CC BY
330
УДК 882.09
Налетова Татьяна Борисовна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
naletova.tatiana@yandex.ru
РАССКАЗЧИК И ЧИТАТЕЛЬ В «ВЕЧЕРАХ НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ» Н.В. ГОГОЛЯ
Проблема автора и читателя в повестях «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя не ограничивается только юмористической сферой его творчества. Повествование у Гоголя осуществляет нравственное воздействие на читателя при помощи художественного слова, диалог главных героев с читателем, комментирование ситуации персонажами, игру с читателями рассказчика — Рудого Панька.
Ключевые слова: рассказчик, читатель, персонаж, комментирование ситуации, «игра» с читателем, морально-нравственный фразовый подтекст.
Эстетика взаимодействия писателя и читателя, их диалога, обращения автора к своей публике у Н.В. Гоголя воплощается в различных формах. В своей статье мы рассмотрим эту проблему на примере повестей Гоголя, входящих в сборник «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Данной теме посвящена работа В.Ш. Кривоноса «Проблема читателя в творчестве Гоголя». Автор монографии опирается на статью М.М. Бахтина «Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура)» [1, с. 484-690] и отмечает: «Гоголевскому смеху нужны были единомышленники. Ведь смех не мог существовать без тех, для кого он звучал, кого он призван был возродить к новой, на принципах народной нравственности основанной жизни, кому он нёс внутреннюю свободу, понимание истинно человеческих ценностей, сознание собственной правоты. И Гоголь все свои надежды обращал к тем, для кого он писал» [4, с. 21].
Монография В.Ш. Кривоноса ориентирована на учение М.М. Бахтина о смеховой культуре в творчестве Н.В. Гоголя. В ней поднимается вопрос о природе гоголевского смеха и рассматривается его своеобразие в связи с проблемой читателя. Однако проблема читателя у Гоголя не ограничивается юмористической сферой его творчества. Первостепенным для Гоголя был образ самого читателя, а «смеховое слово» для него, на наш взгляд, играло второстепенную роль.
Во-первых, на страницах повестей сборника мы можем увидеть многократные прямые обращения рассказчика к своей читательской аудитории. Гоголь к своему читателю обращается доверительнопростодушно, в манере человека из народной среды. В предисловии к первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголь от лица Рудого Панька повествует: «У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму)...» [2, с. 5].
Примечательно, что читательской аудиторией писателя было просвещённое петербургское общество. Поэтому автор «Вечеров.» делает поясне-
ния для светского общества: «Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они походили на ваши балы; только нельзя сказать, чтобы совсем...» [2, с. 5]; «На всякий случай, чтобы не помянули меня недобрым словом, выписываю сюда, по азбучному порядку, те слова, которые в книжке этой не всякому понятны» [2, с. 9]. Не случайно А.В. Дружинин в своей работе «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» (1856) отмечал: «.Беспредельный юмор Гоголя услаждал всю просвещённую Русь, наперекор ошибочным оценкам, наперекор ложной чопорности читателя» [3, с. 48]. Доминирующая искренность, бесхитростность и радушие рассказчика удивляли и привлекали читателя к такой необычной манере обращения: «Приезжайте только, приезжайте поскорей; а накормим так, что будете рассказывать и встречному и поперечному.» [2, с. 9].
Безусловно, что бесхитростность и комизм в обращении к читателю у рассказчика «Вечеров на хуторе близ Диканьки» представляют собой своеобразный симбиоз эстетического воздействия Гоголя на читателя.
По поводу первых читателей своей книги Гоголь писал А.С. Пушкину 21 августа 1831 года: «Любопытнее всего было моё свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву» [5, с. 138].
Книга Гоголя получила высокую оценку А.С. Пушкина, что оказало влияние на первые критические отзывы о «Вечерах.». В сентябре 1831 года Пушкин писал издателю «Литературных прибавлений к “Русскому Инвалиду”» Воейкову: «Сейчас прочел Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился.» [5, с. 140].
© Налетова Т.Б., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2012
145
Гоголь назвал себя «писателем современным, писателем комическим, писателем нравов» [5, с. 53]. Высказывания Гоголя отражают особенности самосознания писателя, его представления о задачах творчества. Они в первую очередь характеризуют Гоголя как участника литературного процесса 30-х - 40-х годов XIX века. Вместе с тем, будучи вполне субъективными, выражающими настроение конкретной писательской личности, они свидетельствуют и о реальных отношениях Гоголя с его аудиторией.
