CC BY
143
1. Труды Орловской ученой архивной комиссии 1890. Вып. 2. С. 6.
2. Там же. 1891. Вып. 1. С. 4.
3. Там же. 1894. Вып. 3. С. 3.
4. Там же. 1894. Вып. 1. С. 5.
5. Там же. 1889. Вып. 4. С. 17-25, 58-64; 65-69
6. Там же. 1890. Вып. 1. С. 60-63.
7. Там же. 1892. Вып. 1. С. 1-33.
8. Там же. 1893. Вып. 1. С. 7-12.
9. Там же. 1890. Вып. 4. С. 30.
10. Там же. 1892. Вып. 3. С. 1-10.
11. Там же. 1894. Вып. 4. С. 36-37.
Поступила в редакцию 24.11.2008 г.
Zhironkina L.N. Arkadiy Gavrilovich Puparev as an activist of an academic archives committee. The article is devoted to A.G. Puparev (1823-1894), a secretary of Orel Statistics Board, an archivist, an expert of local lore and a member of an academic archives committee during 18841894. The analysis of his professional activity enables us to comprehend his contribution into the formation of an academic archives committee which played a great role in the research work in the Orel province.
Key words: a provincial academic archives committee; local lore studies; archives; province history studies.
УДК 947
НАРОДНИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ 1870-х гг. В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ
© С.В. Пудовкин
Внимание автора сконцентрировано на двух важных составных элементах народнического движения 1870-х гг. - «хождении в народ» и устройстве землевольческих поселений. Большинство тамбовских деятелей были сторонниками легальных методов борьбы за права народа, впоследствии они отошли от народнических воззрений. В рамках народничества тамбовская интеллигенция искала пути решения сложных общественных проблем. Но во взаимодействии общества и государства присутствовали только элементы преследования разумных идей, исходящих снизу.
Ключевые слова: народничество; социалист; терроризм; интеллигенция.
Революционное народничество 1870-х гг. -некогда одна из популярных тем советской историографии - ныне пребывает в тени глубокого забвения. Казалось бы, кардинальные сдвиги в методологии и практике исторического исследования последних десятилетий побуждают если не к дальнейшей разработке, то к переосмыслению неоспоримо важной проблемы, отразившей природу отечественного исторического процесса и во многом предопределившей его будущее течение. Но этого не произошло. Едва ли не единственной заметной публикацией новейшего времени остается статья С.В. Калинчука о психологических аспектах деятельности «Земли и воли» [1]. И это «наличие отсутствия», скорее всего, тоже имеет психологические корни: научное сообщество, как и общество в целом, аллергически реагирует на дискурс революции. В революционных народниках можно ведь увидеть не просто идейных предтеч терроризма ХХ в., но и провозвестников тоталитарного насилия, как бы ни были чисты при этом их личные помыслы, но-
сителей деструктивной политической культуры, впоследствии дорого обошедшейся России. Столь же очевидно, впрочем, что феномен народничества вобрал в себя многообразные экономические, социальные, политические и философские интенции своего времени, от субкультуры пореформенной молодежи и «народолюбия» формирующейся российской интеллигенции до конкретной постановки проблемы перехода от аграрного к индустриальному обществу на основе самобытности русского исторического развития, в рамках социалистической парадигмы мышления. В конечном счете, решение этих вопросов упирается в изучение новых источников и сюжетов.
На общероссийском фоне народнического движения 1870-х гг. представляет несомненный интерес интегрированное исследование его тамбовских филиалов, являвшихся определенным направлением в его развитии. Это позволит уточнить спорные моменты и заполнить лакуны в историографии местных народнических кружков и групп. История на-
роднических организаций в Тамбовской губернии представлена лишь фрагментарно в общих работах по истории края [2-4], а также в ряде публикаций краеведов 1960-1970-х гг. [5-6]. Исключение составляет тамбовское поселение народников конца 1870-х гг., которое рассматривалось как в общих работах по истории народничества [7], так и в публикациях тамбовских историков, прежде всего
А.Я. Кипермана [8]. Также отметим диссертацию Г.М. Дмитриева, исследовавшего «хождение в народ» на территории центрально-черноземных губерний, включая и Тамбовскую [9]. Но главное внимание автора сосредоточено на деятельности организации «Наши», охватившей лишь часть Борисоглебского уезда.
