CC BY
42
Мамонова В.А. ©
Кандидат культурологии, доцент каф. истории и теории искусств СПГУТД
РАСПРЕДЕЛЕННОЕ СОЗНАНИЕ, ИЛИ О НОВЫХ ГОРИЗОНТАХ РАСШИРЕНИЯ В ПРОСТРАНСТВЕ ЭЛЕКТРОННОЙ КУЛЬТУРЫ
Аннотация
В статье рассматривается модель распределенного сознания в контексте развития электронной культуры и шире - технобиоэволюции, исследуются сценарии коэволюции биосферы и техносферы.
Ключевые слова: сознание, коэволюция биосферы и техносферы, электронная культура. Keywords: consciousness, co-evolution of biosphere and technosphere, e-culture.
Синтез нано-, био-, инфо-, когнитивных и социогуманитарных технологий, картографирующих terra nova технобиоэволюции человека, в настоящее время уже определил новую парадигму цивилизационного развития. Коэволюция технологизирующегося человека и техники, становящейся все более «антропоморфной», бионической, их сращение, формирует в итоге модель распределенного сознания, типичную для информационного общества и электронного типа культуры, где человек часть когнитивных функций уступает, передает гаджетам, которые фиксируют, сохраняют, анализируют информацию, фильтруя поступающий поток. Техника перестает быть «протезами», обозначающими только пределы внешнего расширения человека, она изменяет тип коммуникации, нейронные связи в мозге, модель поведения, представление о «схеме тела» и «я». В этом контексте хайдеггеровское размышление о технике оказывается на редкость своевременным и точным. В его рассуждениях о существе техники ключевым становится первоначальный способ считывания понятия «техне», которое вплоть до платоновской эпохи соотносилось с понятием «эпистеме», означая умение разбираться, прояснять, в хайдеггеровской мысли - переводить, выводить невыраженное, непроявленное из потаенности в состоящее-в-наличии, когда человеку не остается ничего иного, как дать этому переходу осуществиться: «Существо современной техники являет себя в том, что мы называем по-ставом. ...что такое по-став сам по себе? .. .Он -способ, каким действительное выходит из потаенности, становясь состоящим-в-наличии. Опять спросим: происходит ли это открытие потаенности где-то за пределами всякой человеческой деятельности? Нет. Но все же оно происходит не только в человеке и не главным образом через него. .По-став есть собирающее начало того устанавливания, которое ставило человека на раскрытие действительности способом поставления его в качестве состоящего-в-наличии. . Существо современной техники ставит человека на путь такого раскрытия потаенности, благодаря которому действительность повсюду, более или менее явно, делается состоящей-в-наличии» [8, 231]. М. Хайдеггер, таким образом, раздвигает инструменталистское и функциональное измерения техники, упирающиеся в ее прикладной характер, трактуя ее как по-став, поставление, ставящее в проявленное. И в этот переход в наличностное непроявленного человек оказывается включен как переводчик. В этом смысле логика развития электронной культуры раскрывает специфику другого процесса, характеризующегося не только конвергенцией человека и машина, но и, с одной стороны, отмеченного наращением темпов когнитивной эволюции, с другой - коэволюцией техно- и биосферы.
С позиции эволюционной эпистемологии, биологическая эволюция себя продолжила в геннокультурной коэволюции, постулирующей наличие прямых и обратных связей между генами и социокультурной средой, осуществляемых когнитивной системой. И.П. Меркулов описывает механизм геннокультурной коэволюции следующим образом: «При определенных условиях накопленная культурная информация и социокультурная среда становятся достаточно значимыми факторами естественного отбора, в том числе и отбора возникающих в когнитивной
© Мамонова В.А., 2014 г.
