CC BY
7История психологии и психология истории
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ ЦИВИЛИЗАЦИИ: XV век, Северное Возрождение1
Б. Н. Рыжов, МГПУ, Москва
Статья продолжает цикл публикаций, посвященных системной периодизации развития европейской цивилизации и сопоставлению этапов ее развития с соответствующими периодами жизни человека. Начало исследования включает описание аналогий в психологическом развитии ребенка от рождения до 13-14 лет и развития европейской цивилизации с V до начала XV столетия. Настоящая часть работы посвящена следующему этапу онто- и филогенетического развития, имея целью описание аналогии психологических особенностей раннего юношеского возраста и характерных особенностей в искусстве и культуре эпохи раннего Северного Возрождения во Фландрии, бывшей в то время центром северного очага европейской цивилизации.
В этой связи приводятся характерные черты эмоционально-личностного развития в 15-16-летнем возрасте, включая возникновение чувства прекрасного и открытие своего Я, которое в этот период приобретает целостный характер и определенные черты реалистичности. Признавая революционный характер этих изменений, говорящих об окончании эпохи детства и наступления эпохи юности, автор отмечает принципиальную схожесть революционных процессов, происходящих во фламандской живописи XV века, чьим художественным манифестом стал знаменитый Гентский алтарь. В нем впервые в искусстве Западной Европы в полную силу воплотилось свойственное юношескому восприятию восхищение красотой одних образов и обостренный интерес к чувственной реальности других.
Вместе с тем юношеское стремление к правдивости и самопознанию нашло свое отражение в возникающем в первой половине XV века жанра реалистического портрета. Всего за несколько десятилетий искусство портрета прошло путь от первых картин Яна ван Эйка, стремившегося фотографически точно запечатлеть фактуру и общественное положение модели, до работ Рогира ван дер Вейдена, в лучших из которых уже присутствует попытка передать особенности психологического мира изображаемого человека.
Наконец, сопоставление резко возрастающей в ранней юности познавательной активности и информационной революции, последовавшей вслед за изобретением книгопечатания в середине XV столетия, служит дополнительным подтверждением психологической конгруэнтности рассматриваемых эпох жизни человека и цивилизации.
Ключевые слова: системная периодизация развития; системная психология; психологический возраст цивилизации; очаги европейской цивилизации; ранняя юность; Ян ван Эйк; Рогир ван дер Вейден; изобретение книгопечатания.
Для цитаты: Рыжов Б. Н. Психологический возраст цивилизации: XV век, Северное Возрождение // Системная психология и социология. 2018. № 1 (25). С. 55-66.
1 Продолжение, начало см. в журнале «Системная психология и социология» 2015 / № 2 (14); 2015 / № 3 (15); 2016 / № 1 (17); 2016 / № 3 (19); 2017 / № 4 (24).
Психологические особенности ранней юности
Приходящая вслед за кризисом подросткового возраста эпоха ранней юности похожа на первые погожие дни весны. Эмоциональный фон жизни молодого человека проясняется. Интересы, еще недавно сумбурные, хаотично сменявшие друг друга, постепенно приобретают устойчивость и иерархическую структуру. На их основе развиваются новые увлечения, в которых все более явно проявляется формирующееся мотивационное ядро личности.
Эмоции в этот период утрачивают исключительно предметную направленность. Для молодого человека впервые начинает раскрываться мир обобщенных чувств, включающих в себя чувства прекрасного, трагического, чувство юмора и др. [16]. Неожиданно юноша обнаруживает в себе возможность испытать восторг при виде согласованной и соразмерной связанности явлений природы, пережить эмоциональное потрясение от воздействия музыки или поэзии.
Пробуждающееся эстетическое чувство обостряет внимание к внешности, одежде и условиям быта как окружающих, так и себя самого. Ожидаемым результатом такого внимания становятся подчиненные стереотипам молодежной среды изменения манеры одеваться и вести себя в обществе, которые подчас могут показаться странными и даже вызывающими благодаря своей демонстративной независимости от устоявшихся «взрослых» стереотипов.
В юношеском возрасте обостряется потребность в самостоятельности и свободе принятия решений. Молодой человек стремится к самоутверждению, нередко принимающему гротескные черты, но не менее остро нуждается в социальной принадлежности. При этом особое значение приобретает чувство дружбы. Все еще неизжитая до конца конфронтация с миром взрослых требует не просто верных и надежных союзников. Она требует от юноши стать частью более сильного целого. В этой ситуации, как это правильно замечает И. С. Кон, его дополнением до целого, вторым Я становится всегда готовый прийти на помощь друг [9; 10].