«Хождение в народ» стало определяющим событием в общественном движении
1870-х гг., начало «новой революционной эры», по самооценке народников [10]. Его провал, как и полная неудача народнической пропаганды середины 1870-х гг., привели вскоре к образованию «Народной воли» и тактике террора [11]. Отметим, что «хождение в народ» представляло собой стихийное, целенаправленное, но децентрализованное движение студенческой молодежи, прежде всего из Москвы и Петербурга, в поволжские, центральные и южные губернии империи с целью пропаганды революционных идей. На местах они сталкивались с революционными кружками, которые становились опорой в их пропагандистской деятельности. Народнические деятели преследовали разные цели: одни стремились поднять крестьян на восстание, другие - изучать жизнь народа и постепенно готовить его к революции. Неудача в организации бунта не исключала некоторые позитивные для народников сдвиги в деле сближения с народом и практического знания болезненных нужд крестьянской жизни. На деле, объективно, это была первая попытка организации массовой силы, способной изменить общественное устройство в России.
Аграрная Тамбовская губерния не могла не привлечь народнического внимания как благоприятной сферы приложения своих сил и идей. В начале 1870-х гг. местная интеллигенция не проявляла какой-либо оппозиционности к власти. «До 1874 года, в продолжение 10 лет сряду, в этой губернии не было
ни одного ареста по политическим делам», -вспоминал В. Д. Новицкий, в то время начальник Тамбовского губернского жандармского управления [12]. Полиция и жандармы занимались, в основном, надзором за ссыльными поляками. «Хождение в народ» здесь, конечно, не достигло такой силы, как в соседнем Поволжье, но все же было довольно значительным. Документы Тамбовского ГЖУ показывают, что с весны 1874 г. возрастает количество дел политического характера, общий объем бумаг в переписке с Третьим отделением, проведение дознаний, резко усиливается полицейский надзор за подозрительными лицами, находящимися на территории губернии. Пик арестов падает на лето-осень 1874 г., когда было арестовано около 20 человек, так или иначе причастных к пропаганде [13]. Писательница В.И. Дмитриева, учившаяся в ту пору в Тамбовской женской гимназии, вспоминала: «Весь Тамбов был взволнован массовыми обысками и арестами среди учащейся молодежи. Всюду говорили об этом - и в домах и на ученических партах...» [14].
Для Тамбова, как и для других провинциальных городов России, развитие революционных идей и связанной с этим пропагандистской работой местной интеллигенции было результатом непосредственного взаимодействия с деятелями из Петербурга и Москвы. Наибольшую активность в установлении связей с местными народниками проявили П.И. Войноральский и Д.М. Рогачев, впоследствии главные обвиняемые по «процессу 193-х». Оба побывали в Тамбове летом 1874 г., привезя с собой запрещенную литературу, установили контакты с тамбовскими народниками, пытались создать артельную мастерскую [15]. По оценке историка
В.Н. Гинева, «приезжие деятели приносили с собой бодрость, энергию, опыт и становились почти всегда организаторами “хождения в народ”; местная молодежь представляла своих людей и свои связи как в городе, так и окрестных деревнях» [16].
К 1874 г. в Тамбове сложился кружок революционной направленности, куда входили учитель сельской школы Н.С. Никифоров, чиновник казенной палаты В.М. Бурцев, оружейный мастер С.И. Арев, гимназисты А.И. Фаресов, Г.П. Сазонов, Ф.М. Снегирев,
А.И. Прозоровский, А.И. Спиридонов, сту-
денты Н.К. Кульчицкий, Н. Фирсов и др. Именно с ними установили связи Рогачев и Войноральский. Члены кружка, как выяснилось при дознании, ограничились передачей друг другу, а также некоторым другим лицам, с которыми имели непосредственные контакты, революционной литературы [6, с. 3]. При обыске у Прозоровского были найдены два экземпляра «Сказки о четырех братьях», «Сборник новых песен и стихов», а также «История одного французского крестьянина» [15, с. 146]. Сельский учитель Никифоров вел пропаганду в Липовицкой средней школе, передавал ученикам запрещенные издания [3, с. 70].
