CC BY
81
УДК 82-6 DOI 10.17238^П1998-5320.2016.24.22
В. В. Массон,
Омский государственный педагогический университет
ПУТЕШЕСТВИЕ КАК РЕФЛЕКСИЯ О ПУТЕШЕСТВИИ («ФРЕГАТ "ПАЛЛАДА"» И. А. ГОНЧАРОВА)
В статье рассматривается вопрос о значении искусства в путешествии писателя: литературных, музыкальных и изобразительных координат, литературной традиции в творчестве И. А. Гончарова. В круг художественных исканий писателя, связанных с созданием книги «Фрегат "Паллада"», вводится роман «Обломов», а также адресаты писем путешествия (писатели-современники). Ключевые слова: путешествие, контекст, жанр, музыка, живопись, рассказчик.
Творчество И. А. Гончарова на протяжении полутора веков привлекает внимание исследователей. Это не случайно, поскольку оно сыграло особую роль в становлении русской прозаической традиции XIX века. Важной вехой в жизни Гончарова стало путешествие в качестве секретаря экспедиции к берегам Японии в 1852-1855 гг. Именно это событие и лежит в основе одного из интереснейших текстов писателя «Фрегат "Паллада"». Обращение к произведению с неоднозначной жанровой природой помогает и понять личность автора, и выявить, как происходит синтез элементов различных эстетических традиций в творчестве художника.
Гончаров в основном известен читателю как мастер крупных форм, отображающих жизнь во всей её философской глубине и масштабности; стремясь осмыслить сложность бытия, его противоречивость, писатель прибегает к самым разнообразным литературно-философским контекстам. Нужно понять, почему так важен для писателя диалог с другими художественными мирами, влияние этого диалога на становление и развитие мировоззрения художника. Исследователь неизбежно обращается к «ближнему» и «дальнему» контекстам понимания творчества писателя (М. М. Бахтин) [1, с. 373]. Такое обращение возможно на разных уровнях: жанра, композиции произведения, создания художественного образа. Важную роль играет ассоциативный фон произведения - тот корпус мотивов, идей, образов контекста, вовлечённых в смысловое целое текста, а также жанровый контекст.
В самом названии произведения происходит слияние художественного начала и документального жанра - очерка1. Гончаров создал особый роман, где есть и правда, и вымысел, но граница между ними размыта. Для Гончарова оказывается важным не только сообщить о некоем историческом факте (путешествии), но и эстетически воздействовать на читателя, а также включить текст в литературную перспективу.
Мотив путешествия возникает в романе «Обломов», наиболее близком по времени создания к «Фрегату "Паллада"». В связи с этим заслуживает внимания точка зрения Б. М. Энгельгардта о тетралогии Гончарова. Традиционно в творчестве писателя гончароведы выделяют трилогию, однако Энгельгардт говорит о том, что «Фрегат "Паллада"» является четвёртой частью тетралогии: «Обыкновенная история» - «Обломов» - «Обрыв» - «Фрегат "Паллада"», и вводит мысль о том, что текст «Фрегата» уже в самом начале был задуман Гончаровым как прямое продолжение романа «Обломов» [4]. Сегодня сложно однозначно сказать, так ли это, но связи между текстами несомненны. Гончаров в одном из своих писем пишет В. В. Стасову: «"Обломов" был начат в 1846 году, когда я сдал в редакцию "Современника" первый роман "Обыкновенную историю". Написав первую часть, я отложил её в сторону и не касался продолжения до 1857 года. В промежуток этот я плавал вокруг света, возил и 1 -ю часть "Обломова" с собой, но не писал, а обрабатывал в голове...» [5, с. 500-502]. Для нас эта связь представляется важной. Если мы вспомним первую часть «Обломова», то увидим героя: тридцатилетнего мужчину, которому не просто наскучило светское общество: дворяне, чиновники, сослуживцы кажутся Илье Ильичу Обломову людьми «с холода». Метафора, возникающая в произведении, подчёркивает взаимоотношения людей в светском обществе: равнодушие, цинизм, желание покрасоваться, в котором нет места искренности. Оградившись от общества, герой ведёт замкнутый образ жизни, чаще всего спит, рядом с ним лежит книга, которая называется «Путешествие в Африку», правда, страница, на которой остановился герой, заплесневела [6]. Так личное оказывается связано с литературным.
