CC BY
17ИСТОРИЯ ОБРАЗОВАНИЯ Д4/
Ю.В. Ергин
ВОЗВРАЩЕННЫЕ ИМЕНА: САЛЯХ ЯМАЛЕЕВ - ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАРКОМА ПРОСВЕЩЕНИЯ БАШКИРИИ (1932-1937)
Ключевые слова: выдающиеся педагоги и деятели народного образования РБ, С.Я. Ямалеев, Белебеевский педагогический техникум, Башнаркомпрос.
Аннотация: Архивные материалы о С.Я. Ямалееве, первом заведующем Белебеевским педагогическим техникумом, созданным в 1922 году, заместителе наркома просвещения, начальнике Управления начальной и средней школы Башкирской АССР (1932-1937), авторе нескольких учебников родного языка.
В 20-е годы XX века имя Саляха Ямалеева не сходило со страниц республиканской печати: он был заместителем наркома просвещения, начальником Управления начальной и средней школы Башнаркомпроса, автором нескольких учебников и учебных пособий по методике преподавания родного языка в начальной школе. В годы Большого террора оно, естественно, исчезло и появилось лишь через много лет в изданиях, посвященных истории Белебеевского педагогического техникума (с 2001 года - педагогического колледжа) [1; 2], которым С.Я. Ямалеев заведовал в течение семи лет - 1923-1930 годы; а затем - в виде одностраничной статьи, помещенной в сборнике научно-популярных биографических очерков Камиля Яйкибаева о просветителях, выдающихся педагогах и деятелях народного образования Республики Башкортостан, вышедшем в 2003 году в издательстве «Китап» [3]. Обратимся к ранее недоступным документам С.Я. Ямалеева из Центрального архива общественных объединений Республики Башкортостан (бывшего Партархива) и его 2-томного «Дела», хранящегося в архиве Управления Федеральной службы безопасности по РБ.
С.Я. Ямалеев - заместитель наркома просвещения БАССР. Фото 1934 года. Публикуется впервые
Сохранились две автобиографии Саляха Ямалеева: одна, датированная 2 апреля 1925 года, написанная им при вступлении в члены ВКП(б), когда он занимал должность заведующего Белебеевским татаро-башкирским техникумом [4, л.л. 7-9], и вторая, датированная 28 апреля 1935 года, когда С.Я. Ямалеев был заместителем наркома просвещения Башкирсой АССР [5, л.л. 39-40].
Из «Автобиографии» С.А. Ямалеева (1925 г.): «Я родился в деревне Исмагиловой Белебеевской волости Белебеевского кантона в 1889 году 8 апреля. Мои родители занимались хлебопашеством и бакалейной торговлей в деревне до 1914 года. Воспитание до 8 лет получил дома, потом меня отдали учиться деревенскому мугаллиму, а с 1902 или 1903 года я стал обучаться в Белебеевском мусульманском медресе. Проучившись в нем один год, для ознакомления с русской грамотой я поступил и в русский класс при этом медресе, где находился три года, одновременно обучаясь в послеобеденное время и в самом медресе... Обучался в татарском медресе до 1911 года, когда по приглашению попечителей медресе был в нем назначен учителем средних групп. В августе 1915 года был мобилизован на военную службу, которую до мая 1917 года отбывал рядовым в Бе-лебее в 152 запасном полку. Некоторое время проживал у родителей, в деревне, а затем был командирован на Уфимские губернские курсы учителей из татар и башкир, после окончания которых Белебеевский отдел народного образования назначил меня временно учителем Баймурзинской школы бывшей Семено-Макаровской волости, а через три недели был назначен заведующим и учителем в Белебей в 6-годичную городскую школу. С 1 августа 1918 года я был переведен на работу в Белебеевскую учительскую семинарию».
Белебеевская учительская семинария, открывшаяся в условиях начавшейся Первой мировой войны 21 ноября (14 декабря) 1914 года1, представляла собой среднее учебное заведение по подготовке учителей начальных классов [6]. В нее принимались юноши различных национальностей всех сословий и православного вероисповедания, достигшие шестнадцати лет и выдержавшие вступительные экзамены в объеме 2-классных начальных училищ Министерства народного просвещения (с 5-6-летним сроком обучения). Учебный план семинарии был рассчитан на четыре года; позднее для учащихся, не имевших достаточной подготовки, открылись подготовительные классы. Основными предметами в семинарии были: Закон Божий, русский и церковно-славянский языки, литература, арифметика с начальными сведениями из алгебры и геометрии, русская и всеобщая история, естествознание, физика, география, чистописание, рисование, а также основы педагогики, гимнастика и пение. Несмотря на войну, семинаристам предоставлялась отсрочка от призыва в армию. Окончившие семинарию направлялись на работу в начальные школы, одно- и двухклассные народные училища.
Народный комиссариат просвещения, заменивший после революции 1917 года бывшее Министерство народного просвещения Российской империи, первоначально предполагал реорганизовать все учительские семинарии страны в педагогические институты народного образования. На практике это оказалось нереальным делом и 5 октября 1918 года было утверждено «Временное положение об учительских семинариях», согласно которому все они должны были перейти на пятилетний срок обучения: на первых трех курсах вводилось преподавание общеобразовательных предметов, а на старших - педагогических. Таким образом, реорганизованные из семинарий учебные заведения должны были давать своим выпускникам общее среднее и специальное педагогическое образование. В действительности же большинство бывших учительских семинарий получило статус трехгодичных педагогических курсов с двумя годами теоретического обучения и одним годом педагогической практики. Начиная с 1921 года, трехгодичные курсы стали постепенно реорганизовываться в четырехлетние педагогические техникумы.
Не избежала этой судьбы и Белебеевская учительская семинария, но ее реорганизация в педагогический техникум произошла с некоторым запозданием, поскольку на момент утверждения указанного выше «Временного положения...» город Белебей, как и весь уезд, находились под властью антибольшевистских Комуча и Уфимской директории. С июня 1918
по май 1919 года Белебей неоднократно переходил из рук красных в руки белых и наоборот. Введенный было в 1918/1919 учебном году новый учебный план, заменивший дисциплину «Закон Божий» на предметы «история социализма» и «политэкономия» и дополненный изучением истории литературы, родным (для татар и башкир) и иностранными языками, а также физкультурой и уроками ручного труда, фактически стал выполняться только со следующего - 1919/1920 - учебного года, когда во всем Белебеевском уезде окончательно утвердилась советская власть.
Осенью 1920 года Белебеевская учительская семинария была преобразована в Русские педагогические курсы с трехгодичным сроком обучения. В том же году в городе открылись Трехгодичные татаро-башкирские курсы, которые, в отличие от первых, получивших название Педкурсов №1, стали Педкурсами №22. В октябре 1922 года после образования Большой Башкирии, когда Белебеевский уезд был включен в Башкирскую АССР, на базе Педкурсов №1 и №2, перешедших в ведение Башнаркомпроса, переехавшего из Стерлита-мака, столицы бывшей Малой Башкирии, в Уфу, был открыт Белебеевский татаро-башкирский педагогический техникум с четырехлетним основным и двухлетним подготовительным отделениями3 [7; 8]. Он расположился в одном из лучших в городе здании из красного кирпича, построенном в 1907-1911 годах для Белебеевского реального училища [9], упраздненного по Положению ВЦИК «Об единой трудовой школе» от 30 сентября 1918 года.
