CC BY
140
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2013. №3(33)
УДК 821.09
ПРОЗА Д.М.ЛИПСКЕРОВА В МИФОПОЭТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
© Г.А.Махрова
В статье анализируется проблема мифопоэтики в прозе Д.М.Липскерова. Рассматриваются мифологемы и архетипы, характерные для творчества прозаика: архетип женщины, ребенка, старика. Исследуются функции мифологического сюжета в создании Липскеровым собственного неомифа.
Ключевые слова: миф, мифопоэтика, мифологема, архетип, неомиф, символ, сюжет, роман.
Весьма актуальным в настоящее время представляется изучение мифопоэтического аспекта русской эпической прозы [см.: 1-3], поскольку сфера мифопоэтического позволяет рассматривать современную русскую эпику как целостное явление, обладающее определенным набором свойств, функций и закономерностей, не зависящих как от внешних различий, так и от стилевых предпочтений. Подчеркнем, что вслед за отечественными исследователями под мифопоэтикой мы подразумеваем «сознательное обращение авторов к тем или иным образам, сюжетам, художественным приемам мифологического генеза, подвергающимся творческому переосмыслению и, соответственно, перемещающимся из мифологической в мифопоэтическую сферу, то есть становящимся частью поэтики художественного произведения» [3: 8].
При этом нельзя не оговориться, что проблема мифопоэтики и непосредственно связанная с ней терминологическая неопределенность понятий «мифологемы» и «архетипа» применительно к литературному творчеству до сих пор остается спорной. В частности, полемично понятие «литературного архетипа», нередко смешиваемое с категорией архетипа в психологии [см. об этом: 4]. Кроме того, как справедливо отмечает С.М.Телегин, многие литературоведы зачастую ставят мифологему в оппозицию архетипу, то есть мифологема становится «сознательным заимствованным в мифологии понятием», тогда как архетип - «бессознательным проявлением мифа в литературе» [4: 14; выделено нами -Г.М. ]. Однако, подобная оппозиция - мифологема (сознательное) / архетип (бессознательное) -адекватна исключительно по принципу разделения отношения архетипа к психологии, а мифологемы к литературе. Мифологические мотивы вторичны по отношению к архетипу как прообразу, при этом понятие мифологемы оказывается шире понятия архетипа, так как именно в ней архетип способен найти свое воплощение, и кроме того, внутри одной мифологемы могут функционировать несколько архетипов [см.: 4: 26-29; 4:
30-32; 5: 192-196]. Соответственно, вслед за С.М.Телегиным, А.А.Кушниренко, А.Ю.Большаковой и др. мы полагаем, что архетип является первичной моделью, «вечным образом» в психике любого человека, находящим свое воплощение в литературном тексте посредством мифологем, или неомифа.
Для современной российской прозы - прежде всего постмодернистской, использующей аллюзии, интертекстуальность, цитатность, игру с претекстами, - актуально именно художественное преобразование исходного мифологического материала в мифопоэтические элементы авторского текста, приводящее к созданию вполне конкретного авторского неомифа (мифологемы). Показательным в данном контексте, на наш взгляд, является творчество современного отечественного прозаика и драматурга Д.М.Липске-рова.
Общеизвестно, что отличительной чертой произведений, создающих свой неомиф, является, в первую очередь, вовлечение в текст архетипов, коллективного представления тех или иных образов, несущих выражение психической энергии. Один из основоположников «теории архетипов» К.Юнг подчеркивал их символический характер, а среди наиболее важных выделял архетип «матери», выражающий вечную бессмертную и бессознательную стихию; «дитяти», символизирующий начало пробуждения индивидуального сознания из стихий коллективно-бессознательного; «тени» как бессознательной части личности, ее демонического двойника; «анима» / «анимус» в качестве бессознательного начала личности; «мудрого старика» / «мудрой старухи» как высшего духовного синтеза, гармонирующего в старости сознательную и бессознательную сферы души.