системе (на генетическом и клеточном уровнях) селективно ценных изменений, которые, в свою очередь, влекут за собой соответствующие изменения в доминирующих способах обработки когнитивной информации. ...Поскольку адаптация и выживание живых систем обеспечиваются благодаря приобретению и аккумуляции информации об окружающей среде, то эволюция жизни - это эволюция механизмов адаптации, генетически контролируемых способов обработки информации. С этой точки зрения, когнитивные и ментальные способности людей также следует рассматривать как продукт информационного развития, который скорее всего предполагает переход от сугубо биологической эволюции к эволюции геннокультурной» [4, 3-4, 295]. Когнитивная эволюция оказывается, таким образом, направляема динамикой развития культуры и определяет содержание и специфику геннокультурной коэволюции, подводя к мысли, что врожденное знание может быть подвержено фенотипической изменчивости. Здесь вспоминается известный исторический диалог основателя
трансцендентальной философии И. Канта и родоначальника этологии К. Лоренца. Цель, которую ставил перед собой К. Лоренц, отчасти полемизируя через плотность исторического пространства с И. Кантом, сводилась к примирению кантовского априори с эволюционной теорией. Прежде всего, этолог рассмотрел кантовское априори как его противоположность -апостериори. Порядок его основных положений был таков: наши формы восприятия пространства и времени, которые, по Канту, присутствуют априорно в представлениях и задают форму нашего опыта, делая последний возможным, являются эволюционно выбранным механизмом адаптации к реальности, т.е. в онтогенезе присутствуют в свернутом виде все те программы адаптации, которые реализуются при соприкосновении с теми условиями, которые спровоцировали их появление и закрепление как естественно наличных, априорных. Это значит, что процесс восприятия реальности координируется механизмами адаптации суть априорными категориями, подчиненными определенным законам: «Понимание того, что все законы «чистого разума» базируются на самых что ни на есть физических и механических структурах центральной нервной системы человека, развивавшихся на протяжении множества эпох подобно любому другому органу, с одной стороны, подрывает, а с другой - существенно укрепляет наше доверие к законам «чистого разума» [3, 23]. В одном К. Лоренц не стал спорить с И. Кантом: объективное познание действительности выявляет способ ее
распознавания, сообразный настоящему уровню развития субъекта познания, его ракурсу. Выбор точки зрения - выбор позиции, открывающей объект познания в максимальном выявлении спектра его свойств или в акцентировании доминирующей для фигуры интерпретатора. Но желание превзойти заданные границы восприятия отмечает все движение человеческого разума, запечатленного в истории культуры.
Предположим, что априорные формы и в самом деле апостериорны, но тогда правомерно допустить, что выстраивание распределенного сознания, организованного в технобиооболочку, может быть такой же естественной ступенью развития человека, как и все предшествовавшие. В сущности, вся культурно-цивилизационная среда в настоящее время работает на формирование масштабного распределенного сознания, супермозга, где индивидуальное сознание оказывается включенным и технически сращенным с ним. Мы превращаемся в глобальный муравейник, где индивид, интегрированный в технобиосреду, рассматривается именно как носитель сознания. В итоге, вся глобальная технобиооболочка оказывается ориентирована на перекомпоновку внутреннего пространства субъекта, что, конечно, отражается на его феноменальных состояниях. Как он будет мыслить «схему собственного тела», каковы будут его представления о границах я и не-я. Может, переход от локального и субъективного к технобиооболочке - это ступень эволюции?! Уже не сомневаясь, ряд отечественных исследователей полногласно приходят к такому выводу. К их числу относятся И.Ю. Алексеева, В.И. Аршинов, В.В. Чеклецов. Они придерживаются мнения, в соответствии с которым биологическая эволюция человека, завершившаяся 40 тыс. лет назад, сменилась технобиоэволюцией:
«Технобиоэволюция - уже реальность, однако в процессе ее человек не перестает быть человеческим существом, но становится все более технологизированным человеческим существом. Когда мы говорим о техночеловеке как результате такой эволюции, мы отнюдь не отождествляем его ни с постчеловеком, ни с биороботом. Техночеловек не приходит на смену