Вместе с тем ранняя юность — время, когда все более властно заявляет о себе репродуктивная мотивация. Биологическое созревание организма неизбежно приводит к обостренному интересу к человеческому телу, его анатомии и физиологическим функциям, прежде всего репродуктивной, а вслед за тем — эротическим переживаниям, аутогенитальной активности и мечте о сексуальных контактах (а иногда и страстному поиску их).
В то же время это возраст зарождения юношеской любви. Почти всегда пылкой и бескомпромиссной, но нередко столь же эгоистичной, поскольку в этом возрасте мотивация личностного развития и связанное с ней желание эмоционального контакта и понимания любимым твоих интересов часто полностью превалирует над стремлением самому понять интересы и чувства своего возлюбленного. Тем более незрелой юношеской любви мало свойственно стремление к созданию прочных семейных отношений и рождению потомства. По сути, это очень серьезная, но все еще игра в любовь. Ее истинный смысл в большинстве случаев состоит в необходимом для нормальной эмоциональной жизни взрослого человека эмоциональном тренинге — «воспитании чувств», как назвал свой знаменитый роман Гюстав Флобер2.
Встретив взаимность в любви, юноша и девушка вырастают в собственных глазах. Ведь для них это бесспорное свидетельство их принадлежности к миру взрослых. Вместе с тем подобно чувствам главного героя романа Флобера, юношеская любовь часто обладает амбивалентностью. Объект влюбленности, как показывают и многочисленные современные исследования [10; 11], может быть окружен ореолом восхищения, не вызывая при этом сильного эротического желания. При этом, напротив, выраженное сексуальное влечение может быть направлено на человека почти безразличного как личность, но зато притягивающего своей легкой доступностью.
2 «Воспитание чувств» (L'Éducation sentimentale) — опубликованный в 1869 г. роман Г. Флобера, повествующий о жизни и любовных переживаниях молодого аристократа, увлеченного одновременно несколькими женщинами.
Одновременно с миром чувств и страстей в ранней юности продолжается развитие когнитивной сферы. Существенный прирост показывают показатели психической работоспособности. Возрастает объем внимания, способность к его переключаемости и длительной концентрации. Повышается сложность мыслительных действий. Результатом перемен в когнитивной сфере становится склонность к систематизации излагаемого материала и, как указывает И. С. Кон, забота о его убедительности [10].
Однако самым существенным психологическим приобретением ранней юности, по мысли Л. С. Выготского, становится открытие своего Я-развития самосознания, которое в этот период приобретает целостный характер и некоторые черты реалистичности [4]. Молодой человек впервые ощущает свою социальную и национальную принадлежность. Он обретает возможность испытать гордость при виде национального триумфа и боль в случае национального поражения (примером тому служат юные болельщики футбольных команд в дни крупных спортивных состязаний).
В эту эпоху происходит преодоление детской ориентации на внешнюю оценку своих действий значимым взрослым. На смену ей в качестве все более важного регулятора поведения молодого человека приходит самооценка своих действий. Итогом этой переориентации становится быстрое формирование Я-концепции [11] и той главнейшей психологической характеристики, которую системная психология называет мотивацион-ным ядром личности человека [12].
Рост национального самосознания как исторический фон ранней юности цивилизации
Нечто подобное, но уже в историческом масштабе, происходило в Европе XV века. Это было время осознания разными народами своей национальной идентичности, своего национального Я. Раньше всего, еще в XIV веке, идеи национальной идентичности появились в географических центрах северного и южного очагов европейской цивилизации — во Фландрии и Флоренции. Данте писал на итальянском
языке и чувствовал себя итальянцем (точнее, италийцем). Ему вторили многие итальянские гуманисты, хотя о государственном объединении Италии тогда не могло идти и речи.
Тогда же пробудившееся национальное самосознание Фландрии обнаружило себя куда более жестоким образом: во время памятной Брюггской заутрени восставшие горожане, зная, что романским народам с трудом дается произношение на местном диалекте германского языка, выводили поодиночке воинов захваченного гарнизона и требовали от них произнести по-фламандски слова schild еп vriend — «щит и друг». Тех, кто не справился с заданием, а среди них были не только считавшиеся врагами французы, но и другие иностранцы, всего более четырех тысяч человек, безжалостно убили [8].
