CC BY
145
О. М. Крижовецкая
ПРОЗА М. ВЕЛЛЕРА И Л.УЛИЦКОЙ: ГЕНДЕРНЫЕ АСПЕКТЫ ПОЭТИКИ
Работа представлена кафедрой теории литературы Тверского государственного университета.
Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор В. А. Миловидов
В статье рассматриваются гендерные аспекты современной массовой беллетристики (проза М. Веллера и Л. Улицкой). В отличие от большинства исследователей, рассматривающих феномен гендера в литературе на проблемно-тематическом уровне, автор находит основания гендерной дифференциации в поэтике произведений современных писателей, в частности, в способах организации художественного времени и пространства.
The article deals with the gender aspects of the modern mass literature (M. Veller’s and L. Ulitskaya’s prose works). Unlike scholars who consider the manifestation of gender at the level of problems discussed in literature, the author puts forward the idea that the poetics of time and space is a more valid criterion in gender-oriented studies of literature.
Гендерные исследования играют существенную роль в литературоведении последних десятилетий, в том числе русском. «Литература в своих концептах человека документирует меняющиеся представления
о мужском и женском, а авторы - мужчины и женщины - идентифицируют себя с определенными специфически мужскими или женскими нормами письма»1.
Вместе с тем наблюдения показывают, что попытки исследователей выявить схемы «мужского» и «женского» письма «замыкаются» на темах, знаковых для мужского и женского сознания2. Более надежным критерием гендерной дифференциации могли бы быть категории поэтики - в них мужские и женские начала могли бы быть выявлены как константы, на фоне которых тематика с ее вариативностью стала бы вспомогательным, второстепенным критерием.
Из многочисленного ряда современных авторов-беллетристов можно выделить популярных сегодня Михаила Веллера и Людмилу Улицкую. Беллетризованная проза этих писателей отличается несомненной включенностью в контекст литературной традиции, богатыми интертекстуальными связями, многоуровневыми аллюзиями, что, с одной стороны, роднит их с «высокой» литературой. С другой стороны, такие черты, как «стабильность художественного языка, поэтика хорошего конца»3, «установка на сообщение, интерес к вопросу “Чем кончилось?” - ситуацию типично нарративную, повествовательную»4 позволяют относить многие произведения М. Веллера и Л. Улицкой к «массовой» литературе. Вопрос о соотношении беллетри-стического нарратива и «включенность» произведений этих авторов в «большую» литературу остается открытым. Но и в отсутствие однозначного ответа на этот вопрос творчество Л. Улицкой и М. Веллера как наиболее ярких представителей современной прозы позволяет ставить и решать серьезные вопросы как литературоведения, так и - шире - культурологии.
Качественная беллетристика - лучшее поле диагностики культурных и литературных процессов. Без преувеличения можно сказать: чем качественнее беллетристика (вне зависимости от того, принадлежит она «большой» литературе или нет), тем больше она может сказать о литературе, о ее особых знаках, закономерностях, поэтике, способах письма и т. д. В этом плане именно беллетристика, в частности, есть отличный материал для анализа гендерного фактора в литературном процессе. В «большой» литературе гендерные составляющие нерелевантны личности крупного мастера, который - будь то Боккаччо во «Фьяммет-те» или Жорж Санд в «Консуэло» - «перешагивает» через свою гендерную составля-ющую. Не случайно А. Ахматова отказывалась от гендерной самоидентификации, говоря: я не поэтесса, я - поэт. Качественная же беллетристика, наоборот, эксплуатирует гендерную компоненту поэтики и дает наибольшую возможность говорить о таковой в литературном процессе.
Если апеллировать к гендерным категориям, то анализ текстов современных романистов позволяет предположить, что изменение классических традиций жанра в современной беллетристике происходит в двух направлениях: мужское и женское видение человека и мира, мужской и женский способы письма, мужская и женская поэтика.
Постановка проблем, связанных с гендерным статусом, реализуется в центральной категории поэтики - пространственновременных отношениях, а также нарратив-но-актантных моделях.