Возможно, что путешествие Ивана Александровича Гончарова было предпринято им в намерении получить некий творческий запас для написания своих произведений. И неспроста Гончарову
понадобилось обращение именно к подобной синкретической форме. Текст путешествия для писателя - это прежде всего попытка целостного осмысления действительности, своего я (личности) в историческом и культурном процессе.
Влияние жизненных событий писателя на произведение неизбежно. Гончаров намеривался отправить Обломова в путешествие: в письме от 20 ноября 1852 года он скажет, что пишет вступление к «Путешествию вокруг света в 12 томах, с планами, чертежами, картой японских берегов, с изображением портрета Джаксона, костюмов и портретов жителей Океании И. Обломова» [7].
Символично, что Гончаров и в романе «Обломов», и в произведении «Фрегат "Паллада"» дистанцируется от привычного светского дворянского круга. Но если в «Обломове» герой открыто разоблачает равнодушие, чванство, эгоизм, бахвальство представителей дворянства, то во «Фрегате "Паллада"» это передаётся через описание сенсации, которую произвело отплытие путешественника. Общество героя, незнакомое с реалиями плавания или знакомое по произведениям Купера и Маррие-та, стремилось дать свой прогноз: «Там вас капитан на самый верх посадит, есть не велит давать, на пустой берег высадит» или: «Сопьётесь вы там с кругу!» [8, с. 8]. Подобные реплики включаются в повествование, чтобы показать и неосведомлённость общества, и желание людей продемонстрировать свою значимость даже там, где они не понимают ничего. Эти реплики не беспокойство о путешественнике, это обозначение собственного «Я». Далее герой приводит ещё более явную ситуацию: он приезжает попрощаться с некой барыней: «Я видался с нею всего раза три в год, и мог бы не видаться три года, ровно столько, сколько нужно для кругосветного плавания, она бы не заметила. «О чём вы плачете?» - спросил я. «Мне жаль вас», - сказала она, отирая слезы. «Жаль потому, что лишний человек всё-таки развлечение?» - заметил я. «А вы много сделали для моего развлечения?» - сказала она. Я стал в тупик: о чём же она плачет? «Мне просто жаль, что вы едете бог знает куда». Меня зло взяло. Вот как смотрят у нас на завидную участь путешественника! ... «Мне жаль вас, вашей участи, оттого я и плачу. Впрочем, вы не верите слезам, - прибавила она, - но я плачу не для вас: мне просто плачется» [8, с. 8]. То есть барыня свободно говорит герою, что её слезам верить не надо - вся эта ситуация оказывается фарсом.
Возможно, что барыня плачет по своей неудавшейся скучной жизни. В этом случае это не фарс. Это наблюдение, сходное с теми, что сделаны в книге Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии». Герой Стерна «разразился горючими слезами» на могиле патера Лоренцо не потому, что монах покинул этот мир, а потому, что, оказавшись у последнего пристанища своего знакомого, он задумывается о бренности жизни, о качествах своего характера: «Сорвал в головах у него два или три кустика крапивы... это так сильно подействовало на мои чувства, что я залился горючими слезами, - но я слаб, как женщина, и прошу моих читателей не улыбаться, а пожалеть меня» [9, с. 21]. Каждый человек отзывается на то, что трогает, в первую очередь, его самого, такой своеобразный «эгоизм». Так и у Гончарова: по сути, и барыня, и все переживающие господа равнодушны к судьбе самого путешественника, сам путешественник как личность их не интересует, каждый из них говорит для самого себя, тем самым убеждая в мнимых сложностях путешествия. Таким образом, если в «Обломове» открыто подчёркивается, что петербургское общество «с холода», то во «Фрегате "Паллада"» эта мысль скрыта в ситуации общения. Светский мир так или иначе перестаёт удовлетворять потребностям писателя: он не просто хорошо знаком с обществом, но уже и тяготится им в известной мере, путешествие открывало перед писателем новые пространства, возможности познания другого общества, живущего по другим правилам и законам: он причисляет себя к аргонавтам, античным героям, а плавание даже назовёт экспедицией, «в которую укладываются вся "Одиссея" и вся "Энеида"» [10, с. 454].