В XV веке национальное самосознание стало реальностью во многих регионах Европы, далеко за пределами очагов цивилизации. Во Франции в 1429 году Жанна д'Арк стала символом национально-освободительного движения французов против иноземных захватчиков, а правивший с 1461 по 1483 год король Людовик XI, завершил объединение основной части французских земель в единое национальное государство. Современник этих событий, Филипп де Коммин, в своих знаменитых мемуарах, пришел к мысли, что причиной бесконечных войн и распрей, участником которых был и он сам, является естественное противоборство стран и народов, каждый из которых имеет свою альтернативу. В основе этого противоборства он видел вызванную различиями климата разницу характера и темперамента народов [7].
В то же самое время, в 1469 году, брак Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского привел к созданию объединенного испанского королевства и формированию единой испанской нации, ставшей после окончания Реконкисты в 1492 году этнической основой одной из самых мощных мировых монархий.
Приходящее на смену прежнему феодальному мышлению осознание своей национальной идентичности шло и в других странах. В 1485 году в Англии закончилась эпоха династических войн Алой и Белой Роз. С началом правления Тюдоров страна, как и ее
конкуренты на континенте, быстро превращается в сильное национальное государство, захватывающее все новые позиции на мировой арене. Схожие процессы можно заметить даже в Германии, которая еще много столетий будет разделена на десятки независимых городов и княжеств в составе существующей с 962 года Священной Римской империи. Тем не менее национальное самосознание проявится и здесь. В конце XV века аморфная империя впервые обретет свой высший представительный орган власти — рейхстаг, а императоры весьма символично начинают именоваться императорами Священной Римской империи германской нации [3].
Таким образом, изменилось многое. Еще сравнительно недавно, в эпоху крестовых походов (а их идея была еще весьма актуальна в XIV веке), «большой» родиной для европейцев было все пространство цивилизации, объединенное общехристианскими ценностями и духовной властью Рима. Границы внутри этого пространства не воспринимались как нечто незыблемое, поскольку постоянно перекраивались войнами, династическими браками и раздорами между венценосными родственниками. Теперь на сцену вышло гораздо более устойчивое образование — нация. А дальше, следуя гегелевской диалектической триаде «всеобщее - частное - единичное», психологическое развитие цивилизации неизбежно должно было сделать следующий шаг и обратить пристальное внимание на конкретного человека и все, что будет связано с ним и уникальными особенностями его личности.
Прежде всего эти процессы обнаружили себя во Фландрии и Тоскане, там, где столетием раньше впервые появились идеи национальной идентичности. Именно там еще в первой половине XV века психологическое созревание цивилизации нашло свое отражение в начале невиданной прежде революции в изобразительном искусстве.
Гентский алтарь
Богатая Фландрия менее других стран оказалась подвержена кризису «подросткового возраста цивилизации». Филипп
Смелый (1342-1404), первый правивший Фландрией герцог Бургундии, был человеком не только храбрым, но и весьма приверженным к роскошному образу жизни. Он устраивал великолепные рыцарские турниры и проводил свободное от государственных дел время в галантных увеселениях. Бургундский двор почти на столетие стал признанным законодателем моды и самым блестящим двором Европы, он не только привлекал к себе восхищенное и завистливое внимание всех европейских властителей, но, что немаловажно, обеспечивал постоянной работой подданных герцога — фламандских суконщиков, оружейников, ювелиров, а также художников, входивших в профессиональное объединение — гильдию св. Луки.
Не менее яркими личностями были преемники Филиппа Смелого — Жан Бесстрашный, Филипп Добрый, Карл Смелый. Их прозвища говорят сами за себя. Небывалое экономическое процветание страны в золотой бургундский период заставляло быстро забывать то и дело вспыхивающие конфликты городов с герцогской властью и сглаживало противоречия бедных и богатых слоев общества внутри самих городов, заставляя и тех, и других гордиться своим благополучием, которое составляло такой контраст погрязшей в пучине Столетней войны соседней Франции.
Благодаря всему этому счастливому стечению обстоятельств именно здесь, во Фландрии, раньше всего явились ростки новой эпохи в живописи, в полной мере, отразившей начало ранней юности цивилизации. Получившая название Северного Возрождения, эпоха началась с «восстания» против условностей готического искусства3, на смену которому пришло юношеское стремление к правдивости изображаемой натуры.
Не следует забывать, что «малая» родина — мир, который человек вполне ощущал своим и где он чувствовал себя частью единого целого, для большинства людей того времени заканчивался у ворот своего города,
3 Здесь имеется в виду именно условность изображения фигур, фона и прочих деталей картины, а не столь важная для искусства Северного Возрождения символика отдельных предметов.