Помимо указанных лиц пропагандой и распространением революционных брошюр занимались мещанин С. А. Стопани, проживавший в качестве домашнего учителя в ус-манском имении помещика Янова [15, с. 146147], землемер из Ржаксы А.А. Коршунов [8, с. 231-232], студент Петербургского университета И.Н. Любимов, распространявший в имении Можаровых в Козловском уезде переделанную применительно к России прокламацию Парижской коммуны к сельскому населению [17]. Арестованы по делу пропаганды были также иностранный подданный И.М. де'Григорио в селе Шеремчугове Мор-шанского уезда, акушерка М.Г. Горячков-ская, дворянин П.А. Федосеев [18].
В августе 1874 г. в Усманском уезде была арестована акушерка Анна Тушинская, связанная со многими революционными деятелями того времени [18, л. 109]. При обыске у нее были найдены многочисленные письма Войноральского, а также революционные брошюры «Очерки фабричной жизни», «Речь Лаврова Цюрихским студентам», «Государственность и анархия» и др. [15, с. 138-139].
Арестованные в 1874 г. члены тамбовского кружка проходили обвиняемыми или свидетелями по процессу 193-х. Но за недостатком улик большинство арестованных было освобождено. А.И. Прозоровский и А.С. Тушинская были оправданы, А.И. Фаресову и Н.С. Никифорову было засчитано предварительное заключение, С.А. Стопани впоследствии сослали в Западную Сибирь [19].
Таким образом, общественная жизнь в Тамбовской губернии, до этого вполне спокойная и размеренная, испытала всплеск активности представителей интеллигентской
молодежи летом 1874 г., для которых это был первый опыт участия в общественной борьбе. Правда, тамбовские народники не пошли дальше осторожной пропаганды своих идей в народе. Аресты в июле 1874 г. прервали на время деятельность тамбовского кружка.
Первой крупной организацией народников 70-х гг. была «Земля и воля» (1876-1879 гг.). Она имела центральный кружок в Петербурге, местные региональные объединения, программные и уставные документы. Пересмотр революционерами результатов «хождения в народ» привел их к идеям создания в деревне поселений, членам которых поручалось не только вести пропаганду, но и организовывать крестьян для борьбы с существующей властью. По словам А.Д. Михайлова, целями поселений были «сближение с крестьянством, отыскание вожаков народных и сплочения их во имя достижения «Земли и воли» для более единодушного действия» [20]. Тамбовское поселение землевольцев 18781879 гг. было одним из самых крупных и относительно долговременных. Еще более оно примечательно единственной сохранившейся программой действий в народе.
Первая попытка создать поселение в Тамбовской губернии была предпринята в начале весны 1878 г. Тогда сюда приехали известные революционеры В.Н. Фигнер, Н.А. Морозов, А.И. Иванчин-Писарев и др., предполагавшие устроиться на должности сельских писарей и учителей. Но быстро найти работу приезжим не удалось, вследствие чего группа вскоре покинула губернию.
И все же к концу 1878 г. тамбовское поселение образуется и существует относительно долго - до поздней осени 1879 г. Видную роль в его организации играл М.В. Девель. Попав в Тамбовскую губернию в 1871 г. сосланным под надзор полиции, Де-вель вскоре за «хорошее поведение» освобождается из-под надзора, устраивается оценщиком имений в обществе взаимного поземельного кредита, приобретает известность и связи в местных деловых кругах [21, 22]. М.В. Девель был центральной фигурой в тамбовском поселении, занимался вопросами трудоустройства приезжих, распоряжался деньгами, оказывал помощь в быту и даже в личной жизни [22, с. 235-236].