&Е/1ЁБЕЙ-АНСАКОВО. Реальное училище
Здание Белебеевского реального училища, в котором в октябре 1922 года разместился Татаро-башкирский педагогический техникум (Из серии дореволюционных открыток М. Кемпеля, изданных в 1914 году)
Из «Автобиографии» С.Я. Ямалеева (1925г.): «<...В Белебеевской учительской семинарии до ее реорганизации с начала в Педкурсы №1, а затем в ныне существующий пед-техникум преподавал русский язык и литературу, был секретарем педсовета этих курсов. Одновременно состоял преподавателем и секретарем Педкурсов №2. Работать на обоих педкурсах было возможно, так как они находились в одном здании. С 20 августа
1922 года состоял преподавателем родного языка и литературы, а также пом. зав. по хоз.-адм. части создаваемого на базе обоих педагогических курсов техникума. С 15 декабря 1923 года был назначен Гпавпрофобром по рекомендации отдела народного образования заведующим Белебеевским татаро-башкирским техникумом».
Именно в эти годы С.Я. Ямалеев стал настойчиво работать над методикой преподавания родного языка.
Часть статьи С.Я. Ямалеева о Белебеевском педагогическом техникуме, опубликованной в журнале «Белем»
(Знание), издаваемом БНКПросом
Из «Автобиографии» С.Я. Ямалеева (1935г.): «...В должности директора Белебе-евского педтехникума я работал до 15 февраля 1930 года, когда был переведен в Уфу в аппарат Башнаркомпроса, где первые два года работал старшим инспектором, заведующим методическим сектором, а затем заместителем наркома просвещения и начальником школьного управления .В 1928 году Башнаркомпрос командировал меня в Казань в Татарский пединститут4 узкоспециальное отделение которого по специальности языка и литературы я окончил в 1929 году 5
Рассматривая вклад С.Я. Ямалеева в создание учебников родного языка для учащихся школ I ступени Башкирской республики, нужно помнить о том, что первые из них были написаны в те годы, когда в советской школе господствовала так называемая комплексная система обучения6. В учебных программах этих школ (обучение детей в возрасте от восьми до двенадцати лет), составленных в 1923-1925 годах под руководством Научно-педагогической секции Государственного Ученого Совета Наркомпроса РСФСР и получивших название «Программы ГУС», построение содержания образования и организация процесса обучения строились на основе единого комплекса «жизнь ребенка и окружающая среда» [11]. Структура каждой темы объединяла материал из трех разделов программы, отвечавшей принципу «от ребенка к миру, от мира к ребенку»: природа, труд и общество. Так, в 1-м классе в центре внимания стояли «семья и школа», во 2-м классе - «жизнь ребенка в сельской (городской) школе», в 3-м классе - «изучение своей деревни (города)», а в 4-м классе - «хозяйство и экономическая жизнь в СССР».
Если в учебных программах ГУС для школ I ступени1926-1929 годов явно прослеживался устоявшиеся к тому времени в методике обучения ребенка родному языку звуковой и слуховой методы, то в последующие годы общепринятым уже стал американский метод целых слов. Сущность первого заключалась в том, что устная речь рассматривалась как соединение отдельных звуков: звук был составным элементом речи, слуховое представле-
ние которого затем переводилось на зрительное представление буквы7. Слуховой метод, в отличие от звукового процесса обучения грамоте, сразу оперировал слогом как такой единицей речи, которая могла быть выделена в слове без искажения его звукового облика (что является совершенно неизбежным при разложении слова на отдельные звуки), так как слоговый метод не допускает иного, кроме слитного, произношения звуков8.
В первом учебнике родного языка, изданном С.Я. Ямалеевым в Центриздате9 в Москве [12], в качестве основного был использован американский метод целых слов, который, с точки зрения учебных программ ГУС конца 20-х годов XX века, наиболее соответствовал педагогическим требованиям того времени: этот метод наиболее естественным образом подводил ребенка к усвоению грамоты, когда он таким же образом как, например, при моделировании, рисовании и лепке, воспринимал свои переживания в целостно-законченных графических образах. В те годы уже считалось, что звуковой метод, отталкивавшийся от таких элементов речи (звуков), какие ребенком в естественных условиях не воспринимаются и не воспроизводятся, стал рассматриваться как наименее целесообразный и педагогически оправданный. К тому времени стал отвергаться и чисто слоговый метод, занимавший промежуточное место между звуковым и методом целых слов, как имевший дело с более конкретными единицами речи, нежели звуковой метод, но все же по сравнению с методом целых слов не целостными и законченными в смысловом отношении единицами.
Учебник родного языка, изданный С.Я. Ямалеевым в Москве, состоял из четырех разделов: развитие устной речи, методы обучения грамоте, обучение письму и методы обучения грамматике. Два последних раздела, тесно связанные друг с другом, рассматривались автором как мастерство передать в зрительно-воспринимаемых знаках те состояния, когда письмо сопровождает чтение и протекает с ним одновременно: прочитав слово, ребенок сразу же его воспроизводит.
Комплексная система проведения занятий по программам ГУС не могла не отразиться на методических течениях в области методики преподавания родного языка. Родной язык, лишившись значения самостоятельного предмета, стал рассматриваться лишь с точки зрения выработки некоего навыка в выражении переживаний, мыслей и чувств ученика. Такое низведение родного языка лишь до степени технического навыка речи в школе I ступени не могло обеспечить учащемуся достаточное знакомство с самими явлениями речи и совершенно не давало представлений о развитии языка. Постепенно все отчетливее становилось ясным, что в методике преподавания родного языка нельзя ограничиваться только указанием приемов овладения навыками устной и письменной речи. Известное место необходимо было отводить и изучению самих явлений речи, организации «наблюдений над языком»: его звуками, формами слов и типами словосочетаний.
Начавшиеся в стране индустриализация и коллективизация сельского хозяйства требовали повышения уровня образовательной и технической подготовки молодежи. 25 июня 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О всеобщем обязательном начальном образовании», которое было немедленно введено с 1930/1931 учебного года. 14 августа того же года соответствующие документы были подписаны ЦИК и Совнаркомом СССР, после чего советская система образования стала постепенно отходить от комплексного построения учебных программ, которое привело к установлению надуманных и искусственных связей между отдельными учебными предметами. При широком участии учителей стали внедряться новые учебные программы. Несмотря на то, что они, как и предыдущие, не стали полностью предметными, определенно был сделан большой шаг на пути отхода от комплексности: в новых учебных программах закрепился обязательный минимум систематических знаний по русскому языку, математике и другим учебным дисциплинам.