С первых страниц «Фрегата» читатель понимает, что для героя важно осмыслить путешествие не только на уровне исторического процесса, но и на уровне личностного - свершения некоего подвига, путешественник соотносится с аргонавтом.
В «Фрегате» предстаёт герой, воспринимающий свою жизнь как некий роман. В этом смысле Гончаров близок к своему великому предшественнику-просветителю Н. М. Карамзину. В «Письмах русского путешественника» мы наблюдаем, как происходит «романизация» действительности: в финале письма из Мемеля, от 15 июня 1789 года читаем: «Будьте здоровы, спокойны и воображайте себе странствующего друга вашего рыцарем весёлого образа!» [11, с. 67]. Рассказчик сравнивает себя с Дон Кихотом, путешествующим в поисках Дульсинеи, конечно, в тексте прямо не говорится об этом, но подразумевается, что целью путешествия станет накопленный опыт, некая систематизация представлений о мире, некий целостный опыт постижения мира. Отправляющийся в путешествие,
действительно, никогда не будет равен тому, кто вернулся в родной дом. Путешествующий - это всегда герой, возможно, герой Сервантеса или Шекспира2 (как у Карамзина), который открывает новый мир, или герой Гончарова: «Жизнь моя как-то раздвоилась, или как будто мне дали вдруг две жизни, отвели квартиру в двух мирах. В одном я - скромный чиновник, в форменном фраке, робеющий перед начальническим взглядом, боящийся простуды, заключённый в четырёх стенах, с несколькими десятками похожих друг на друга лиц, вицмундиров. В другом - я новый аргонавт, в соломенной шляпе, в белой льняной куртке, может быть, с табачной жвачкой во рту, стремящийся по безднам за золотым руном в недоступную Колхиду, меняющий ежемесячно климаты, небеса, моря, государства» [8, с. 11]. Творческое переосмысление реальности происходит на страницах повествования.
Путешествие герой представляет с долей иронии, сталкивая героическое и обыденное: как некий героический поступок, и проживает этот поступок изначально как романтический герой, бросающий вызов судьбе, свершающий подвиг, но в то же время герой оборачивается реалистом, наделённым рефлексирующим, иронизирующим сознанием. То, что во «Фрегате» высказано на уровне одного мыслящего субъекта, в «Обломове» будет представлено в виде диалога между Штольцем и Обломовым:
«- Кто же ездит в Америку и Египет! Англичане - так уж те так господом богом устроены; да и негде им жить-то у себя. А у нас кто поедет? Разве отчаянный какой-нибудь, кому жизнь нипочём.
- В самом деле, какие подвиги: садись в коляску или на корабль, дыши чистым воздухом, смотри на чужие страны, города, обычаи, на все чудеса... Ах, ты!» [6, с. 172-173].
Для Героя «Фрегата» путешествие было настоящим подвигом (учитывая, сколько пришлось пережить), точно так же для Обломова, встающего с дивана ради Ольги, сбрасывающего халат, меняющего привычный быт, отправляющегося в свет. И в то же время можно сказать, что писателю самому была свойственна эта двойственность: обломовского представления о подвиге и штольцовского восприятия действительности путешествия. Ведь Штольц находится в постоянных разъездах, он путешествует, он, как мы понимаем, реализует одно из представлений самого Гончарова о путешествии.
Мотив путешествия связан у писателя с образом корабля, причём корабля как символа некой цивилизации, культуры. Так, российский фрегат - это символ европейской цивилизации и русского национального мира (с русской кухней, обычаями, фольклором, религиозными обрядами).