В состав поселения входило около 15 человек. Некоторые из них были довольно известными революционерами, занимали определенное положение в центральном кружке «Земли и воли». С.А. Харизоменов, видный народник, впоследствии член «Черного передела», прибыл в Тамбов в октябре 1878 г. и служил сначала домашним секретарем Деве-ля, а с декабря - волостным писарем Пичер-ской волости Тамбовского уезда. Э.К. Пекарский, ставший уже в ссылке в Сибири автором крупнейшего русско-якутского словаря, в январе 1879 г. по ходатайству Девеля был принят письмоводителем к члену Тамбовского уездного по крестьянским делам присутствия Сатину. Л.Н. Гартман - впоследствии участник покушения на императора под Москвой в ноябре 1879 г., эмигрант, приехал в Тамбов в апреле 1879 г. с паспортом на имя
B. Троицкого. С апреля по июль он служил писарем в Ивановской волости Тамбовского уезда [23].
Известные народнические деятели второй половины 1870-х гг. Н.П. Мощенко и Ю.М. Тищенко служили на должностях, соответственно, сельского писаря и учителя в Тамбовском уезде [23, л. 338; 24]. В число поселенцев входили также Н.П. Любов, Е.А. Скуратова, О.А. Никифорова-Мацнева,
Н.П. Архангельский, К.В. Казарский, А. Хо-тинский. Особо отметим О.В. Аптекмана, одного из первых историков «Земли и воли». Он до февраля 1879 г. служил фельдшером в Тамбовском уезде [24, с. 343].
В деятельности поселения заметную роль играли местные интеллигенты, в большинстве своем ранее причастные к делу о тамбовском кружке 1874 г.: Н.С. Никифоров,
А.И. Прозоровский, Ф.М. Снегирев,
C.А. Петров, Н.Д. Болдин, Н.И. Воскресенский, В. Лосицкая, Н.И. Полунин и др. [18, д. 2962, л. 47-62]. Они были, в основном, связующим звеном между М.В. Девелем и поселенцами, участвовали в обсуждении программы, в решении организационных вопросов, хранили подпольную литературу, вели пропаганду в деревне [22, с. 236]. Сношения с тамбовскими деятелями были в целях конспирации тайными, и, как полагал Э. Пекарский, «можно усомниться, были ли тамбовские социалисты знакомы с Девелем непосредственно» [21, с. 85].
Наиболее серьезные улики у полиции были против Полунина, который обвинялся в передаче своего паспорта Пекарскому, Снегирева, подозревавшегося в проведении у себя на квартире сходок в 1878 г., и Никифорова, предполагаемого казначея тамбовского кружка [18, д. 2962, л. 51-62].
Прежде чем обратиться к программе тамбовского поселения, коснемся кратко теоретических основ «Земли и воли». Они имели анархистский оттенок, признавая единственно приемлемой формой будущего общественного устройства федерацию свободных общин [17, с. 28]. В целом же земле-вольцы сосредоточили внимание не на построении и пропаганде отвлеченного идеала будущего общественного устройства, а на организации практической деятельности по реализации своих революционных замыслов, включая дезорганизацию власти.
Вместе с тем программные документы землевольцев были далеки от крайностей бакунизма. Р.В. Филиппов считает, что «словесно выраженную приверженность к анархизму авторы подрывают признанием невозможности осуществления анархических идеалов в данный момент» [25]. Таким образом, намеки на борьбу с правительством в дезорганизаторской части программы «Земли и воли», воплотившиеся в жизнь в первых террористических актах конца 1878-1879 гг., сочетались с аполитизмом и пропагандой, которой отдавалось первостепенное значение. Идеи политической борьбы, ставшие впоследствии для «Народной воли» основой деятельности, вырабатывались революционерами именно в землевольческий период.
Взгляды участников поселения нашли отражение в программе, названной «Наша цель». Она являлась продуктом коллективного творчества, но, по мнению А.Я. Киперма-на, вряд ли утверждалась всеми участниками поселения [8, с. 241]. Ведущую роль в его составлении играл М.В. Девель [21, с. 83].
