CC BY
20
дет в Праге Славянская библиотека (в составе Национальной библиотеки Чешской республики). При этом, следует отметить тот факт, что исследователи межлитературных чешско-русских взаимосвязей в Чешской республике ведут активное сотрудничество между собой. Пропагандой русской культуры в целом занимается клуб русских эмигрантов в Моравии, который организовывался как сообщество тех, кто уехал из России, но продолжает отождествлять себя с русской культурой. Их работу можно назвать встречной деятельности Общества братьев Чапеков в Санкт-Петербурге. В целом, по словам И. Поспишила, Россия остается для чехов во многом экзотической страной, страной парадоксов и абсурдов, но вместе с тем Россия является центром особой цивилизации, культуры и искусства, который связан с Европой, но и отличается от нее историческими судьбами, а также близостью к Азии. Недаром именно Прага стала в межвоенный период центром русского евразийства. Чехи любят говорить, что они люди западной культуры, но с уважением относятся к ки-рилло-мефодиевской традиции и понимают, что находятся на перекрестке Запада и Востока, Севера и Юга. Россия - часть Европы, хотя иногда они противопоставляются друг другу. Чехи смотрят на Россию как на великую державу и, зачастую подсознательно, как на оплот европейской цивилизации.
Секция
«Славянские путешествия во времени и пространстве»
М.В. Лескинен
(Институт славяноведения РАН) Путешествия поляков в сарматскую эпоху: эго-тексты и стереотипы их интерпретации
КРАТКО: В докладе рассматриваются основные направления исследований и классификация дневниковых описаний путешествий и травелогов как самостоятельного жанра: в этнологии, имагологии, в исторической науке и др. На примере польских эго-текстов эпохи сарматизма (записок и дневников М.К. Радзивилла-Сиротки, Я. Цедровского, Я.Ф. Тушиньского, С. Мас-кевича) проанализированы возможности интерпретации путешествий не с позиции «объективности» автора и информационного потенциала источни-
ка, а с точки зрения эволюции представлений и способов самоидентификации европейского Наблюдателя.
ПОДРОБНО: Описания путешествий можно классифицировать по-разному. Принято выделять литературные, виртуальные и научные (географические, этнографические и др.) их виды, различающиеся по авторской стратегии и жанровым средствам. В ХУШ-ХХ1 вв. путевые заметки или «Путешествия» становятся излюбленной формой изложения взглядов и убеждений индивидов, художественных, политических и научных идей. Они активно используются в дидактических и морализаторских целях, выступают инструментом пропаганды, манипуляции, рекламы. Травелог как жанр обладает размытыми границами, он легко встраивается и мимикрирует в любые виды текстов - от романа до справочника-путеводителя, от этнографического литературного очерка до дневника и т. д., так как позволяет эффективно решать несколько задач одновременно, при этом он мало зависит от изменчивости моды и вкусов читательской аудитории. Это полифункциональный жанр с отчетливыми признаками гибридности и диалогизма.
Популярность жанра травелогов в литературе начиная с эпохи Просвещения обусловлена многими факторами, среди которых следует упомянуть только три: а) интерес к Другому, актуализированный идеей противопоставления европейской цивилизации - варварству как таковому; б) мода на публикацию дневников и путевых заметок наряду с созданием жанра дневника-путешествия; в) удачная форма для морализаторских интенций автора и его политических (философских) взглядов. Неслучайно Просвещение создало термин «философическая география». Путешествие - а иногда лишь подготовка к нему - становится поводом для рассуждений об образце и антиобразце, удобным стандартом паренетиче-ских произведений, до того воплощавшихся как правило в различных «Зерцалах», «Истинных дворянах», «Придворных» и т. д. Теперь на смену прямому назиданию индивидуализированной направленности приходит путешествие, которое позволяет порассуждать о социальном и национальном этосе, истинных «врожденных и коллективных» нравах в сравнении с Другими - причем в европо- и этноцентристской парадигмах.
