антисоветскому троцкистскому блоку». 18 февраля, за неделю до открытия пресловутого Февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, И.В. Сталин своими руками буквально толкнул в объятия смерти Серго Орджоникидзе. Тот ушел из жизни, но не захотел отдать на заклание на пленуме указанных вождем руководителей промышленности.

По-видимому, боясь за свою участь, обком партии был вынужден «сдать» Г.К. Давлетшина. 22 февраля 1937 года «за пьянство, не обеспечение руководства работой наркомата» он был снят с должности наркома просвещения республики. В протоколе заседания Башкирского областного комитета ВКП(б) содержалось и «Особое постановление», в котором партколлегии комитета партийного контроля (КПК) по Башкирии и прокурору БАССР срочно поручалось проверить весь поступивший материал в отношении Давлетшина и о результатах доложить бюро ОК.

А теперь вернемся на два месяца назад и ознакомимся фактически с «параллельным» персональным делом Г.К. Давлетшина, раскручиваемым парткомом Башнаркомпроса. Его начало было связано с увольнением с работы инструктора школьного отдела Караидельского роно - молодого комсомольца С.М. Муратова. При обсуждении проекта Сталинской конституции Сагит Муратов не проявил подобающего для того времени рвения и в своем слове не «заклеймил» троцкистско-зиновьевских врагов. Потому через неделю после ее принятия, а именно 13 декабря 1936 года, приказом заведующего роно был уволен с работы. Он обратился с жалобой в Башнаркомпрос и приказом от 17 января Г.К. Давлетшин восстановил его на работе до разбора дела по существу.

Тем временем Караидельский райком комсомола обнаружил в документах С. Муратова отсутствие его учетной карточки члена ВЛКСМ и вслед за приказом заведующего роно об увольнении с работы исключил его из комсомола. Районный отдел образования после получения копии приказа наркома просвещения о восстановлении С. Муратова на работе 23 января 1937 года уволил его вторично. Обком комсомола, куда Сагит Муратов обратился с жалобой, посчитал его «механически выбывшим» из членов ВЛКСМ, как не имевшего учетной карточки. Это обстоятельство вызвало бурную реакцию со стороны вовремя проявивших бдительность комсомольских вожаков Караидели, поскольку они исключили его из комсомола «за антисоветскую агитацию, как человека, активно вступившегося в защиту троцкистско-зиновьевской банды».

2 февраля 1937 года нарком просвещения Г.К. Давлетшин вторично восстановил С. Муратова на работу, собственноручно написав на соответствующем документе: «Нельзя издеваться над человеком, восстановить на работе до выяснения всех подробностей и оплатить вынужденный прогул».

3 марта в республиканской газете «Комсомолец Башкирии» вышла статья «Враг под защитой», в которой теперь уже бывший нарком просвещения Г.К. Давлетшин прямо обвинялся в «покровительстве врагу, откровенному защитнику троцкистско-зиновьевской банды». Через 2 недели, обсудив эту статью, партком наркомата вынес постановление: «Указать Давлетшину, что он допустил политическую ошибку, рекомендуя перевести Муратова, который выступал с защитой троцкистов - врагов народа, инструктором роно в другой район». 7 марта 1937 года «за политическую близорукость, беспечное отношение к вылазкам врага» партком Башнаркомпроса объявил Г.К. Давлетши-ну выговор, одновременно отменив свое решение от 25 декабря

1936 года о снятии предыдущего выговора, данного в сентябре, как неправильное.

22 марта того же года «Комсомолец Башкирии» в рубрике «По следам наших выступлений» сообщил читателям, что «в Башнарком-просе Муратов нашел прямого покровителя в лице наркома просвещения Давлетшина, а партком Башнаркомпроса не сумел разобраться с этим вопросом по существу, смазал его, и мы настаиваем на том, чтобы решение парткома было пересмотрено».

