CC BY
59
Общество и реформы
В.П. ВЕРШЕЛЬ V.P. VERSHEL
РАБОЧИЙ КЛАСС В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ОБЩЕСТВА НАКАНУНЕ ЗАБАСТОВОЧНОГО ДВИЖЕНИЯ (1989-1991 гг.)
THE WORKING CLASS IN THE SOCIAL AND POLITICAL STRUCTURE OF SOCIETY ON THE EVE OF THE STRIKE MOVEMENT (1989-1991 years)
Ключевые слова:
рабочее движение, класс, классовая структура, советолог, гомогенность
Статья посвящена анализу классовой структуры общества накануне забастовочного движения 1989—1991 гг. Автор уделяет особое внимание определению места и роли рабочего класса в этот период. Классовый анализ подобного рода весьма актуален в наше время, поскольку, несмотря на дис-куссионность вопроса о степени зрелости классовой структуры в России и ее национальных особенностях, нельзя отрицать само наличие такой структуры. Необходимость ее изучения позволит выработать четкие представления о классовых интересах и существовании реальных партий, способных эти интересы представлять.
Новое рабочее движение1, возникшее в России во второй половине 1980-х гг., явилось одним из самых массовых и активных общественных движений в стране. Предшествовав -
1 Понятие «рабочее движение» неравнозначно понятиям «рабочий класс» и «промышленные рабочие». В составе последних было немало групп, политически пассивных, не участвующих в организованном рабочем движении. В то же время социальный состав участников рабочего движения был очень разнороден.
Key words:
the labor movement, class, class structure, Sovietologist, homogeneity
This article analyzes the class structure of society on the eve of the strike movement of 1989—1991. The author pays special attention to the definition of the place and role of the working class in this period. Class analysis of such kind is highly relevant in our time, because despite the debatable question of the degree of maturity of the class structure in Russia and its national characteristics, it is impossible to deny the very existence of such a structure. The need to study it will develop a clear understanding of class interests and the availability of real parties, which can represent these interests.
шее ему организованное рабочее движение в России прекратило свое существование в начале 1920-х гг. Новое движение явилось важным фактором развития экономического и политического процессов в России. Этим понятием характеризовались такие события, как забастовки 1989,
1990 и 1991 гг. в шахтерских регионах и в Белоруссии; съезд независимых рабочих и общественно-политических движений в Новокузнецке вес-
ной 1990 г., где была учреждена Конференция труда; два всесоюзных съезда шахтеров в Москве и Донецке, итогом работы которых стало создание в конце 1990 г. Независимого профсоюза горняков (НПГ), а в марте
1991 г. — межрегионального координационного Совета рабочих (стачечных) комитетов [5, с. 77—81]. Вместе с публикациями, материалами теоретических конференций, инициатором которых стал Институт международного рабочего движения Академии наук СССР, названные события заставили тогда замолчать даже скептиков, еще год назад утверждавших, что никакого рабочего движения у нас нет. Впервые принадлежавшая официальным структурам монополия на социально-политическую инициативу была отвергнута самостоятельным социально-политическим творчеством рабочих.
На этом фоне перед страной со всей ясностью встала проблема кризисных явлений в экономике. Внимание ученых, политических деятелей привлекла концепция социальноклассовой структуры общества. Она сводилась в основном к формуле: «два класса плюс социальный слой», т. е. рабочие, крестьяне, интеллигенция. Для эффективной социальной и экономической политики такого упрощенного представления было недостаточно. Уже давно появились новые формы деятельности людей, более многообразными стали их социальные связи, усложнилась социальная структура. На уровне макроструктуры различия между отдель-
ными общественными группами уменьшались, а на уровне микроструктуры — слоев, малых групп — они становились более заметными. В основе концепции «2+1» лежала абсолютизация общих интересов, на них делался основной акцент, при этом недооценивалось значение
специфических интересов, существующих противоречий, которые и привели к мощному забастовочному движению. Изучения требовали социальные группы — двигатели общественного развития, без чьих усилий невозможны никакие изменения в государстве, экономике, политике, науке, культуре. Нужно было четко знать, из каких же классов, слоев, групп состоит в действительности общество. Кто из них реально определял политическое, экономическое, идеологическое лицо страны? И какая часть общества была в ответе за те явления, которые находились раньше в тени, под запретом, о которых упорно замалчивалось, т. к. считалось, что их не существует? Рабочий класс или иные социальные группы?