Сам корабль - некий фрагмент покинутого мира, оказавшийся в бушующем море, синонимичен путешественнику. В первой части «Фрегата» возникает образ путешественника, выброшенного на берег: «Я на пустом острове, выброшенный с обломком корабля», - я как часть культуры, я как часть (некий обломок) чего-то большего. И далее скажет герой: «Мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что, куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют её!» [8, с. 12]. В ряде исследований подчёркивается семантическая связь имени Обломова со словом «обломок» [12] как связь части и некоего потерянного целого (так «Обломов-ка» - часть некоего фантазийного пространства - сна, сам Илья Ильич, кроткий, с кристально-чистой душой - тоже представитель уходящего мира в конце концов умирает, и его мир уходит вместе с ним). Гончаров очень чётко показывает уход этого обломовского мира, со смертью Ильи Ильича и Ольга тоскует, и Штольц ощущает потерю; надежда возлагается на сына Ильи Ильича - Андрея, которого воспитает Штольц. Так на основе двух старых идей возможно появление нового. Сын Ильи Ильича Обломова, воспитанный Андреем Ивановичем, может оказаться достойным продолжением. В романе связь с общечеловеческим представлена на уровне героев, но ведь подобный смысл может быть проявлен и через предметный мир. Так, во «Фрегате» очень чётко будет осуществлена мысль о создании нового на обломках старого: в главе о башне Эддистонского маяка читаем: «Он построен на море, на камне, в нескольких милях от берега. Бурун с моря хлещет, говорят, в бурю до самого фонаря. Несколько раз ветер смеялся над усилиями человека, сбрасывая башню в море. Но человек терпеливо, на обломках старого, строил новое здание крепче и ставил фонарь и теперь зажигает опять огонь и, в свою очередь, смеётся над ветром» [8, с. 72-73].
Образ героя, пытающегося создать на обломках старого нечто новое, на наш взгляд, тесно связывает произведения Гончарова. Осмысление прошлого характерно для творческого метода писателя. И в «Обломове», и во «Фрегате "Паллада"» характерна установка на ретроспективность повествования, которая помогает увидеть эволюцию и творческого метода писателя, и его особые взаимоотношения с временем-пространством, и осмысление своего-чужого.
Во «Фрегате "Паллада"» герой Гончарова явно переживает определённую трансформацию: в процессе путешествия осознаёт себя частью национальной русской культуры и в то же время осмысляет русскую культуру как часть мира (не раз сравнивает герой Гончарова мир русского человека с миром европейца или азиата), и в этом ключе оказывается важным понять некие культурные, литературные, исторические координаты.
Ещё в 1868 году В. Водовозов [13, с. 174-179] уделяет особое внимание различиям между произведениями «Фрегат "Паллада"» Гончарова, «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина и письмами из Франции Д. И. Фонвизина, тем самым намечая некую линию развития литературы путешествий.
В то же время в самом начале «Фрегата "Паллада"» мы читаем: «Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в глубину океанов, с учёною пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, - словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику» [8, с. 14]. Уже в этих словах заложено право художника создавать ткань повествования по своему усмотрению, и, следовательно, важно рассмотрение текста с самых разных ракурсов.
Гончаров в начале повествования обращается к античной традиции: с образом путешественника в сознании писателя будут сравниваться античные герои: Гомеровы, Аякс, Ахиллес, Геркулес... Это подчёркивает ориентацию на эпическую традицию. Финал произведения тоже оказывается соразмерен, как некое кольцо, замыкает Гончаров повествование, говоря: «Так кончилась эта экспедиция, в которую укладываются вся "Одиссея" и "Энеида" - и ни Эней, с отцом на плечах, ни Одиссей не претерпели и десятой доли тех злоключений, какие претерпели наши аргонавты, из которых "иных уж нет, а те далече!"» [10, с. 454]. Подчёркивает некую целостность, связь с эпической традицией, которая проявляется в изменении авторского взгляда на действительность за счёт осмысления психики и мышления героя, за счёт возможности увидеть человека в окружающем мире и наедине с собой, возможность наблюдать за динамикой внутренней жизни героев.
