CC BY
35Людмила Софронова
(Москва)
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
Григорий Саввич Сковорода (1722-1794) создал концепцию единства трех миров - это Библия, человек и мир. Их связанность он выявлял с помощью художественных дефиниций и культурных концептов, прилагая их к каждому из трех миров. Его концепцию можно считать антропологической, так как один из миров - человек - определяет позиции двух других, а они соответственно его собственную. Восприятие их человеком философ описывает в самых разных ракурсах, выявляя взаимозависимости между ними. Библия оказывается тем мостом, той лествицей, которые ведут человека к Богу. Мир обительный не пускает его от себя и заманивает в свои сети. Так человек становится сценой, на которой разыгрывается борение добра и зла: обительным миром повелевает дьявол. Библия - это не только связующее звено между человеком и вышним миром, но и сам Бог, как полагает Сковорода. Таким образом, человек в священном тексте познает Бога и, конечно, самого себя, потому что в идеале носит Господа в сердце своем. Библия учит его отношению к миру.
Пристальное внимание философа к Библии вызывало недоумение и даже недовольство современников, многие мало с ней были знакомы, душеполезное чтение не входило в круг их интересов. Уже при жизни Сковороды появилось множество рассказов о его пристрастии к одной-единственной книге, которую он беспрестанно читал. Вот один из них, который приводит его ученик М. Ковалинский: «Губернатор, увидя его в первой раз и, посмотря на него пристально, спросил его: - Г. Сковорода! О чем учит Библш? - О человЪческомъ сердце, -ответствовал он. - Поваренныя ваши книги учат, как удовольствовать желудок; псовыя - как зверей давить; модныя - как наряжаться; библ1я учит, как облагородствовать человеческое сердце»1.
146
Л. Софронова
Для того чтобы слово Библии действительно проникло в сердце человека и оказало на него воздействие, по мнению Сковороды, он должен научиться читать святую книгу, что на самом деле не просто. Чтение легко лишь на первый взгляд, к нему необходимо готовиться: «Для сего добрый книгочш книгочтенда учится, а добрый схоластик от дЪл упражняется» (1: 446). Искусству чтения Сковорода посвятил «Книжечку о чтенш священнаго Писашя, нареченну Жена Лотова». Учась читать, человек овладевает искусством постижения скрытых смыслов. Они, как шелухой, прикрыты словом, на первый взгляд понятным и простым, но на самом деле это не так, ибо Библия «двоестественна»: «ДвЪ страны имЪет библейное море. Одна страна наша, вторая - бож1я» (2: 38). Более того, «вся библ1а преисполнена страстей и соблазнов» (2: 35). Только символическое прочтение ее слов выявляет в них тайное, непонятное, загадочное. Следовательно, в священном тексте философ различает внутреннее и внешнее. Когда человек проникает в глубь священных истин, т.е. подходит к внутреннему, заложенному в Библии, он преображается духовно. Поэтому Сковорода говорит: «Не читай - да множишь порок! Читай - да заколешь порок!» (2: 57). При этом он уверяет, что не разум от книг, а книги от разума родились. Философ настаивает, что лишь познавая слово Библии, человек становится мудрым. Мудрость - не только конечная цель познания, сам его процесс уже знаменует ее.
Сковорода видит мудрость в «одной цепи» с верой, надеждой и страхом Божиим, который есть ее «исходный пункт». Мудрость -главная добродетель человека, она «подлинная родительница как прочих добродетелей, так и скромности, которая меряя себя, как говорится, собственной меркой скорее спускается вниз, чем возносится вверх»2. Под скромностью здесь, очевидно, понимается смирение, много значащее в концепции мудрости Сковороды. Философ уверен, что не гордыня, но смирение присуще праведнику, который не должен кичиться своими знаниями. Не отступая от евангельских традиций, он полагает, что нет мудрости без смирения, смирение же всегда мудро, т.е. находит мудрость в смирении и смирение в мудрости.
