CC BY
8
рякин М.Г., Атласов С.И., Уваровская Наталья, Хабарова Анна, Слепцов Афанасий (сылгыЬ|ыт Опуонньа) и др.
Со слов информантов народ больше всего любил исполнять Хэдьэ. Хэдьэ - это традиционный ритуальный танец призыва весны и счастья у эвенов. Нам удалось записать Хэдьэ у эвенки Черовой Дарьи Гаврильевны уроженки п. Буор Сысыы, 59 лет. 1пээдьэ исполняется весной при встрече оленеводов. О том, как оленеводы обмениваются своими оленями, в песне упоминаются масти, возраст оленей. В основном, по воспоминаниям информантов, хэдьэ исполняли весной во время праздника оленей и на ысыахе. Известными исполнителями хэдьэ были Байды БYeтYP [Байды Петр], Майдо о^оннтор [старик Майдо], и Корякин Е.А.
В ходе работы экспедиции записаны девять народных песен у якутов и эвен. Информант Павел Петрович Атласов исполняет песни в основном советского периода. Из воспоминаний информанта, его отец тоже пел в основном песни про охоту, про уток. Спел песню, которую пел его отец, про жеребенка.
Корякин Иннокентий Иннокентьевич исполнил одну песню Ыра санаа [бук. пер. мечта]. Эту песню раньше пели женщины доярки. В основном его репертуар песен со слов жены Корякиной Пелагеи Константиновны это "Чистай киhитин туhунан [Песня про человека из поселка Чистого]", "КвMYс ин-эhэ" [Серебряное стремя].
Слепцова Кылаана Егоровна исполнила отрывок песни "Ала Чуоьур атынан» [песню про якутскую лошадь].
Также записали две песни "Кыыс ырыата" [Песня девушки] и «Сылгыhыт» [про табунщика] от Слепцовой Акулины Федотовны, 87 л, уроженки наслега Буор Сысыы. Песню «Сылгыhыт» [про табунщика] Акулина Федотовна переняла от отца Слепцова Ф.Н. "Кыыс ырыата" [песня девушки], о том что её любимый парень уезжает учится в город, она остается на ферме. Вариант этой песни исполнила Соркомова Ульяна Гаврильевна, тоже уро-
Библиографический список
женка наслега Буор Сысыы, которая переняла от Акулины Федотовны. Также Ульяна Гаврильевна исполнила песню "Таптыыр ына^ым барахсан" [моя любимая коровушка], которую исполняли старушки из фермы.
От информантов узнали что в первой половине 20 века пожилые мужчины и женщины любили исполняли любовные песни туойсуу. Туойсуу - обращение юношей и девушек друг другу, Г.У. Эргис пишет "любовная лирика якутов выражается большей частью в форме "туойсуу", т. е. воспеваний" [6, с. 307]. По воспоминаниям информантов, исполняли туойсуу Старкова Е.И., Слепцова Е.П., Хабарова А.И.
К сожалению, не удалось зафиксировать тойук. Но со слов информантов тойук исполняли Р. Уваровский, А.М. Черов, А.А. Слепцов, С.И. Атласов, И.М. Атласов. Олонхосут Роман Уваровский, Слепцов Афанасий Афанасьевич, когда исполнял той-ук, входил в транс как шаман.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что в какой-то степени сохранились песенный фольклор, круговые танцы. Говорить о сохранности эпоса - олонхо и широкого их бытования сегодня не приходится. Экспедиция 2017 г. показала, что в момских сёлах ещё остались люди, которые слышали живое исполнение героического эпоса (олонхо). Также удалось собрать материалы о популярных в свое время сказителей, и одной из задач нашей экспедиции также являлось внесение дополнительных фактов в биографию того или иного олонхосута, уточнение и внесение коррективов в даты рождения и смерти, дополнение страниц жизни интересными воспоминаниями очевидцев. Нами зафиксированы 32 олонхосутов и исполнителей олонхо, из них выявлены 12 новых сказителей, которые не упоминались в других источниках. Материалы, собранные в ходе экспедиции, ещё будут анализироваться и привлекаться в дальнейших исследованиях традиционной культуры народов Северо-Востока РФ.
1. Слепцов Д.М. Квтвр МYлгYн: биир Yйэлээх олокхо. Якутск: ЯНЦ СО РАН. 1993.