и уж совсем не распространялся за пределы небольшой по нашим меркам территории, в которую входили несколько соседних городов и селений [15]. Ограниченность пространства увеличивала внимание к частностям и деталям. Одно из самых первых изображений этого мира можно найти в так называемом алтаре семьи Мероде, созданном около 1427 года и ныне хранящемся в филиале Метрополитен-музея в Нью-Йорке [23]. Его автором принято считать родоначальника Северного Возрождения, фламандца Робера Кампена (1378-1444). Сравнительно небольшой триптих (размер боковых панелей 65 х 27 см) удивляет своей реалистичностью, вызывая желание более внимательно рассмотреть каждую деталь (рис. 1).
На центральной панели триптиха представлено Благовещение, но особенно запоминается правая панель с фигурой св. Иосифа. В отличие от по-детски примитивной манеры изображения, присущей большинству произведений готической живописи, здесь нет и следа условности. Вернее, условность заключена только в идентичности человека в синем тюрбане библейскому персонажу. Само изображение предельно реалистично. Перед зрителем предстает пожилой столяр,
один из тысячи тех мастеров, чей труд обеспечил благосостояние Фландрии. Он неторопливо изготовляет предмет, напоминающий основание для мышеловки. Вокруг разложены выписанные с любовью орудия его ремесла — молоток, пила, нож и сверла. За выходящим на городскую площадь открытым окном, на приставном столике стоит уже готовая мышеловка, по-видимому, предназначенная на продажу. Фон составляет выписанный с той же любовью и тщательностью городской пейзаж. В нем даже спустя шесть столетий легко узнается башня романской церкви Сент-Круа в Льеже.
Еще в большей мере психологические черты ранней юности обнаруживают себя в созданном всего пятью годами позже, признанном шедевре Яна ван Эйка (13851441), Гентском алтаре (рис. 2).
Огромный, более пяти метров в длину, многоярусный полиптих оказывает завораживающее воздействие. Ни одно из ранее созданных в Европе произведений живописи не вызывает такого эффекта, возвышающего Гентский алтарь до величайших вершин мировой культуры Не эффект возвышает, а мастерство художника [5; 6]. Можно лишь предположить, что чувствовали перед ним
Рис. 1. Робер Кампена. «Св. Иосиф. Правая панель Алтаря Мероде», фрагмент, 1427-1428. Клойстерс, Нью-Йорк, США (справа — увеличенный фрагмент изображения)
А
В
С
Рис. 2. Ян ван Эйк. Гентский алтарь (три фрагмента). 1432. Собор св. Бавона, Гент, Бельгия: А — «Рыцари. Левая створка алтаря», фрагмент; В — «Поющие ангелы. Левая створка алтаря»; С — «Ева. Правая створка алтаря»
благочестивые современники ван Эйка в XV веке, если и в наши дни алтарь производит неизгладимое впечатление на людей, часто весьма далеких от религиозных переживаний [14; 21]. Однако искусствоведы лишь констатируют факт эстетического воздействия, по существу, не раскрывая его психологических механизмов [6; 19; 22]. Объяснить причины такого воздействия позволяет системный анализ запечатленного в произведении искусства психологического возраста цивилизации.
Характерной чертой ранней юности является пробуждение чувства прекрасного. В полной мере оно нашло свое воплощение в величественном и мудром облике Христа во Славе, изображенного в центральной части алтаря. Но не менее сильное впечатление производит великолепие красных, синих и зеленых одежд, в которые облачены Господь и окружающие его Богоматерь и Иоанн Креститель. Прекрасны обрамленные золотисто-рыжими локонами
нежные лица поющих ангелов и их украшенные золотым шитьем мантии (рис. 2В). Столь же прекрасны молодые рыцари в левой нижней створке алтаря (рис. 2А). Они внимательны и спокойны, их лица напоминают лики ангелов, изображенных на верхних панелях алтаря.
Но, возможно, самое яркое проявление психологических особенностей ранней юности заключает в себе контраст, который по отношению к этим прекрасным образам создают стоящие по краям алтаря фигуры прародителей человечества. В них явно нашел отражение свойственный переходному возрасту интерес к анатомическим особенностям тела человека, и в то же время более, чем в других частях полиптиха, выявилось стремление к достоверности и убедительности передаваемых деталей. Многие натуралистические подробности изображения полностью обнаженных людей выглядят особенно непривычно в алтарной картине, предназначенной
для расположения над престолом — самой священной частью католического храма, да к тому же еще в непосредственной близости к торжественным изображениям святых и самого Бога. При этом Адам и Ева — единственные из более чем двух сотен человеческих фигур Гентского алтаря, которые лишены внешней «красивости». Худое и бледное тело Адама далеко от античных пропорций, на нем отчетливо выделяются загорелые лицо, шея и кисти рук, что, конечно, вполне естественно для натурщика, но совершенно невероятно для предка человечества, не имевшего одежды в земном Раю. Подчеркнуто натуралистическое изображение Евы, чьи формы указывают на возможную беременность, также далеко от идеалов классической красоты, как и от примитивно-целомудренных образцов средневекового искусства (рис. 2С).