В пространстве неомифа (или мифологемы), конструируемого Д.Липскеровым, функционируют практически все эти архетипы. Однако особая функциональная роль во всех произведениях Липскерова (от «малой» прозы к романам и драматическим произведениям) принадлежит
Г.АМАХРОВА
именно архетипу «матери»; образ женщины в целом получает у прозаика сакральную трактовку. Любая женщина у Липскерова ассоциируется с материнством, заботой, порождением не только будущей жизни в оболочке человека, но и с рождением бытия вообще. Так, в романе «Сорок лет Чанчжоэ» женщина рождает городу и всем его жителям ветер, которого до этого у них не было: «Незнакомка в нечеловеческих муках родила небольшой вихрь, который завис посреди комнаты, втягивая в свою воронку мелкие предметы <... > На следующее утро жители Чанчжоэ проснулись и обнаружили в природе некоторые изменения. В городе появился ветер <...>» [6: 181]. Одновременно другая героиня (мадам Бибигон) становится своего рода пародией на древнегреческую Гею или славянскую богиню Мать-Сыру-Землю, от которой рождается добрая половина жителей города, что является абсурдным по своей природе фактом, так как практически все жители Чанчжоэ, включая и саму Бибигон, являются ровесниками.
Любая женщина в пространстве мифологемы Липскерова, будь то взрослая дама, девушка или даже маленькая девочка, - это в первую очередь мать, наделенная необыкновенной способностью вынашивать и порождать новую жизнь, она - носитель некоего космоса - от «Пространства Гот-либа» до романа «Всякий капитан - примадонна», где главные герои буквально обожествляют не просто женскость, но стремление женщины к семейственности и материнству:
«- Ну, ты даешь, Верка! - восхищался при жизни Нестор осознанием дочери того, что ее будущая карьера - семья.
- А чего, пап?» [7: 21].
Архетип «матери» предполагает и сополо-женный с ним архетип «дитяти». Появление на свет ребенка символизирует начало индивидуального сознания, начало чистой жизни, способной отделиться от всего его окружающего и стать чем-то большим, нежели его мать и отец. Примечательно, что Д.Липскеров часто наделяет именно детей какими-либо невероятными способностями, делает их гениальными и отчаянными личностями, способными противостоять всему миру. Так, уже в первом своем романе («Сорок лет Чанжоэ») прозаик создает образ любознательного мальчика Джерома, который, в отличие от своих сверстников и даже взрослых, не потерял память и точно знает, кто он сам и кто его родители. Кроме того, при всеобщем побеге людей из города только он остается жить в нем и дальше, как бы заведомо зная, что сегодняшняя гибель города - это только начальный этап его будущего возрождения. В романе «По-
следний сон разума» невероятно гениальными являются сразу три ребенка: Семен, Жанна и Батый. Эти дети - носители божественной мудрости, в них генетически заложено знание всей истории человечества и каждого человека, они ведают, кто и когда родится или умрет, более того, сами решают судьбы людей. И это - очевидная аллюзия к древнегреческим богиням судьбы мойрам. В романе «Леонид обязательно умрет» ребенок, главный герой Леонид, обладает генетической памятью и начинает размышлять, находясь еще во чреве матери, а будучи шести лет от роду самостоятельно выводит сложную физическую формулу: «Это - моя мать, - осознал эмбрион. - Она чешет свой плоский живот длинными, наманикюренными ногтями. Оттого такой противный звук» [8: 6]. Не менее гениальны Роджер Костаки, выдающийся мастер игры на треугольнике, и Николай Писарев, виртуозно играющий на аккордеоне («Русское стаккато британской матери»), и маленький Анцифер («Всякий капитан - примадонна»), у которого подмышкой обнаруживается вход на дно человеческой души, где сконцентрировано вещество, вкусив которое, человек становится безупречным физически и умственно: «С проглоченной частичкой собственной души он явился в школу и сел, по обычаю, на последнюю парту. <. > -Реши, Сафронов, до конца урока! Двоечка грозит в четверти! <... > Он было уже открыл рот, чтобы в мягкой форме объяснить Крысе Ивановне, что в гробу видал ее математику, как вдруг в мозгу вспыхнуло салютом, и словно по волшебству нарисовалось решение задачи. <...> Птичик сглотнул заготовленную фразу, взял мел и быстро списал решение уравнения с экрана своих мозгов. <... > Крыса Ивановна под дружный смех класса отшатнулась в испуге к окну, но на доску ненароком поглядела, да так и застыла, прилипнув взглядом к начертанным цифрам. Задача была не просто решена, а исполнена в оригинальном стиле, не описанном в учебнике» [7: 213-215]. Здесь важно отметить, помимо архетипа «дитяти», присутствие и более конкретного архетипа «героя-ребенка», который еще в детстве «проявляет недюжинную силу, убивает чудовищ, мстит за отца и т.д.» [9: 160]. Так, ребенок у Липскерова - это не столько архетипиче-ский образ новой жизни или нового рождения / перерождения, сколько образ героический, способный не просто создать новую иную жизнь, но и помочь изменить прежнюю, старую. Таким образом, используя в своих романах и рассказах архетипические образы матери и дитяти, Лип-скеров создает мифологему рождения или перерождения (переустройства) мира.