Программа тамбовского поселения существенно отличалась от программных документов землевольцев, хотя соответствовала им по духу и общим целям. Если в основу последних положена пропаганда революционных идей в народе, четкое обозначение методов и способов борьбы, то тамбовская программа построена на легальных способах достижения цели «благоденствия» народа.
«Организация деятелей должна быть тайною, сама же деятельность, когда того потребует успех дела, может проявляться в легальных формах» [26], - провозглашала программа. Таким требованиям, по мнению авторов, удовлетворяет организация земледельческих товариществ односельчан для обработки владельческой или сообща купленной, арендованной земли. Другими словами, товарищество представляет собой постоянную рабочую артель для выполнения сельскохозяйственных работ на помещичьей земле [8, с. 241]. В дальнейшем планировалось создать федерацию подобных товариществ для уничтожения конкуренции не только между крестьянами, но и между отдельными общинами. Э.К. Пекарский так сформулировал главное направление деятельности поселенцев: «Первой практической задачей нашей было нащупывание между крестьянами более сознательных людей, тоже будущих пропагандистов в крестьянской среде, а затем, по достаточной подготовки их, - образование земледельческих артелей для борьбы с помещиками на экономической почве...» [21, с. 83].
В качестве главной задачи тамбовская программа выдвигала требование подготовки народа «к будущей организации общества в форме федераций производительных общин» [26, с. 172]. В ней довольно туманно сказано о политическом и общественном устройстве. В целом, проблема выбора формы общественного устройства сформулирована в тамбовской программе в духе подобных документов «Земли и воли».
Важно отметить, что программа тамбовского поселения конкретно нацелена на решение насущного практического вопроса того времени - земельного вопроса. Ставились, прежде всего, цели, достижимые в недалеком будущем. Борьба с помещиками легальными методами выдвигалась основой для дальнейших шагов по замене существующего политического и общественного строя. Не исключалось при этом и применение насилия: «Лица, материально заинтересованные в сохранении существующего порядка не отступятся от этого порядка без борьбы, при которой рано или поздно придется прибегнуть к насилию» [26, с. 171].
Само название документа - «Наша цель» -отражает прагматическую направленность деятельности тамбовских народников. С од-
ной стороны, избранные ими легальные методы действий не исключали серьезные антиправительственные задачи, с другой - программа в целом носила умеренно-либеральный характер. Как отмечает А.Я. Киперман, тамбовская программа выражала либеральную тенденцию народнического движения [8, с. 251]. Немалое влияние на это оказали взгляды М.В. Девеля. В.Н. Гинев полагает, что среди землевольцев-«деревенщиков» конца 1878 - начала 1879 гг. было два направления: одно из них склонялось к аграрному террору, другое (прежде всего тамбовское поселение) - к внешней легализации [16, с. 146]. Таким образом, программу тамбовского поселения можно назвать наиболее реалистичной из всех известных народнических программ землевольческого периода.
Изначальные цели землевольцев, приведшие к созданию народнических поселений, на практике не дали сколько-нибудь существенных результатов. Дознание тамбовских жандармов не выявило случаев пропаганды со стороны участников поселения. Они успешно занимались своей служебной деятельностью, будучи писарями, учителями или фельдшерами. Для многих из них такая работа сопрягалась с большими трудностями, заставлявшими задумываться над смыслом устройства поселений. Е.А. Реброва-Харизоменова писала о жизни и деятельности своего мужа, С.А Харизоменова, в тамбовской деревне: «Эта жизнь в волостном правлении, участие в судах и постоянные сношения с кулаками, мироедами, старшинами и старостами, все это производило тяжелое, удручающее впечатление. Деревенская жизнь со всеми ее язвами, невежеством и безответственностью крестьян, с одной стороны, и диким разгулом злоупотреблений и беззаконий, с другой, сильно била по нервам и заставляла задумываться над многим» [27]. Л.Н. Гартман в своих воспоминаниях о тамбовском периоде пишет, что «возможность продолжать пропаганду в тех условиях допускали далеко не все из нас» [28]. В итоге именно опыт поселений привел народников к идеям политической борьбы, сопряженной с террором. Участникам тамбовского поселения не удалось проявить себя в деле пропаганды не только по причине служебной занятости, но и вследствие боязни навлечь подозрение местных жителей и полиции.