человеку разумному, но является ступенью его развития - технологизированным человеком разумным» [1, 12-21]. В сущности, мыслительная традиция подтверждает свою жизнеспособность через презентацию объяснительных моделей историко-культурных контекстов. Однако, после постмодернистского развенчания Смыслов, «недоверия в метарассказы» ни одна объяснительная модель не может быть окончательной, завершенной. Она открыта, опрокинута в контексты, включена в процедуры интерпретации. Насколько она транслирует антропологический, культурный, социальный опыт современности? И каков субъект культуры ею позиционируемый? Можно ли вообще говорить о субъекте, если граница между техносредой и человеком стирается: человек живет в мире технологий - технологии живут в человеке. Человек срастается с техникой, а техника - с биосредой, более того, она становится все более бионической. В частности, О. С. Нарайкин констатировал: «В нашу жизнь уже прочно вошли нанотехнологии как принципиально новая технологическая культура, основанная на возможности прямого, направленного манипулирования атомами и молекулами. ... сближение и взаимопроникновение «неорганики» и биологического мира живой природы -соединение возможностей современных технологий, в первую очередь твердотельной микроэлектроники как наивысшего технологического достижения современности, с «конструкциями», созданными живой природой» [5, 28]. Показательным примером подобной включенности нанотехнологий в жизненный мир человека, адаптации к ним, сживания с ними является автобиографическая книга доктора М. Хороста «Всемирный разум», где автор описывает свое физическое, экзистенциальное состояние после того, как ему в мозг вживили кохлеарный имплант, решивший его проблемы со слухом, - с одной стороны. С другой - он оказался вырван из перманентной тональности внутренней речи в мир многозвучия, полифонический мир, который мгновенно изменил все его прежние представления о реальности, понимании себя, т.е. его собственный голос наполнился звуковым объемом -обрел «тело», будучи им самим услышанным. Подобных примеров, где нанотехнологии качественно изменяют жизнь людей с ограниченными возможностями, множество. Но многочисленны и опасения, что темп технобиэволюции несоизмерим с настоящим духовнонравственным развитием человека. Поэтому намечать перспективы технобиэволюции пока преждевременно. Тем не менее, сложно не согласиться с Е.А. Никитиной, утверждавшей, что изменяются свойства самоорганизующегося техномира, в который погружен субъект: «В условиях интенсивно развивающихся инфосферы и техносферы постепенно меняется качество среды, с которой взаимодействует познающий субъект. Человек создает уже не просто «вторую природу», но проекции себя самого вовне» [6, 125]. Только одно, пожалуй, уже проблематично безоговорочно принять. Рассмотрение культуры как «второй природы», отличной и противостоящей в человеке его первой, биологической, - парадигма, ушедшая вместе с евклидовой геометрией, ньютоновской механикой в анналы истории. Есть определенная логика разворачивания внешнего расширения человека. И есть предел такого расширения. Совершенно очевидно уже в данный момент, что внешнее расширение через биотехнологии будет опрокинуто вовнутрь человека, имея своей целью изменение его природы, ее культирование, -этап, к которому традиционно возводят начало культуры как выращивания, возделывания, культивирования растений. «Символическое животное», оперирующее вторичными
моделирующими системами, надстраивающимися над натуральными, - не только проницательная кассиреровская характеристика человека, но считывание его видовой специфики, проблематизирующей данной оговоркой безоговорочное вписывание homo symbolicus в общий процесс эволюционного развития. Нужно признать, что человек эволюционирует вместе с символическим универсумом, им создаваемым, который суть вынесенная вовне и закодированная информация, интериоризированная им при дешифровке с целью изменения, корректуры своей природы или раскрытия свернутого в нем потенциала, находящегося в спящем состоянии. С подобного ракурса размышления Т. В. Черниговской, высказавшейся в пользу того, что сознание само по себе может представлять распределенный процесс, в данном контексте уместны: «Важно и то, что часть когнитивной деятельности происходит не индивидуально, а координировано с другими людьми или артефактами, и сознание, как бы его ни понимать, может рассматриваться и как распределенный процесс» [9,
330-331]. Если собственно сознание - распределенный процесс, допустим, то это положение отчасти объясняет необходимость символического порядка, вынесенного вовне, и по-другому ставит вопрос о соотношении сознания и познания. Пока этот вопрос остается открытым... Кроме вышесказанного, в пользу рассмотрения технобиоэволюции как формы когнитивной эволюции свидетельствует философия нового натурализма Ж.-М. Шёффера. Он, в частности, постулировал: «Культура» не трансцендентна биологии человека, она составляет один из главных ее признаков» [11, 168]. В данном случае совершенно иначе видится модель распределенного сознания, к которой, как правило, обращаются при объяснении, анализе образа субъекта информационной эпохи и экранной культуры, где основным источником хранения, трансляции, презентации и комбинации блоков информации, является экран, а не, скажем, кожа убитого животного, глиняная табличка, папирус, книга. Однако, и экран, и папирус, и глиняная табличка, и книга исторически играли роль своеобразных аккумуляторов вторичных языков, формирующих соответствующего данному типу культуры субъекта. И историческая специфика этих «аккумуляторов» памяти не менее важна, чем их «начинка»: «средство само есть содержание».