2. Пухов И.В. Якутский героический эпос - олонхо. Основные образы. Москва: Наука, 1962.
3. Емельянов Н.В. Сюжеты якутских олонхо. Москва: Наука, 1980.
4. Обрядовая поэзия саха (якутов) / Сост. Н.А. Алексеев, П.Е. Ефремов, В.В. Илларионов. Новосибирск: Наука, 2003. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока: Т. 24).
5. Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. 3т. Москва: Изд-во АН СССР, 1959.
6. Эргис Г.У. Очерки по якутскому фольклору. Якутск: Бичик, 2008.
References
1. Slepcov D.M. Keter MYlgYn: biir yj'el'e'eh oloKho. Yakutsk: YaNC SO RAN. 1993.
2. Puhov I.V. Yakutskijgeroicheskij 'epos- olonho. Osnovnye obrazy. Moskva: Nauka, 1962.
3. Emel'yanov N.V. Syuzhetyyakutskih olonho. Moskva: Nauka, 1980.
4. Obryadovaya po'eziya saha (yakutov) / Sost. N.A. Alekseev, P.E. Efremov, V.V. Illarionov. Novosibirsk: Nauka, 2003. (Pamyatniki fol'klora narodov Sibiri i Dal'nego Vostoka: T. 24).
5. Pekarskij 'E.K. Slovar'yakutskogo yazyka. 3t. Moskva: Izd-vo AN SSSR, 1959.
6. 'Ergis G.U. Ocherkipo yakutskomu fol'kloru. Yakutsk: Bichik, 2008.
Статья поступила в редакцию 14.11.17
УДК 821.161.1
Inarkaeva S.I., senior lecturer, Head of Department of National and World History, Chechen State Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]
Davletukaeva K.D., postgraduate, Chechen State Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]
MANIFESTATIONS OF THE CONCEPT OF ARTISTIC PERSONALITY IN JOURNALISTIC AND LITERARY-CRITICAL CREATIVITY LULA COONEY. The problem of the formation of the concept of artistic personality in the literary-critical and journalistic oeuvre modern Chechen writer Lula Cooney. The authors mark the specifics of its manifestations-dialogizm, in-tertextuality. The key place in the article concerns the formation of a concept of artistic personality in the specific structure of the journalistic creativity of Lula Cooney. In his works a lot and comprehensively Cooney Lula reflects on space of the soul of the individual and the nation that spiritual reason culture should not dissolve in globalization that as an individual and a nation should not abandon its own identity. Lula Cooney forms the main lines of modeling personality anywhere without creating a ready-made scheme, "bare" behavior.
Key words: concept, personality, journalism, intertextuality, dialogizm, identity, citizenship.
С.И. Инаркаева, канд. филол. наук, доц., и. о. зав. каф. литературы и методики преподавания, Чеченский государственный педагогический университет, г. Грозный, E-mail: [email protected] К.Д. Даулетукаева, аспирантка, Чеченский государственный педагогический университет, г. Грозный, E-mail: [email protected]
ПРОЯВЛЕНИЯ КОНЦЕПЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИЧНОСТИ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ И ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ ЛУЛЫ КУНИ
Рассмотрена проблема формирования концепции художественной личности в литературно-критическом и публицистическом творчестве современной чеченской писательницы Лулы Куни. Обозначена специфика её проявлений - диалогизм, интертекстуальность. Ключевое место в статье отведено формированию концепции художественной личности в специфической структуре публицистического творчества Лулы Куни. Авторы делают вывод о том, что активное интеллектуальное и интертекстуальное, кросскультурное начало в публицистическом творчестве Лулы Куни отвечает множеству задач и потребностей. Одно из главных для нее - воспитание культуры, интеллигентности, эстетического вкуса у читателей, формирование и развитие интеллектуального потенциала его личности.
Ключевые слова: концепция, личность, публицистика, интертекстуальность, диалогизм, индивидуальность, гражданская позиция.
Определяя главным объектом внимания в творчестве Лулы Куни человека с его духовными запросами, мы в своей работе пытаемся вывести художественную концепцию личности писательницы в системе её мировидения, ощущений. Небезынтересным в этом смысле оказалось её публицистическое творчество. Все литературно-критические работы Лулы Куни несут мощный заряд метапоэтики, то есть стремления и умения дать самооценку, самохарактеристику своей собственной философской, духовно-нравственной, этно-психологической, литературно-эстетической концепции. Одновременно для Лулы Куни всегда абсолютно неразрывны между собой категория творчества и категория личности, концепция личности. Обе эти ипостаси предстают для неё в неразрывном динамическом единстве и не могут существовать изолированно друг от друга.