По делу Гартмана было привлечено 11 тамбовских народников, не считая Девеля. Они проходили обвиняемыми в принадлежности к революционному обществу, в содействии и укрывательстве скрывающихся от преследования лиц [18, д. 2962, л. 61-об.]. Девеля и Полунина арестовали и вскоре выслали из пределов Тамбовской губернии. Ф.М. Снегирева, Н.С. Никифорова, О.А. Никифорову, Н.И. Воскресенского, А.И. Прозоровского, С. И. Петрова отдали на поруки, за
В. Лосицкой установили надзор, с Н.Н. Иванова, Н.Д. Болдина, В.М. Бурцева взяли подписки о невыезде впредь до окончательного разрешения дела [18, д. 2962, л. 62]. Впоследствии одни из них покинули пределы губернии (Снегирев, Прозоровский, Никифоров), другие остались под надзором полиции и продолжали деятельность тамбовского кружка уже в 1880-е гг. Понятно, что с конца 1879 г. тамбовские народники, в основном привлеченные к дознанию по делу Гартмана, не могли заниматься пропагандой, не имели сношений с центральными организациями -«Народной волей» и «Черным переделом».
Тамбовские интеллигенты часто примыкали к народничеству как к наиболее крупному и активному общественному движению, сохраняя при этом умеренные, а порой и либеральные взгляды. М.В. Девель является примером такого жизненного выбора - он не был политическим экстремистом, оставался всегда общественным деятелем, стремившимся работать публично на благо народа.
Большинство тамбовских деятелей были сторонниками легальных методов борьбы за права народа. Нередко это была своеобразная дань времени, особенно характерная для молодых людей - гимназистов или студентов младших курсов университетов. Впоследствии они отошли от народничества, став правительственными чиновниками или публицистами умеренного толка. Так, Н.К. Кульчицкий дослужился до министра народного просвещения, Г.П. Сазонов и А.И. Фаресов -стали известными публицистами.
Народническое движение 1870-х гг. было важной составляющей общественной жизни в Тамбовской губернии. На его путях тамбовская интеллигенция и молодежь искала решение сложных общественных проблем. Но во взаимодействии общества и государства присутствовали только элементы
преследования всякого инакомыслия и подавления разумных идей, исходящих снизу.
1. Калинчук С.В. Психологический фактор в деятельности «Земли и воли» 1870-х гг. // Вопр. истории. 1999. № 3.
2. Черменский П.Н. Прошлое Тамбовского края. Тамбов, 1961.
3. Страницы истории Тамбовского края. Воронеж, 1986.
4. Историческое краеведение: история Тамбовского края. Тамбов, 2007.
5. Страхов П. Красивская народница // Инжа-винская правда. 1966. № 50. С. 4.
6. Киперман А.Я. Народнические кружки на Тамбовщине // Тамбовская правда. 1970. № 303. С. 3.
7. Ткаченко П.С. Революционная народническая организация «Земля и воля». М., 1961.
8. Киперман А.Я. Тамбовское поселение земле-вольцев // Изв. Воронеж. гос. пед. ин-та. Воронеж, 1967. Т. 63. С. 230-251.
9. Дмитриев Г.М. Движение революционного народничества в центрально-черноземных губерниях России в первой половине 1870-х гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Воронеж, 1971.
10. Степняк-Кравчинский С. Соч. М., 1958. Т. 1.
С. 380.
11. Левандовский А.А. Бомбисты // Родина. 1996. № 1. С. 50-51.
12. Новицкий В.Д. Из воспоминаний жандарма. Л., 1929. С.74.
13. ГАТО (Государственный архив Тамбовской области). Ф. 272. Оп. 1. Д. 17.
14. Дмитриева В.И. Так было. М., 1930. С. 75.
15. Процесс 193-х. М., 1906. С. 145-146.
16. Гинев В. Н. Народническое движение в среднем Поволжье. М.; Л., 1966. С. 50.
