CC BY
125
10.4. ПРОТОПОП АВВАКУМ И ФОРМИРОВАНИЕ ЭТИКИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
Мочалов Евгений Владимирович, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Место работы: ФГБОУ ВО «МГУ им. Н.П. Огарёва», г. Саранск
Аннотация: В статье рассматривается влияние идей протопопа Аввакума, основоположника русского старообрядчества на формирование этики средневековой Руси, подчеркивается ее оригинальность и своеобразие.
Ключевые слова: протопоп Аввакум, этика, Русь, средневековье, старообрядчество.
ARCHPRIEST AVVAKUM AND FORMATION OF ETHICS OF MEDIEVAL RUSSIA
Mochalov Evgeny V., Head of the Department of Philosophy of National Research Mordovia State University, Doctoral Degree in Philosophy, Professor
Place of employment: National Research Mordovia State University, Saransk
Abstract: The article discusses the influence of ideas of archpriest Avvakum, the founder of Russian Old Believers on the formation of the ethics of medieval Russia, underlining its originality and uniqueness.
Keywords: archpriest Avvakum, ethics, Russia, the Middle Ages, the Old Believers.
Поскольку предмет исследования влияние протопопа Аввакума на формирование нравственности старообрядчества - сложное явление, следует условиться о принимаемой «системе отчета» культурных явлений. Две координаты очевидны: культура духовных и светских правителей с присущими ей теологичностью, абстрактностью, метафизичностью, универсализмом, типизацией, «надмирностью» и т. п.; вторая координата - идущая на смену гуманистическая культура, с ее интересом к личности, миру внутренних переживаний, природе, - культура, открытая «всем впечатленьям бытия». Но за этим контрастным отношением, составляющим в XVII в. передний план культурного развития, от внимания исследователя порой ускользает мир народной культуры с его самыми многочисленными в средневековом обществе носителями. Это культура меняющаяся и вместе с тем чрезвычайно устойчивая.
В мире народной культуры сформировались начала патриархальной демократии, выразился тип сознания индивидуально-незрелого человека. Мировоззренческие основы характеризует неразрывность с отношениями реальной жизни, конкретно-наглядное мышление, чувство непосредственной связи с миром природы, целостность восприятия, переживания, действования, жизне-утверждение, слитность индивида с коллективом. Для средневековой народной культуры,- пишет М. М. Бахтин, - характерно представление о «материально-телесном начале», которое «воспринимается как универсальное и всенародное и именно как таковое противопоставляется всякому отрыву от материальных корней, всякому обособлению и замыканию в себя, всякой отвлеченной идеальности, всяким претензиям на отрешенную и независимую от земли и тела значимость» [3, с. 24].
Феодально-христианская культура чужда и враждебна народной культуре. Абстрактному человеку христианства в народном мировоззрении противостоит конкретный, слитый с социальной общностью индивид.
Величие писателя определяется его умением проникать в глубины жизни, чувствовать ее ход. Им не просто отображается время, оно субъективно оценивается. Но
главное - это способность предвосхитить будущее, показать хотя бы зачатки тех процессов, которые приобретут со временем большое значение. Как часто, оценивая то или иное произведение, мы произносим: вот это творение такого-то писателя - литературный памятник эпохи. Какой смысл видится в этом? Само слово «памятник» имеет большое значение. Время уходит, проходят события, умирают люди; кажется, что вместе с ними уйдут их чувства и переживания, их помыслы и дела. Но все успевает запечатлеть перо художника, способного схватить и показать современникам и будущим поколениям сам дух времени в образах, в делах героев. Эти слова можно с полным правом отнести к «Житию» и всему творчеству Аввакума, одного из выдающихся писателей и мыслителей Средневековой Руси.
XVII век - это век, в котором смешались архаические явления с новыми. Это век, когда в русском обществе происходят большие перемены. Все более и более на первый план начал выдвигаться человек не только как представитель массы людей, а как конкретный индивидуум, личность со своим сложным внутренним духовным миром. Творчество протопопа Аввакума стояло как бы в центре всех общественных перипетий XVII века. Будучи одним из главных идеологов раскола, Аввакум поставил вопросы, связанные с социальной проблематикой своего времени. Он говорит нам «о нищете крестьян, которые маятся» в трудах по шесть дней в неделю, о самоуправстве царских чиновников, например о воеводе Пашкове. В центре повествования Аввакума жизнь и судьба одного человека. Но как сильно мы чувствуем, что в ней отобразились чаяния и мольбы миллионов других. Аввакум с глубокой болью пишет об издевательствах над ним царских слуг, «толстопузых» никониан, рисует картины жизни обыкновенного крестьянина своего времени, который видит главную причину своих страданий в «новой» вере. Писатель - представитель демократического направления «Ренессансного барокко». Венгерский ученый А. Андьял связывает с барокко творчество Аввакума. Позже А. А. Морозов объявил Аввакума «барочным писателем» [24, с. 29]. Однако сказать, что «протопоп - барочный
писатель» - это значит оценивать творчество Аввакума несколько односторонне. Д. С. Лихачев справедливо критикует ученых-литературоведов за их акцентировку ужасов и мучений, изображенных в «Житии». Ведь это все было характерно и для средневековой культуры. У Аввакума барокко «человечнее» западноевропейского. Он показывает наряду с духовным миром человека, его сложную борьбу и переживания; проникает в его повседневное окружение, рисует уникальную картину фона его жизни. Анализируя новизну «Жития», Д. С. Лихачев говорит о человеческих чувствах и картинах быта, «умении войти в психологию другого человека - даже врага» [20, с. 323]. Это проникновение вызывает у писателя даже гнев, который носит у него скорее политический оттенок, чем общечеловеческий. Он «разорвал бы» «окаянных никониан»; обличает «окаянного» воеводу Пашкова. Но (интересная деталь) эти обличения никогда не смешиваются с человеком вообще. Человек выше политики. Человек всегда остается самим собой. Поэтому, наверное, таким гуманизмом веет от всего творчества писателя. Он пытается как-то скрасить свои мучительства, даже мучителей показывает то «бедными», то «горюнами», считает их ничтожными и глупыми. А с верой, которая есть у верующего человека, и «другом» Христом ничего не страшно. Кандалы не причиняют вреда, а если отрежут язык, то он вырастет вновь.