В частности, Г. Смолл и Г. Ворган, анализируя воздействие умных технологий на мозг человека, пришли к заключению, что уже на настоящий момент наметился так называемый «мозговой разрыв» между «цифровыми иммигрантами» и «цифровыми от рождения», лишь косвенно отсылающий к «великому разрыву» Ф. Фукуямы и отчасти иллюстрирующий причины конфликтов современных отцов и детей. На основе исследований ученые пришли к выводу, что цифровые технологии не только инициируют развитие многозадачности у человека, когда он занимается разными делами одновременно (отвечает по телефону на звонок, скачивает музыкальную композицию, следит за френд-лентой в социальной сети), но изменяют нейронные связи в его мозге, и дело здесь не только в том, что для «цифровых от рождения» естественной коммуникативной средой стала Сеть, которая задает свои этические нормы и определенный формат общения, но изменяется сам способ кодирования информации в его мозге: «Ежедневное воздействие хай-тека - компьютеров, смартфонов, видеоигр, интернетпоисковиков - заставляет нервные клетки изменяться, выбрасывать нейротрансмиттеры и объединяться в новые сети (в то время как старые постепенно разрушаются). . Нейронные сети в мозгу устроены по-разному у «цифровых от рождения» и «цифровых иммигрантов». Бомбардировка растущего мозга «цифровыми» стимулами учит быстрым реакциям, но при этом кодирование информации происходит иначе, чем в мозгу у людей в возрасте» [7, 14, 16, 61]. Изменяются не только способы кодирования информации, картины разворачивающегося перед глазами (читай - мозгом) мира, становящиеся содержанием памяти, но и память. Т. Имамичи в своей статье рисует почти постапокалиптический образ памяти человека, ушедшей от повествовательности, непрерывности в конкретность и оперативность чисел [2, 80]. Однако, не менее убедительно нерелевантность компьютерной метафоры для описания работы памяти доказывает Т.В. Черниговская [10, 63-75].
Итак, очевидно даже при первом приближении, что технобиоэволюция изменяет внутреннее пространство субъекта, его «схему тела», представление о границах «я» и «не-я». Хотя видится избыточным позиционировать внешнее расширение человека как обратно пропорциональное его внутреннему сужению: границы «я» не стабильны, но динамичны, подвижны; как и избыточно заблаговременно приветствовать становление ноосферы (в шарденовском понимании) или типлеровский сценарий переноса сознания на электронные носители (в сущности, продолжение дуалистической концепции сознания, допускающей разведение сознания и тела). Модель распределенного сознания отчасти проясняет механизмы взаимодействия в коэволюции био- и техносреды. Примечательно, что эта модель отнюдь не нова: к ней обращаются при анализе многих природных систем, начиная от муравьиной семьи, пчел и т.д.. Собственно, интересна не только модель, но и исторический контекст, вызвавший ее к жизни, его параметры и способы выстраивания субъективного пространства; ведь сращение нано-, био-, инфо-, когнитивных и социогуманитарных технологий корреспондирует о формировании новой реальности: каковы будут ее риски, диапазон в ней творческой и индивидуальной свободы человека, какова степень ее надежности для homo symbolicus?
Литература
1. Алексеева, И.Ю., Аршинов, В.И., Чеклецов, В.В. - «Технолюди» против «постлюдей»: НБИКС-
революция и будущее человека. // Вопросы философии. - 2013. - № 3. - С.12-21.
2. Имамичи, Т. - Моральный кризис и метатехнические проблемы. // Вопросы философии. - 1995. -№ 3. - С. 74-82.
3. Лоренц, К. - Кантовская доктрина в свете современной биологии. // Человек. - 1997. - № 5. - С. 1935.
4. Меркулов, И.П. Когнитивная эволюция. - М.: Изд-во РОССПЭН, 1999. - 310 с.
5. Нарайкин, О.С. - От новой науки к новой инженерии. // Наука и жизнь. - 2011. - № 12. - С. 28.
6. Никитина, Е.А. Проблема единства сознания в эпистемологии. - М., 2007. - 129 с.
7. Смол, Г., Ворган, Г. Мозг онлайн. Человек в эпоху Интернета. - М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. - 352 с.
8. Хайдеггер, М. Вопрос о технике. / Хайдеггер, М. Время и бытие. Статьи и выступления. - М.: Республика, 1993. - 445 с.
9. Черниговская, Т.В. Время - дом, где мы живем, или оно создается нашим мозгом? / Черниговская, Т.В. Чеширская улыбка кота Шредингера: язык и сознание. - М.: Языки славянской культуры, 2013. - 448 с.
10. Черниговская, Т.В. - Язык, мозг и компьютерная метафора. // Человек. - 2007. - № 2. - С. 63-75.
11. Шеффер, Ж.-М. Конец человеческой исключительности. - М.: НЛО, 2010. - 392 с.