Еще 13 марта 1937 года Г.К. Давлетшин обратился с письменным заявлением в обком ВКП(б), признавая, что не осилил порученную ему партией работу в Башнаркомпросе и, анализируя, в силу каких обстоятельств. Он закончил свое заявление следующими словами:

«... Это могло случиться только потому, что к себе относился некритически, не давал полного отчета о своем поведении, об ответственности перед партией и народом.

Мне остается только один выход из этого положения - с новой силой и энергией бороться не покладая рук, до последней капли крови за партию, за страну социализма, доказать делом преданность ей и добиться снятия с меня того позора, который висит надо мной тяжелым грузом. Я готов встать для партии на любую работу. Я для партии еще и не потерянный человек, я еще могу принести партии много пользы. При этом прошу учесть два обстоятельства, относящихся ко мне: мои ограниченную административную и хозяйственную способности. Я же писатель, и думается, что мог бы принести

больше пользы в области литературы - творческой и культурнопропагандистской работы. У меня было и есть большое стремление отразить Сталинскую эпоху в художественной литературе на башкирском материале в виде 3-томного романа, один из которых в черновике уже написан и закончен. Я мог бы сдать его в издательство к 20-летию Великой Октябрьской революции.

Я же был активным работником революции, отдавая за нее все, что имел. Я был первым, кто перевел «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса на татарский язык еще в 1918 году. Этот перевод был издан тиражом 50 тысяч экземпляров по личному указанию товарища Сталина, которому я сам вручил рукопись сделанного мною перевода... За все 20лет моей работы на любых должностях я не растратил без дела ни одной советской копейки. И наконец, из простой деревенской девушки я воспитал первую башкирскую писательницу - свою жену11.

Я не могу себе представить беспартийную жизнь. Какова она будет, и смогу ли я активно бороться и работать для партии и социалистического народа, будучи беспартийным? Неужели моя 20-летняя сознательная партийная жизнь, активная большевистская борьба против всех и всяческих врагов нашей партии и Родины, борьба за социализм и коммунизм вдруг сотрутся бесследно? Нет, этого не будет, я обязан умереть большевиком!

Желание бороться, работать и быть активным строителем социалистического общества во мне огромное. Я еще мог бы приносить много пользы в нашей борьбе за коммунизм, работать с новой силой и энергией, бороться и работать, не покладая рук, до последней капли крови за партию, за народ, за великое радостное будущее. Вот мечта моей жизни. Обращаюсь к высшему органу Партийного Контроля своей партии и прошу вернуть меня в ряды своей родной, боевой, славной партии».

В худших традициях советского времени это «заявление-апелляция» Г.К. Давлетшина из Москвы вернулось в Уфу для повторного рассмотрения в КПК по Башкирии, однако работа этой Комиссии в начале августа 1937 года уже сама стала предметом серьезного разбирательства. В Башкирию, для проверки заявлений, поступивших на имя Сталина об отсутствии бдительности и либеральной политике Башкирского обкома ВКП(б) в отношении к чуждым и враждебным элементам, приехала член КПК при ЦК ВКП(б) М.М. Сахъянова. 29 августа в адрес И.В. Сталина и Н.И. Ежова12 она отправила докладную записку, содержащую огромный фактический материал, свидетельствующий, по ее мнению, о том, что «руководство почти всех республиканских, совет-

ских, хозяйственных органов Башкирии засорено социально чуждыми и враждебными элементами, новые растущие работники не выдвигаются, в росте кадров застой. Проверка установила, что Башкирский обком ВКП(б) получал немало сигналов о враждебной деятельности и чуждом прошлом многих ныне разоблаченных врагов со стороны отдельных партийцев, а иногда и целых организаций, но эти сигналы замазывались, а враги оставались не разоблаченными.

Если вопрос о партийном руководстве Башкирской организации в ближайшее время не будет разрешен, считаю необходимым немедленно проверить состав работников ОК ВКП(б) и Уфимского горкома. Кроме того, нужно было бы проверить состав всех секретарей райкомов».

Губай и Хадия Давлетшины. Фото 20-х годов XX века

7-11 сентября 1937 года состоялся второй пленум Уфимского горкома ВКП(б), в решении которого подчеркивалось, что «Обком и горком ВКП(б) в деле разоблачения и выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических бандитов - врагов народа - проявили недопустимую бездеятельность».