Смиренный человек, стремящийся к мудрости и познающий ее, -это тот, кто носит доброе внутри себя, т.е. живет жизнью внутренней. Он познает Бога, в отличие от человека, живущего внешней жизнью, которого философ называет глупым. Так к человеку прилагается оппозиция внешнее/внутреннее, которая конкретизируется как проти-
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
147
вопоставление мудрости/глупости. Глупец отличается от мудрого не только отсутствием жажды познания, но и отношением к миру. Он всем всегда недоволен, печалится, отчаивается, чего никогда не делает мудрый, так как над мудростью человеческой высится Премудрость Божия. Хотя не раз Сковорода мудрость человеческую называет премудростью, он различает эти два понятия, находящиеся в строго иерархических отношениях.
Премудрость - Божия, она - лежащее под спудом сокровище, портрет и печать Бога, чистый источник «всех мудростей и художеств». Она то же, что истина и Бог. Философ уподобляет ее маленькому зерну смоковницы, из которого все прорастает. Премудрость неумолчно ведет свою речь «во всех веках и народах», она «живое слово, тайно ко всем гремящее» (1: 149). У Сковороды есть «Разговор о Премудрости», в котором выступает Мудрость, а не Премудрость, беседующая с Человеком. Значения мудрости и премудрости здесь сливаются воедино. Беседа сводится к серии вопросов и ответов, к называнию имен высшего знания: у греков она София, «а мудростю зовет всяк русской человек» (1: 94). Также выясняется, где она обитает; оказывается, что везде. Кроме того, премудрость получает временные измерения. Сковорода как в этом «Разговоре», так и в других своих сочинениях утверждает ее древность. Не верящие в это утверждение - высокомудрые. «Высокомудрство-вать - значит, будто в наш век родилась истинная премудрость, незнаемая древним векам и нашим предкам» (1: 377). Мудрым, таким образом, противопоставлены не только глупые, но и высокомудрые, т.е. мудрствующие лукаво. Есть и такие, что «мудрятся излишне», они также никогда не найдут путь к истинной мудрости. Ей соответственно противостоит глупость, названная в «Разговоре о премудрости» бестолковщиной. Так у Сковороды происходит снижение понятий, противопоставленных мудрости и мудрому.
Философ ставит знак равенства между мудростью и праведностью, что усвоил его ученик М. Ковалинский, сказавший в жизнеописании учителя, что мудрость и праведность для него есть одно и то же. Праведники исполняют заповеди Господни и стараются никому не делать зла. Именно они достигают мудрости на пути познания. Им противостоят грешники, нарушающие заповеди и потому не постигающие мудрость. Итак, мудрый и праведный человек в состоянии проникнуть в священные тайны Библии, чего не может сде-
148
Л. Софронова
лать глупый грешник: «О несмысленные! Коль мы косны и тупы в разумЪнш пророческих песней!» (2: 48). Эта «двойная» антитеза, в которой совмещаются праведник/грешник, мудрый/глупый, проходит через все сочинения Сковороды.
Чтобы объяснить, что есть Библия, Сковорода находит для нее особые имена, т.е. художественные дефиниции. Он заимствует их из мира природных стихий (солнце, облако, море, земля), животного мира (лев, зверинец Божий), растительного царства (орех, сад). Не только природа поставляет ему дефиниции. Сковорода обращается к рукотворному миру, созданному человеком. Прежде всего материал для выявления тайных смыслов Библии он находит в строительстве. «Каждый из нас - это вместилище, ограниченное поверхностью тела, с ориентацией "внутри-снаружи". Мы проецируем нашу собственную ориентацию на другие физические объекты, ограниченные поверхностями. Таким образом, мы также представляем их себе как вместилища с внутренней частью и внешней поверхно-стью»3.
Именно пространственные дефиниции и концепты в сочинениях Сковороды наиболее полно раскрывают «двоестественность» Библии - они также основаны на оппозиции внешнее/внутреннее. Не только эта оппозиция вступает в действие при определении сущности Библии, с ней взаимодействуют и другие, как, например, богатство/бедность. На их фоне проступает функциональный подход к строению - каждое из них имеет свое предназначение, о котором Сковорода говорит подробно. Размышляя о священном тексте в пространственных параметрах, опираясь на оппозицию внешнее/внутреннее, философ может отказаться от нее и заняться метафизической «геометрией». Тогда Библия становится центром, конечной точкой духовного познания, или «конечным пунктом».
