CC BY
68
УДК 94 (470.332) «18»
РАСПРОСТРАНЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕЙ В СРЕДЕ УЧАЩЕЙСЯ МОЛОДЕЖИ И УЧИТЕЛЬСТВА СМОЛЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ В 60-80-х гг. XIX в.
© Екатерина Владимировна Завьялова
Смоленский государственный университет, аспирант кафедры истории и права; Смоленский государственный институт искусств, старший преподаватель кафедры философии, теории культуры и социологии, e-mail: [email protected]
В статье рассматриваются различные точки зрения на причины возникновения оппозиционных настроений студенчества второй половины XIX в. Привлечение автором материалов центрального и местного архивов позволило проследить динамику распространения радикальных идей среди учащейся молодежи Смоленской губернии в 60-80-х гг. XIX в.
Ключевые слова: студенты; самодержавие; политическая полиция; радикальные идеи; правительственная политика.
«Я, нижеподписавшийся, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству... Императору Николаю Павловичу, Самодержавцу Всероссийскому. верно и нелицемерно служить, и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови. и таким образом себя весть и поступать, как верному Его Императорскому Величеству.» [1]. Это фрагмент присяги, которую давали будущие учителя царской России перед тем, как занять должность в учебном заведении. Каждый клялся «верно служить» «своим чином» и знаниями «Самодержавцу Всероссийскому», соглашаясь на те условия, которые предоставляли ему власти. Шел 1839 год.
Следующий документ совсем иного рода и более позднего времени:
«Защитникам Голштино-Татарской Династии Преображенцам:
Во времена Елисаветы Вельможа сердцем и умом Шувалов университеты Завел у нас, в краю родном.
Теперь не то, подлец-Шувалов,
Глупца Игнатьева клеврет,
Идет с толпою Генералов На приступ в Университет.
И на сынов Ума и Слова Ведут холопские сынки Под предводительством Толстого Преображенские штыки!» [2].
Данное стихотворение обнаружено в записках смоленского дворянина Александра Васильевича Пенского, служившего в 1861 г.
«штабс-капитаном Лейб-гвардии Преображенского полка» и ставшего участником подавления властями студенческих волнений в Петербурге. Прошло чуть больше 20 лет, и, как видим, взгляды российского общества на власть и монарха резко изменились - дерзкие высказывания в адрес властей стали звучать все чаще и чаще.
Шестидесятые годы XIX в. явились одним из переломных моментов в истории России. Это было время не только коренных реформ в ее жизни, но и время зарождения массовых студенческих волнений, которые то вспыхивали, то угасали на протяжении всей второй половины века. В основном эти выступления были вызваны борьбой учащихся за свои права и свободы, однако все чаще в студенческой среде стали звучать и радикальные суждения о будущем страны. Динамика этого явления очевидна: среди судимых по «политическим преступлениям» в 1860-е гг. студентов и учащихся гимназий было 60 %, в 1870-е - 52 %, а на 1 марта 1881 г. - 88 % [3].
Что же так влекло молодых людей к радикальным идеям?
Ответ на этот вопрос пытались найти правящие круги страны. Так, анализируя политическую ситуацию к моменту отмены крепостного права, Третье отделение констатировало: «.до 1861 года никакого опасного для Правительства революционного движения не было. но с 1861 года революционные идеи нашли себе почву: с этого времени внезапно вырос у нас на Руси целый класс людей весьма опасного свойства», которые не только воспринимали радикальные идеи,
но и предлагали себя в «точные исполнители всяким учениям, направленным на ниспровержение существующего общественного и государственного строя». Основой этого «опасного класса» жандармы считали учащуюся молодежь [4].