Очень верно отметил А. И. Клибанов, положение о «патриархальном демократизме», сочетавшимся с умственным застоем, приверженностью старине предков, но в то же время сформировавшимся в «мире народной культуры» с ее неразрывностью с реалиями жизни, жиз-неутверждения, слитности с коллективом» [16, с. 76-98]. Одно из своеобразий «Жития» как раз и состоит именно в этой кажущейся реакционной по форме исповеди-проповеди Аввакума, призывавшего идти на смерть за «аз». Но за этой кажущейся реакционной формой скрывалась глубоко гуманистическое и демократическое произведение. Его автор впитал боль русского общества XVII века, самых бесправных его представителей. Неслучайно такую широкую поддержку находили призывы протопопа у народных масс. «Житие» можно с полным правом называть и политико-публицистическим произведением. Оно отразило важнейшие вопросы времени: принимать ли реформы Никона? Как к ним относится? Все они нашли достаточно полное освещение Аввакума. Конечно, как у человека времени его мышление не свободно от догматизма и схематизма, но вместе с тем не может не вызвать удивления и симпатии умение писателя выделить существенное, слитность личных воззрений с общественными. Острую полемическую направленность произведению придают обличения царя и высшего духовенства. Вот Аввакум упрекает Никона за непомерную гордость, за его «крестообразную ересь», «обольщение» царя и его духовника Стефана Вонифатьева. Мыслитель призывает не принимать их еретические законы и обличать «ересь никонианскую». Эти воззвания находили поддержку общества, в котором уже и без того обострились социальные противоречия. Его идеология, по замечанию А. Н. Робинсона, носит «очень активный, воинственный характер» [26, с. 155]. Близость идей раскола и слияние их с социальным протестом были во многом обоснованы самим характером Аввакума, примером его жизни, полной тягот и лишений. Старообрядцы принимают активное участие в антиправительственных выступлениях XVII века.
Однако это движение не отличалось строгой политиче-
ской программой, в нем сильны были противоречия идеологической тенденции, не было четкого организационного единства. Так и у Аввакума, с одной стороны призыв пострижения в монахи «беднова» Алексее Михайловича, а с другой стороны - попытка уговорами привлечь его на свою сторону, вера в незыблемость государственного строя. В «Житии», как в зеркале, отразились и сложные моменты социальной борьбы.
Писатель призывает не подчиняться попам-никонианам, «их главе Никону», без них совершать Христовы таинства. Лучше, по его мнению, «исповедатися искусному простолюдину, нежели невежди попу, паче же и еретику». Конечно, нельзя приписывать Аввакуму отрицание церкви вообще как государственного института. Она нужна, как нужна вера. Все же нет надобности в официальной церкви «никониан толстопузых», народу нужна церковь «немятежна» при «непрочном православие». Поэтому мы не согласны с авторами трехтомного учебника «Истории русской литературы», считающих религиозные взгляды писателя чем-то вроде «демократической беспастырской церкви» [13, с. 354]. Ученые явно смешивают идеологию позднего раскола со взглядами Аввакума.
Творчество Аввакума продолжает традиции передовой «смеховой культуры», пик развития которой на Руси приходится на первую половину XVII века. «В XVII веке народные массы обнищали до такой степени, что смехо-вой антимир стал слишком походить на реальность и уже не мог восприниматься лишь эстетически, как художественный мир навыворот» [14, с. 424]. Мыслитель является продолжателем передовых традиций этой культуры. Часто новая вера и служители культа осмеивались очень едко. В «Житии» во многом продолжены традиции «демократической сатиры», которую так фундаментально рассмотрела ученый-литературовед В. П. Андрианова-Перетц [1; 2]. В соответствии со спецификой средневекового смеха, осмеивался не только объект, но субъект повествования, смех направляется на автора и на читателя. С какой злой иронией высмеивает Аввакум приверженцев Никона, у которых животы толсты, которые только и делают, что «едят да праздно время проводят». Или пьяные Адам и Ева, ссоряющиеся друг с другом и старающиеся найти виновного перед Богом в первородном грехе, сваливая вину друг на друга. Невозможно читать без улыбки сравнение обмана Богом дьявола, с хитрым рыболовом, подцепившим рыбу удицею. По меткому замечанию Д. С. Лихачева, «юмор Аввакума как бы слегка светится и как бы согревает воспоминания» [20, с. 324].