Но именно в сочетании торжественного великолепия и жесткого натурализма состоит причина особого психологического воздействия, которое имеет алтарь Гентского собора. Для подростка и юноши шедевр ван Эйка становится важным средством инкультурации, воплощения в созданную цивилизацией форму его собственных переживаний. Взрослому он позволяет вновь испытать юношескую остроту чувств, которая неотвратимо притупляется со временем, но, будучи опять пережитой, дает эффект катарсиса, психологически освобождая от груза прожитых лет. Особую ценность этот катарси-ческий эффект приобретает в кризисные периоды жизни, позволяя вырваться из поглотившего человека экзистенциального тупика.
Рождение реалистического портрета и печатной книги
Ян ван Эйк занимает совершенно особое место в истории цивилизации. Ему мы обязаны изобретением современной техники масляной живописи, ставшей вскоре всеобщим достоянием. Он же стоит у истоков искусства реалистической портретной живописи, в котором, наряду со стремлением к правдивости формы, со всей очевидностью отразилась одна из самых характерных психологических особенностей ранней юности — открытие своего Я.
Когда искусство реалистического изображения человеческой натуры делало первые шаги, оно еще не было настолько подчинено вкусам заказчика, как это будет в последующие времена, и потому во многом хранило следы личного отношения художника к запечатленной на портрете модели. Один из первых известных реалистических портретов — изображение кардинала Никколо Альбергати, выполнявшего особо важные поручения римского престола и пользовавшегося необычайным уважением во всех европейских странах (рис. 3А). В недалеком будущем, выполняя поручение папы Евгения IV, он станет организатором знаменитого Ферраро-Флорентийского собора (1338), предпринявшего первую попытку воссоединения католической и православной церквей. В 1431 году 58-летний Никколо Альбергати проезжал через Гент и ван Эйку была предоставлена редкая возможность сделать набросок его портрета. Сам портрет был написан в следующем 1432 году, т. е. в то же время, когда мастер только что закончил работу над своим великим алтарем [17].
Некоторое время спустя будут написаны еще несколько портретов. Среди них выполненный в 1435 году портрет Бодуэна де Ланнуа, камергера бургундского герцога, известного военачальника и одного из первых кавалеров ордена Золотого руна, знак которого изображен у него на груди (рис. 3В). С этим воином и дипломатом ван Эйк был знаком еще с 1427 года, когда посетил Португалию в составе бургундского посольства, возглавляемого де Ланнуа. В том же ряду стоит написанный в 1436 году портрет хорошо известного художнику ювелира из Брюгге Яна де Лейва (рис. 3С).
Эти изображения и отдаленно не напоминают не только полную наивных условностей западноевропейскую живопись XIII и XIV столетий, но и лучшие образцы фламандской миниатюры двух первых десятилетий XV столетия, включая работы прославленных братьев Лимбург (как, например, созданное ими около 1412 года изображение герцога Жана Беррий-ского в так называемом «Великолепном часослове герцога Беррийского», хранящемся ныне в французском замке Шантийи). В отличие от живописи предшествующей поры персонажи ван Эйка убеждают своей реалистичностью.
Ч
I
А В С
Рис. 3. Ян ван Эйк. Мужские портреты:
А — «Портрет кардинала Никколо Альбергати», фрагмент. 1432. Художественный музей, Вена, Австрия; В — «Портрет Бодуэна де Ланнуа», фрагмент. 1435. Государственный музей, Берлин, Германия; С — «Портрет Яна де Лейва», фрагмент. 1436. Художественный музей, Вена, Австрия
Достоверность передачи особенностей их внешности, деталей костюма и даже привычной мимики не вызывает у зрителя никакого сомнения. Всем им присуща несомненная индивидуальность. Но в то же время их образы прочно связаны с социальными стереотипами. Именно так и должен выглядеть пожилой и много видевший в своей жизни папский посланник; именно такой непреклонный взгляд должен быть у побывавшего во многих битвах сурового рыцаря и именно так пристально смотрят глаза хорошего ювелира, замечающие мельчайшие детали своих изделий.