ВМХК КОМЯЗАЫЬУЬЫЬЦ О]ИМ! МП опт З/КТОЯЬ БЭЬЭХ ^МА1Д)ЕГ
В М X К-II ь п (II I 1-М I М! ТОО! К 5 / К Т О К Ь
КЭЬЭХ ./АМАТЕР
В Ь АМ 0| Ь8 ЭБЭ ТЕ1_ЕИ
МЭКТЭРТЭКВЭ иоыьу иишть
353 ТЕЬЕ ВАЗЬАЩЬЭ МЭКТЭРТЭ
иС>ЬТЬУ8Ы.АР eSвN М1Т001К КУРНЭТМЭЬЭ!} . 989 ТЕЬЕ
ВЕЙЕЫЗЕ К1ЪЭК. 11-КГБЭК ВЕ1*еГ15Е ВЛБОЬ5 мэктэр иаьтьУБЫнрь нэм пхшкамош? 956М оишшмя
#1
ВА$СЮИТ05ТАЫ £> Э V1 Э Т NЭ$REJЭTE ВАЗООПТОЗТАЫ О Э V Ь Э Т ГЭГЕ ере 1 934
Учебники родного языка С.Я. Ямалеева, вышедшие в БашГИЗе (Уфа) на башкирском языке: «Родной язык в начальной школе (1933), «Методические указания преподавателям родного языка в начальных школах (1933), «Методы преподавания родного языка (1934)
За эволюцией взглядов на методику преподавания родного языка в школах I ступени в свете указанных процессов, происходивших тогда в советской школе, можно проследить по
выступлениям С.Я. Ямалеева в периодической печати и содержанию написанных им учебников и методических пособий по изучению родного языка, изданных в Башкирии в 19321935 годах [13-17]. Уделял внимание С.Я. Ямалеев и проблемам политико-воспитательной работы: в 1931 году в Москве была издана его 60-станичная «Религия и борьба за молодое поколение» [18], получившая высокую оценку Е.М. Ярославского, в то время главного идеолога и руководителя антирелигиозной политики в СССР.
В 1934 году Башнаркомпрос издал юбилейный сборник10 «Культурное строительство Башкирии за 15 лет», в котором была помещена обзорная статья С.Я. Ямалеева «Начальная и средняя школа к 15-летию Советской Башкирии» [19]. До сих пор это один из лучших обзоров дореволюционного и, в особенности, советского (до 1935 года) состояния народного образования. Поскольку автор этого обзора, будучи заместителем наркома просвещения и начальником Управления
«Религия и борьба за молодое поколение» С.Я. Ямалеева, изданная в 1931 году в Москве
начальной и средней школой Башнаркомпроса, имел в своем распоряжении все необходимые официальные статистические материалы, сохранившиеся в настоящее время в Центральном историческом архиве РБ в фонде Р-798 (Башнаркомпрос) лишь в разбросанном виде, предоставим вниманию читателей краткое содержание (дайджест) этого обзора.
До Октябрьской революции в бывшей Уфимской губернии существовали три типа школ: министерские, земские и церковно-приходские. Общее количество их известно лишь с 1861 года: тогда их было всего двадцать. В 1880 году число школ составило 403, причем эта цифра практически не изменилась до 1900 года. После Русской революции 1905-1907 года несколько быстрее стала расти сеть земских школ: в 1910 году их число было равным 1083, а в 1914
5Э1.ЭХ САМАЫЕГ
виьы есЕЫ кеяэ$ нам
Мээкэу * гмтшгодт * 1931
году в Уфимской губернии таких школ стало 1791. Общее количество детей во всех типах школ в 1914 году составило 101,5 тысяч человек.
Перед Октябрьской революцией 1917 года динамика роста количества школ в городах и сельской местности Уфимской губернии характеризовалась следующими цифрами: в 1915/1916 учебном году в городах действовали 82 школы, в сельской местности 1895, а в 1916/1917 и 1917/1918 учебных годах - 116(2058) и 117(2095) соответственно. Таким образом, в период Первой русской революции действительно имела место некоторая стабилизация числа действовавших школ: во всей губернии за три года открылось всего 235 школ. Незначительно увеличилось и количество учащихся в этих школах (по учебным годам): в 1915/1916 - 116188 человек, в 1916/1917 - 130736, в 1917/1918 -132903. Некоторый рост числа учащихся в указанные годы происходил исключительно за счет увеличения комплектов в функционировавших школах: открытие новых школ практически прекратилось.
Несмотря на то, что национальности, именуемые в то время русской монархией «инородцами», составляли около 54 % общего населения бывшей Уфимской губернии, на их долю приходилось всего лишь 40 % школьной сети. К тому же следует сказать, что в то время русские школы были, как правило, двух-, трех- и четырехкомплектными, а большинство «инородических» школ однокомплектными. Обеспеченность школами отдельных национальностей, проживавших в Уфимской губернии, характеризовались следующими цифрами: русские школы (при контингенте учащихся русской национальности 68,5 %) составляли около 60 %, а школы татарские и башкирские вместе (при количестве учащихся-«инородцев» 14,6 %) лишь 20,8 %. Эти цифры наглядно говорят о том, что татарские и башкирские школы, а также школы таких национальностей как немцы, латыши, эстонцы и др. были «мелкими» и работали с явной недогрузкой.
В годы гражданской войны Уфимская губерния неоднократно переходила из рук красных в руки белых и наоборот. Это обстоятельство не могло не отразиться на положении средних школ. К этому следует добавить голод 1920-1921 годов, охвативший Поволжье, в том числе и Башкирию. Поэтому перестройка всей школьной сети, которая после 1917 года осуществлялась фактически совершенно беспланово и без соответствующей материальной базы, стала осуществляться Башнаркомпросом лишь с лета 1922 года, когда после создания Большой Башкирии он был переведен в Уфу: до этого наркомат находился в Стерлитамаке, тогдашнем центре Малой Башкирии.
Из существовавших в 1920/1921 учебном году 3380 школ (с 6525 преподавателями) в 1921/1922 учебном году осталось только 2089 школ (с 4109 преподавателями). Именно с этого момента в Башкирии начался их постепенный переход на существование по твердому государственному бюджету.
Обзорная статья С.Я. Ямалеева интересна и тем, что в ней затронут вопрос открытия в сельских районах Башкирии, начиная с 1922/1923 учебного года, на средства населения так называемых «договорных школ». Поскольку эта проблема взаимоотношений политики советского государства и традиционализма сельского хозяйства, возникшая в первой половине ХХ века, практически мало исследована и в российском масштабе, следует кратко остановиться на этом этапе развития отечественного образования, который определялся не только государственной стратегией, но и конкретными хозяйственно-экономическими запросами, возможностями и психологией тогдашнего сельского сообщества.
Советская власть в своих первых государственных актах декларировала новый беспрецедентный принцип финансирования системы образования только за счет средств центрального бюджета государства. Однако унаследованные большевиками от прежней власти нерешенные социально-экономические проблемы системы образования, усугубившиеся катастрофическими последствиями революции, гражданской войны и разразившегося финансового кризиса, оказались для них фактически неподъемными. Уже в начале 20-х годов центральная власть была вынуждена предельно сократить финансирование школ из центрального бюджета: сначала она переложила эту задачу на слабые нестабильные местные бюджеты, а затем для спасения положения школ привлекла личные средства самого населения. По существу, советская власть была вынуждена обратиться к традиционному российскому опыту предыдущих десятилетий: вопреки идеологическим воззрениям большевиков, сразу же после прихода к власти демонстративно продекламировавших неприятие и отторжение дореволюционной практики, социально-экономические реалии вынудили их пойти на политические компромиссы и учесть приоритет целесообразности. Однако традиционализм хозяйственно-экономического поведения сельского общества был опасен и чреват для советской власти попыткой возможности возрождения в стране «старой царской школы». В целях недопущения этого и регламентации механизма привлечения средств населения 15 сентября 1921 года Совнарком РСФСР принял постановление «О мерах к улучшению снабжения школ и других просветительных учреждений», ставшее в условиях сложившегося в стране кризиса первой попыткой приостановить стихийное разрушение школьной системы и урегулировать формы и методы привлечения внебюджетных средств населения для поддержки народного образования.