Со страниц газет в течение десятилетий велась речь о росте социальной однородности, о сближении рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Пропагандировалась новая историческая общность — советский народ. И хотя попытки достичь социального прогресса делались через примитивное упрощение, следует в то же время отметить, что в известной степени это сближение действительно происходило. Оно выражалось в общности черт социаль-
В.П. Вершель. Рабочий класс в социально-политической структуре общества...
Общество и реформы
ного положения людей. В стране сложилось «огромное метаэтническое образование с однотипной социально-профессиональной структурой, опирающееся на общую идеологию и русскоязычную нетрадиционную культуру, обладающее общесоветским самосознанием» [11, с. 112]. Но оно во многом носило скорее искусственный характер, когда, скажем, крестьяне, подобно рабочим, отчуждались от средств производства и превращались в наемных работников, поденщиков, не заинтересованных в эффективности труда и в качестве производимого.
Внедряя в массовое сознание миф о том, что советское общество ускоренно приближается к социальной однородности, административная система и ее идеологический аппарат пристально следили за поддержанием этой идеи. Этот миф позволил рассматривать процесс формирования социальной однородности, прежде всего как процесс постепенного количественного уменьшения социальных различий. В связи с этим в тени оставались социальные различия в характере и содержании труда, квалификации, величине доходов, участии в системе власти. Игнорирование их препятствовало разрешению назревших социальных противоречий — основному социальному механизму регулирования общественных отношений, лежащему в основе развития общества. И авторы концепции социальной однородности смысл и задачи перестройки видели в реализации этих идей [3]. Опираясь на них,
они утверждали тезис о совпадении коренных интересов всех составляющих его классов, социальных групп и слоев общества при наличии лишь некоторых противоречий, например, таких как «противоречие между преобладающей массой добросовестных тружеников и лицами, живущими целиком (или в основном) на нетрудовые доходы» [9, с. 35, 44].
Не допускались даже намеки на стратифицированность советского общества, на то, что в нем имеются как «верхи», так и «низы», что в государстве социальной справедливости особо благоденствует выпестованная им элита.
Первые работы в этой области появились накануне и после XIX конференции КПСС. Статьи Т. Заславской, Р. Рывкиной, С. Андреева, Е. Старикова [2, 6, 7] знакомили советских людей с реально и давно сложившимися в обществе классами, социальными слоями и группами. Еще раньше, постепенно набираясь мужества, шаг за шагом приоткрывала мир официально несуществующих социальных групп и газетная публицистика. Статьи, очерки «Комсомольской правды», «Известий», «Социалистической индустрии» в первые два—три года перестройки рассказывали читателю о представителях партийной, хозяйственной, юридической высшей элиты, о бомжах и шабашниках, о разного рода деклассифицированных элементах, находящихся в местах заключения,
о душевнобольных и инвалидах. Журналисты показывали непарадное, не-
привычное и неприглядное в своей обнаженности лицо общества, мир, густонаселенный почти диккенсовскими героями.
Что же собой представляла в те годы социальная структура общества? Ее главные определяющие — социальное положение групп в системе относительно власти, собственности, дохода и престижа, вертикальная и горизонтальная взаимосвязь, которая основана на неравном обладании этими благами, взаимодействие групп и их активность в социальной жизни. Эти группы влияют на экономику. От их качества зависит характер воздействия на экономические процессы. Например, резко снижает эффективность труда нехватка квалифицированных и высококвалифицированных работников и дефицит компетентных руководящих кадров.
В рассматриваемый период ученые насчитывали в стране более двадцати социальных групп, в число которых входили1:
— высшая политическая элита разной природы (партийная, советская, дипломатическая, военная, юридическая, хозяйственная, культурная — ученые, писатели, художники и пр.);
— средние слои правящего аппарата (заведующие отделами и подотделами соответствующих сфер аппарата управления);
1 Приведена классификация социальных групп советского общества по исследованию отечественного социолога Р.В. Рывкиной.