По мнению Третьего отделения, после поражения в Крымской войне (1853-1856) в обществе появилось «всеобщее убеждение». что эта катастрофа была неизбежна из-за существующей в России системы управления, и под влиянием этого мнения началась «беспощадная критика всего старого». Звучала она везде, причем «на всем лежала печать отрицания старого, везде слышалось, что старые принципы общественной и государственной жизни, прежние идеалы и верования непригодны для новой жизни». Все громили все старое, но никто не предлагал ничего нового взамен. Возник «антагонизм между родителями и детьми и полное пренебрежение последних к какому бы то ни было авторитету». Был разрушен авторитет родительской власти, а это повлекло неуважение к авторитету государственной власти и прежних идеалов, верований, что и отразилось в нигилизме. Молодое поколение со всех сторон слышало о «невежестве и злоупотреблениях старого чиновничества» и что последнее постоянно мешает царю проводить реформы, а следовательно, в этой обстановке и при таких настроениях «легко было принять на веру всякие политически учения. преимущественно отрицательного направления» [4, л. 4-6об.].
Несколько иную причину увлечения молодых людей радикальными идеями назвал попечитель Казанского учебного округа в своем докладе от 20 марта 1863 г. министру народного просвещения А.В. Головнину. Он считал, что в распространении радикальных идей и «вредном» влиянии на умы учеников гимназий и школ виновны высланные в разные города студенты, исключенные из учебных заведений [5].
Еще одну версию увеличения студенческих волнений и распространения антиправительственных взглядов высказал член совета Министерства внутренних дел и Главного управления по делам печати Ф.П. Еле-нев, отметивший, что «бедное и подчиненное положение молодежи низших сословий естественным образом возбуждает в ней пламен-
ное сочувствие к учению о ниспровержении всего того, что стоит выше массы». Кроме этого «постоянным подстрекательством» занимались в университетах профессиональные революционеры. В итоге Еленев пришел к оригинальному выводу: стипендии в университетах приносят больше вреда, чем пользы, ибо «они искусственно привлекают в университеты из всех сословий и национальностей массы людей, проводящих университетские годы в праздности, сходках и набивании своих голов превратными учениями» [5, с. 118].
Привлекает внимание точка зрения Михаила Лемке, изложенная в его книге «Очерки освободительного движения 60-х годов XIX века». В ней приводится «Записка о петербургских университетских беспорядках» (автор ее неизвестен), где основной причиной распространения радикальных идей среди учащейся молодежи называется жестокость, с которой власти наказывали молодых людей за участие в студенческих «беспорядках». Это были просто волнения, но власти искали в них политические мотивы, не афишируя своих выводов. «А это, - подчеркивал автор, - заставляло молодых людей думать, что их проступки одобряются, что им сочувствуют», что, в свою очередь, доводило их до «действительных политических и государственных преступлений» [6].
Современные исследователи оппозиционных движений пореформенного времени, изучая процесс распространения радикальных идей, акцентируют свое внимание на «разночинцах», являвшихся детьми купцов, мещан, священников, обедневших дворян и грамотных крестьян [7].
Думается, что названные причины появления недовольства учащихся своим положением и государственной политикой в совокупности достаточно логично объясняют усиление распространения в их среде радикальных идей. Что же это были за идеи?
В 1860-е гг. после выхода в свет романа И.С. Тургенева «Отцы и дети», «нигилистами» в обществе стали называть тех, кто хотел изменить существующий в стране государственный строй, кто критиковал существующие традиции, нормы морали и религии и не признавал прежние авторитеты. Эти же идеи высказывались в работах Н. Г. Чернышевского и Д.И. Писарева. Власти же использовали
термин «нигилист» для пренебрежительной характеристики всех увлекающихся радикальными идеями в 1860-1870-х гг., и прежде всего студентов-разночинцев. Лица, заподозренные в «нигилизме», находились под особым надзором политической полиции, их передвижения, связи и место жительства контролировались. Так, например, 18 мая 1877 г. Московский обер-полицмейстер секретно сообщил смоленскому губернатору, что «проживающий в Москве под негласным надзором полиции Кандидат С.-Петербургского Университета Дмитрий Васильевич Аверкиев» выехал в Смоленск. Местным властям предписывалось продолжить надзор за Аверкиевым, при этом называлась причина: в 1865 г. он был наказан как приверженец учения «нигилизма» [8].