В октябре 1921 года Наркомпрос РСФСР издал Циркуляр, в котором говорилось о недопущении введения в государственных школах платы за обучение. Месяц спустя ЦК ВКП(б) разослал на места директиву «О порядке привлечение местных средств к расходам по содержанию просветительных учреждений», в котором перед всеми партийными организациями была поставлена задача оказать органам народного образования помощь в мобилизации средств населения на нужды школы. Таким образом, в конце 1921 года проблема внебюджетного финансирования приобрела в документах государственного, партийного и ведомственного уровня некую нормативную основу. Власть наивно думала что решила двуединую задачу: привлекла традиционные источники внебюджетного финансирования (средства населения) и не допустила при этом усиления влияния на школу мелкобуржуазной стихии.
На практике оказалось, что в условиях социально-экономического и политических кризисов начала 20-х годов выполнение поставленной задачи сначала стало осуществляться привычными еще со времен «военного коммунизма» принудительно-мобилизационным методами обязательной повинности. Были установлены два вида самообложения: продовольственный - чтобы накормить учителя, и топливный - без которого само существование большинства школ было просто невозможно. Однако уже почти сразу же стало ясно, что такое самообложение как источник
поддержки сельских школ и их учителей себя явно не оправдало: стихийное закрытие сельских школ продолжало катастрофически нарастать. Тогда в начале 1922/1923 учебного года пришлось обратиться к другой форме помощи населения школе - «на договорных началах».
С крестьянством стали заключаться соглашения, согласно которым материальное содержание «договорных школ» (предоставление и содержание школьных помещений, их отопление, оплата работы учителя) лежало на населении, а обеспечение школ учителями, методическое руководство, предоставление за плату учебников и школьных принадлежностей - на органах народного образования. По данным Башнаркомпроса, число договорных школ, открывшихся в 1924-1926 годах, достигло 500-60011. В отдельных местностях Башкирии договорные школы существовали вплоть до введения обязательного начального образования, то есть до 1930 года. Фактически же, уже с 1927 года договорные школы перестали носить массовый характер. Это было связано с тем, что в Башкирии, начиная с 1924/1925 учебного года, школы стали переходить на финансирование по твердому государственному бюджету. Об этом говорят следующие цифровые данные роста республиканского бюджета, ассигнованного до начала первой пятилетки на культурное строительство (по учебным годам): в 1924/1925 - 3463 тыс.руб., из них на школы - 2276 тыс.руб. (65,6 %); в 1925/1926 - 4584 тыс. руб., на школы - 2811 тыс. руб. (61,3 %), в 1926/1927 - 6248 тыс. руб., на школы - 3962 тыс. руб.(63,4 %); в 1927/1928 - 8951 тыс.руб., на школы - 5512 тыс.руб. (66,8 %)
После того как на XVI съезде ВКП(б) было решено считать введение всеобщего образования основным вопросом культурного строительства в стране, Башкирский обком партии обязал Башнаркомпрос ввести всеобщее начальное обучение в республике окончательно в 1931/1932 учебном году. Уже в 1930/1931 учебном году в республике было открыто 858 школ, а охват детей школьного возраста этим видом обучения возрос до 71,8 % против 58,4 % в предыдущем учебном году. Наблюдалось практическое выравнивание в обеспеченности школами отдельных национальностей: охват детей башкир - 72,5 %, татар - 71,9 %, русских - 71,8 %. В результате всеобщее обязательное начальное образование (в объеме четырехлеток) было полностью введено в Башкирии уже к началу 1931/1932 года. К этому моменту в них обучалось 383,6 тыс. детей.
Одновременно в республике увеличилось и число средних школ. Если в 1911/1912 году вся сеть средних школ Уфимской губернии без двухклассных школ насчитывала лишь 28 школ (с 5 809 учащихся), а в 1914/1915 учебном году с двухклассными числились 143 такие школы (с контингентом 17240 человек), то в Советской Башкирии развитие средних школ за период первой пятилетки характеризовались следующими цифрами (по учебным годам): 1927/1928 -100 школ (с 14549 учащимися); 1930/1931 - 165 школ (с 21586); 1931/1932 - 254 школы (с 31065 учащими-ся);1932/1933 - 444 школы (с 48809 учащимися).
В советское время членство в рядах партии большевиков было обязательным для любого руководителя, тем более работавшего в области культуры и просвещения. С.Я. Ямалеев, ставший с 1925 года кандидатом, а с 1927 года членом ВКП(б), как и любой член партии, попал в 1930 году под так называемую вторую «генеральную чистку»12, проведенную по решению XVI партконференции (1929) с целью «сделать партию более однородной, беспощадно выбросить из рядов партии всех чуждых и вредных для ее успехов элементов, а также разоблачить скрытых троцкистов и сторонников других антипартийных групп».
В документах Партийной коллегии Партийного контроля при ВКП(б) по Башкирской АССР сохранились выписки из некоторых протоколов различных партийных органов о С.Я. Ямалееве, в совокупности послужившие его окончательному исключению 2 июля 1937 года из партии, за которым через некоторое время последовал арест органами НКВД, а затем и приговор - «к высшей мере наказания» (расстрел).
Из «Протокола №1 заседания проверочной комиссии по Белебеевскому кантону» от 16 января 1930 года: «...С.Я. Ямалеев дисциплинирован, возложенные на него обязанности выполняет, активен, в партийном и классовом отношениях выдержан, стремится к повышению теоретических политзнаний».
...Вместе с тем из корреспонденций со стороны [доносов, Ю.Е.] выяснилось, что тов. Ямалеев, имеющий духовное образование, намеревался быть муллой, ... его отец имеет зажиточное хозяйство, применял наемную силу, за что лишался права голоса... Вызванный в комиссию тов. Ямалеев заявил, что действительно окончил духовную школу и этот факт в своей автобиографии не скрывал, сельчане на самом деле намеревались сделать его как образованного человека муллой, однако от этого он категорически отказался и никогда муллой не был. Он подтвердил, что в личном листке в графе «происхождение» записал, что его родители были хлебопашцами и скрыл, что до 1914 года они занимались небольшой бакалейной торговлей, имели на речке Исмагилке на одном жернову водяную мельницу, а в 1927 году за применение наемного труда на 3 месяца лишались права голоса, но затем по ходатайству сельсовета БАШЦИКом в этих правах были восстановлены. С родителями давно порвал и никаких связей не поддерживает» [5, 41].