На страницах «Фрегата» возникают реалии разных видов искусства: пространственных (картины известных живописцев, особая архитектура), временных (произведения великих композиторов, тексты литературного и исторического характера).
Гончаров выстраивает свои взаимоотношения с искусством. Он стремится выйти за рамки литературного пространства и выстроить свою систему координат. Здесь оказываются важны точки соприкосновения с изобразительным искусством, музыкой, скульптурой, историей путешествия.
В тексте писатель не раз говорит о музе - он пытается создать свой образ покровительницы искусства: «Ваши музы, любезные поэты, законные дочери парнасских камен, не подали бы вам услужливой лиры, не указали бы на тот поэтический образ, который кидается в глаза новейшему путешественнику» [8, с. 15]. Образ нужен Гончарову, чтобы пояснить необходимость обращения не только к словесным видам искусства (Парнасские камеи - покровители песенного искусства у римских поэтов, камен - песня), но и к музыкальным: так, герой, путешествуя по Сибири (река Лена), восхищается панорамой, открывающейся перед ним, и напевает (известную нам более по роману «Обломов» оперу Беллини): «Сквозь эту ледяную решётку лес кажется совсем фантастическим. Это природная декорация "Нормы". Пока я носился мыслью так далеко, повозка моя вдруг засела в яме, в вымерз-нувшей речке: это яма из ям. Я вышел вон и стал на холме. Пней множество, настоящий храм друидов: я только хотел запеть "Casta diva"» [8, с. 418-419]. Если в романе «Обломов» ария работает как лейтмотив, раскрывающий взаимоотношения Ольги и Ильи Ильича, то во «Фрегате» - для усиления эпического: герою важно встроить себя в мировой процесс, важно показать, что он чувствует, как огромен мир, насколько текуче всё происходящее с жизнью человека и только одно вечно: природное, что неподвластно гению человека.
Именно это заставляет героя любоваться и исполнять элегическую, точно выстроенную, продуманную, содержащую некое спокойствие «Casta diva». Музыка для героя - это ещё одна призма, через которую можно увидеть мир, она связана с тем, какими глазами смотрит герой-путешественник вокруг. И здесь опять-таки необходимо обращение к тексту, в котором герой ещё и соотносит увиденное в путешествии с полотнами художников: Веласкеса, Греза, Тициана, мастера пейзажа Клода Лоррена, бытовой живописи, исторических и жанровых полотен Миериса, фламандской школы
Давида Теньера (Тенирса), испанского жанриста «золотого века» Мурильо, Рубенса и Рембранта эпохи барокко. В прозе Гончарова критики неоднократно подчёркивали «способность рисовать» (Белинский), и «Фрегат "Паллада"» является явным подтверждением этого. Обращение художника к масштабным полотнам неслучайно: точно так же, как и живописцы, писатель-эпик стремится освоить мир, развернуть его. Все приёмы пейзажной живописи: обилие цветовых и звуковых деталей, контрасты мрака и света, динамика в изображении природы - помогают раскрыть монументальность повествования. То, что палитрой остаётся на холсте, то у Гончарова воссоздаётся в слове: отсюда и детализация, тяготение к обобщению в творчестве писателя.
Для слова воссоздающего оказывается важен приём остранения: путешественник идёт от описания, как бы впервые увиденного, к узнаванию. Благодаря именно этому приёму мы можем сказать, в какой момент точка зрения героя-путешественника и автора не совпадают4. Этот приём встречается в тексте в тот момент, когда внимание читателя необходимо обратить на существенное для замысла писателя. Например: «Что это? где мы? среди древних пастушеских народов в золотом веке? Ужели Феокрит в самом деле прав? Всё это мне приходило в голову, когда я шёл под тенью акаций, миртов и банианов; между ними видны кое-где пальмы. Я заходил в сторону, шевелил в кустах, разводил листья, смотрел на ползучие растения и потом бежал догонять товарищей» [10, с. 196]. Читателю необходимо соотнести время и пространство, установить контекст, а также понять, почему, заведомо всё зная, Гончаров идёт к объекту через узнавание.