В художественных произведениях авто-ров-мужчин, как ни банально это звучит, главным персонажем, определяющим течение событий, остается мужчина. Здесь воссоздается его облик, и воссоздается «мужскими» средствами. Принято считать, что мужское начало в культуре связано с рационализмом, способностью к абстрагированию, тяготением к математизации отношений человека и внешнего мира. Современ-
ные критики отмечают рациональную, математическую основу интеллектуальных романов, созданных писателями-мужчина-ми (А. Ранчин - об Акунине, Д. Быков - о Веллере)5.
Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает проза М. Веллера, так как его тексты тяготеют к литературе позитивной (А. Нефагина отмечает, что в современной литературе доминанта - постнатуралисти-ческие тексты «чернухи»6).
В романах М. Веллера присутствуют элементы, характерные для «массовой» литературы: необычный, но во многом прогнозируемый сюжет, герой как сильная личность, несложная жизненная философия, любовь к оружию и т. д. Так, повествование всех одиннадцати историй романа «Приключения майора Звягина» нацелено на счастливый конец. Последовательная инициативность главного героя и не предполагает другого финала7.
Модель героя Веллера узнаваема читателем, но, в то же время, в отличие от классической модели, где образы героев не статичны, а находятся в процессе формирования, где авторское внимание сосредоточено на внутреннем мире персонажей, она видоизменена: герой проявляет себя только в определенном ракурсе, он неполноценен в целом ряде жизненных сфер, редуцирован. Поэтому и мир романов Веллера редуцирован, он является функцией героя.
Помимо элементов чистой беллетристики, развлекательной литературы в прозе Веллера прослеживается явная опора на традицию авантюрного и детективного романов: «исключительная инициативность случая», в результате которого события получают неожиданный оборот, неизменность, «абсолютное тождество героя с самим собой»8, ложная смерть, измена, испытания, везение, неуязвимость и т. д. Так, например, Веллер использует модель «удачных случайностей»: «неожиданный» выигрышный лотерейный билет, чудо-исцеление без медицинского вмешательства и др.
Главный герой романа М. Веллера «Приключения майора Звягина» представляет собой «классическую мифологему, сконструированную по законам бульварного жанра»9. В названии романа «Приключения майора Звягина» - отпечаток литературной игры. Многочисленные литературные реминисценции (Шерлок Холмс, Джеймс Бонд, майор Пронин и др.), большое количество аллюзий и цитат проявляют себя как структурообразующие элементы и форма иронии автора. Большинство цитат и аллюзий узнаваемо, но прообразы, к которым они отсылают, подвергаются переосмыслению. Иронический разрыв между цитатой и подставляемыми под нее реалиями художественного мира рождает особую авторскую иронию, возникающую при перемещении из одного культурного ряда в другой. Веллер принадлежит к числу особого типа писателей-игроков, демонстрирующих всевозможные способы построения прозаического произведения, будь то малая или большая формы. Автор не заигрывает с читателем, а заигрывает его, даже разыгрывает, обманывая ожидания читателя, либо трансформируя модель, либо разрушая ее.
Детализация - одна из тенденций современного нарратива. Текст романа «Приключения майора Звягина» изобилует описаниями жестикуляции, телодвижений. Портрет главного героя дается через динамику движений, жестов, мимики. Детальное конструирование мужского портрета в романе происходит в оппозиции сильный/ слабый. Акцентируются те черты героя, которые делают его мужественным. Основа нарратива - физические состояния, связанные с деятельной стороной Звягина.
События в романах Веллера выстраиваются как калейдоскоп, развернутый во времени, как линеарный коллаж. В коллаже происходит «мозаизация» пространства: пространство (единое, неделимое, протяженное, глубокое) превращается в цепь дискретных, миниатюрных топосов, нанизы-
ваемых на время. Отсюда - организующая структурирующая роль времени, хроноса в хронотопе мужской прозы Веллера.