Предстает ли священная книга в конкретных пространственных измерениях или в абстрактных, она непременно обогащается дополнительными смысловыми коннотациями. Например, Библия бывает градом, но градом премудрости, страной, но совершенного мира и свободы, она же и республика, но горняя. Так ее дефиниции утрачивают вещественность и наполняются символическим смыслом, который снимает эту вещественность. Интерпретируя Библию с помощью дефиниций, имеющих пространственные значения, философ пробуждает воображение читателя и одновременно предупреждает,
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
149
что он не сразу поймет, что же скрыто в Библии. Так оппозиция внутреннее/внешнее объединяет Библию и ее пространственные дефиниции, с помощью которых Сковорода толкует ее строение и смыслы.
Среди этих дефиниций выделяются: жилище, храм, врачебный дом, аптека. Также Библия - это лабиринт. Наиболее разработана обобщающая дефиниция дом. Он может быть любым: и дворцом, и великолепным и роскошным домом богатого господина, и хижиной, «нехитрым домиком», стены которого на самом деле сложены из «рудокопных, золотых и серебряных кип». Бывает Библия гостиницей, где находят приют усталые путники. Каким бы ни было строение, у Сковороды оно становится домом Божиим. Он тщательно описывает внешний вид дома, а также стены и двери, замечает порог, т.е. все те границы, которые преграждают вход в него, отделяют от внешнего мира. Философ настаивает на разнообразии внешнего вида дома-Библии, но основные его свойства оставляет одинаковыми. Главное из них - закрытость.
Стены дома-Библии являются границей, которая охраняет сущее в нем: «Невозможно пролезть сквозь ограждающую сей рай стену» (1: 380). Она и сама становится стеной богосозданной, имеющей две стороны, темную и светлую. Ту же функцию, что и стены, выполняют двери дома, Библия также именуется дверью. Она дверь начальная и «сама о себе вотет: "Аз есмь дверь"» (1: 213). Отдельные библейские цитаты, которые Сковорода вводит в свои сочинения, он называет преддверием и дверью. Примечательно, что одно из своих сочинений философ назвал «Начальная дверь ко христ1анскому добронравда», открывает его «преддвер1е», т.е. введение. Часть другого сочинения получила название «Врата Господня в новую страну, в предЬлы вечности». Эти дефиниции, переходящие от общего к частностям (дом - дверь, стена), усиливают мотив закрытости священного текста, конкретизируют его как мотив преграды.
Итак, Библия предстает домом, дверью и стеной; слово ее - это врата, ведущие к ней как к нетленному источнику. Человек должен преодолеть все эти преграды, чтобы войти в священный дом. Он не имеет права оглядываться на улицы, выступающие внешним по отношению к дому как внутреннему. «Улицы сш не иное что суть, как путь или совет безбожников» (1: 218). От улиц Сковорода переходит к околице, предостерегая, что она есть «наружность», гибельная для человека. Только дом-Библия - его спасительный центр, ему необ-
150
Л. Софронова
ходимо приложить огромные усилия, чтобы войти в него. Эта сложная метафорическая конструкция предназначена для раскрытия особенностей чтения Библии, которое не всем доступно. Оно не сразу дает желаемые результаты, в Библию нужно суметь погрузиться. Не каждого впускает она в свои пределы, закрыта она для «дремлюка ленивого», т.е. человека не способного воспринять великие истины, глупца и грешника. Человек не вдруг и не сразу оказывается перед домом-Библией, он должен пройти трудный путь, преодолеть огромные расстояния, чтобы добраться до него.