Выступления участников пленума горкома были тотчас же опубликованы в газете «Красная Башкирия». Ее страницы в эти дни буквально пестрели материалами по разоблачению врагов народа, как в руководящих органах республики, так и на местах. 17 сентября в газете «Правда» появилась большая статья о положении в Башкирии под названием «Кучка буржуазных националистов». В тот же день газета «Известия» напечатала материал «Башкирские буржуазные националисты и их покровители», а 22 сентября в «Известиях» увидела свет статья

«Буржуазные националисты из Башкирского Наркомпроса». Серию этих публикаций в центральной печати о положении в республике 24 сентября газета «Правда» завершила статьей «Политические банкроты».

Фактически, все это уже было полным разгромом областной парторганизации. Однако обычно эту расправу над руководством связывают с 3-м Пленумом Башкирского обкома ВКП(б), прошедшим 4-6 октября

1937 года, которым лично руководил приехавший в Уфу секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов. На пленуме были «разоблачены и разгромлены», исключены из партии, а затем и арестованы 8 членов бюро обкома, в том числе первый секретарь Башкирского обкома ВКП(б) Я.Б. Быкин. Из состава членов пленума и из рядов ВКП(б) были исключены 12 человек.

Выступая на пленуме, в заключительном слове, А.А. Жданов так оценил принятые на нем решения и последовавшие выводы: «Нанесен удар в самый контрреволюционный центр в Башкирии. Столбы подрублены, заборы повалятся легче. Ясно, Башкирия не оазис, а место классовой борьбы. Скорее забыть проклятые фамилии. Осиновый кол на их могиле».

Мы достаточно подробно остановились на этих трагических страницах истории партийной организации Башкирии потому, что без этого нельзя понять поведение Г.К. Давлетшина во внутренней тюрьме НКВД города Уфы, куда он попал после ареста еще 30 августа 1937 года. В постановлении об избрании меры пресечения он был обвинен в преступлениях, предусмотренных статьей 58 пункта 11 Уголовного Кодекса РСФСР (всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке и совершению политических преступлений).

Из материалов следственного дела Г.К. Давлетшина, хранящегося в Управлении Федеральной службы безопасности по Республике Башкортостан, следует, что за первые две с половиной недели ежедневных допросов он категорически отвергал все предъявленные ему обвинения как участнику контрреволюционной буржуазной националистической повстанческой организации, якобы действовавшей в Башкирии.

В следственных материалах нет прямых указаний на то, был ли Г.К. Давлетшин ознакомлен с упомянутыми выше материалами, опубликованными в газетах «Правда» и «Башкирия». По-видимому, все-таки это было сделано, ведь в двух из трех статей прямо фигурировала его фамилия. Можно только догадываться, какие чувства испытал Г.К. Давлетшин в те дни, когда стало понятно, что, фактически, пришел конец не только ему, но и более высокопоставленным лицам. Поэтому по-человечески можно понять, как сломленный морально, в конце сен-

тября 1937 года он, совершив самооговор, начал давать «признательные показания»...

Первая страница протокола допроса Г.К. Давлетшина.

31 августа 1937 года

28 мая 1956 года Верховным судом СССР была назначена специальная экспертиза, связанная с рассмотрением возможности реабилитации Г.К. Давлетшина. В течение тринадцати месяцев было собрано большое количество дополнительных материалов, и 25 июня 1957 года военная коллегия Верховного суда СССР приговор от 10 июля 1938 года по вновь открывшимся обстоятельствам отменила, а дело прекратила за отсутствием состава преступления.