Главное отличие этих изображений от привычного нам реалистического портрета последующих веков состоит в отсутствии попытки анализа психологического мира героя. Мы видим лишь анатомически точный слепок лица и его статусное, приличествующее социальному положению персонажа, выражение. Может возникнуть вопрос: а как же передача переживаний, характера и духовной жизнь модели? Их здесь нет. Да их и нельзя требовать от художника, который смотрит на мир глазами своего века — глазами пятнадцатилетнего юноши. Эти глаза уже прекрасно различают сеточку морщин на лице кардинала Альбергати (рис. 4), но еще не способны разглядеть душу их владельца. В скором времени это напрямую связанное с психологическим
возрастом цивилизации ограничение восприятия начнет преодолеваться в работах мастеров последующих поколений.
Первая осторожная попытка раскрыть эмоциональный мир своей модели принадлежит соотечественнику и младшему современнику ван Эйка, почти равному ему по таланту Рогиру ван дер Вейдену (1399-1464). На первый взгляд созданные этим мастером портреты имеют много общего с творениями его старшего коллеги. Их модели также хорошо известны художнику [18]. На многих из них также запечатлены исторические личности — герцоги Бургундии и другие владетельные особы, — на высокий статус которых неизменно указывают дорогие одежды, украшения
Рис. 4. Ян ван Эйк. Увеличенный фрагмент портрета кардинала Никколо Альбергати, 1432
и гордая осанка изображенных персонажей. Но в их чертах уже чуть меньше монументальной неподвижности, больше эмоций (рис. 5).
Облик молодой дамы, которую традиционно принято считать женой художника, — Элизабет Гоффертс — наполнен изяществом. Девушка с едва заметной улыбкой смотрит на зрителя и в этой полуулыбке можно заметить легкую долю кокетства. Такое же ощущение жизненной правды оставляет созданный десятью - пятнадцатью годами позднее портрет Антуана Бургундского, сводного брата знаменитого герцога-рыцаря Карла Смелого. В облике держащего стрелу молодого удальца одинаково проступают отвага, чувственность и вместе с тем некоторая утонченность. Ее подчеркивает ажурная цепь ордена Золотого руна, напоминающая о его родстве с одной из самых могущественных европейских династий. Особенности личности модели в этом портрете раскрыты гораздо убедительнее, чем у ван Эйка.
Более того, в этой работе художнику лучше других удалось запечатлеть типический характер своего времени, в котором юность еще не успела преодолеть подростковую необузданность. В известной мере это характер эпохи,
А В
Рис. 5. Рогир ван дер Вейден. Портреты
А — «Портрет молодой дамы». Около 1440. Государственный музей, Берлин, Германия; В — «Портрет Антуана Бургундского». Около 1455. Королевские музеи изящных искусств, Брюссель, Бельгия
ее ценностно-смысловое ядро, остающееся неизменным и у юноши, и у взрослого человека. Свидетельством тому служит вся на редкость долгая и бурная жизнь изображенного на портрете человека. Герой многих сражений, блестящий дипломат, он был покровителем искусств и собирателем художественной книжной миниатюры, подвергся порицанию капитула ордена Золотого руна за необузданную любвеобильность, при этом в душе всегда оставаясь тем галантным и отчаянным юнцом, каким был изображен на своем знаменитом портрете.
Ван дер Вейден имел многочисленных учеников и последователей, продолживших его искусство реалистического портрета. Наиболее талантливый из них, Хуго ван дер Гус (14201482), стал создателем нового направления сюжетной живописи, которое явилось очередным свидетельством возрастного развития цивилизация. Вместе с тем о небывало быстром взрослении Европы свидетельствовал не только прогресс изобразительного искусства, но и начавшаяся в середине XV веке настоящая информационная революция.
Согласно системной теории развития, ранняя юность, как и юность в целом, это эпоха,
главным содержанием которой является формирование личности человека [13]. При этом в мотивационной сфере главенствующую роль приобретает познавательная мотивация. Разумеется, она играла важнейшую роль и раньше, особенно в предшествующем, младшем школьном возрасте. Однако на протяжении всего периода детства социальная значимость развития личности ребенка, а следовательно, и обеспечивающей это развитие познавательной мотивации, все же уступала первостепенной значимости физического развития организма и обеспечивающей его витальной мотивации. Лишь после прохождения пубертата, подтверждающего завершение формирования основных биологических функций организма и его принципиальную готовность к взрослой жизни, социальная значимость познавательной мотивации прочно занимает лидирующее место [13].