Сохранился примечательный документ - трехстраничный «Опросный лист» (краткий вопрос - краткий ответ) к вышепроцитированному «Протоколу №1...», в котором С.Я. Ямалеев при его «чистке» давал пояснения по всем заданным ему вопросам: в частности, оказалось, что в Беле-бее он имел небольшой собственный дом, купленный ему родителями еще до 1912 года, который, не проживая в нем фактически, сдавал в наем за 15 рублей в месяц, ежемесячно внося в бюджет города за этот дом 20 рублей [5с. 42, 42 об.,43].
Постановляющая часть протокола комиссии по чистке С.Я. Ямалеева: «Товарища Ямалеева считать проверенным, за сокрытие торговли отца и неуказание этого в личном листке товарищу Ямалееву поставить на вид, а имеющийся в эксплуатации дом передать жилищному товариществу».
В настоящее время уже хорошо известно, что вторая «генеральная» чистка партии, под которую С.Я. Ямалеев попал в 1930 году, понадобилась ВКП(б) не столько для выявления чуждых партии элементов и разоблачения скрытых троцкистов (с последними успешно справлялись созданные еще в 1923 году органы Объединенного государственного политического управления при Совнаркоме СССР), сколько для поощрения планомерно создаваемой в ее рядах целой сети специальных осведомителей и доносчиков. С их помощью к «вычищенным» при жизни Ленина добавилось еще около 10 % членов партии. Следующая, третья «генеральная» чистка, объявленная совместным постановлением ЦК и ЦКК ВКП(б) 12 апреля 1933 года, привела к исключению из членов ВКП(б) дополнительно 400 тысяч человек (или 18 %). Всего же по озвученным самим Сталиным данным, с 1921 по 1933 год в результате проведенной «чисток» из рядов партии было исключено около 800 тысяч человек. Новой «чисткой» членов партии, под которую попал С.Я. Ямалеев, будучи уже заместителем наркома просвещения Башкирский аССр, стала кампания «по проверке и обмену партийных документов» 1935-1936 годов, проведенная сразу же после убийства С.М. Кирова под лозунгом усиления бдительности и тесно сомкнувшаяся с «Большим террором» 1937-1938 годов.
Из «Протокола №102 заседания Бюро Уфимской горкома партии» от 11 ноября 1935 года: «... В процессе проверки парт документов установлено, что отец Ямалеева до 1914 года имел магазин, занимался торговлей галантерейными товарами и мясом. Помимо торговли в хозяйстве имел: 3 лошади, из которых одна выездная, а с 1914 по 1929 год мельницу в один постав [постав-пара мельничных жерновов, один из которых неподвижен, а другой вращается, Ю.Е.]. Постоянных батраков имел одного, на полевых работах помимо него применял наемный труд сезонных работников. Отец Ямалеева и его брат Халяф лишались права голоса и были вычищены из колхоза... Ямалеев женат на дочери крупного кулака...
Постановили: за скрытие при вступлении в партию социального происхождения (отец - крупный торговец) и как примазывавшегося к партии Ямалеева из рядов ВКП(б) исключить» [5, 4,4об.].
Сохранились документы первой [5, 7-11] и последующих апелляций [5, 59-64], с которыми С.Я. Ямалеев, требуя рассмотрения дела по существу, обращался в вышестоящие партийные органы, пытаясь обжаловать свое исключение из членов ВКП(б). На первых порах это ему даже удавалось.
29 мая 1936 года постановлением Бюро областного комитета ВКП(б) (протокол №186) решение Уфимского горкома партии об исключении С.Я. Ямалеева из рядов ВКП(б) было отменено: его восстановили в рядах партии, но освободили от должности заместителя наркома просвещения Башкирский АССР.
Из «Протокола №125 заседания Бюро областного комитета ВКП(б)» от 2 сентября 1936 года: «... Постановление Бюро БОК ВКП(б) от 29 мая 1936 года, протокол №186, п. 144. в части освобождения товарища Ямалеева С.Я. от должности зам. Наркомпроса БАССР отменить. Товарища Ямалеева оставить заместителем Наркома просвещения и начальником Управления начальной школы».
Однако на пороге уже маячили мрачные дни 1937 года, когда в стране на полную мощность была запущена практика написания доносов, широко подхваченная советской прессой как «священный долг каждого большевика, партийного и беспартийного». Этот сюрреалистический бред, охвативший значительную часть населения страны, не миновал и нашу республику. Он предполагал, что каждый взрослый человек не только был должен, а
просто обязан донести на ближнего хотя бы из страха, что тот, в свою очередь, может донести на него самого. Даже над тем, кто имел возможность помешать доносительству, как Дамоклов меч всегда висела реальная угроза доноса за препятствие осведомительству, что было еще более страшной опасностью и строго наказывалось.
На Февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года из уст Сталина прозвучал тезис о том, что в силу обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму остатки разбитых эксплуататорских классов проникли в партию и развернули в ней террористическую, заговор-ческую и вредительскую деятельность. Поскольку «враги народа» стали действовать все более активно и изощренно, пособников вредителей нужно выявлять: ими может быть любой член партии, включая и ее руководителей. Развернувшийся в стране после этого Пленума Большой террор, продолжавшийся до конца 1938 года, стал пиком сталинских репрессий.
Активным поиском «врагов народа» в аппарате Башнаркомпроса занялась партийная организация этого учреждения, в то время насчитывающая вместе с кандидатами в члены ВКП(б) всего лишь около двадцати человек, но из них четверо были активными «информаторами» вышестоящих организаций. Даже беглое знакомство с протоколами открытых и закрытых собраний и заседаний этой партийной организации поражает: вчерашние друзья и коллеги, встав на скользкий путь коллективного разоблачения «врагов» среди своих товарищей, выбрали казалось бы единственный безопасный способ своего поведения на собраниях, а фактически жили «как пауки в банке» [20]. Сначала дружно «разоблачили» свое собственное руководство (в марте 1937 года наркома Г.К. Давлетшина, затем уже задним числом в конце июля заместителя наркома С.Я. Ямалеева), а в сентябре того же года наркома просвещения И.Х. Абызбаева, проработавшего на этой должности менее трех месяцев). Потом принялись искать «врагов народа» среди оставшихся немногочисленных членов партии аппарата Башнаркомпроса и пришли к удручающему выводу, что практически каждый из них, по мнению всех остальных, тоже заслуживал ярлык «врага народа». Но все это будет потом, а сейчас вернемся к середине лета этого года, когда на партийном собрании аппарата Башнаркомпроса 28 июля 1937 года 11 членов ВКП(б) и 3 кандидата в члены партии заслушали сообщение ответственного работника отдела школ и науки Башкирского обкома партии об уже совершившемся исключении С.Я. Ямалеева13 и вынесли следующее постановление:
«1. Решение бюро Обкома ВКП(б) об исключении С.Я. Ямалеева одобрить; 2. Поручить парткому представить в КПК материалы дополнительно о бюрократизме Ямалеева во время работы зам. наркома; 3. Поручить парткому проверить статьи Ямалеева в журнале «Учитель Башкирии» и все книги, вышедшие под его редакцией; 4. Отметить недостаток самокритики в парторганизации БНКПроса, чем объясняется тот факт, что Ямалеев был исключен из партии помимо парторганизации БНКПроса» [20,с. 111112].