1830-е годы - во многом переходный период во взаимоотношениях писателей с читателями. Демократизация литературы, расширение сферы изображения, растущее многообразие тем, появление новых литературных героев из различных слоёв общества - всё это обусловило быстрые перемены в составе читателей. Старая форма общения писателя и читателя - салонная, кружковая - отошла на второй план. И, безусловно, Гоголь не мог на это не обратить своего внимания.
Господствующим художественным методом в русской литературе 1830-х годов был романтизм, утверждавший масштабность художественного мышления. В гоголевских «Вечерах.» широта и масштабность художественного мышления проявляются в использовании народных украинских преданий - жанра устного народного творчества, в котором в качестве главных героев выступают простые люди - представители народной среды. Таковым героем является пасичник Панько Рудый - вымышленный рассказчик-повествователь в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки». Пасичник, на наш взгляд, является своеобразным «творцом эстетических ценностей», поскольку именно он выполняет функцию скрепляющего звена в композиционной структуре сборника «Вечеров.». Речь и прямые обращения к реципиенту «нового» героя из простого народа, являвшиеся новаторским творческим приёмом, представляли неподдельный интерес в сознании читателя - современника Н.В. Гоголя.
Второй момент общения автора «Вечеров на хуторе близ Диканьки» со своими читателями - это косвенные обращения рассказчика-повествовате-ля к своему адресату. В повестях сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» очень ярко представлен народный колорит и юмор, проявляющийся в языке жителей Малороссии и языке самого Гоголя, который со всей тонкостью умеет передать различные оттенки смешного и ужасного, веселого и жуткого, фантастического, ирреального и бытового. Безусловно, язык малороссиян в гоголевских повестях имеет свою специфику, поскольку является носителем косвенного, «имплицитного» обращения к читателю, проявляющегося в восклицаниях героев, их эмоциональных фразах и рассуждениях вслух. Таким способом происходит комментирование ситуации героями повестей сборника
«Вечера на хуторе близ Диканьки», благодаря чему адресат повести узнаёт об обстановке, происходящей на страницах гоголевских произведений.
В повести «Заколдованное место» из своеобразных рассуждений вслух деда Фомы Григорьевича читатель узнаёт объяснение сверхъестественных явлений: «Вишь, дьявольское место! Вишь, сатанинское наваждение! Впутается же Ирод, враг рода человеческого!» [2, с. 297]. Примечательно, что таким способом достигается контакт автора и адресата, влияющий на психологию доверия читателя и на его восприятие. В повести «Заколдованное место» явно снижен инфернальный план фантастических персонажей, вызывающий веселье и улыбку читателей.
В повести «Пропавшая грамота» отправился дед выручать грамоту в самое нечистое пекло: «Батюшки мои! - ахнул дед, разглядевши хорошенько: -что за чудища! Рожи на роже, как говорится, не видно.» [2, с. 128]. Эти восклицания адресованы читателю, поскольку они представлены изречениями одного героя, находящегося в отдалении от других персонажей.
Косвенное обращение к читателю у Гоголя проявляется даже в маленьком эпизоде легенды Винокура из повести «Майская ночь, или Утопленница»: «Днем все покойно, и слуху нет про него; а только станет примеркать - погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу» [1, с. 100].
В повести «Ночь перед Рождеством» мы встречаем описание чёрта: «Спереди совершенно немец: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая всё, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, круглым пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды.» [2, с. 145]. Таким способом обращения к читателю от имени рассказчика Рудого Панька Н.В. Гоголь хотел заинтересовать читателя, эффективно влияя юмористическими зарисовками на его читательскую рецепцию.
Можно также заметить, что лексемы «наших» и «настоящий» в художественной ткани произведения несут особую смысловую нагрузку. Они определяют доверительный тон между рассказчиком и читателем.
Примечательно, что комментирование ситуации героями происходит чаще всего в фантастической обстановке, противоречащей реальной действительности. И это не случайно, поскольку взаимодействие рассказчика с реципиентом в повестях сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» имеет, на наш взгляд, романтическую специфику.
Третий способ общения рассказчика с реципиентом в гоголевских повестях - это «игра» с чи-
146
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2012
тателем, своеобразная «воображаемая» беседа с адресатом, где рассказчик сам себе задаёт вопрос от лица читателя и сам на него отвечает.