— низовые работники этого аппарата;
— ведущие хозяйственные руководители объединений, предприятий, комбинатов, фирм и т. п.;
— хозяйственные руководители среднего ранга; низовые начальники (вплоть до мастеров и бригадиров);
— специалисты, служащие разных уровней и профилей; рабочие разной классификации и социального статуса (например, участвую -щие в рабочем движении или не участвующие в нем);
— члены колхозов; кооператоры; лица, живущие за счет семейных ферм и личных подсобных хозяйств;
— лица, живущие за счет других видов индивидуально-трудовой деятельности — кустарных производств, промыслов, заготовок; пенсионеры и инвалиды (включая душевнобольных);
— лица, живущие за счет сезонной занятости в строительстве, на транспорте, на погрузочно-разгрузочных и других работах; лица, находящиеся в «подаче», ориентированные на выезд из страны;
— деклассифицированные элементы, лица, находящиеся в местах заключения и др.
Западные исследователи к рассмотрению социальной структуры подходили с точки зрения стратификационной теории. В отличие от традиционного советского подхода, когда за основу анализа бралась такая социальная единица как «класс»,
В.П. Вершель. Рабочий класс в социально-политической структуре общества...
Общество и реформы
у советологов таким элементом являлась «страта» (слой), группа людей, объединенная каким-либо общим социальным признаком (имущественным, профессиональным, уровнем образования и т. д.).
Развитие любой системы ведет к усложнению ее строения, а не к усилению единообразия. Это согласуется с общими законами природы. И хотя действительно рабочий класс усложнялся, рос численно, усиливались его качественные критерии — образование, квалификация, в то же время его быстрыми темпами вытесняли с общественной арены, формировалась та иерархия власти, которая образовала высокую пирамиду с ее верхом — высшим эшелоном власти и низом — группами, состоящими из многих миллионов людей.
Появилась концепция рождения в нашей стране нового господствующего класса, в котором объединялась верхушка этой самой пирамиды — номенклатурная бюрократия. Наиболее известными сторонниками этой идеи были М. Джилас и М. Вос-ленский [13]. Они считали, что правящая социальная группа сосредоточила в своих руках огромную экономическую и политическую власть, заняла доминирующие позиции в обществе и государстве, стала над законом, приобрела множество исключительных привилегий.
Трудящиеся были лишь формально хозяевами средств производства. Подлинным же хозяином стало государство в лице этого «нового класса». Рабочий снова оказался наемным ра-
ботником, на этот раз у своего рода коллективного, безличного капиталиста. Неуклонное отчуждение трудящихся от средств производства и результатов труда превратило партийную бюрократию в «социалистического эксплуататора».
Советский исследователь В. Сысоев дал этому новому господствующему классу имя «коммунистическая номенклатура». Используя сталинскую терминологию, он выделил в нем три слоя:
— низший слой — «партийные унте-рофицеры». На пенсии они — пенсионеры местного значения. Численность их составляла примерно 650 тыс. человек;
— средний слой — «наше партийное офицерство». На пенсии они — персональные пенсионеры республиканского значения;
— высший слой — «3—4 тыс. генералитета нашей партии». Среди них — высшее звено — Политбюро ЦК КПСС. На пенсии они — пенсионеры союзного значения. Общая численность среднего
и высшего слоев — 100 тыс. коммунистов. По оценкам других экспертов, общая численность партийной номенклатуры в 1980-е гг. составляла 700—800 тыс. коммунистов. Средний слой — 50—80 тыс., высший — 5—8 тыс.
Это первое и единственное, пожалуй, заключение о существовании в стране «коммунистической номенклатуры» как господствующего класса. Большинство ученых в социальной структуре общества рассматрива-
ло тогда роль и место бюрократической номенклатуры.
Было признано, что лозунг общенародной собственности оказался в числе многих пропагандистских постулатов, не подтвержденных жизнью. Вместо него была предложена теория бесхозной собственности, не имеющей конкретного хозяина, «ничейной», как определялось в партийных документах. При этом собственность объявлялась отчужденной от человека и беззащитной перед бесхозяйственностью и расхищением. В этой теории, вроде бы и убедительной, смущало одно обстоятельство: отчуждены от собственности все в равной мере, но кому-то эта отчужденность — на пользу, а кому-то — во вред. И не в том ли здесь было дело, что совсем не обязательно непосредственно владеть собственностью, дабы извлекать из нее выгоду? Для этого достаточно ею распоряжаться и управлять. Таким вот полновластным распорядителем собственности в стране и стал партийно-государственный аппарат, который выполнял одновременно функции и управляющего, и хозяина; и исполнителя и проверяющего; и распорядителя доходов и одного из их получателей.