Вопрос о травелогах особого рода - литературных путешествиях виртуального характера (повествования о религиозных видениях и визионерском опыте, утопические романы) нуждается в отдельном рассмотрении, так как их нельзя однозначно причислять к путешествиям-нарративам или путешествиям в метафорическом смысле. Другой «особый» случай - христианские путешествия и паломничества, особенно в
Святую землю. Паломничество понимается как вполне возможное в реальной действительности перемещение в райское место, в край святости при жизни человека. Хорошо известны слова Лотмана о специфике изображения географического пространства в русских средневековых текстах: «географическое путешествие рассматривается как перемещение по карте религиозно-моральных систем, а ... всякое путешествие приобретало характер паломничества» (Лотман Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю.М. Символические пространства // Лотман Ю.М. Семиосфера. М., СПб., 2000. С. 298). В той же статье Лотман замечает, что в этого рода текстах «нравственным понятиям присущ локальный признак, а локальным - нравственный. География выступает как разновидность этического знания» (Там же. С. 240). Это последнее замечание в полной мере можно отнести к описаниям путешествий ХУШ-ХХ вв. - они остаются «областью семиотического моделирования», которое проявляется в аксиологическом подходе наблюдателя, только номинально свободного в своих впечатлениях и оценках. В сущности, позиция любого описателя-путешественника (как профессионала-этнографа, так и «обывателя»), - и это обосновали впервые теоретики американской антропологии (так наз. «этнографии опыта») в 1930-е гг., - это не столько субъективный взгляд на Других - пространство, культуру, человека, сколько этноцентрически (точнее цивилизационно-центрически) ориентированный комплекс коллективных представлений и предубеждений. Главный принцип восприятия в нем - каузальная атрибуция, ракурс взгляда определяет прежде не впечатление и опыт, а знание. Начиная с 1960-х гг. эта важная методологическая установка преобразуется в интерпретационно-культурную теорию (К. Гирц) и концепцию культурного «колониализма» (Э. Саид). В этом антропологическом контексте очевидно, что схема описания Другого, и главное, интенция автора неизменны со времен Геродота: в их основе лежит так наз. псевдо-ейс подход к иной культуре, когда она оказывается объектом сравнения с собственной, и не интересует наблюдателя сама по себе, изнутри.
Центральным элементом любых реальных описаний-путешествий остается фиксация нравов и обычаев. Поэтому для выяснения степени репрезентативности следует учитывать высокую степень стереотипности и клишированности данной области объективных наблюдений. Для их выявления весьма продуктивен сравнительный анализ, позволяющий определить типичность и оригинальность авторских суждений в синхронии и диахронии.
Польские эго-тексты сарматской эпохи демонстрируют переходный характер в изображении путешествий: паломничество по-прежнему остается главным и особым жанром путешествия (М.К. Радзивилл Сиротка), в иных случаях авторы игнорируют детальное описание других стран и народов, ограничиваясь лишь эпизодами, оставившими наиболее сильные эмоциональные впечатления (буря на море, экзотический ландшафт), способ выражения которых также подчиняется барочной поэтике (Ту-шиньский, Цедровский). Однако появляются и более индивидуализированные «народоописательные» тексты (С. Маскевич), авторы которых стремятся не только информировать, но и проанализировать причины складывания иных обычаев и нравов, причем не только в этноцентрическом ключе.
И.И. Свирида
(Институт славяноведения РАН)
Путешествия принца Жозефа де Линя в контексте эпохи Просвещения
Принц Шарль Жозеф де Линь (1735-1814) - одна из наиболее привлекательных персонификаций апаеп regime, он воплощал рафинированность уходящего века и, вместе с тем, заключал в себе достоинства деятеля эпохи Просвещения, выступал носителем ее идей и вкусов. Человек рыцарской храбрости, теоретик военного дела, он был также талантливым дипломатом, посредником между монархами крупнейших европейских держав (особенно заметной оказалась его роль в отношениях России и Австрийской монархии). А.В. Суворов, в турецкой кампании которого принц активно участвовал как командующий артиллерией, так писал к нему: «Никогда не прервется мое к тебе уважение, почтение и дружество ... клеврет [сотоварищ в одном из значений этого устаревшего слова] знаменитый, имеющий чистое сердце, чистый ум!».
Обладавший внутренней свободой, непосредственный, открытый и чувствительный, принц был интереснейшим собеседником, его афоризмы и шутки, часто ироничные, иногда фривольные, знал весь просвещенный мир. Де Линь привлекал не только высокой образованностью, но и своим шармом. Принц получил признание и как многосторонний литератор, который рассматривается в настоящее время в качестве крупнейшей фигуры бельгийской литературы рубежа XVIII-XIX вв. Без де Линя эпоха лишилась бы одной из ее ярких и неповторимых фигур, а сведения о событиях, происходивших в разных сферах жизни - военной, политиче-