Автор, следуя эпической традиции, растворяется в изображаемом, для него важно, чтобы читатель самостоятельно увидел картину, создал о ней представление, включил увиденное в пространство личностных координат. В то же время мы видим внутреннее движение писательского взгляда: «Что это такое? декорация или действительность? какая местность! Близкие и дальние холмы, один другого зеленее, покрытые кедровником и множеством других деревьев - нельзя разглядеть каких, толпятся амфитеатром, один над другим. Нет ничего страшного; всё улыбающаяся природа: за холмами, верно, смеющиеся долины, поля... Да смеётся ли этот народ? Судя по голым, палимым зноем гребцам, из которых вон трое завернулись, сидя на лодке, в одно какое-то пёстрое одеяло, от солнца, нельзя думать, чтоб народ очень улыбался среди этих холмов. Все горы изрезаны бороздами и обработаны сверху донизу» [10, с. 11]. Писатель подчёркивает отсутствие границ: перед нами разворачивается и человеческое пространство, и природное, точно так же писатель открывает земное, морское и небесное пространство. Часто на полотнах художников воссоздаётся две бездны: небесная высь и морская глубь. В части «Дневник» читаем: «Я видел одну из тех картин, которые видишь в живописи и не веришь: луну над гладкой водой, силуэт тихо качающегося фрегата, кругом тёмные, спящие холмы и огни на лодках и горах. Я вспомнил картины Айвазовского» [10, с. 66]. Для писателя, оказывается, важно то же самое, что и для художника, - открытый мир по горизонтали и вертикали. Описа-тельность становится главным элементом образности, поскольку выполняет функции эпического: пространственно-временного изображения жизни (прорыв за пределы пространства жизни, осмысление личности самое себя как части вневременного целого), расширения границ (мир человека расширяется до границ космических). Эстетика изображения помогает увидеть, что Гончаров иногда мыслит, как живописец5. На страницах «Фрегата "Паллада"» перед нами предстаёт синтез не только на уровне жанра, но и на уровне содержания. Жизненный факт, преломленный сознанием художника, оказывается встроенным в мировой художественный процесс.
Таким образом, книгу Гончарова «Фрегат "Паллада"» можно назвать путешествием художника с точки зрения того контекста, который воссоздаёт писатель на страницах произведения. Взаимообращение «через текст к личности автора и от личности - снова - к тексту» (Лотман [15, с. 486]) позволяет читателю осознать особенности произведений художника. Это обращение объективируется попыткой осмыслить текст «Фрегата "Паллада"» под особым ракурсом: «слияние литературы и поведения, жизни писателя: жизнь писателя просматривается сквозь призму литературы, а литература -сквозь призму быта» [15, с. 486]. Безусловна связь с романами писателя, так как общие мотивы и образы преломлялись в каждом из текстов по-своему. Обращение к культурологическому контексту произведения позволяет увидеть координаты, важные для литературного путешествия писателя, а также проясняет жанровую и образную специфику.
Читателю предлагается понять и познать через сформированное веками - временное, через природу - человеческое, объяснить действие жизненных механизмов. Автор творит свой мир в едином пространстве культуры, утверждая общечеловеческие ценности в собственном опыте [16].
В пространстве творчества писателя оказались важны литературные, музыкальные и изобразительные координаты, открыв для себя которые, исследователь может приблизиться к пониманию культурной среды писателя, его мировоззрения.