Нигилистическое учение было весьма популярно в молодежной среде. Иллюстрацией к этому выводу является дело, сохранившееся в архивном фонде Департамента полиции, из которого явствует, что 8 декабря 1881 г. указанное ведомство обратилось к Смоленскому жандармскому управлению с предписанием собрать сведения об ученике 6 класса Смоленского реального училища Н.В. Волкове и его знакомом И. Неклепаеве, т. к. оба подозреваемы были во вредном в «политическом отношении направлении мыслей». Корреспонденция молодых людей стала негласно просматриваться и вскоре выяснилось, что Волков так проникся социалистическими идеями, что в письмах выражал «убеждение в необходимости разрушения существующих социальных отношений путем революции, подготовка к которой должна составить цель жизни» [9].
Радикальными идеями порой увлекались и преподаватели. В городе Дорогобуже под полицейский надзор был выслан за пропаганду «вредных взглядов» и «дурную нравственность» учитель Ялтинской земской школы Алексей Гурский [10].
И это были не единичные примеры [11, 12]. Так, в «Ведомостях лиц, состоящих под надзором полиции» за 1872 г. по Смоленской губернии были указаны еще 3 лица, причастных к «нечаевскому делу»: бывший студент Московского университета, дворянин, уроженец Смоленской губернии А. Николаев, «личный почетный гражданин» С. Прокофьев из Гжатского уезда и «купеческий сын»
Н. Шестаков из Бельского уезда. Все были определены под «строгий секретный надзор полиции» [13].
В 1872 г. «Смоленское Губернское жандармское управление» согласно предписанию III Отделения обязано было «собрать негласно» сведения о помещике Бельского уезда Иване Лыкошкине и его трех дочерях, живших в Санкт-Петербурге. Одна из них -младшая тринадцатилетняя Софья, проживала в Петербурге в одном доме с «сестрой государственного преступника» С. Нечаева -Анной Нечаевой. Местные жандармы собрали информацию и сообщили в столицу, что за сестрами и отцом «ничего предосудительного замечено не было». Но когда одна из сестер собралась в Швейцарию для продолжения образования и попросила выдать ей заграничный паспорт, ей в этом было отказано [14].
Политическая полиция старалась отследить любое проявление недовольства существующим строем в российском обществе. В этом плане опасения вызывали учителя, преподававшие как в частном порядке, так и в воскресных школах. Так, 19 ноября 1863 г. Смоленскому гражданскому губернатору Бо-роздне поступило секретное предписание из корпуса жандармов, в котором предлагалось учредить «самый секретный надзор» за бывшим студентом Санкт-Петербургского университета сыном петрозаводского мещанина Сывороткиным. Молодой человек в начале ноября 1863 г. выехал из столицы в Дорогобужский уезд и устроился домашним учителем в имение генеральши Чебышевой [15].
Политическую полицию настораживала возможность распространения народнических идей и в воскресных школах. Так, 28 июня 1862 г. управляющий Московским учебным округом сделал распоряжение директору училищ Смоленской губернии доставить «полный список лиц, состоявших в последнее время распорядителями и преподавателями во всех воскресных школах». За неделю до этого сообщалось, что «надзор, установленный за воскресными школами и народными читальнями, оказался недостаточным». Напуганные этим фактом, власти решили «пересмотреть правила об учреждении воскресных школ» и «вплоть до преобразования означенных школ на новых основаниях закрыть все ныне существующие.» [16].
И все же, как считают некоторые исследователи, в 1860-е гг. лишь наметилась тенденция к непосредственным контактам революционеров с народом, а массовым движение народников стало в 1870-е гг., после знаменитого призыва М. Бакунина «идти в народ» [17].
«Хождение в народ» началось весной 1874 г. При этом существовало две точки зрения: если «не перейти к сближению с народом, то все сделанное до этого превратится в капитал, применение которого вряд ли когда-нибудь будет востребовано» [17, с. 57]. С другой стороны, пропаганда среди крестьян, восприятие крестьянского образа жизни понималось многими молодыми людьми как путь к нравственному очищению.