Весь священный текст Сковорода исчерчивает разнообразными культурными кодами, среди которых наиболее развит код движения. То есть священный текст, как все в мире философа, находится в движении, оно объединяет все три мира и распространяется на постижение Библии. Человек обязан следовать ее путем и приспосабливать к познанию свой путь жизни. Так скрещиваются два его метафорических пути. «Жит1е наше есть путешеств1е» (1: 299), - говорит философ. Совершая его, человек может истощить свою жизнь, посвятить не тому, на что предназначил его Господь. Таков удел грешных глупцов. Может он пойти путем правым, «святым и твердым», т.е. тем, который вторит движению волхвов и царей, шествующих к Христу. Так ведет себя мудрый праведник. То, что Сковорода представил постижение высших истин в динамике, уже было замечено исследователями. «Образ пути очень важен для Сковороды и встречается неоднократно. Для него, в частности, характерно традиционное понимание пути в качестве метафоры познания, где пересекаются путь истины и путь жизни»4. Движение, по Сковороде, есть мера и время. То есть семантика движения соединяет пространство и время и одновременно доминирует над ними: «Что было бы тогда, естли бы щаспе <...> зависало бы от мЪста, от времени, от плоти и крови?» (1: 144).
Путь к Библии - это метафизическое движение, путь познания, путь духовный, ведущий к мудрости. Чтобы не сбиться с него, человек следует великим мудрецам, которые были истинными путниками. Идеальным примером является аллегорическая фигура Израиля: «Идет 1зраиль царственным путем, не уклоняясь, ни надесно, ни налево. Минает все тлЬнное» (1: 246). Также шествует Авраам, туда же идет Давид. От каждого человека, вставшего на путь познания, Сковорода требует непрестанного движения: «Что ж ты стал? Ступай далЪе!» (1: 280). Он сам обязан избрать способы движения, при-
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
151
готовиться к нему. Для истинного пути ему нужны «новые ноги», те, что «не на зло текут» (1: 239), - расширяет философ свою метафору, указывая, что направление движения и его конечная цель заданы человеку. Он сумеет ее достичь, если правильно сделал выбор. Тогда он до конца одолевает путь, т.е. обретает духовный опыт, или мудрость. Сделать это может не каждый, так как оступиться или сойти с пути легко. Соответственно сбиваются с пути глупцы и грешники, их путь мирской, противопоставленный пути духовному.
Философ, сделав код движения основным средством представления познания, так противопоставляет мудрых и глупых (они же праведники и грешники). Движение праведника точно ориентировано, нехаотично и целенаправленно. Он идет, бежит, поднимается на холмы и горы, спускается с них. Движется он прямо, но на его пути встречаются «крючки и закоулки»: «Есть, что мнится правым, но существом криво. И есть, что мнится развращенным, но естеством правое» (1: 282). Путь праведника ведет в Сион, на башню Соломонову. На пути познания его поддерживает никогда не покидающий его Господь, как он поддерживал Авраама в его восхождении на гору вместе с Исааком. Поэтому праведник способен познать себя, мир и Бога. Грешник же блуждает постоянно, что уподобляет его Мелхо-ле, жене царя Давида. Она «есть мати и царица всех шатающихся по околным пустыням» (1: 154). Блуждающий - это суевер, ползущий по грязи, увязающий в болотах, т.е. грешник, самыми разными способами отклоняющийся от истинного пути. Он всегда может «заблудить от Господа своего», так как не в состоянии неуклонно следовать в одном направлении. Поэтому он остается глупцом: «Не тот есть глуп, кто не знает (еще все перезнавшш не родился), но тот, кто знать не хочет» (2: 119).
Создавая символический план познания, философ только на первый взгляд занят движением как действием. Его направленность, темп и характер для него гораздо более значимы5. Духовное познание символизирует стрела, летящая в цель с высокой горы. Стремясь познать Бога, т.е. обрести мудрость, праведный человек совершает движение, шествуя по заповедям его. Сковорода призывает: «Люби его и приближайся к нему всегда, сердцем и познатем приближайся, не внешними ногами и устнами» (1: 168). Мудрости не достигнут те, кто умствует, петляет, шатается, бродит по околицам, т.е. не соблюдает заповеди. Библия сама наполнена движением, притом ходит она
152
Л. Софронова
не по окружности, а целится в «главнейшую точку», т.е. в Бога. Она есть путь, путь познания Господа, который и сам есть путь, ведущий человека в царство Божие, к истине и премудрости.