Интересна эволюция официального взгляда на общенародную собственность, на которую до 1987 г. не осмеливались и посягать. Но уже на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС М.С. Горбачев так говорил
о социалистической собственности в нашем обществе: «Произошло серьезное ослабление контроля над
тем, кто и как распоряжается ею. Она нередко разъедалась ведомственностью и местничеством, становилась как бы «ничейной», бесплатной, лишенной реального хозяина, во многих случаях стала использоваться для извлечения нетрудовых доходов»1.
Это отмечал и Л.И. Абалкин: «Мы не можем сегодня дать достаточно четкого ответа на вопрос, кто же является реальными субъектами и носителями отношений собственности в нашем обществе. Мы говорим: собственник — народ. Но это не ответ на вопрос, в скорее всего отговорка. А кто же реальный носитель отношений собственности? И возникает ситуация, с которой мы сегодня сталкиваемся: собственность воспринимается как ничейная, потому что нет ее носителя. А если нет реальных субъектов общественного действия, исчезает проблема интересов, вся система мотивационных механизмов поведенческой деятельности, остаются абстрактные схемы» [1].
Рассуждая о том, что «отдельный труженик — не хозяин, трудовой коллектив — не хозяин, рабочий класс в целом — тоже не хозяин», Л.И. Абалкин спрашивал: «Но разве может быть собственность ничья?» И впервые высказал предположение: «А не занимает ли у нас место хозяина бюрократия? Ведь не секрет, что работники аппарата управления понем-
1 Из доклада М. С. Горбачева на Пленуме ЦК КПСС 27 января 1987 г. [Электронный ресурс] / ШИЗІ.: http://viktr.narod.ru/select/ реге$Ь"/<1оІ<І.а<1у.І^т (дата обращения:
11.01.2012).
В.П. Вершель. Рабочий класс в социально-политической структуре общества...
Общество и реформы
ногу начинают приобретать черты класса». [1].
Не случайно многие исследователи (М. Шевелев, В. Кременюк, Е. Стариков, С. Андреев), несмотря на некоторые несовпадения в частностях, единодушны в главном выводе: наше общество разделено на два больших класса — управляющих и управляемых. При этом все, кроме С. Андреева, отказывают в классообразующих признаках социальным группам рабочих, крестьян, интеллигенции.
Итак, попытаемся дать характеристику двум большим социальным группам — классам, сложившимся в нашей стране в 1980-е гг., — управляющих и управляемых, или, как их еще определяли, — распорядителей и производителей. Оба класса занимали особое функциональное место в общественном разделении труда, с этим было связано и их неравенство в правах и обязанностях. Между классами распорядителей и производителей существовал колоссальный психологический барьер, взаимное непонимание. Управляющие были замкнуты в привилегированные сообщества на основе эндогамности. У них была своя сословная психология, ощущение своей избранности.
Все искусственные сословия и функциональные распределитель-ские касты в нашем обществе сформировали внеэкономические, административные механизмы. Они до предела упростили макроструктуру (мы — они, управляющие — управляемые, распорядители — производите-
ли). В то же время в условиях деклассирования чрезвычайно усложнилась, как уже отмечалось, микроструктура общества. Рабочие оказались расколотыми на многочисленные ведомственные, региональные, профессиональные и другие группы. Ведомственный сепаратизм рабочих, мелочные групповые привилегии, множественность статусов — все это явилось источником слабости рабочих, питающим групповой эгоизм в ущерб их интересам как целого. Отсюда и явное преобладание до июльских забастовок 1989 г. узкогрупповых интересов, носивших потребительский, а не политико-правовой, общеклассовый характер.
