CC BY
49
Г уманитарные науки
четкой линией в портрете эпохи («Домашние и дикие», «Я боюсь», лекция 8 сентября 1918 года и Другие).
Христос Блока отражается в творчестве Замятина. «Голова в белом венчике» - пишет о голове отца Николая Замятин в рассказе «Детская». Отец Николай, картежник, действительно другой, без кавычек и заглавной буквы. Примеров «Другого» у Замятина множество: имя героини романа «Мы» 1-330 истолковывается как имя Мессии, Христа, героиня же называет себя ангихристиан-кой - знак антиутопии Замятина (в мифе большевизм и христианство достигают наибольшего родства); «Другой» - дьякон Индикоплев, герой рассказа «Икс», где наиболее ярка пародийность образов и атрибутики религии.
Ироническое отношение Замятина к религии вовсе не говорит об отрицании автором религиозности. Герои «Чудес» Замятина - люди, а не божественные существа. Но «Чудеса» повествуют о святых грешниках. За богословием «греха во спасение» мы наблюдаем святость, утверждаемую Замятиным в человечестве. Это наводит на мысль о «Другом» как об образе человечества. Человечность эта вызвана эволюцией философских взглядов А. Блока, попыткой его «вочеловечения». «Другой», о котором лишь думал Блок, представлен у Замятина как человечество, и этот собирательный образ не уступает в своей масштабности и святости образу Христа.
РАСКРЫТИЕ ТЕМЫ МАТЕРИНСТВА ЧЕРЕЗ МОТИВ ЗАМКНУТОГО ПРОСТРАНСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ Е. ЗАМЯТИНА
Е.В. Владимирова-Борода
Образ женщины-матери несет особую смысловую нагрузку' в «Рассказе о самом главном» и в повести «Наводнение». Таля для Куковерова является земным хранителем, как для Дорды -его мать. Но эту свою миссию они выполняют по-разному. Желание матери - вобрать, уложить в себя Дорду, втиснуть его обратно в материнское чрево: «уложить в себя его темную стриженую голову...» [1]. Это путь регресса, движения назад. Таля же побуждает Куковерова раскрыться навстречу миру. Она не только чувствует в себе способность к зарождению новой жизни, но заставляет почувствовать это и его тоже. «У него вдруг так больно толкнулось сердце, будто там не сердце, а живой ребенок... и тоже как живой ребенок - в ней сердце» (с. 196). Это путь движения вперед, зарождение нового.
В Софье, героине повести «Наводнение», пересекаются оба эти пути. «Важнейшая для Замятина тема материнства здесь также переносится в плоскость человеческой психики», - отмечает М.А. Резун [2]. Это так. Софья убивает Ганьку,
движимая внутренним стремлением втиснуть ее обратно в материнское лоно, чтобы она вновь стала приемной дочерью, а не соперницей. А потом ее единственным желанием становится стремление дать жизнь этому существу внутри нее - воплощению Ганьки.
Таким образом, преодоление замкнутости, освобождение живого существа, ребенка, в обоих произведениях представляет собой исполнение долга природы, долга материнства и продолжение жизни.
1. Замятин Е.И. Избранное. М., 1989. С. 198. Далее цитаты приведены по этому изданию.
2. Резун МЛ. Миф и индивидуальное сознание в рассказе Е.И. Замятина «Наводнение» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В 10-ти кн. Кн. 3 / Под ред проф. Л.В. Поляковой. Тамбов, 1997. С. 69.