Движение-познание Сковорода проецирует на мысль человека, дублируя метафизическое движение человека на пути к мудрости. Она беспокойна и невещественна, «бесстихийна» и притом вечно движется. Праведный человек мыслью своей стремится ввысь, и она взлетает к вечному. Как и он, она невидима, но от нее возгорается мятеж и сокрушение. Так мысль наделяется противопоставленными значениями. Только находясь в странствии, она возносится от вещественной природы к невещественному, к безначальному началу, постоянно убегая и вновь приближаясь к цели. Ходит она тропинками истины, т.е. повторяет движение человека праведного. Как грешник, мысль блуждает и ползает по земле, бывает не в силах подняться вверх. Такова мысль глупца, не имеющая верных ориентиров. Мысль же праведника стремится к центру.
Без духовных усилий, без множества препятствий и надежды на благополучное окончание пути никакое движение к Библии не состоится, но к нему следует стремиться. Оно необходимо человеку, так как, не встав на этот путь, он утратит духовный облик и станет «скотиной безсмысленой». Вся жизнь человека праведного и мудрого (в другой сковородинской терминологии внутреннего) - это нелегкий путь, который следует сначала найти, а потом преодолеть -без этого не состоится познание. Сковорода много пишет о трудностях пути познания, вновь и вновь повторяя, что без них путь этот не состоится. Они никогда не бывают ненужными, трудное всегда соседствует с нужным. Для философа эти два понятия неразрывно связаны, говоря о познании, он непременно вспоминает о трудностях. Он пишет, что никто не может весь мир «перезнать», да это и невозможно. «А невозможное и ненужное есть то же. Но если все знаеш, что тебе надобное, с1е значит совершенную мудрость» (1: 132). Соответственно, все нужное перестает быть трудным и становится легким.
Итак, путь познания непременно должен быть трудным - Сковорода настаивает на этом. «Трудность пути - постоянное и неотъемлемое свойство; двигаться по пути, преодолевать его уже есть подвиг»6. Следовательно, в движении-познании заложен мотив труда, значение которого понимают лишь праведники и мудрецы. Вот как об этом рассуждают собеседники в «Разговоре пяти путников о ис-
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
153
тинном счастии в жизни»: «Ах, высокш сей мир, трудно до него до-братся <...> Невозможно, трудно, но достоин он и большаго труда. Трудно, но без него тысяча раз труднее» (1: 352). Глупцы же, лишь вступив на путь познания, вопят: «Трудно, трудно!» Им неведомо, что трудности пути спасительны. Так выстраивается противопоставление трудного и легкого пути. Трудными путями идут праведники, легкими - грешники, не соблюдающие меры в ходьбе. Не достичь таким Иерусалима! Их путь подобен сети, их уловляющей. Философ различает путь праведных и грешных по типу движения и по тому, в каком пространстве оно совершается: праведник важно шествует, грешник движется спешно, но «извилистыми тропами, холмистой местностью через глубокие рвы. Несется безумный всадник, не умеющий управлять конем»7. Путь грешника - путь несчастия. На нем человек попадает в дебри, пропасти и лужи. Праведник же движется по пути счастия.
Трудный путь духовного познания освещается не только вечно движущейся мыслью, но и чувством. Вне эмоционального плана постижение высокого и вечного для Сковороды невозможно. Мудрость для него - не сухая абстракция. Ее постижение не есть работа ума, оно переполнено эмоциями, как и всякая мысль человеческая, которая всегда чего-то желает и что-то любит. Главная эмоция познания - это радость, которую дает духовное переживание священного слова. «Спасением душе есть основательная радость и твердая надежда» (1: 367). Так мудрость сопрягается с радостью, естественно, духовной. Не только путь познания радостен, сама Библия пронизана радостью, подобной вину веселящему. Она наполнена смехом: смеются мать пророка Самуила, апостол Павел, улыбается царь Давид, радуются пророки. Лот веселится с дочерьми, упивается Ной, пирует Иосиф со своими братьями. Отсюда не следует, что следует смеяться над священными словами, такой смех - смех глупца и грешника. Мудрый праведник радуется, погружаясь в священное слово, и радость его - это радость истинного христианина, «ибо весел1е сердца - живот человеку». Библия же - «весел1е вечное» над головой мудрого. Философ и сам постоянно радовался, Библия веселила его сердце. Именно радость, а не доскональное знание священного текста он считал необходимым на пути к мудрости.