Естественно, подобные идеи были на «ура» подхвачены в среде учащейся молодежи и учительства. Они и составили большую часть тех, кто отправился «в народ». Наскоро печатались прокламации, брошюры, осваивались профессии сапожников, столяров, слесарей, менялись нарядные костюмы и платья на деревенскую одежду, французские, английские слова и латынь - на «деревенский говор». Основных методов «хождения в народ» было два: «летучая» и «оседлая» пропаганды.
«Летучий метод» заключался в том, что пропагандист переходил из деревни в деревню, нигде подолгу не задерживаясь. Цель -возбудить крестьянское движение, ведя при этом пропаганду социализма [18]. Так, в Вязьме 27 сентября 1874 г. был задержан воспитанник Тульской гимназии Петр Компасов. При нем нашли книги революционного содержания и записную книжку с адресами. В конце декабря того же года в селе Хотине Духовщинского уезда был арестован бывший студент сельскохозяйственной академии Николай Леонтович. В его вещах были обнаружены специально отпечатанные для работы в народе книги и произведения Чернышевского [19].
Однако, как показало время, этот метод был менее результативным, и народники решились на более эффективный с их точки зрения метод - «оседлая» пропаганда [18, с. 108]. Теперь, постоянно проживая в сельской местности, народник становился «своим» среди крестьянства, что должно было усилить его влияние.
Приведем подобный случай. Управляющий земской Орловско-Витебской железной дороги 16 сентября 1874 г. сообщил смоленскому губернатору о следующей просьбе ро-славльского уездного исправника, который просил отслеживать контакты прибывшего в Рославль слушателя Санкт-Петербургского практического технологического института Ивана Алексеева. Указанный молодой человек проживал в Рославльском железнодорожном училище. Жандармы решили все проверить «негласно», аккуратно, назначив на эту «работу» «начальника Рославльских мастерских» Г. Федорова. Но последний от возложенной обязанности отказался, сославшись на крайнюю занятость. Студента же было решено допросить, с какой целью он явился на железную дорогу и чем намерен заниматься. Почуяв неладное, Алексеев скрылся, и его поиски ничего не дали [20]. Получается, что власти верно определили источник опасности, но не смогли оперативно его пресечь.
Еще один пример сохранился в фондах Государственного архива Смоленской области. 19 февраля 1877 г. гжатский уездный исправник сообщил смоленскому губернатору, что в «деревне Рогозине, Семеновской волости, поселился бывший учитель Томского Духовного училища Павел Иванович Покровский». Как выяснилось, он принадлежал к тем лицам, за которыми был учрежден «негласный надзор полиции». Причина поселения объяснялась «необходимостью в деревенской жизни для поправления расстроенного своего здоровья, а также желанием имеющиеся у него денежные средства употребить на ведение сельского хозяйства».
Дальнейшие действия Покровского вызвали у властей настороженность. Он взял в аренду землю, заплатив сумму, которая возбудила «народную молву». По словам арендатора, молодой человек без торга заплатил в 3 раза больше стоимости. И впоследствии Покровский за все платил больше, чем требовалось, довольно часто «без всякой видимой цели поил крестьян водкою», в доме не имел никакой прислуги и, наконец, почти каждую неделю ездил в Москву, каждый раз возвращаясь с тяжелым багажом. Но самое подозрительное к нему постоянно приезжали какие-то молодые люди и оставались на некоторое время.
Факты были более чем красноречивыми: в деревне поселился народник. Полиция решила понаблюдать за Покровским и лицами, к нему приезжающими, но «нужных» сведений так и не выявила даже после «внезапного обыска». В результате был установлен надзор. Вскоре гжатский уездный исправник сообщил, что в декабре 1877 г. Покровский из деревни Рогозино скрылся. Розыск указанного молодого человека по уездам губернии ничего не дал, но в мае 1879 г. он был обнаружен в Можайском уезде Московской губернии [21].