Предметом неподдельного интереса в публицистическом творчестве чеченской писательницы является (наряду со многими другими темами) современное состояние национальной литературы. К слову сказать, она является не равнодушным и безучастным наблюдателем современного литературного процесса, а является человеком профессионально участвующим в дискуссиях и спорах о его будущем [1]. По мнению многих российских литературоведов и литературных критиков (С. Чупринин, И. Шайтанов, А. Немзер, Р. Арбитман, М. Чудакова и др.), «критиком считается не только тот, кто оперативно и вовремя откликается на современный литературный процесс и пишет обо всех явлениях, которые представляются значительными... Постоянное участие в литературном процессе обеспечивает создание необходимого среза литературной ситуации» [2, с. 149].
Лула Куни из числа тех критиков, присутствие которых в современном национальном литературном процессе обнаруживается постоянно [3; 4]. Говоря о феномене чеченской литературы, её генезисе, генеалогии, тенденциях её дальнейшего развития, писательница, прежде всего, не обходит вниманием вопросы отражения в ней концепции личности. В старшем поколении - первом поколении чеченских литераторов, писательница отмечает то, что оно «обладало определенной долей мужества, чтобы противостоять широкомасштабному процессу зомбиро-вания. Однако и тут не обошлось без компромиссов - вольных или невольных. Какую бы независимую гражданскую позицию ни занимал писатель эры совдепии, литературный труд его всегда покорно укладывался в жесткий багет прокоммунистического плакатного «красного квадрата» [5].
Говоря иронически о штампах и клише литературы периода бесконфликтности, писательница вообще не находит в данном контексте места для каких-либо характеристик существовавшей в тот период и официально дозволенной «концепции личности».
Первую волну чеченской профессиональной литературы Лула Куни характеризует как «мощный вал», своеобразную «могучую кучку» имен: Саид Бадуев, Магомед Мамакаев, Абди Дудаев, Арби Мамакаев, Марьям Исаева, Халид Ошаев, Саидбей Арсанов, Ахмад Нажаев, Магомед Сальмурзаев... Называя их «первопроходцами», писательница констатирует, что «слишком явной была их «национальная привязка», слишком силен был в них национальный дух. Им пришлось дорогой ценой заплатить за свою «корневую» сродненность с народом нохчи» [5].
Далее Лула Куни выделяет и характеризует писателей «второй волны» - птенцов «хрущевской оттепели», поколение, выросшее под крылом «великих», отмечая в них следующие немалые изменения по сравнению с первой волной. Здесь писательница отчетливо определяет грани видоизменения, эволюции концепции личности пишущего субъекта: «.Уже не так смелы. В
меру почтительны. В меру понятливы. В меру угодливы и угодны. Не все. Но - больший процент» [5].
Лула Куни не может отказать себе в удовольствии блестяще и едко нарисовать пародийный сюжет некоего «театра абсурда» брежневской поры в духе диалога культур, включая в него аллюзии и реминисценции из столь близкой её сердцу античной культуры: «Заседания правления и съезды местного Союза литераторов напоминают школьную инсценировку «Батрахоми-омахии» (древнегреческая поэма «Война мышей и лягушек» (8-7 в. до н.э.), пародирующая «Илиаду» Гомера - С.И.) в ожидании аиста-арбитра из «центра»...» [5].
Затем писательница приводит в качестве примера один только факт, даже не факт - сценку, освещенный, по её уточнению, мгновенной «фотовспышкой.» Однако в нем очень выразительно проявляются её представления о концепции личности и о её деформациях: «Опальный Халид Ошаев - последний из «олимпийцев»-небожителей. Заседание СП, на котором его должны исключить из «славных» писательских рядов. В зале много его учеников, почитателей, молодых коллег, которых он пестовал и выпускал в «большую литературу». Но сегодня - рядом с ним - никого. Ни рядом, ни за ним, ни перед ним. Все отшатнулись от него, как от прокаженного, ибо он - в «немилости».