О появлении нового общественно-политического класса говорили и другие исследователи: С. Андреев —
о производственно-управляющем аппарате, правда, существующем наряду с традиционными рабочим классом и крестьянством; А. Кива и, как уже отмечалось, Л. Абалкин — об оформлении класса бюрократии. Кстати сказать, американские социологи Бенсман и Розенберг придерживались аналогичной точки зрения. Один из параграфов своей книги «Масса, класс и бюрократия» они назвали «Новый средний класс: “бюрократы”». «Положение бюрократов, — писали ученые, — становится похожим на положение некоего честолюбивого и восходящего класса». А. Гоулднер сюда включал инженеров, менеджеров, бухгалтеров, инспекторов, издателей, репортеров и т. д. «Новый класс», по Гоулднеру,
не есть ни пролетариат прошлого, ни старая буржуазия. Он — некая «культурная буржуазия», чей капитал выражается не в деньгах, а в контроле над ценностями культуры [14].
Для выяснения подлинной структуры общества того периода воспользуемся методологией изучения социальных различий, потенциально заложенной в ленинском определении классов. Это определение созвучно принципам стратификации, принятым мировой наукой, но, к сожалению, в тот период у нас практически не применялось. В соответствии с ленинским определением основными критериями социальной классовой дифференциации являются отношения к средствам производства (или отношения собственности), место в исторически определенной системе общественного производства, роль в общественной организации труда, способы получения и размеры той доли общественного богатства, которыми располагает та или иная социальная группа.
С этой точки зрения, и рабочие, и крестьянство, несомненно, представляли собой классы, т. к. обладали всеми классообразующими признаками: они были многочисленны, имели определенное место в системе производства, были заняты конкретной деятельностью, связанной с созданием конечного, вещественного, материального продукта. Способ получения ими общественного богатства — это конкретный труд, которым определяется и получаемая доля национального дохода, а «присвоение
труда» других классов осуществляется путем эквивалентного обмена через механизм государственного распределения.
Таким образом, рабочий класс — это вполне самостоятельный класс. Являлась ли интеллигенция классом, как утверждали западные социологи (А. Гоулднер [14] и др.), разделяя интеллигенцию на две различно ориентированные группы — научно-техническую и гуманитарную, или интеллектуалов?
Научно-техническая и гуманитарная интеллигенция в нашей стране различалась между собой не только по сфере деятельности, но и по социально-психологическим установкам, по ориентации на различные политические и социальные цели. Если первая, основная сфера деятельности которой находилась в экономической области, была более тесно связана с административно-хозяйственным аппаратом и ориентирована главным образом на сохранение своего положения, то гуманитарная — несла потенциальный заряд «разрушения», оказывалась в глубоком противоречии с существующей социальной системой. Это противоречие отражалось в той критической функции, которую она выполняла в обществе. Для радикализма эти критичность и даже враждебность носили позитивный характер, т. к. были направлены на радикальное изменение общества. Есть основания предполагать, что и сегодня именно гуманитарная интеллигенция является одной из основных преобразующих сил, своего
В.П. Вершель. Рабочий класс в социально-политической структуре общества...
Общество и реформы
рода гегемоном политической революции и ей еще предстоит сказать свое решающее слово.
Но если выделение интеллигенции в целом как нового класса общества является все-таки спорным, то не вызывает сомнений тот факт, что один из ее быстро растущих отрядов, а именно производственно-управленческий аппарат, в 1980-е гг. все больше приобретал черты, присущие именно классу. Какие именно? Административный слой представлял из себя многочисленную группу, большую, чем колхозное крестьян-ство1. Место этой группы в системе производства было четко определено: управление на всех уровнях. Роль ее сводилась к организации труда. Она обладала собственной статистически выраженной долей национального дохода, имела возможность присваивать чужой труд, сама внося в общий котел непропорционально малый трудовой вклад.
Поэтому по совокупности всех этих признаков производственно -управленческий аппарат (или управляющие, или распорядители) можно было
отнести к третьему классу общества. Его целью являлось отстаивание собственных интересов.
Таким образом, вместо диктатуры пролетариата в конце перестройки мы имели диктатуру нового класса — производственно -управленческого ап -парата.
Сегодня рабочий класс теряет свою относительную гомогенность и представляется размытой социальной общностью; он стратифицирован, имеет множество переходных ступеней и в редких случаях политически или экономически проявляет собой единую систему. В перспективе он приблизится к понятию «средний класс», который включает в себя высококвалифицированных рабочих, инженеров, врачей, ученых, инициативных предпринимателей. Отличительной чертой его станет преимущественно интеллектуальный наемный труд с нарастающим участием в управлении хозяйственными процессами.