Примечания
1 Происходит своеобразный синтез жанров: на страницах романа мы встречаем воспоминания, письма, записки путешественника, дневник, мемуары, очерки, исповедальные элементы, романную форму. М. М. Гиршман называет подобное явление в историко-литературном процессе XIX века «продуктивным взаимодействием и взаимовлиянием», мы считаем, что это может происходить и на жанровом уровне (а не только лирического и прозаического), поскольку в исследуемый литературный период стираются чёткие жанровые границы, а произведения (в частности, проза) стремятся синтезировать опыт русской и зарубежной литературы, фольклорный. См. подробнее о сращении художественного и документального начал в форме очерка исследования А. Э. Еремеева [2, 3].
2Буквально в письме из Твери за 18 мая 1789 года Карамзин пишет: «Хотел бы, как говорит Шекспир, выплакать сердце своё. Там-то всё, оставленное мною, явилось мне в таком трогательном виде».
3Норма поёт о мире (драматическая ситуация) в то время, как хор призывает её к войне.
4Термин В. Шкловского. О роли эпического и автобиографического начал в форме записок см., например, работу Э. И. Коптевой [14].
5Кстати, писатель был знаком с художниками: Иваном Николаевичем Крамским, Василием Васильевичем Верещагиным, Константином Егоровичем Маковским; основателем галереи Павлом Михайловичем Третьяковым, сам в доме живописца Николая Майкова занимался рисованием (Потанин, Г. Н. Воспоминания о Гончарове // Гончаров в воспоминаниях современников. - Л. : Худож.лит., 1969. С. 32).
Библиографический список
1. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / сост. С. Г. Бочаров. - М. : Искусство, 1979. - 424 с.
2. Еремеев, А. Э. Биографические очерки «Жизнь Стефенса» и «Е. А. Баратынский» как основа синтеза образного и логического мышления И. В. Киреевского / А. Э. Еремеев // Проблема стиля и жанра в русской литературе XIX века : сборник научных трудов. - Екатеринбург, 1997. - С. 48-57.
3. Еремеев, А. Э. Эстетика и поэтика биографического очерка в творчестве Киреевского / А. Э. Еремеев // Наука о человеке: гуманитарные исследования. - 2014. - № 3 (17). - С. 169-175.
4. Энгельгардт, Б. М. «Путешествие вокруг света И. Обломова» : главы из неизданной монографии. И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. - М. : ИМЛИ РАН ; Наследие, 2000. - С. 15-73.
5. Гончаров, И. А. Письмо Стасову В. В., 27 октября 1888 г. Собрание сочинений : в 8 т. - М., 19521955; Т. 8.
6. Гончаров, И. А. Обломов. Собрание сочинений : в 6 т. - М., 1972; Т. 4.
7. Гончаров, И. А. Письмо от 20 ноября / 2 декабря 1852 г. Собрание сочинений : в 8 т. - М., 1952-1955;
Т. 8.
8. Гончаров, И. А. Фрегат «Паллада». Собрание сочинений : в 6 т. - М., 1972; Т. 2.
9. Стерн, Л. Сентиментальное путешествие ; пер. А. А. Франковского. - СПб, 1999.
10. Гончаров, И. А. Фрегат «Паллада». Собрание сочинений : в 6 т. - М., 1972; Т. 3.
11. Карамзин, Н. М. Письма русского путешественника. Сочинения : в 2 т. - Л., 1983; Т. 1
12. Орнатская, Т. И. «Обломок» ли Илья Ильич Обломов? (К истории интерпретации фамилии героя). Русская литература. - 1991; № 4. - 229-230
13. Водовозов, В. Словесность в образах и разборах с объяснением общих свойств сочинения и главных родов прозы и поэзии. - СПб, 1868.
14. Коптева, Э. И. Эпическое и автобиографическое в «Записках» (1743-1812) Г. Р. Державина / Э. И. Коптева // Наука о человеке: гуманитарные исследования. - 2015. - № 4 (22). - С. 47-51.
15. Лотман, Ю. М. Письма русского путешественника Карамзина и их место в развитии русской культуры. - СПб., 1997.