"УТВЕРЖДАЮ* НАРКОМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ БАССР КАПИТАН Г^У^РСТШНуоЗ БВЗОПАСЕС
jf
K*tk>
/ ОБВИНИТЕЛЬНОЕ i
1
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
твенному делу № 2929.-
По обвинению ЯМАЛЕЕВА С ад ах а Янмет^новича.ТГС-с*-.
i.
3-м Отделом контрреволюционная
УГБ НКВД БАССР вскрыта и дикви-дировена контрреволюционная бурвуазно-националистическая орг.
<504ИДо контрреволюционной деятельности организация была связей с пантюркистским контрреволюционным центром и троцкистско-бухаринской организацией, вскрытой в Башкирии.
Задачей организации являлось - свержение Советской вдаст; и создание пантюркистского государства буржуазного типа под про«екторатом японо-германского фашизма.
Организация создавала террористические группы и повствнч отряды, подготовляла совершение террактов над руководителями BcCfuoT и Советского правительства.
Проводила шпионскую деятельность по сбору и передаче све^ ни2 о военно-экономическом состоянии страны для японской и
ГСРМСдедс^иеГустановлено^что одним из активных организации является ЯМАЛЕЕВ.
участников
Случайно оказалось, что 25 июля 1932 года, в тот день, когда партийная организация Башнаркомпроса выразила большое сожаление по поводу того, что не ее руками, а напрямую Башкирским обкомом ВКП(б) был решен вопрос об исключении С.Я. Ямалеева из рядов партии, в Партколлегию Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) от последнего поступила пятистраничная «Апелляция» [20, 59-64] с просьбой пересмотреть его исключение из рядов партии по существу. Сохранилась и небольшая записка, приложенная к апелляции, написанная С.Я. Ямалеевым на имя члена Партколлегии КПК Емельяна Ярославского14. Не дождавшись ответа от председателя «Союза воинствующих безбожников» страны, который в свое время весьма благосклонно отозвался об изданной на татарском языке в Москве его «Религии в борьбе за молодое поколение», 5 августа 1937 года уже в состоянии полного отчаяния С.Я. Ямалеев послал телеграмму в адрес другого видного деятеля коммунистической партии, секретаря ЦК ВКП(б) и члена Комиссии партийного контроля А.А. Андреева15. Оригинал этой телеграммы сохранился, поскольку в худших традициях со-
ветского времени все документы «Апелляции» С.Я. Ямалеева из Москвы вернулись в Уфу для повторного рассмотрения в КПК по Башкирии: «БАШКИРСКИЙ ОБКОМ ПАРТИИ ИСКЛЮЧИЛ МЕНЯ ИЗ ПАРТИИ И ЛИШИЛ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ ТЧК ИМЕЮ 24 ЛЕТНИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ СТАЖ ТЧК ДЕЛО ОБ ИСКЛЮЧЕНИИ МЕНЯ ПОСЛАНО ЯРОСЛАВСКОМУ 19 ИЮЛЯ СЕГО ГОДА ТЧК ПРЕДУСМАТРИВАЮ ТРАВЛЮ СО СТОРОНЫ ОТДЕЛЬНЫХ РАБОТНИКОВ ОК ЗА КРИТИКУ НАХОЖУСЬ БЕЗРАБОТНЫМ ТЧК СЕМЬЕ ПЯТЬ ЧЕЛОВЕК16 ПРОШУ ЧЕРЕЗ ОК ЛИЧНО ВЫЗВАТЬ МЕНЯ МОСКВУ ТЧК ЯМАЛЕЕВ». [20, л.55]
Однако в начале августа 1938 года работа Партийной коллегии Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Башкирской АССР сама стала предметом серьезного разбирательства. В Башкирию для проверки поступавших на имя Сталина заявлений об отсутствии бдительности и либеральной политики Башкирского обкома ВКП(б) по отношению к чуждым и враждебным элементам приехала член КПК при ЦК ВКП(б) М.М. Сахьянова. Уже в конце августа 1938 года она отправила в Москву на имя Сталина и Ежова17 записку [21], в которой подтвердила отсутствие бдительности в деятельности Башкирской партийной организации и засоренность враждебными элементами руководства почти всех республиканских советских и хозяйственных органов. Побывав в Уфе во второй раз в начале сентября, М.М. Сахьянова выступила на II Пленуме Уфимского горкома партии, обсудившем итоги выполнения решений Февральского-мартовского 1937 года Пленума ЦК ВКП(б) и в своем выступлении, давая оценку деятельности Башкирского обкома партии Уфимского горкома ВКП(б), заявила, что разоблачением «врагов народа» в Башкирии занимаются только органы НКВД, а парторганизации и беспартийные массы остаются в стороне: «Идиотской болезнью - политической бесценностью и слепотой страдает руководство башкирской парторганизации» [22].
В третий раз в Уфе М.М. Сахьянова присутствовала на фактически подготовленном ее двумя предыдущими приездами в Уфу III Пленуме Башкирского обкома ВКП(б), который состоялся 4-6 октября 1937 года. На этом пленуме, в работе которого принял участие член Политбюро секретарь ВКП(б) А.А. Жданов, в засоренности социально-чуждыми и враждебными советской власти элементами было обвинено руководство практически всех республиканских партийных и хозяйственных органов, а также большое количество работников культурного фронта.
Фактически произошел полный разгром республиканской партийной организации, за которым последовали многочисленные аресты. Обвинительные заключения по следственным делам, открытым органами НКВД сразу же после пленума, строились по одному шаблону: связь с троцкистско-буржуазной организацией, участие в попытке свершения советской власти и создании собственного пантюркистского государства буржуазного типа под протекторатом японо-германского фашизма, организация террористических групп, подготавливающих теракты под руководителями ВКП(б) и советского государства, сбор и передача сведений о военно-политическом состоянии страны иностранным разведкам.
Судьба С.Я. Ямалеева была уже фактически предрешена 24 сентября 1932 года, когда в газете «Красная Башкирия» была опубликована статья «Буржуазные националисты из Башнаркомпроса», перепечатанная из газеты «Известия ЦИК СССР» от 22 сентября того же года, в которой он был назван «другим мерзавцем - националистом Ямалеевым», не обеспечившим школы Башкирии учебными программами и учебниками: «... Долгие годы на уроках родного языка, литературы, истории ребятам забивали головы бредовыми идеями буржуазных националистов. На уроках велась контрреволюционная пропаганда. В последнюю минуту, когда начинался учебный год, совершенно неожиданно открывалось, что учебники опять составлены буржуазными контрреволюционерами и представляют собой антисоветский пасквиль».
16 октября 1932 года органами НКВД БАССР С.Я. Ямалеев был арестован.
ДЬ №1
Наряду со стандартным штампом «разоблаченного и разгромленного врага народа» С.Я. Ямалееву как работнику конкретного участка культурного фронта были поставлены в вину: «ослабление борьбы по разоблачению врагов народа в Башнаркомпросе и вредительская деятельность, выразившаяся в том, что он лично участвовал в издании контрреволюционных учебников по башкирскому языку и литературе», «умышленно задерживал создание терминологии на башкирском языке», «руководил неправильной организацией воспитания детей в школах, опирающейся на лженаучную педологию», «неправильно в национальном разрезе планировал потребность в учителях», «умышленно игнорировал, и фактически срывал мероприятия партии и правительства в доле аттестации учителей».