17. Революционное народничество 1870-х гг.: сб. документов. М., 1966. Т. 2. С. 465.
18. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2379. Л. 49-50.
19. Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России. Политические процессы
1871-1880 гг. Саратов, 1983. С. 365-369.
20. Прибылева-Корба А.П., Фигнер В.Н. А. Д. Михайлов. М., 1925. С. 85.
21. Пекарский Э.К. Отрывки из воспоминаний // Каторга и ссылка. 1924. № 4. С. 82.
22. Никифорова-Мацнева О.И. М.В. Девель // Каторга и ссылка. 1927. № 7. С. 235.
23. ГАРФ. Ф. 109. 1879. Д. 680. Л. 337об.-338.
24. Аптекман О.В. Общество «Земля и воля». М., 1924. С. 342-343.
25. Филиппов Р.В. К оценке программных основ «Земли и воли» 1870-х гг. // Вопр. истории. 1982. № 5. С. 22.
26. Программа тамбовского поселения // Красный архив. 1926. № 6. С. 173.
27. Реброва-Харизоменова Е.А. С.А. Харизоме-нов // Каторга и ссылка. 1924. № 4. С. 266.
28. Из воспоминаний Л.Н. Гартмана // Воспоминания русских революционеров. Берлин, 1904. С. 26.
Поступила в редакцию 8.04.2009 г.
Pudovkin S.V. The populism movement of 1870-s in Tambov region. The author’s attention is concentrated on
consideration of the two important moments of populism movement of 1870-s. - «walking to folk» and establishing of propagandists settlements. Majority of Tambov socialists were supporters of legal methods of struggle for folk's rights, subsequently they had left from populism views. Within the framework of populism Tambov intellectuals tried to find a solution of difficult social problems. But in the interaction of society and state only the elements of persecution of reasonable ideas coming from beneath were present.
Key words: populism; socialist; terrorism; intellectuals.
УДК 947
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ В ПРИГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ ОБЛАСТЕЙ РСФСР В 1930-е гг.
© С.Е. Матвеев
В статье показаны основные направления подготовки сотрудников спецслужб. Глубокие изменения в политической и социально-экономической сферах жизни в СССР в качестве одного из последствий вызвали рост оппозиционных настроений в стране. Это привело к необходимости повышения эффективности работы органов НКВД сразу по многим направлениям. В работе показаны основные формы и методы взаимодействия правоохранительных структур с местным населением.
Ключевые слова: политические репрессии; политическая система; образ врага; административнокомандная система; ВКП(б).
Перестройка государственного механизма под новые задачи отразилась и на организации псковской милиции. Период 1930-х гг. характеризовался созданием в ее структуре специализированных подразделений и принятием ряда ведомственных актов, которые определяли их функции в деле укрепления общественного порядка и безопасности. Приоритеты в этой сфере задавались общей логикой господствовавшего политического режима.
В результате выселения за пределы Псковского края значительного числа недовольных советской властью граждан социальная напряженность, вызванная форсированной коллективизацией, постепенно пошла на спад. Однако число лиц, подозреваемых в нелояльном отношении к чрезвычайным мерам советской власти, оставалось достаточно внушительным. Поэтому перед псковской милицией была поставлена задача «очистить» территорию округа, прежде всего пограничные его районы, от уголовных и дру-
гих нежелательных или враждебно настроенных элементов.
Выполнению указанной задачи способствовало отнесение к компетенции милиции вопросов, связанных с регистрацией места жительства и передвижения населения. Предварительные нормативные указания на этот счет содержало принятое в 1931 г. Положение о рабоче-крестьянской милиции, которое предусматривало милицейский надзор «за соблюдением домоуправлениями и гражданами правил о прописке и выписке», а также за учетом «населения по особым правилам об адресных столах» [1].
После издания 27 декабря 1932 г. постановления ЦИК и СНК СССР «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР» на Псковщине началась подготовка к введению паспортного режима, который должен был облегчить централизованный учет физических лиц. Согласно принятому в то же время Постановлению о паспортах, «все граждане Союза ССР в возрасте от 16 лет, постоянно проживающие в городах,