Что касается архетипа «мудрого старика», то он присутствует в романах «Родичи» и «Осени не будет никогда». В первом романе - это старец в чукотском поселении, который наставляет односельчан, дает мудрые советы, помогает уберечься от темных сил, а также предсказывает будущее. В нем синтезируется знание человеческой земной жизни со знанием божественным, внеземным, которое доступно только избранным, прожившим долгую трудную жизнь: «А еще он решил, что будет величать Бердана почетно -старец! Шутка ли, двести лет прожить» [10: 63]. Старец является олицетворением мудрости, знания и даже божественности. В романе «Осени не будет никогда» старик появляется во снах главного героя, художника Вовы Рыбакова, требуя вернуть ему волшебный мешок с красками, который Вова нашел на улице. Благодаря этому мешку и посещениям старца Вова приобретает небывалый талант художника, который, однако, делает его знаменитым только на Западе: «Всю ночь ему снился дядька с растрепанной бородой, который стоял на коленях под его окном и жалобно просил: - Отдай мой мешок! Отдай!.. По весне Врубиль обнаружил в своей чертежной папке, среди сданных школьниками рисунков, предмет поистине шедевральный. Согбенная фигура старика, мечущегося в ночи, изображенная в виде осеннего листа, привела Врубиля в истинный, не контролируемый экстаз <... >» [11: 71].
Однако не только конкретными архетипами Липскерову удается творить собственную неомифологию. Важную роль в создании неомифа играет и единица архетипа - архетипический сюжет. Так, в основу сюжета романа «Родичи» положен архетипический сюжет упорядочения мира, борьбы сил Космоса против демонических сил Хаоса. Силы света представляет очень красивый и бессмертный господин А., силы тьмы -ужасно уродливый, но равно бессмертный Арро-коко Аррококович. Оба этих героя ведут непримиримую борьбу друг с другом с момента зарождения людей, и от того, кто из них победит в той или иной битве, зависит будущее всего человечества: побеждает тьма - на мир обрушиваются несчастья, побеждает свет - процветает радость, счастье и любовь. Другими словами, господин А. - это «культурный герой», созидающий мир; Аррококо (своего рода брат-близнец господина А., что отражается уже в самом названии романа) - «трикстер», разрушающий его. При этом все фантастические события разворачиваются в современном пространстве и времени, наполненном совершенно обычными, нормальными предметами и людьми, что порождает аб-
сурдный мир, противоречащий человеческому бытию и нормальному ходу жизни. Так, господин А., являясь, по сути, сыном христианского Бога, имеет качества, не свойственные божественному лицу в христианском понимании: в частности, незаурядные физиологические, сексуальные способности, что делает его образ близким к образам древних языческих мифов, где подобные функции были первостепенно важными, особенно для богов (достаточно вспомнить Зевса, Гермеса и др.). Однако, согласно логике лип-скеровского неомифа, господин А., подобно Христу, не Бог и не человек, он «парадокс», синтезирующий в себе и человеческое, и божественное начала. Примечательно, что образ господина А. у Липскерова созвучен не столько каноническому образу богочеловека, сколько трактовке образа Данте из одноименного романа Д.С.Мережковского: Данте так же, как и господин А., пытается примирить в себе дух и плоть, наладить их взаимодействие. И Данте, и господина А. сопровождает «микросюжет смерти», истолковывающийся персонажами тождественно: смерть -это начало вечной жизни. Кроме того, и Данте, и господин А. приобретают бессмертие через выполнение долга, миссии на земле, «что характерно для боголюдей древних мифов» [4: 156]. Примечательно и отношение героев к любви земной, к женщине: «Главное, еще неизвестное величие Данте <...> в том, что был он первым и единственным человеком, не святым в Церкви, а грешным в миру, увидевшим в брачной любви Воскрешение» [12: 70]. Подобно Данте в интерпретации Мережковского, липскеровский герой, благодаря «земной» любви, продолжит род «боголюдей», хотя бы временно преодолев смерть.