Главное в этой психологической зарисовке - коллективный портрет собратьев по перу, когда из «его учеников, почитателей, молодых коллег, которых он пестовал и выпускал в «большую литературу», сегодня рядом с ним не осталось никого. Какие качества личности здесь фигурируют, определяются и осуждаются писателем и публицистом Лулой Куни? - Трусость, неблагодарность, беспринципность, предательство - «молчание ягнят». Подобной практике Лула Куни тут же наглядно противопоставляет противоположные свойства личности: «Но входят - шумно, с достоинством - двое. Ныне покойные - Абдула Садулаев и Султан Юсупов. Подходят к одиноко сидящему - в пустоте - старому мэтру. Истово - по-чеченски - здороваются с ним и садятся рядом: один - справа, другой - слева. Литература поступка. Литература, равная личностному уровню её создателей.» [5].
Лула Куни именно так определяет именно ту высокую нравственно-психологическую планку личности, которую она считает достойной. Говоря здесь об ответственности и предназначении современной литературы, Лула Куни вновь определенно отмечает в ней (в остропублицистической форме риторических вопросов) дефицит таких качеств концепции личности, как гражданская смелость, мужество, совесть, честь, долг, дает вполне определенные формулы, требования к концепции личности и человека вообще, и, конкретно, писателя.
Художественное исследование концепции личности в деятельности Лулы Куни проявляет себя в самых различных сложных и актуальных контекстах, взаимосвязях и взаимодействии с миром и обществом, с природой и социумом, с себе подобными, с самой собой - в профессии и в творчестве, в любви и в быту, в других сферах. В данном плане характерен её публицистический материал, не случайно, как часто бывает, названный ею строкой из стихотворения Владимира Маяковского «Кем быть?» - «Пусть меня научат» [http://www.proza.ru/2010/10/20/149].
Лула Куни - человек уникального ума, глубочайшего профессионализма и эрудиции, преподававшая на кафедре общего языкознания ЧИГУ им. Л.Н. Толстого такие редкие лингвистические дисциплины, требующие самого углубленного внимания, как старославянский, древнерусский и польский языки, историческая грамматика, история языка. Лула Куни - блестящий и столь же глубокий знаток родной, русской и мировой литературы
и культуры. Она - блестящий журналист, редактор, издатель и отнюдь не дилетант во всех этих областях, а специалист высочайшего класса. Она убеждена в том, что смысл образования - не в сумме знаний, умений и навыков, а в формировании личности, её ярко выраженной гражданской, духовной, нравственной, этнокультурной позиции. Автор убеждена в том, что смысл современного образования, любого нормального достойного образования и воспитания заключается в развитии личности. Если Лула Куни в своей статье ведёт речь конкретно об обучении и интеллектуальном, духовном развитии детей Чеченской республики, это не значит, что данный вопрос не касается всех детей страны. Выдвигаемые ею критерии и требования к всестороннему и логически аргументированному образованию абсолютно справедливы для формирования полноценной гармонической личности. Лула Куни, помимо интеграции, ратует и за дифференциацию обучения, выступает против эклектичности и мозаичности учебных планов и программ. Писательница абсолютно справедливо настаивает на том, что «преподаватели должны владеть азами психологии. Должны знать, что значит выборочная память, готовность памяти, что такое блокировка негативной памяти, чем чревата для детской психики постстрессовая ситуация. Они должны уметь разбавлять «алгебру» схоластики «гармонией жизни». Автор ставит вопрос о необходимости - на государственном уровне - выработать национальную концепцию среднего (базового) образования... и с горечью вспоминает имена замечательных отечественных педагогов на излете советской эпохи: «Но, видно, время никитиных и шаталовых в чеченской школе надо в ускоренном порядке приблизить.» [6].
Библиографический список
Эту свою статью автор оценивает не как «претензию на истину в последней инстанции, .а как приглашение к разговору.», являющемуся очередным её активным шагом по пути к всестороннему рассмотрению проблем формирования концепции личности в жизни и в литературе.
Избирая на страницах своих литературно - критических заметок и стаей различные сферы духовной жизни республики, Лула Куни обнаруживает любовь, боль к национальной культуре, интеллигенции, театру, а главное, герои её заметок и статей -настоящие личности, люди незаметные, безымянные труженики различных сфер (литературы, театра, школ и т. д.), символы народа и нации. Писательница создает высоко эмоциональную, реалистическую и напряженно-точную характеристику этих людей посредством комплекса риторических вопросов и восклицаний, порой высокой, порой броской лексики и фразеологии.