По постановлению ЦИК СССР «О порядке рассмотрения дел о подготовке или совершении террористических актов» от 1 декабря 1934 года, принятом сразу же после убийства С.М. Кирова, была установлена процедура рассмотрения такого рода дел в ускоренном порядке, причем слушание дела проводилось без участия сторон и вызова свидетелей, ни кассационное обжалование приговора, ни подача ходатайств о помиловании не предполагались. Именно по этой процедуре уже 3 декабря 1937 года был расстрелян бывший нарком просвещения И.Х. Абызбаев.
С.Я. Ямалеев попал под новую процедуру осуждения, реальным (хотя и долгие годы скрытым) механизмом которой выступало само Политбюро ЦК ВКП(б): рассмотрение дел «врагов народа» требовало его обязательную санкцию, оформленную специальным решением. В декабре 1938 года Межведомственная комиссия по защите государственных тайн рассекретила так называемые «Сталинские списки», содержавшие фамилии людей, осужденных по личной санкции И.В. Сталина и его ближайших соратников по Политбюро ВКП(б). В настоящее время они
Один из «Сталинских списков» по Башкирской АССР (с резолюциями И. Сталина и В. Молотова), в котором под номером 48 «по первому разряду» [расстрел, Ю.Е.] проходил С.Я. Ямалеев
хранятся в Архиве Президента Российской Федерации и доступ к ним с 2002 года стал возможен.
В одном из таких «Сталинских списков» по Башкирской АССР, завизированном 3 апреля 1938 года подписями И. Сталина и В. Молотова [23], в числе пятидесяти «лиц, подлежащих суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР по 1-ой категории (расстрел)»18 находится и Ямалеев Салих Ямалетдинович. Таким образом, его участь фактически была предрешена уже за два месяца до того, как 1-го июля 1938 года по статьям 58-2, 58-8 и 5811 Выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР приговорила С.Я. Ямалеева в Уфе «к высшей мере наказания с полной конфискацией имущества». В тот же день он был расстрелян.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР в своем заседании 21 августа 1957 года повторно рассмотрела дело С.Я. Ямалеева: по вновь вскрывшимся обстоятельствам было установлено, что С.Я. Ямалеев был осужден необоснованно, приговор от 10 июля 1938 года в его отношении отменен, а дело за отсутствием состава преступления производством
. [у\
т
о
1*5 -
/
ад«>»«Н.ЭЗа гад..
прекращено. 16 мая 1958 года Башкирский обком КПСС вынес постановление и о партийной (посмертно) реабилитации С.Я. Ямалеева [5, л.68].
1. Сохранился Акт об открытии Белебеевской учительской семинарии [6, п.1-1]. Церемония открытия началась торжественным богослужением во главе с епископом Уфимским и Мензелинским Преосвещенным Андреем, который провозгласил «Молитву Господу Богу о драгоценном здравии обожаемого монарха Государя императора и Августейшей его семье и о даровании ему победы над врагом» [Россия вступила в Первую мировую войну с 1 августа 1914 года, Ю.Е.], о чем директор семинарии А. Любимов не преминул сообщить попечителю Оренбургского учебного округа Тайному советнику Н.И. Тихомирову.
2. Татаро-башкирскими курсами заведовал Г.С. Еникеев (1888-1977), выпускник Уфимского учительского института (1914), впоследствии работавший в Уфе инспектором БНКПроса (1923-1926) и преподавателем Уфимского педагогического училища. Он был автором нескольких учебников, в числе которых «Русский язык в башкирских и татарских школах I ступени» (Уфа : Башгаз, 1934) и «Грамматика русского языка для 5-6 классов башкирских и татарских школ» (Уфа : Башгаз, 1938).
3. Сохранилась почтограмма Белебеевского канткома комсомола «Об открытии в городе Белебее Татаро-башкирского педагогического техникума с русским отделением. Прием производится с 5 сентября 1922 г. по личным заявлениям. Требуются знания в объеме 1-ой ступени Единой Трудовой Школы. Начало занятий с 1 октября с.г. Курсанты будут содержаться за счет государства» [7].
4. Восточный педагогической институт был создан в 1922 году решением Президиума Главпрофобра РСФСР при объединении в одно учебное заведение Казанского педагогического института (открывшегося в 1918 году на базе Учительского института, основанного в Казани в 1876 году), Восточной академии и Факультета общественных наук Казанского университета. Готовил учительские кадры и работников культуры для республик Поволжья и Приуралья, причем представители нерусских народов принимались на льготных условиях. С 1934 года получил название Казанского педагогического института, а с 1994 года - Казанского педагогического гуманитарного университета, на базе которого в 2005 году был создан Татарский гуманитарный педагогический университет, вошедший в 2009 году под этим же названием в состав Казанского (Приволжского) Федерального университета.
5. В этой «Автобиографии», датированной 2 апреля 1935 года, С.Я. Ямалеев сообщал также: «Помимо основных обязанностей читаю лекции по татарскому языку и литературе на всех краткосрочных педагогических и общеобразовательных курсах, организуемых ОНО. С 1922 года являюсь членом Президиума горсовета Белебея и членом ревизионной комиссии Белебеевского Кантпроса. С 1929 года состою членом Союза работников просвещения».
6. Комплексная система обучения - способ построения содержания образования и организации преподавания предметов на основе единого связывающего центра «от близкого к далекому», распределяющего прохождение учебного материала по годам обучения так, что сначала дети изучали наиболее простые темы и знакомились с теми явлениями жизни, которые легко поддавались их пониманию, и только потом материал постепенно усложнялся. В школах I ступени таким центральным положением являлось изучение производительного труда и его организация в школе. На этих же принципах строилась программа школ II ступени, которые, однако, сохраняли отдельные предметы [11].
В какой-то степени возрождение комплексной системы обучения было предпринято в начале 90-х годов XX века в виде интегрированных курсов и метапредметов.
7. Отсюда вытекали основные задачи обучения грамоте по звуковому методу: научить улавливать в произносимой речи ее основные элементы - звуки; научить комбинировать выделенные звуки в слоги и слова (слияние звуков); научить обозначать каждый звук соответствующей буквой (научить письму); научить по «условным буквам» -звукам «сливать звуки» в слоги и слова (научить чтению).
8. Усвоение грамоты по слуховому методу обучения совершалось в процессе зрительного восприятия слоговых сочетаний букв, предъявляемых учащемуся в определенной системе.
9. Центральное издательство народов СССР (Центриздат) было создано в Москве при ЦИК СССР в мае 1924 года при слиянии Восточного и Западного издательств. Первое из них было образовано в декабре 1922 года для выпуска книг, периодических изданий на языках народов, населяющих восточные области страны. Одновременно оно осуществляло и общее руководство всеми существовавшими тогда государственными издательствами автономных республик и областей. Состояло из ряда редакций: татаро-башкирской, узбекской, азербайджанской, турецкой, киргизской (казахской), удмуртской и бурят-монгольской.
С 1924 по 1931 год, когда Центриздат слился с ОГИЗ РСФСР, им было выпущено около пяти тысяч названий литературы на пятидесяти языках народов и народностей страны (в основном это были переводы с русского языка). Одновременно с издательскими функциями выполнял роль поставщика для национальных республик наглядных пособий (карты, атласы, плакаты), а также осуществлял централизованное планирование и подготовку кадров редакци-онно-издательских работников.