По-иному гендерная составляющая прослеживается в женской прозе. Многие произведения Л. Улицкой, как и М. Веллера, рассчитаны на «массового» читателя. В основе сюжетов - повседневная жизнь обычных людей. Но за чисто бытовым уровнем обнаруживается постановка серьезных вопросов современности и иные, чем у Веллера, основы нарратологии, реализуемые, в частности, в хронотопах. Основные темы, рассматриваемые автором, - мужчина и женщина в современном мире, семья, взаимосвязь поколений, отношение к смерти и др. Так, семья как локус освоенного мира, доминантная первичная структура, организующая жизненное пространство индивида, его систему координат в мире - основное поле событийности в прозе Л. Улицкой. Семья - «метасемантическое поле», один из «топосов» современного эпоса, первичная «органическая общность», и потому современный прозаик делает состояние семьи точкой отсчета в исследовании современной действительности.
Л. Улицкая отдает должное этим символам и компонентам первичных общностей, но содержательное наполнение норм и ролей, организующих внутрисемейное взаимодействие, в ее произведениях существенно меняется.
Женщина в произведениях Л. Улицкой, с одной стороны, связана с традиционными образами женственности (верная подруга, образцовая мать), с другой - созданные искусством предшествующих эпох мифы о женственности/мужественности разрушаются писательницей. Зачастую такие оппозиции, связанные с традиционными представлениями о различиях мужского и женского начал, как активность/пассивность, сила/слабость, интеллект/эмоции, дух/тело меняются местами. Мужчина в изображении женщины-писательницы утрачивает признаки мужественности. Мужской образ
редуцируется, но иначе, чем у Веллера, где за скобки выносится все «немужественное» в мужчине. У Улицкой мужчина приобретает черты «неполноценности, дегенеративности»10. В подобной ситуации женские персонажи оказываются перед необходимостью быть сильными, «менять пол». Женщина становится центром семейного мира и -шире - мира вообще. Проза Л. Улицкой «женоцентрична»11, и писательница таким образом подвергает инверсированию всю семейную структуру как топологическую основу современной прозы, ее нарративно-актантную модель.
Для художественного пространства женщины-писательницы характерны уплотнение, концентрация, некая «капсули-рованность»12. Это обусловлено прежде всего прикрепленностью жизни к определенному месту, которое ограничено и не связано существенно с другим миром. На уровне нарративной структуры эта кап-сулированность пространства предопределена редукцией хронологического аспекта хронотопа, циклическим характером последнего. Не исключено, что в этом проявляется и одна из характеристик «женского» мира как гендерно окрашенного варианта художественной концепции бытия.
В наибольшей степени замкнутость хронотопа в прозе Л. Улицкой проявляется в его кольцевой структуре. «Закольцовыва-ние» происходит на уровне проблематики, композиции, мотивов, символов. Кольцо -символ связи с кем-то/чем-то и верности ему.
В «Медее и ее детях» потерянное кольцо соединяет любовные истории двух поколений семьи Медеи. Возникает любовный треугольник возлюбленный/две сестры: Самуил/Сандра/Медея и Бутонов/ Маша/Ника. Кольцо связывает Медею с таинственным началом мироздания. «Маленькой девочкой обнаружила... «ведьмино кольцо» из девятнадцати некрупных, совершенно одинаковых по размеру грибов с бледновато-зелеными шляпками. <...>
Венцом же ее находок <...> был плоский
золотой перстень с помутившимся аквама-рином <...> в день ее шестнадцатилетия. Кольцо это она носила и по сей день»13.
В «кольцевом» пространстве время останавливается, движение «по кругу» не есть движение во времени; это - движение в пространстве, «умножение», уплотнение пространства за счет редукции временного компонента хронотопа.
Восприятие читателем Медеи и ее мира происходит в связи с многочисленными временными аспектами. Художественному времени в прозе писательницы свойственно движение вспять, туда, где подробно повествуется о детстве главной героини, ее предках, прожитой жизни, в небытие. В тексте подчеркивается наблюдательность героини, возникает ощущение замедления времени, вечности происходящего. Ретардация, обусловленная внесобытийностью, дополняет образ мира, делает его пространственно-целостным, пространственно-плотным. Ослабленный сюжет укрупняет подробности.