Специфику работы актера, например, Лула Куни характеризует как нечто сакральное, непостижимое, сильнейшим образом влияющее на личность и общество. Свои статьи в защиту (и во славу) чеченского театра она квалифицирует как «грустную быль о служении во имя человечности горстки последних идеалистов - с опаленными крыльями высоких душ.» и объявляет чеченский театр «островком надежды в обезумевшем мире чистогана, .песней любви с шипом терновника в сердце» [5].
Таким образом, активное интеллектуальное и интертекстуальное, кросскультурное начало в публицистическом творчестве Лулы Куни отвечает множеству задач и потребностей. Одно из главных для нее - воспитание культуры, интеллигентности, эстетического вкуса и (просто вкуса!) у чеченского читателя, формирование и развитие интеллектуального потенциала его личности.
1. Арбитман Р. Взгляд на современную русскую литературу. Саратов, 2008.
2. Колядич Т.М., Капица Ф.С. Русская проза в XXI века в критике. Рефлексия. Оценки. Методика описания. Москва, 2010: 149.
3. Ремизова М. Только текст. Послесоветская проза и её отражение в литературной критике. Москва, 2007.
4. Чупринин С. Новая Россия: мир литературы. Энциклопедический словарь - справочник: в 2-х т. Москва, 2003.
5. Available at: http://www.nana-journal.ru/states/culture/62-the-blue-bird.html
6. Available at: [http://www.proza.ru/2010/10/20/149]
References
1. Arbitman R. Vzglyad na sovremennuyu russkuyu literaturu. Saratov, 2008.
2. Kolyadich T.M., Kapica F.S. Russkaya proza vHHI veka v kritike. Refleksiya. Ocenki. Metodika opisaniya. Moskva, 2010: 149.
3. Remizova M. Tol'ko tekst. Poslesovetskaya proza i ee otrazhenie vliteraturnoj kritike. Moskva, 2007.
4. Chuprinin S. Novaya Rossiya: mir literatury. 'Enciklopedicheskij slovar'- spravochnik: v 2-h t. Moskva, 2003.
5. Available at: http://www.nana-journal.ru/states/culture/62-the-blue-bird.html
6. Available at: [http://www.proza.ru/2010/10/20/149]
Статья поступила в редакцию 10.11.17
УДК 811.351.22 + 811.351.12
Kazieva Z.M., postgraduate, Dagestan State Pedagogical University (Mahachkala, Russia), E-mail: [email protected]
ABOUT FEATURES OF SUBSTANTIAL STRUCTURE OF THE TERM IN THE DARGWA AND AVARIAN LANGUAGES. Research is dedicated to studying of a vagueness of political terminology which is caused by that among researchers there is no consensus concerning definition of the status of political terminology also. Representatives of various directions interpret this lexical layer differently. Besides, the wide thematic range of political terminology including terms of policy, economy, history, philosophy leads to their various interpretation. It is promoted by the fact that this category includes direct names, full names and abbreviations, it also expands borders of lexicon of the political contents. On the other hand, the category of political terminology also more or less everyday names beyond the scope of which there can be a certain complex of political representations and concepts enter. In the article such working definition of political terminology is accepted: political terminology is set of language correlates of system of the concepts representing strong points in system of public consciousness.
Key words: Avarian language, Dargwa language, lexicon, political terminology.
З.М. Казиева, соискатель, Дагестанский государственный педагогический университет, г. Махачкала,
E-mail: [email protected]
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ СОДЕРЖАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ТЕРМИНА В ДАРГИНСКОМ И АВАРСКОМ ЯЗЫКАХ
Исследование посвящено изучению расплывчатости общественно-политической терминологии, которая вызвана тем, что среди исследователей нет также единого мнения по вопросу определения статуса общественно-политической терминологии. Представители различных направлений по-разному интерпретируют этот лексический слой. Кроме того, широкий тематический диапазон общественно-политической терминологии, включающий в себя термины политики, экономики, истории, философии приводит к различной их интерпретации. Этому содействует также тот факт, что в этот разряд входят прямые наименования, полные названия и аббревиатуры, это также расширяет границы лексики общественно-политического содержания. С другой стороны, разряд общественно-политической терминологии входят также