10. Башкирия с марта 1919 года стала первой автономной республикой в составе РСФСР.
11. На 1 марта 1924 года в Белебеевском кантоне, где в то время работал С.Я. Ямалеев, было: государственных школ I ступени (4-леток) - 363 (учителей - 444), школ II ступени (3-леток) - 3 (учителей - 12), «договорных» школ - 124 (учителей - 124).
12. Первая «генеральная» чистка партии, проведенная в 1921 году, должна была освободить ее ряды от тех, кто, с точки зрении старых большевиков, был сомнительными элементами и, по выражению Ленина, была «необходима для улучшения в смысле борьбы против разлагающих пролетариат и партию влияний мелкобуржуазной и анархической стихии». По партийной переписи 1922 года та «чистка» сократила число рядов партии с 732 тысяч до 410 тысяч человек. Местные «чистки», которые продолжились под личным руководством Сталина уже после смерти Ле-
нина, но со ссылкой на него: «без периодических чисток от шатких элементов партия не может укрепиться», затронули еще 260 тысяч человек.
13. Формально С.Я. Ямалеев был исключен 2 июля 1937 года Бюро Башкирского обкома ВКП(б) за «допущение на работу в школу врага народа Малахова и формально-бюрократический подход к сигналам о враждебных действиях Малахова и фактическое покровительство этого врага народа» [20, 66].
14. Ярославский Е. М. (1828-1943), деятель коммунистической партии, идеолог и руководитель антирелигиозной политики в СССР. Председатель «Союза воинствующих безбожников», в 1934-1939 годах член КПК при ЦК ВКП(б). Был активным сторонником Сталина, автором книги «О товарище Сталине», академиком АН СССР (1939). После смерти кремирован, прах помещен в урну в Кремлевской стене.
15. Андреев А.А (1895-1971), крупный советский партийный и государственный деятель. В 1924-1925 и 19351946 годах - секретарь ЦК ВКП(б), с 1932 по 1952 год - член Политбюро ВКП(б). После отстранения Ежова от должности наркома возглавил Комиссию Политбюро по расследованию деятельности НКВД; в 1939-1952 годах председатель Комиссии Партийного контроля при ЦК ВКП(б).
16. С.Я. Ямалеев не имел собственных детей: в его семье воспитывались девочка, которую еще в 1919 году он взял на воспитание из детского дома, двое из четверых детей брата Халяфа, умершего в 1922 году.
17. Н.И. Ежов был в то время не только наркомом внутренних дел СССР. С января 1935 года он одновременно - секретарь ЦК ВКП(б) и председатель Комиссии партийного контроля при ВКП(б). Именно с его именем связана фраза об «ежовых рукавицах», в которые НКВД сожмет всех противников Советской власти. Выступая на июньском (1937 года) Пленуме ЦК ВКП(б), он прямо заявил: «Существует замаскированное контрреволюционное подполье и только органы безопасности под мудрым руководством Иосифа Виссарионовича Сталина способны его предупредить». Уже 11 июля 1937 года вынесением смертных приговоров закончился молниеносный судебный процесс по делу восьми выдающихся командиров Красной Армии. Сам Н.И. Ежов был арестован в апреле 1939 года и расстрелян. В 1988 году Коллегия по военным делам Верховного суда СССР не нашла оснований для его реабилитации.
18. В этом «Сталинском списке» по Башкирской АССР от 3 апреля 1938 года проходили: под №1 - Амантаев Абдулла Гареевич (в 1933-1937 годах - директор БашНИИ нацкультуры), под №24 - Калимуллин Тухват-Янаби (в 1926-1932 годах - главный редактор газеты «Башкортостан»).
Литература
1. Аминев, Т.И. Кузница педагогических кадров [Текст] / Т.И. Аминев. - Белебей, 1989.
2. Аминев, Т.И. Красна изба не углами или Сердца, отданные детям [Текст] / Т.И. Аминев. - Белебей, 1994.
3. Яйкбаев, К.Я. Учителя - просветители, выдающиеся педагоги и деятели народного образования [Текст] / К.Я. Яйкбаев. - Уфа : Китап, 2003 (башк. яз.).
4. ЦА ОО РБ. Фонд 122. Оп.36, дело 2880, л.л. 1-50.
5. ЦА ОО РБ. Фонд 122. Оп.95, дело 904, л.л. 1-72.
6. ЦИА РБ. Фонд И - 125. Оп.1, дело 2, л. 3.
7. ЦИА РБ. Фонд Р - 798. Оп.1, дело 3329, л.л. 1-83.
8. ЦА 00 РБ. Фонд 3524. Оп.2, дело 3, л. 8.
9. ЦИА РБ. Фонд И - 126. Оп.1, 3 ед.хр.
10. ЦИА 00 РБ. Фонд Р - 798. Оп.1, дело 1104, л. 161.
11. Иванов, С.В., Йорданский, Н.Н., Симонов, И.С. Энциклопедия комплексного преподавания. Вып. I. (Принципы); Вып. II. (Организация и планирование работы); Вып. III. (Практика комплексного обучения в опытно-показательных школах); Вып. IV. (Комплексное обучение в практике массовой школы); Вып. V. (О методах работы в школе при комплексном преподавании). - изд. Брокгауз-Ефрон. Л., 1925.
12. Ямалеев, С.Я. Методы преподавания родного языка [Текст] / С.Я. Ямалеев. - М. : Центриздат, 1930 (та-тар.яз.).
13. Ямалеев, С.Я. Родной язык в школах I ступени // Культурная революция. 1932. №8. С.24-27 (башк.яз.).
14. Ямалеев, С.Я. О грамматике // Культурная революция. 1933. №2. С. 36-38 (башк.яз.).
15. Ямалеев, С.Я.Методические указания преподавателям родного языка в начальных школах [Текст] / С.Я. Ямалеев. - Уфа : Башгиз, 1933 (башк.яз.).
16. Методика преподавания родного языка : пособ. для учителей начальных школ и техникумов. - Уфа : Башгиз, 1934 (башк.яз.).
17. Ямалеев, С.Я. Родной язык в начальной школе [Текст] / С.Я. Ямалеев. -Уфа : Башгиз, 1936 (башк.яз.).
18. Ямалеев, С.Я. Религия в борьбе за молодое поколение [Текст] / С.Я. Ямалеев. - М. : Центриздат,1931 (та-тар.яз).
19. Ямалеев, С.Я. Начальная и средняя школа к 15-летию Советской Башкирии / Ямалеев С.Я. Культурное строительство Башкирии за 15 лет // Юбилейный сборник. -Уфа : БНКПрос, 1934. С. 33-49.
20. ЦА 00 РБ. Фонд 363. Оп.15, дело 1, л.л. 1-225.
21. ЦА ОО РБ. Фонд 122. Оп.17, дело 20, л.л. 480-484.
22. ЦА ОО РБ. Фонд 122. Оп.17, дело 20, л.л. 480-482.
23. Архив Президента РФ. Оп.24,дело 416, л.л. 306-308.