Классы все более явно станут формироваться на стыках разно -образных социальных слоев.
1 Так, колхозное крестьянство, по данным 1989 г., составило 11,6 млн человек, служащие — 36,4 млн, а численность работников аппарата управления в 1988 г. достигла 15 млн человек (по публикациям в СМИ — 18 млн) ( см.: [10, с. 47-50]).
1. АбалкинЛ.И. Пять уроков перестройки // Правда Украины.1989. 14 февраля.
2. Андреев С. Рабочее движение — нереализованные возможности // Нева, 1991. № 9. С. 166-181.
3. Бутенко А.П. Современный социализм. Вопросы теории. М., 1989.
4. Вершель В.П. Политическая социализация рабочего класса в СССР в ходе забастовочного движе-
ния 1989-1991 гг. // Клио. 2011. № 1.
5. ГордонЛ.А., Назимова А.К. Рабочий класс СССР: тенденции и перспективы социально-экономического развития. М., 1985.
6. Заславская Т.И. Перестройка и социализм //Постижение: Социализм. Социальная политика. Экономическая реформа. // ред.-сост. Ф.М. Бородкин и др. М., 1989. С. 217-240.
7. Постижение: Социология. Социальная политика. Экономическая реформа // ред.-сост. Ф.М. Бородкин и др. М., 1989.
8. Рихтер А.Г. Забастовки шахтеров в освещении партийной печати СССР и Великобритании // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 1990. № 6. С. 30-41.
9. Руткевич М.Н. Изменения в социально-классовой структуре советского общества в условиях перестройки // Социологические исследования. 1987. № 5.
10. СССР в цифрах в 1989 г. М., 1990.
11. Старовойтова Г.В. EpLuribus unum //В человеческом измерении. М., 1989.
12. Шиманский М. Рабочие выходят на площадь // Известия. 1991. 6 апреля.
13. Djilas М. The new class? / B. Bruce-Briggs. N.Y., 1976.
14. GouldnerA. The future of intellectuals and the rise of the new class. N.Y., 1979.
References
1. Abalkin L.I. Pyat' urokov perestroyki // Pravda Ukrainy.1989. 14 fevraLya.
2. Andreev S. Rabochee dvizhenie - nereaLizovannye vozmozhnosti // Neva, 1991. № 9. S. 166-181.
3. Butenko A.P. Sovremennyy sotsiaLizm. Voprosy teorii. M., 1989.
4. Vershel V.P. PoLiticheskaya sotsiaLizatsiya rabochego kLassa v SSSR v khode zabastovochnogo
dvizheniya 1989-1991 gg. // KLio. 2011. № 1.
5. Gordon L.A., Nazimova A.K. Rabochiy kLass SSSR: tendentsii i perspektivy sotsiaLno-ekonomicheskogo razvitiya. M., 1985.
6. Zaslavskaya T.I. Perestroyka i sotsiaLizm //Postizhenie: SotsiaLizm. SotsiaLnaya poLitika. Ekonomi-cheskaya reforma. // red.-sost. F.M. Borodkin i dr. M., 1989. S. 217-240.
7. Postizhenie: SotsioLogiya. SotsiaLnaya poLitika. Ekonomicheskaya reforma // red.-sost. F.M. Borodkin i dr. M., 1989.
8. Rikhter A.G. Zabastovki shakhterov v osveschenii partiynoy pechati SSSR i VeLikobritanii // Vestn. Mosk. Un-ta. Ser. 10. ZhurnaListika. 1990. № 6. S. 30-41.
9. Rutkevich M.N. Izmeneniya v sotsiaLno-kLassovoy strukture sovetskogo obschestva v usLoviyakh perestroyki // SotsioLogicheskie issLedovaniya. 1987. № 5.
10. SSSR v tsifrakh v 1989 g. M., 1990.
11. Starovoytova G.V. EpLuribus unum //V cheLovecheskom izmerenii. M., 1989.
12. Shimanskiy M. Rabochie vykhodyat na pLoschad // Izvestiya. 1991. 6 apreLya.
13. Djilas M. The new cLass? / B. Bruce-Briggs. N.Y., 1976.
14. Gouldner A. The future of inteLLectuaLs and the rise of the new cLass. N.Y., 1979
В.П. Вершель. Рабочий класс в социально-политической структуре общества...