В заключение, несколько слов о судьбах тех, кто писал доносы на Г.К. Давлетшина. Большинство добровольных «информаторов», демонстрируя скрытое, а подчас и откровенное приспособленчество к быстро менявшейся в те годы власти, в конечном итоге запутались, кому и

о чем доносить, и были сами арестованы. Некоторые из них в «бериевскую оттепель» 1938-1939 годов13 были освобождены и, как подвергшиеся репрессиям «в качестве необоснованно осужденных» оказались даже в «Книге жертв политических репрессий по республике Башкортостан». Другие, в их числе и тот инструктор обкома, который написал первый донос на Г.К. Давлетшина, сделавший после окончания войны головокружительную карьеру в народном образовании республики, умерли своей смертью. Однако, как говорится, от суда человеческого можно убежать и спрятаться, а от суда Божьего - никогда.

1 Первым председателем этого сельсовета был Габбас Давлетшин (19821938гг.), впоследствии видный башкирский языковед, заведующий кафедрой башкирского языка Башгоспединститута. Репрессирован (1937), реабилитирован (1956). Губая и Габбаса Давлетшиных (оба родом из одной деревни) связывала не только большая духовная близость: мать Габбаса была кормилицей Губая.

2 ВСРБ, созданный в феврале 1918 года и утвержденный Оренбургским губревкомом, просуществовал всего два месяца. Он ставил своей задачей «защиту интересов рабочих, крестьян и солдат Башкортостана», подтвердил законность автономии Башкортостана, принятой на Всебашкирском курултае в декабре 1917 года, но добивался того, чтобы автономия строилась только на советской основе. Разработанный ВСРБ «Проект автономии Башкортостана» наркоматом даже не рассматривался, поскольку в то время уже был подготовлен проект создания Татаро-Башкирской Советской республики, который был поддержан и ВСРБ. Председателем ВСРБ был Г(Абдулла) Давлетшин (Дав-лет), с именем которого иногда путают имя Г.К Давлетшина.

3' Работая в этой комиссии, Г.К. Давлетшин по инициативе Сталина впервые перевел на татарский язык «Манифест Коммунистической партии», изданный 50-тысячным тиражом.

4 Академцентр (1922-1929) - орган, объединяющий и направляющий научно-исследовательскую, программно-методическую и издательскую работу Башнаркомпроса. При нем функционировало Общество по изучению быта, культуры и истории народов Башкирии и находилась редакция журнала «Бе-лем» («Знание»).

5' Под этот каток «второй волны» политических репрессий вместе с Г.К. Давлетшиным попали его предшественники как на должности директора БГПИ (Х.М. Абунагимов, Ш.С. Абзанов), так и наркома просвещения БАССР (А.А. Айдаров, Г.К. Касымов, А.Г. Гисматуллин, К.А. Идельгужин, А.Р. Исанчурин, Р.В. Абубакиров).

6' Г.К. Давлетшин начал активно печататься с середины 20-х годов. Уже в 1925 году он был автором ряда рассказов, в том числе «Бедная жизнь», написанного по горячим следам увиденного из жизни туксоранских башкир. В 1927 году Г.К. Давлетшин опубликовал повести «Зильский» и «Гость», посвященные классовой борьбе в башкирской деревне 20-х годов. Позднее он приступил к

написанию романа «Коммуна». Роман остался незавершенным: в 1936 году вышли лишь отдельные его главы. Особой известностью пользовалась глава «Красноармеец».

7' М.Н. Покровский (1868-1932), историк, академик АН СССР (1929), с мая 1918 года до конца жизни - заместитель наркома просвещения РСФСР, один из инициаторов и организаторов Социалистической Академии (1918), Государственного ученого совета (1919), Института Красной профессуры (1921). В книге «Русская история в самом кратком очерке» (1920), получившей высокую оценку В.И. Ленина, дал усеченное и извращенное изложение русской истории с позиции классовой борьбы. Так, например, он обнаружил борьбу пролетариата (?!) против буржуазии в древнем Новгороде. Прах М.Н. Покровского был погребен в Кремлевской стене, а сам он назван И.В. Сталиным «всемирно известным ученым-коммунистом и руководителем теоретического фронта». Однако уже в середине 30-х годов «школа Покровского» начала резко критиковаться вождем, а его учение было объявлено «антимарксистским и вульгарным социализмом».