Большую роль при реализации этого способа общения в сборнике играют образы рассказчиков: пасичника Панька Рудого, дьяка Фомы Григорьевича и панича в гороховом кафтане - представителей людей из разных слоёв общества. Повествование гоголевских повестей ведётся от их имени. Так, в повести «Вечер накануне Ивана Купала» мы читаем: «Одну из его чудных историй перескажу теперь вам. вы, может, даже не поверите.» [2, с. 83]; «Вы спросите, отчего они жили так?» [2, с. 84]; «Смейтесь; однако ж не до смеха было нашим дедам.» [2, с. 87]; и т.п. В «Майской ночи, или Утопленнице» повествователь часто вступает в «воображаемую» беседу с читателем: «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи? Всмотритесь в неё.» [2, с. 56]; «Но кто же этот голова, возбудивший такие невыгодные о себе толки и речи? Покамест Каленик достигнет конца пути своего, мы, без сомнения, успеем кое-что сказать о нём.» [2, с. 59]. В «Сорочинской ярмарке» писатель применяет аналогичный приём, где рассказчик восклицает: «Вам, верно, случалось слышать где-то валящийся отдалённый водопад. Не правда ли, не те ли самые чувства обхватят вас в вихре сельской ярмарки.?» [2, с. 15].
Достаточно часто в повестях достигается воздействие на читателя посредством игры разговорных лексем и фраз, например: «.А посмотрели на нашу братию, на голь; вырытая в земле яма -вот вам и хата!» [2, с. 98].
Четвёртый важный фактор, демонстрирующий роль рассказчика в повестях Гоголя, - это нравственное воздействие на читателя посредством художественного слова. В.Ш. Кривонос замечает: «Средством единения с читателями оказывается для Гоголя проповедническое слово, обличающее и наставляющее каждого отдельного человека, побуждающее его внутренне измениться и самосовершенствоваться» [4, с. 47]. С этим нельзя не согласиться. Но можно отметить, что нравственное воздействие на читателя, на наш взгляд, достигается в творчестве Гоголя двумя способами: морально-нравственным фразовым подтекстом и фразами, близкими по своей семантической наполненности к библеизмам.
Обратимся к повести «Страшная месть». Утверждение о мести Ивана роду Петра, причем такой, которая определяется лишением последнего самой возможности мщения («...ибо для человека нет большей муки, как хотеть отмстить и не мочь отмстить») [2, с. 255], имеет достаточно характерные сходства с библеизмом.
Месть Бога - высшая форма мести. Начало легенды в повести Гоголя напоминает библейский сюжет о Каине и Авеле, в основе которого лежит
братоубийство, причиной которого послужила зависть. Герои гоголевской легенды тоже два брата -Петро и Иван, которые являются назваными. Из зависти убивает Петро брата Ивана и его сына. В дальнейшем Гоголь по-своему «обыгрывает» библейский сюжет, вставив в свою легенду Божий суд и момент возмездия: «Как умер Петро, призвал Бог души обоих братьев, Петра и Ивана, на суд. «Великий есть грешник сей человек! - сказал Бог. -Иване! Не выберу я ему скоро казни; выбери ты сам ему казнь!» [2, с. 256]. Обещав выполнить своё слово, Бог его сдержал. Но божья кара и наказание постигли обоих братьев: «Пусть будет всё так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на своем коне, и не будет тебе царствия небесного.» [2, с. 256], поскольку оба брата были «великими грешниками».
В повести ярко проявляется воздействие на читателя фраз, близких к библеизмам - читатель воспринимает легенду как своеобразное поучение и наставление, «имплицитное» обращение к адресату, влияющее на его психологию, мировоззрение и самосознание. Этот способ взаимодействия рассказчика и читателя ориентирован на романтическую эстетику, в чём проявляется специфика гоголевского видения мира, в которой важнейшее значение имеет морально-нравственный аспект, реализующийся в повестях писателя чаще всего через морально-нравственный фразовый подтекст.
В повести «Ночь перед Рождеством» при помощи силы крестного знамения Вакула одолел черта. «Постой, голубчик! - закричал кузнец, - а вот это как тебе покажется? - При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок.» [2, с. 178]. В «Вечере накануне Ивана Купала» главная героиня ушла в монастырь, до которого она, по слухам, дошла пешком с «исцвеченным яркими камнями» [2, с. 77] окладом к иконе Божьей матери, и «один раз приехавший из Киева козак рассказал, что видел в лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки, по всем приметам, узнали Пидор-ку» [2, с. 77]. Поговаривали также, «будто никто не слыхал от неё ни слова» [2, с. 77]. Возможно, она дала обет молчания, а на деньги оставшегося после отца имущества купила драгоценный оклад к иконе. Героиня погрузилась в глубокую веру и обрела свое пристанище в духовных стенах монастыря. Гоголь не случайно хотел свою героиню отправить на богомолье. Именно вера в Бога, молитва и отрешение от всего земного составляют спасение души человека. Этим морально-нравственным подтекстом писатель хотел показать, что спасение от «сатаны» и его происков, которые приносят зло и несчастья, можно найти в Боге и молитве.