В этой связи показательным фактом, еще раз подтверждающим обоснованность использования термина «ранняя юность цивилизации» применительно к эпохе XV века, служит изобретение книгопечатания Иоганном Гутенбергом, всего лишь несколькими годами позже создания ван Эйком Гентского алтаря. Примечательно, что местом, где была создана первая в Европе печатная книга — знаменитая
«Библия» Гутенберга — стал родной город мастера, Майнц, расположенный в непосредственной близости к условной границе северного очага цивилизации. Появление печатных книг сыграло колоссальную роль в распространении образования. Уже в начале второй половины XV века типографии возникли практически во всех странах Западной и Южной Европы [1; 20]. До конца века было выпущено несколько миллионов экземпляров книг и создано более тысячи типографий. Среди них были и небольшие переносные предприятия, и знаменитое венецианское издательство Альда Ману-ция, не только выпускавшее книги всех видов — от роскошных фолиантов до недорогих изданий привычного нам формата, — но и ставшего своеобразным «лагерем беженцев» для образованных греков, спасавшихся в Венеции после разгрома Константинополя турками в 1453 году. Вскоре стоимость книг упала в несколько раз, а их массовое производство позволило не только утолить информационный голод в школах и университетах, но и родило крылатое выражение: «Книгопечатание — сестра муз» [2]. Таким образом, к концу XV века сложились условия для ускоренного развития цивилизации в приближающуюся эпоху ее «классической» юности, соотносимой с 17-19-летним возрастом в жизни человека.
Литература
1. Варбанец Н. В. Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе: опыт нового прочтения материала. М.: Книга, 1980, 303 с.
2. Владимиров Л. И. Всеобщая история книги. М.: Книга, 1988. 312 с.
3. Всемирная история: Начало возрождения. Минск: Харвест, 2000. 592 с.
4. Выготский Л. С. Педагогическая психология. М.: АСТ, 2005. 611 с.
5. Гомбрих Э. История искусства. М.: Искусство - XXI век, 2017. 688 с.
6. Гомбрих Э. Символические образы. Очерки по искусству Возрождения. М.: Алетейя, 2017. 408 с.
7. Де Коммин Ф. Мемуары. М.: Наука, 1986, 496 с.
8. Кёнигсбергер Г. Средневековая Европа, 400-1500 годы. М.: Весь Мир, 2001. 384 с.
9. Кон И. С. Дружба. М.: Прогресс, 1987. 352 с.
10. Кон И. С. Психология ранней юности. М.: Просвещение, 1989. 256 с.
11. Психология человека от рождения до смерти. Психологический атлас человека / под ред. А. А. Реана. СПб.: Прайм-Еврознак, 2007. 651 с.
12. Рыжов Б. Н. Системная структура личности // Системная психология и социология. 2017. № 3 (23). С. 5-11.
13. Рыжов Б. Н. Системная психология. 2-е изд. М.: Т8 Издательские Технологии, 2017. 356 с.
14. Успенский Б. А. Гентский алтарь Яна ван Эйка. М.: РИП-холдинг, 2013, 328 с.
15. Хейзинга Й. Осень Средневековья. СПб.: Изд-во Лимбаха, 2013. 768 с.
16. Якобсон П. М. Чувства, их развитие и воспитание. М.: Знание, 1976. 64 с.
17. Borchert T. H. Van Eyck to Durer: The Influence of Early Netherlandish Painting on European Art, 1430-1530. London: Thames & Hudson, 2011, 552 p.
18. Campbell L., Van der Stock J. Rogier van der Weyden: 1400-1464: Master of Passions. Leuven: Antique Collectors Club Limited, 2009. 592 p.
19. Carmichael A. Diseases of the Renaissance and Early Modern Europe // The Cambridge World History of Human Disease / K. Kiple (Ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 279-287.
20. Childress D. Johannes Gutenberg and the Printing Press. Minneapolis: Twenty-First Century Books, 2008. 161 p.
21. Harbison C. Jan van Eick: The Play of Realism. Second Updated and Expanded Edition. London: Reaktion Books, 2012. 272 p.
22. Nash S. Northern Renaissance Art // Oxford History of Art. Oxford: Oxford University Press, 2008. 384 p.
23. Thuerlemann F. Robert Campin: A Monographic Study with Critical Catalogue. Munchen; N. Y.: Prestel, 2002. 396 p.
THE PSYCHOLOGICAL AGE OF CIVILIZATION: XV Century, the North Renaissance
B. N. Ryzhov, MCU, Moscow
The article is the continuation of the publication cycle devoted to system periodization of development of European civilization and the comparison of the stages of its development to the corresponding periods of a person's life. The beginning of this research published in № 14-24 of the journal «Systems psychology and sociology» includes the description of analogies between the psychological development of a child from birth up to the age of 13-14 and the development of European civilization from the fifth to the beginning of the fifteenth centuries. The present part of the work is devoted to the next stage of onto- and phylogenetic development aimed to describe the analogy between the psychological characteristics of the early adolescence age and the main features in the art and culture of the early Northern Renaissance epoch in Flanders, when it was the center of the Northern seat of European civilization at that time.