Итак, праведный человек движется по пути познания, который требует от него огромных усилий. Познание невозможно без эмо-
154
Л. Софронова
ционального восприятия священных истин, духовная радость всегда охватывает мудрого праведника. Труден и радостен его путь, по которому он идет со смирением, двигаясь к центру, или «конечной точке». Ступая по нему, праведник не должен возноситься. Образцом для него Сковорода выставляет кроткого царя Давида, называя его тенью Господа, т.е. префигурацией Христа. Их во множестве отыскивает Сковорода в Ветхом Завете. Заметим, что образ чистейшей голубицы, которая для философа есть сам царь Давид, а также Библия, постоянно мелькает на страницах сочинений, когда он говорит о целях познания, т.е. о движении к мудрости. Приблизившись к ней, человек обнаруживает, что закрыт для него ее дом, что не должно его останавливать.
Ему необходимо его отворить или достучаться, так как именно там таится благолепие, т.е. Премудрость Божия, конечная цель пути познания. Сковорода призывает: «Ищи дверей и стучи, поколь не отверзут» (1: 185). Он велит человеку взять пример с царя Давида, который «просил и докучал, чтоб отворила (Библия. - Л.С.) для него дверь» (Там же). Так Библия превращается в дом Давидов, который беспрестанно желал войти во «дворы Господни». Подобно Давиду, мудрый человек должен преодолевать преграды на пути внутрь священного дома и прислушиваться к предупреждениям, выписанным на его стенах. Они гласят: «ВсЬ вншдут, но не всЬ будут», «ВсЬ насытятся, не всЬ насладятся» (1: 396). Слова эти означают, что не каждый проникнет в тайну вечного. Увлекаясь конкретным описанием трудностей проникновения в суть Библии, философ не раз переводит их в символический план и не раз объясняет: подойти к дверям Библии, войти в них в переносном смысле значит приблизиться к мудрости. Так выглядит еще один ряд трудностей на пути познания, но не последний.
Даже очутившись в священном доме, человек не сразу сумеет усвоить слово Божие. Возможно, он даже не поймет его невидимый «план», т.е. план высших значений, которыми наделена священная книга, но он обязан к этому стремиться. В противном случае человек будет скитаться по дому, так и не приблизившись к истине. Не зная «плана», ориентироваться в доме невозможно. Так Библия принимает все признаки лабиринта, но она лабиринт священный и непроходимый, который отводит человека от истины и вновь приближает к ней. К истине следует «добираться», примечая знаки, расставленные по Библии-лабиринту. Они позволяют нащупать верный путь,
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
155
пройти по этим знакам, как по следу. Грешник в этих следах запутается, в отличие от праведника.
Не только путь к дому символизирует путь познания. Сковорода использует другие дефиниции Библии, меняя ракурсы видения. Напомним, что Библия - это не только дом, она же гора и пещера, море и земля, а также фонарь и змей. Эти художественные наименования сменяют друг друга, Сковорода будто путается в них и якобы с трудом выбирается из их нагромождения. Таким образом, он создает преднамеренные трудности для своего читателя, как бы стараясь сбить его с толку. С переменой дефиниций множатся трудности пути познания. То человек с трудом взбирается на гору, перед этим постирав одежду и смыв грязь со своего тела, что означает: оставить внизу всю подлость свою. Кстати, приступая к чтению Библии, он должен совершить очистительные процедуры. То он борется с волнами, готовыми его поглотить, встречает на своем пути скалы и «скалки», страшась неожиданной смерти. Но Сковорода утешает человека: «Естли кто попал в ров или бездну водяную, не должен думать о трудности, но о избавленш» (1: 353). Избавитель человека - это Иисус Христос, его гавань, берег и надежная скала.