Но вскоре массовое «хождение в народ» иссякло. Причин множество: отсутствие единого центра движения; стихийность действий участников; достаточно эффективная работа властей по поимке пропагандистов и пресечения их деятельности. Но самое главное -это незнание молодыми людьми реалий крестьянской жизни. Идеи народников были непонятны крестьянам, чужды, плюс к этому вековая вера в доброго «батюшку-царя». «Хождение в народ» стало «первым столкновением двух утопий: революционно-народнической и консервативно-народной, кардинально отличавшихся между собой» [17, с. 58].
Однако только на этом деятельность по распространению народнических идей среди учащихся в Смоленской губернии не закончилась. Как указывал историк Д.И. Будаев, в Смоленске существовало несколько кружков (в 1883-1884, в 1885 и 1889 гг.), организованных учащимися гимназий, духовной семинарии, реального училища и пропагандировавших народнические взгляды [19, с. 171-183].
Итак, изложенные факты свидетельствуют о том, что в Смоленской губернии среди учащейся молодежи и учителей школ и гимназий были популярны те же радикальные идеи, что и среди студенчества и учительства других губерний Российской империи, в т. ч. и в столичных учебных заведени-
ях. Эти идеи активно проникали во все слои образованного общества. В первую очередь этими идеями увлекались выходцы из дворян, мещан, купцов, крестьян и духовенства. Типичным «героем» этого периода становится молодой интеллигент - разночинец, получивший высшее образование.
1. ГАСО (Гос. арх. Смоленской области). Ф. 45. Оп. 1. Ед. хр. 307. Л. 2-2 об.
2. ГАСО. Ф. 107. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 1.
3. Панагин Ф.Г. Учительство в революционном движении в России (XIX - начало XX вв.). М., 1986. С. 78.
4. ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1 а. Ед. хр. 1042 а. Л. 1-3об.
5. Ткаченко П.С. Учащаяся молодежь в революционном движении 60-70-х годов XIX века. М., 1978. С. 116-117.
6. Лемке М. Очерки освободительного движения 60-х годов. Спб., 1908. С. 478.
7. Власть и общественное движение в России имперского периода / под ред. М. Д. Карпаче-ва. Воронеж, 2005. С. 39-40.
8. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 232. Л. 1,1 об.
9. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 77. Ед. хр. 1408. Л. 2-3, 5-7.
10. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 116. Л. 66.
11. ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1 а. Ед. хр. 329. Л. 1.
12. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 162. Л. 1-2;
Ед. хр. 191. Л. 1-39.
13. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 281. Л. 41, 42 193,
194.
14. ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Ед. хр. 594. Л. 2-9.
15. ГАСО. Ф. 1. Оп. 4. Ед. хр. 715. Л. 1-3.
16. ГАСО. Ф. 45. Оп. 1. Ед. хр. 2027. Л. 4, 9, 14.
17. Зверев В.В. Народники в истории России. М., 2003. С. 55.
18. Коржавин В.К. Народничество 70-х гг. Калининград, 2007. С. 106.
19. Будаев Д.И. Памятники революционного подвига. М., 1981. С. 169.
20. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 196. Л. 1-5.
21. ГАСО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 230. Л. 1-3, 14-16, 17.
Поступила в редакцию 25.02.2010 г.
UDC 94 (470.332) «18»
THE SPREAD OF REVOLUTIONARY IDEAS AMONG THE STUDENTS AND THE TEACHERS OF SMOLENSK PROVINCE IN 60-80’S OF THE 19TH CENTURY
Ekaterina Vladimirovna Zavyalova, Smolensk State University, Post-Graduate Student of History and Law Department; Smolensk State Institute of Arts; Senior Lecturer of the Philosophy, Theory of Culture and Sociology Department, e-mail: [email protected]
This article concerns with different views on the reasons of the appearance of opposition in students’ opinion in the second half of the 19th century. The use of the material from the central and local archives helps to see the dynamics of the spread of radical ideas among students in the Smolensk Region in 60-80’s of the 19th century.
Key words: students; autocracy; political police; radical ideas; governmental policy.