8' Культурно-политический и научно-методический журнал Башнаркомпро-са и Совета культурного строительства, издававшийся на башкирском языке с 1931 по 1936 гг. За указанное время вышло 217 номеров журнала.

9' Эта Конституция была принята 5 декабря 1936 года на Чрезвычайном 8м Съезде Советов Союза ССР и действовала на территории нашей страны до 1977 года, когда была принята новая, «брежневская», Конституция СССР.

10' С.И. Агишев (1904-1973), в то время журналист, впоследствии известный башкирский писатель (писавший под псевдонимом Сагита Агиша), автор нескольких повестей и романов о жизни башкирской деревни. Лауреат Республиканской премии Салавата Юлаева (1975).

11 М.А. Бурангулов (1888-1966), в то время преподаватель башкирского языка, драматург, пьесы которого в 20-30 годы, фактически, составляли основу всего репертуара башкирского театра. В 1937 году был арестован по обвинению в «буржуазном национализме», но вскоре отпущен. Внес вклад в развитие башкирской фольклористики, народный сэсэн Башкортостана (1944). В 1945 году вновь был подвержен гонениям, в 1950 году лишен всех званий и осужден на 10 лет. Реабилитирован (1959).

12' Х.А. Кунакбаев (1912-1943), башкирский поэт (печатавший стихи под псевдонимом Хусаина Кунакбая), в 1930-1936 годах - работник газеты «Кызыл Башкортостан» и Башкирского радиокомитета, позже - преподаватель в Дав-лекановском и Стерлитамакском педучилищах, погиб на фронте.

13' Речь идет о Х.Л. Давлетшиной (1905-1954), башкирской писательнице, делегате 1-го съезда писателей СССР (1934), к указанному времени уже бывшей автором повестей «Айбика» (1931) и «Волна колосьев» (1932), посвященных проблеме формирования характера человека в процессе колхозного строительства. Сразу же после ареста мужа она была арестована «за недоносительство» и осуждена на 3 года исправительно-трудовых лагерей. В 1967 году за роман «Иргиз» (1942-1952) ей посмертно была присуждена Республиканская премия имени Салавата Юлаева.

14 Дело в том, что Н.И. Ежов (1895-1940) был в то время не только наркомом внутренних дел СССР. С января 1935 года он одновременно - секретарь ЦК ВКП(б) и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).

По указанию Сталина, Н.И. Ежовым были развернуты массовые репрессии среди руководящего партийного, хозяйственного и военного состава. Именно с его именем связана фраза об «ежовых рукавицах», в которые НКВД сожмет всех противников Советской власти. Выступая на июньском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б) он прямо заявил: «Существует замаскированное контрреволюционное подполье, и только органы безопасности под мудрым руководством Иосифа Виссарионовича Сталина способны его предупредить». Уже 11 июля 1937 года вынесением смертных приговоров закончился молниеносный судебный процесс по делу восьми выдающихся командиров Красной Армии во главе с Маршалом Советского Союза М.Н. Тухачевским. Сам Н.И. Ежов был арестован в апреле 1939 года и расстрелян. В 1988 году коллегия по военным делам Верховного суда СССР не нашла оснований для его реабилитации.

15' В августе 1938 года Л.П. Берия, сменивший Н.И. Ежова на должности наркома внутренних дел, на некоторое время изменил репрессивную политику НКВД. Официально была признана фальсификация многих следственных материалов, ликвидированы «внесудебные тройки», в пропагандистских целях из лагерей и колоний освобождены около 300 тысяч «необоснованно заключенных» и наказаны наиболее рьяные сотрудники НКВД, в том числе и по Башкирии. Так, в конце 1939 года были расстреляны нарком внутренних дел А.А. Медведев и ряд других сотрудников 3-го отдела ГУВ НКВД по Башкирии, прямых участников фальсифицированного дела Г.К. Давлетшина.

Ключевые слова: ЦГИА РБ, Фонд, опись, дело, л.л.

ABSTRACT

The article is dedicated to the 115th anniversary of G.K.Davletshin, People's Commissar of popular schooling in the 30-es of the XX century, who was repressed and shot without guilt.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.