In this regard the characteristics of emotional and personal development at the age of 15-16 are given, when a sense of beauty appears and the discovery of «Self» comes, but this kind of «Self» becomes more holistic and it has some certain realistic features. While recognizing the revolutionary nature of these changes, indicating the end of the childhood and the beginning of the youth era, there is a fundamental similarity in the revolutionary processes taking place in the XV century in Flemish art, where the famous Ghent altar has become a peculiar manifesto of the epoch. That was the first time for the art of Western Europe when at the same time the perception with admiration for the beauty of some images changes to displaying heightened interest in the sensual reality of others, that just what young people do.
At the same time, the youthful desire for truthfulness and self-knowledge was reflected in the genre of realistic portrait arising in the first half of the XV century. The art of portrait has passed only a few decades from the first almost photographic paintings by Jan van Eyck, whose works have been marked with one peculiar feature, — the artist tried to highlighted a social status of a person depicted in the paintings, to Rogier van der Weiden' s works, in the best of which there is an attempt to emphasise a psychological world of a person depicted in the paintings.
Finally, the comparison of the rapidly growing cognitive activity in early youth together with the information revolution that followed the invention of printing in the middle of the XV century is an additional confirmation that clarifies the psychological congruence of the considered epochs of life of a person and civilization.
Keywords: system periodization of development; systems psychology; psychological age of civilization; seats of European civilization; early adolescence; Jan van Eyck; Rogier van der Weyden; the invention of printing.
For citation: Ryzhov B. N. The psychological age of civilization (the continuation: XV century) // Systems psychology and sociology. 2018. № 1 (25). P. 55-66.
References
1. Varbanets N. V. Johann Gutenberg and the beginning of printing in Europe: the experience of a new reading. M.: Book, 1980. 303 p.
2. Vladimirov L. I. The general history of a book. M.: Book, 1988. 312 p.
3. World history: the beginning of the Renaissance. Minsk: Harvest, 2000. 592 p.
4. Vygotsky L. S. Educational psychology. M.: AST, 2005. 611 p.
5. Gombrich E. History of art. M.: Art-XXI century, 2017. 688 p.
6. Gombrich E. Symbolic images. Essays on the art of Revival. M.: Aleteya, 2017. 408 p.
7. De Commines Ph. Memoirs. Moscow: Nauka, 1986, 496 p.
8. Koenigsberger G. Medieval Europe, 400-1500. M.: The Whole World, 2001. 384 p.
9. Kon I. S. Friendship. M.: Progress, 1987. 352 p.
10. Kon I. S. Psychology of early adolescence. M.: Enlightenment, 1989. 256 p.
11. The psychology of a person from birth to death. Psychological Atlas of a person / ed. by A. A. Reina. SPb.: Prime-Euroznak, 2007. 651 p.
12. Ryzhov B. N. The system structure of personality // System psychology and sociology, 2017, № 3 (23). P. 5-11.
13. Ryzhov B. N. Systems psychology. 2nd ed. M.: T8 Publishing technologies, 2017, 356 p.
14. Uspensky B. A. Ghent altar by Jan van Eyck. M.: RIP-holding, 2013. 328 p.
15. Huizinga Y. The Autumn of the Middle Ages. SPb.: Ed. Limbach, 2013. 768 p.
16. Jacobson P. M. Feelings, their development and education. M.: Znanie, 1976. 64 p.
17. Borchert T. H. Van Eyck to Durer: The Influence of Early Netherlandish Painting on European Art, 1430-1530. London: Thames & Hudson, 2011. 552 p.
18. Campbell L., Van der Stock J. Rogier van der Weyden: 1400-1464: Master of Passions. Leuven: Antique Collectors Club Limited, 2009. 592 p.
19. Carmichael A. Diseases of the Renaissance and Early Modern Europe // The Cambridge World History of Human Disease / K. Kiple (Ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 279-287.
20. Childress D. Johannes Gutenberg and the Printing Press. Minneapolis: Twenty-First Century Books, 2008. 161 p.
21. Harbison C. Jan van Eick: The Play of Realism. Second Updated and Expanded Edition. London: Reaktion Books, 2012. 272 p.
22. Nash S. Northern Renaissance Art // Oxford History of Art. Oxford: Oxford University Press, 2008. 384 p.
23. Thuerlemann F. Robert Campin: A Monographic Study with Critical Catalogue. Munchen; N. Y.: Prestel, 2002. 396 p.