Важную роль в создании липскеровского неомифа играет и символика, заимствованная прозаиком из различных культур, мифов и легенд. Например, при описании женщины Д.Липскеров всегда подчеркивает длину и цвет (преимущественно рыжий) ее волос: длинные, сильные, здоровые волосы являются символом женской способности зачать, выносить и родить здорового ребенка (при этом женщина не обязательно должна быть красивой), короткие волосы символизируют либо полное отсутствие такой возможности, либо явную ее осложненность: «Он так боялся потерять ее! Страшился более никогда не видеть ниспадающих на плечи рыжих волос, этих полновесных грудей ... и рыжего солнца под животом, сияющего всегда по-летнему <...>» [13: 77]. Еще одной немаловажной особенностью липскеровских героинь является наличие груди как символа продолжения рода и здоровых наследников. По степени готовности
Г.А.МАХРОВА
приносить здоровое потомство автор разделяет женщин на так называемых Белорыбиц и Гуппи. Первые - большие, мягкие, здоровые женщины с большой грудью и способностью к всепрощению: «Мощные белые сахарные ноги, огромные караваи грудей, губы, наполненные земляничной свежестью, глаза - омуты, открытые всем четырем сторонам света, обрызганное солнцем мягкое тело, способное заслонить собою всю мужицкую Россию... Ты - заповедная редкость - русская женщина» [14: 132]. Гуппи - высокие, худенькие, рафинированные девушки. Эти «особи» не только костлявые, но еще и плоскогрудые и поэтому физически не могут выносить и выкормить нормального здорового ребенка: «Прозрачная, почти стеклянная, с огромными детскими глазами, «тростинка на ветру», молодая елочка, тянущаяся к облакам... Почти мальчик, в натянутом на груди пальтишке от кутюр... Губы цвета иного мира манят мальчиков «эмо»...Ты способна оттенить, нет, даже затмить все уродство Мироздания своей неземной красотой... Ты бриллиант души нашей - русская женщина!..» [14: 133-134].
Кроме того, в романе «Всякий капитан -примадонна» актуализуется и мифопоэтический образ водной стихии, моря. Главный герой Нестор Сафронов отправляется в морское путешествие на яхте. Море в различных культурах и мифах символизирует превращение и возрождение, бесконечность познания. Лодка же - это одновременно и колыбель человеческой души, которая ждет возрождения, и средство перехода в другой мир. В контексте данного романа этот символизм весьма актуален, поскольку плавание Нестора инспирировано внутренней раздвоенностью, опустошенностью, желанием духовного преображения: «Когда ему позвонил Нестор и попросил совета, как можно выйти из кризиса среднего возраста, когда все задачи, определенные в молодости, выполнены, а новых не сформировалось, как избавиться от неизбывной скуки и утекающего времени, бывший алкогольный король, не сомневаясь, посоветовал переплыть через океан на парусной лодке. - Торкнет так! -пообещал он. - Всякую скуку забудешь! На жизнь другими глазами посмотришь! Нестор до лихорадки зажегся этой идеей, а через три дня непроходящего вдохновения сообщил, что хочет сделать сей шаг незамедлительно» [7: 63]. Следует, однако, заметить, что море не приносит герою желаемого результата, равно как и лодка, оно становится средством перехода в другой (иной) мир. Автор предлагает несколько вариантов путешествия Нестора, однако все они фатальны и завершаются гибелью героя. Посредст-
вом использования мифопоэтических образов прозаик расширяет жанровые рамки романа, который при внешней авантюрности фабулы обретает философское звучание.