Дом Медеи расположен «в центре Земли», где «плавное движение гор, ритмические вздохи моря, протекание облаков и обширное внятное течение теплого воздуха от гор, направленное вкруговую»14 (Курсив - О. К.). Мироздание как единое целое четко существует для Медеи. Ей открыты тайны мира. «Вся округа (Курсив - О. К.), ближняя и дальняя, была известна ей как содержимое собственного буфета»15.
Все события, происходящие с представителями семьи Медеи, сконцентрированы в некой «точке», центре Вселенной. Этот центр, явленный в тексте романа, необы-
чен с точки зрения распределения пространства на «свое»/«чужое», «центр»/ «периферию». «Свое» - то пространство, в котором существует род Медеи. Все, связанное с ним, позитивно, уникально, гармонично. Поселок, в котором живет Медея, становится центром координат всего пространства для героев романа, разбросанных судьбой по свету. «Чужое» пространство - временная, «транзитная зона», из которой представители рода Медеи возвращаются в «свое» пространство.
«Чужое» пространство - история страны и иррациональное начало в самом человеке - угрожает безопасности и целостности жизни семьи. Время историческое в романе имеет разрушительный характер: один из братьев Медеи повешен «белыми», другой - «красными». Выселение крымских татар, вырубка ореховых рощ также отражают бессмысленность и жестокость исторического времени. «Чужое» пространство - и московский дом Веры Ивановны, внушившей чувство вины Маше за смерть родителей «Место над Яузой, где стоял их дом, издавна считалось нехорошим .<...> Многие жильцы этого дома умирали насильственной смертью, а тесные окна и куцые балкончики притягивали самоубийц».16
Л. Улицкая моделирует временной сюжет: место - везде, время - всегда. Уплотнение, концентрация пространства и, как следствие этого, замедление, исчезновение времени становятся структурирующей основой современной женской прозы. Такова модель хронотопа в произведениях Л. Улицкой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Шаберт И. Гендер как категория новой истории литературы // Пол. Гендер. Культура.: Немецкие и русские исследования / Под ред. Э. Шорэ и К. Хайдер. М. 1999. С. 112.
2 См.: Павлова Н. И. Беллетристика Е. П. Летковой как явление женской прозы конца Х1Х-ХХ начала века. Дис.... канд. филол. наук. Тверь. 2005.
3 Лотман Ю. М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн. 1993. Т. 1. С. 387.
4 Там же. С. 388.
14 1
5 См.: Ранчин А. Романы Б. Акунина и классическая традиция: повествование в четырех главах с предуведомлением, лирическим отступлением и эпилогом // Новое литературное обозрение. 2004. № 67. С. 235-266; Быков Д. Новые дети Марфы // Литературная газета. 1996. № 7. С. 4.
6 См.: Нефагина Г. Л. Русская проза второй половины 80-х-начала 90-х годов XX века. Минск. 1997. С. 151-191.
7 О моделирующей функции счастливого конца в массовой литературе см.: Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 388.
8 Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М. 1986. С. 142.
9 Олейник В. К. О некоторых особенностях стиля прозы М. Веллера // Язык и стиль художественного произведения. Курган. 1998. С. 41.
10 Савкина И. Говори, Мария! (Заметки о современной русской женской прозе) // Преображение. № 4. 1996. С. 63.
11 Мела Э. «Сонечка» Людмилы Улицкой с гендерной точки зрения: новое под солнцем?» // Преображение. М. 1998. № 6. С. 101-107.
12 Об особенностях изображения художественного пространства в произведениях женщины-писательницы с гендерных позиций см.: Олехова И. П. Беллетристика О. А. Шапир: особенности проблематики и поэтики. Дис.... канд. филол. наук. Тверь, 2005.
13 Улицкая Л. Медея и ее дети: Роман. М., 2003. С. 7.
14 Там же. С. 60.
15 Там же. С. 6.
16 Там же. С. 129.