16. Еремеев, А. Э. Новые подходы к осмыслению миротворчества в русской классической литературе / А. Э. Еремеев // Наука о человеке: гуманитарные исследования. - 2007. - № 1. - С. 135-140.
V .V. Masson, Omsk state pedagogical University
THE JOURNEY AS A REFLECTION OF THE JOURNEY (THE «FRIGATE "PALLADA"» I. GONCHAROV).
The article discusses the importance of art in the journey of the writer: literary, musical and visual coordinates, the literary tradition in the works of I. A. Goncharov. In the circle art theatre writer associated with the creation of the book "Frigate "Pallada"" introduced the novel "Oblomov", as well as the recipients of letters of travel (writers-contemporaries).
Keywords: journey, context, genre, music, painting, the narrator.
References
1. Bahtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [Aesthetics of verbal creativity]. Moscow, 1979, 424 p.
2. Yeremeyev A.E. Biographic sketches "Stefens's Life" and "E.A. Baratynsky" as basis of synthesis of figurative and logical thinking of I.V. Kireevsky. Problema stil'a i zanra v russkoy literature XIXveka, Yekaterinburg, 1997, pp. 48-57.
3. Yeremeyev A.E. Esthetics and poetics of a biographic sketch in Kireevsky's creativity. Nauka o cheloveke: gumanitarnye issledovaniya, 2014, no. 3(17), pp. 169-175.
4. Engel'gardt B.M. Puteshestvie vokrug sveta I.Oblomova: Glavy iz neizdannoi monografii. I.A. Goncharov. Novye materialy i issledovaniya. Moskva: IMLI RAN; Nasledie, 2000: 15-73.
5. Goncharov I.A. Pis'mo Stasovu V.V., 27 oktyabrya 1888g. Sobranie sochinenii: v 8 t. Moskva, 1952-1955; T. 8.
6. Goncharov I.A. Oblomov. Sobranie sochinenii: v 6 t. Moskva, 1972; T.4.
7. Goncharov I.A. Pis'mo ot 20 noyabrya/2 dekabrya 1852 g. Sobranie sochinenii: v 8 t. Moskva, 1952-1955; T. 8.
8. Goncharov I.A. Fregat Pallada. Sobranie sochinenii: v 6 t. Moskva, 1972; T. 2.
9. Stern L. Sentimental'noe puteshestvie, per. A.A. Frankovskogo, Sankt-Peterburg, 1999.
10. Goncharov I.A. Fregat Pallada. Sobranie sochinenii: v 6 t. Moskva, 1972; T. 3.
11. Karamzin N.M. Pis'ma russkogo puteshestvennika. Sochineniya: v 2 t., Leningrad, 1983; T. 1
12. Ornatskaya T.I. Oblomok"li Il'ya Il'ich Oblomov? (K istorii interpretatsii familii geroya). Russkaya literatura. 1991; №4: 229-230
13. Vodovozov V. Slovesnost' v obrazakh i razborakh s ob"yasneniem obshchikh svoistv sochineniya i glavnykh rodovprozy i poezii, Sankt-Peterburg, 1868.
14. Kopteva E.I. Epic and autobiographical in "Notes" (1743-1812) of G.R. Derzhavin. Nauka o cheloveke: gumanitarnye issledovaniya, 2015, no. 4(22), pp. 47-51.
15. Lotman Yu.M. Pis'ma russkogo puteshestvennika Karamzina i ikh mesto v razvitii russkoi kul'tury. Karamzin, Sankt-Peterburg, 1997.
16. Yeremeyev A.E. New approaches to judgment of peacemaking in the Russian classical literature. Nauka o cheloveke: gumanitarnye issledovaniya, 2007, no. 1, pp. 135-140.
© В. В. Массон, 2016
Автор статьи - Валентина Викторовна Массон, аспирант, Омский государственный педагогический университет.
Рецензенты:
Е. А. Акелькина, доктор филологических наук, профессор, Омский региональный научно-исследовательский центр изучения творчества Ф. М. Достоевского.
А. В. Ляпина, кандидат педагогических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского.