И наконец, в романах Д.М.Липскерова сим-воличны имена главных героев. Так, Нестора отличает противоречивость характера, стремление к авантюрам. Символично, кстати, что в романе «Родичи» героиня с именем Вера рождает от положительного господина А. наследника, а в имени отрицательного персонажа Аррококо заложен код «рок», неизбежность. Кроме имен, в романе «Родичи» есть очевидные отсылки к христианским легендам, например знаковое число 666. Фактически вся символика органично переплетается у прозаика с типичными архетипами и архе-типическими сюжетами, образуя единую цельную картину мира.
Таким образом, в романах Д.М.Липскерова развитие мифопоэтической сферы приводит к созданию художественного авторского неомифа, текста, обладающего не просто набором мифо-поэтических аллюзий и реминисценций, но предлагающего читателю целостный мифопо-этический образ современного мира, нередко абсурдный по своей природе. Тем не менее, автору с помощью устойчивых архетипов (мать, дитя и др.) и архетипических сюжетов удается не просто создать свой неомиф, свою мифологему, но и сообщить собственному повествованию универсальное, выходящее за обычные жанровые рамки содержание.
1. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. - М.: «Прогресс» - «Культура», 1995. -624 с.
2. Шафранская Э. Ф. Мифологизм современной литературы (В.Сорокин и литературная традиция) // Русская словесность. - 2004. - № 6. - С. 35 - 39.
3. Солдаткина Я.В. Мифопоэтика русской эпической прозы 1930-1950-х годов: генезис и основные художественные тенденции. - М.: Экон-Информ, 2009. - 356 с.
4. Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: Материалы международной заочной научной конференции, 19-24 апреля 2010 г. - Астрахань: Астраханский университет, 2010. - 289 с.
5. Полтавец Е.Ю. Система терминов в методе ми-фореставрации // Русское литературоведение ХХ века: имена, школы, концепции: Материалы Международной научной конференции / Под общ. ред. О.А.Клинга и А.А.Холикова. - М. ; СПб.: Нестор-История, 2012. - С. 192-196.
6. Липскеров Д.М. Сорок лет Чанчжоэ. - М.: Вагри-ус, 1997. - 384 с.
7. Липскеров Д.М. Всякий капитан - примадонна. -М.: Астрель, 2011. - 352 с.
8. Липскеров Д.М. Леонид обязательно умрет. - М.: Астрель, 2007. - 384 с.
9. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов. Бессознательное. Сборник. - Новочеркасск, 1994. - С. 159 - 167.
10. Липскеров Д.М. Родичи. - М.: Астрель, 2006. -352 с.
11. Липскеров Д.М. Осени не будет никогда. - М.: Астрель, 2008. - 320 с.
12. Мережковский Д.С. Собрание сочинений. Данте. Наполеон. - М.: Республика, 2000. - 544 с.
13. Липскеров Д.М. Демоны в раю. - М.: Астрель,
2008. - 350 с.
14. Липскеров Д.М. Мясо снегиря. - М.: Астрель,
2009. - 192 с.
MYTHOPOETIC ASPECT OF LIPSKEROV'S PROSE
G.A.Makhrova
The article deals with mythopoetics in D.Lipskerov's prose. The mythologems and archetypes characteristic of his creativity as a novelist, an archetype of a woman, a child, and an old man, are discussed. The function of a mythological plot in creating Lipskerov's own neomyth is investigated.
Key words: myth, mythopoetics, mythologeme, archetype, neomyth, symbol, plot, romance.
Махрова Галина Александровна - аспирант кафедры русской и зарубежной литературы ФБГОУ ВПО «Мордовский государственный университет им.Н.П.Огарева».
E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 20.03.2013