Сочинения философа в результате образуют пространство, устроенное по принципу лабиринта, из которого он выводит человека мудрого, испытавшего радость познания. Лабиринт, созданный Сковородой, не только усложняет процесс чтения, что, по его мнению, способствует погружению в те смыслы, которые он хочет донести до читателя. Он становится семантической параллелью тому объекту, о котором пишет философ. Он постоянно повторяет, что Библия по-разному говорит одно и то же: «Сколько по наружности разнятся, столько по внутренности согласны сш слова» (1: 216). Эхом отзываются и участники его бесед и диалогов, с удивлением восклицая: «Да то все одно!» Дефиниции Сковороды также разнятся лишь «по наружности». Он представляет тему познания священного текста во многих вариантах, как бы подражая принципам организации семантической структуры Библии.
Из них выделяется пространственная дефиниция дом, к которому движется человек.
На ней основана развернутая пространственная метафора, которая относится к ряду концептуальных метафор. Ее трудно представить тропом, хотя в некоторых частных случаях она им становится. Вы-
156
Л. Софронова
строена она косвенными путями и сложена из самых различных видов пространства реального (они и являют собой ряд тропов). Человек на пути к закрытому дому-Библии попадает в грязь и лужи трудных дорог, в непроходимые чащи, карабкается по обрывам и холмам, встречает на своем пути бедные и богатые жилища, и все эти приметы реального мира, лишаясь своей вещественности, превращаются в знаки-символы. Так состоится метафора как форма постижения концепции философа, рождается она во взаимодействии языка, мышления и культуры: «Метафору в современной когнитивистике принято определять как (основную) ментальную операцию, как способ познания, категоризации, концептуализации, оценки и объяснения мира».
«Ментальная операция» Сковороды не завоевывает все пространство его текстов. Ей противопоставлено и одновременно с ней сливается эмоциональное отношение к священному тексту. Он выражал его постоянно, в результате чего возникало столь типичное для философа колебание между чувственным и абстрактным. Называя Библию букварем преблагословенной субботы, путем и его «конечной точкой», он черпал в ней духовные силы, беспрестанно «поучался» в ней и радовался. Ветхий Завет для него - главный источник знания о мире, Боге и человеке, ветхозаветные цари и пророки - его учителя, которые поют так чудесно, что «не можно ль довольно надивиться, коль согласная сих проповедников труба и музика» (1: 320). Он беседовал с пророками и царями, задавал им вопросы и тут же требовал ответов и пояснений. Говорил с Библией на ее языке и подносил ей дары, т.е. свое слово: «Се тебе приношу благш дар от твоих же вертоградов - кошниц грозд1я, и смоквей, и орехов со хлебом Пасхи, во свидетельство яко путем праотцев моих вншдох во обетованную землю» (1: 281). Своего читателя он уподоблял Аврааму, восходящему на гору вместе с Исааком. Как Авраам оставил под горой рабов и ослов, так и читатель должен отринуть все плотское и мирское, чтобы познать мудрость.
Примечания
1 Ковалинський М.И. Жизнь Григория Сковороды // Григорш Сковорода. Повне зiбрання творiв. Кш'в, 1973. Т. 2. С. 465. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте: в скобках указываются том и страница.
2 Сковорода Григорий. Сочинения в двух томах. М., 1973. Т. 2. С. 240.
Путь к дому: Григорий Сковорода о мудрости
157
3 Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2004. С. 54.
4 Малинов А. Философские взгляды Григория Сковороды. СПб., 1998. С. 13.
5 Толстая С.М. Акциональный код символического языка культуры: движение в ритуале // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 91.
6 Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М., 1997. С. 488.
7 Сковорода Григорий. Сочинения... Т. 2. С. 201.
8 Будаев Э.В. Становление когнитивной теории метафоры (http://www. philology.ru/linguistics1/budaev-07. htm).