Итак, проблема автора и повествователя в раннем творчестве Гоголя - вопрос весьма важный. Взаимодействие автора с адресатом в повестях сбор-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2012
147
ника «Вечера на хуторе близ Диканьки» проявляется в форме непосредственного прямого и косвенного обращения рассказчика к своей аудитории, «воображаемую» беседу с читателем, а также нравственное воздействие на читательскую публику посредством живого художественного слова. Автор «Вечеров .» «призывает» своего читателя к ответной эмоциональной реакции, проявляющейся через юмористическое восприятие произведения и глубокое осмысление явлений действительности и ирреальности в повестях, демонстрирующее романтическую специфику раннего периода творчества Гоголя.
Библиографический список
1. Бахтин М.М. Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура) // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования
разных лет. - М.: Художественная литература, 1975. - С. 484-690.
2. Гоголь Н.В. Собрание художественных произведений в пяти томах / под ред. проф. Б. Тома-шевского. - М.: изд-во Академии Наук СССР, 1952. - Т. I. - 374 с.
3. Дружинин А.В. Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения. -М.: Издательство художественной литературы, 1978. - 516 с.
4. Кривонос В.Ш. Проблема читателя в творчестве Гоголя. - Воронеж: изд-во Воронежского университета, 1981. -215 с.
5. Н.В. Гоголь в русской критике: сб. статей / подг. текста А.К. Котова и М.Я. Полякова. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1953. - 652 с.
УДК 82.1
Павлова Татьяна Леонидовна
Технический институт (филиал) Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова (г. Нерюнгри)
pa vlo va-sizykh@yandex. ш
«ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ»: АНТИНОМИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ В ТВОРЧЕСТВЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Автор статьи выявляет истоки «бунта» поэтессы, показывает его философскую основу, связанную с ощущением трагического «разлома» бытия и с поисками альтернативного стиля художественного мышления. Антиномические установки, генезис которых восходит к романтическому мироощущению, анализируются и как специфическое явление цветаевской онтопоэтики, обусловливающие антитетичность, контрастность и в конечном итоге конфликтность ее лирических произведений. В то же время автор доказывает, что Цветаева преодолевает анти-номичность бытия посредством его творческого преображения искусством слова, что открывает перед ней перспективу экзистенциального выхода за пределы стереотипов сознания.
Ключевые слова: М. Цветаева, антиномические установки, бунт, творческое поведение, романтическое мироощущение, онтопоэтика, контраст, антитеза, конфликтность.
В творчестве Марины Цветаевой, начиная с относительно ранних стихов (19131917) воплощаются две разнонаправленные коммуникативные установки. Первая связана с беспрецедентным общением с «другими» - «поверх барьеров». Эта коммуникативная установка знаменовала стремление выйти за пределы своего «я» - обратиться к Другому как к заведомо высшей инстанции или как к другу, брату, возможно, даже слиться с ним, раствориться в нем. Мария Белкина, близко знавшая Цветаеву последних лет ее жизни, полагает, что Цветаева «отношения с людьми .творила, как стихи» [1, с. 10] В точности этих слов убеждаешься при попытке охватить взглядом цветаевские привязанности, дружбы, встречи и расставания. Возникает ощущение, что в ее отношениях с людьми не было половинчатости и бледных тонов (как, наверное, и в ее поэзии).
Привязанности Цветаевой ярки, безоглядны и всепоглощающи. Она боготворила Александра Блока, преклонялась перед А. Ахматовой, с пиететом относилась к В. Маяковскому. Большая дружба связывала Марину Цветаеву и Максимилиана
Волошина. Можно долго перечислять как кратковременные пылкие духовные притяжения (А. Вишняк, А. Бахрах, С. Парнок, Н. Вышеславцев), так и глубокие, незаменимые (Р.-М. Рильке, Б. Пастернак). Ясно одно: она не могла жить без отзвука в чьей-то душе, без сопереживания и сотворчества, проникновения в суть другого. Что, конечно, невозможно без близости «строя души», сходности мироощущений и их истоков.
И, вместе с тем, в творческом поведении и в лирике Цветаевой в полной мере реализуется и вторая коммуникативная установка - прямо противоположная: это самосознание собственного одиночества, ощущение размежевания с миром. Она не означает герменевтическую закрытость героини от мира. Напротив, ее позиция - это вызов, противостояние «миру», демонстративное движение «против течения».
Указанные коммуникативные стратегии подчас входят в конфликт друг с другом, обусловливая внутреннюю антиномичность смысловой структуры: Как правая и левая рука -Твоя душа моей душе близка.
148
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2012
© Павлова Т.Л., 2012