В этом сосредоточена одна из особенностей авваку-мовской сатиры, где смех нам показывает не «антимир» и «мир навыворот», а с ужасающей силой раскрывает истинное положение вещей. Смех - та грань, своего рода показатель глубины социального унижения, которая оставляет человеку только одну возможность - возможность посмеяться над собой. Творчество Аввакума становится реалистичнее барокко, оно выходит за его рамки, подвижническая жизнь показывает нам его принадлежность к «новой», демократической культуре, которая «нова» и поддержкой, и отображением в обществе явлений прогрессивных. «Новое противоположно традиционному, и в то же время взаимосвязано с ним» [18, с. 61].
XVII век, знаменуя собой переходной этап в историческом развитии, рельефно отобразил в себе борьбу различных идейных направлений в обществе. Эта борьба нашла проявление в творчестве Аввакума как предста-
вителя демократической культуры и идеолога раскола. Но не только: в его взглядах мы находим проявление и литературной борьбы, причем самого протопопа мы вполне можем считать писателем прогрессивным. До XVII века в русской литературе господствовала в основном византийская традиция. Русской публике предлагались длинные жития святых с прославлением их многочисленных подвигов. Господство агиографии характеризовалось принижением внутреннего мира человека, сводимого к поступкам во имя Бога. Чем больше значимость таких поступков, чем богаче духовный мир человека. Произведения о канонизированных угодниках не были близки простому человеку, не могли быть образцами для жизни. В связи с этим нам представляется важным и необходимым рассмотреть вопрос о жанровой природе «Жития», - предмете споров в научном мире. С. Зень-ковский [12] считает «Житие» автобиографией, В. П. Ан-дрианова-Перетц [1] рассматривает его как проявление «учительной литературы», Д. С. Лихачев [20] подчеркивает его автобиографизм, В. В. Виноградов [4] отождествляет с «простодушно-деловым» или «народно-драматическим сказом», а Р. Ягодич считает «Житие» народным рассказом. Многие исследователи причисляли произведение к агиографической традиции, к «поучениям», летописаниям, воспоминаниям. Б. Илек полагает, что «Житие» является «хождением», Н. К. Гудзий - автобиографией, А. Н. Робинсон - «беседой-исповедью» или «беседой-проповедью». Исследователь В. Е. Гусев справедливо заметил абсолютизацию какого-либо признака каждого из этих жанровых отделений [7, с. 255]. На основании своих результатов анализа ученый приходит к выводу (на наш взгляд вполне обоснованный) о художественном своеобразии «Жития». По его мнению, оно заключается в «сплаве» разнообразных элементов, в смелом сочетании и преобразовании различных традиций древнерусской письменности» [7, с. 255]. Автор полагает, что «вероятно можно было бы определить жанр «Жития» как синтетический» [7, с. 255]. Развивая свою мысль, исследователь анализирует произведение как «имеющее широкое художественное обобщение характерных явлений русской жизни середины XVII века» [7, с. 255]. Сама жизнь Аввакума подсказала ему как писателю «сложное широкое повествование с широким социальным фоном, большим количеством действующих лиц, с главным героем в центре». Несомненно, что Аввакум отступил от своего первоначального замысла: «Простите меня... еще вам повесть скажу». Это отступление было продиктовано всей сложностью общественной обстановки XVII века. Автор делает вывод, что «фактически «Житие» является многообразной бытовой автобиографической повестью, тяготеющей в значительной мере к синтетической форме романа, нарождавшегося тогда на Руси» [7, с. 255]. В. Кожинов считает «Житие» ранним оформившимся романом» [17, с. 252-260]. Эти два последних мнения перекликаются и взаимно дополняют друг друга. И каждое из них во многом верно. Все же, на наш взгляд, «Житие» нельзя считать оформившимся романом в его прямом смысле. Ведь роман как жанр в ранних формах появляется на Руси в конце XVIII века. Вместе с тем не нужно забывать, что вопрос о происхождении романа еще окончательно в науке не решен. Распад феодальных отношений лишает почвы старую традиционную жанровую житийную литературу. Но она еще жива, она еще существует в своих традициях и в своем влиянии на общество. И влияние это нельзя отрицать в «Житии». Одновременно складываются новые общественные условия, которые выдвигают новые литературные жан-
ры, соответствующие новым культурным условиям. Нельзя сказать, что этот процесс проходил быстро, это был целый период времени, когда существовало вместе старое и новое, беспристрастно вступавшие в противоречия друг с другом. В старых традиционных формах «житийной литературы» зарождается новый жанр романа. Новый жанр, вышедший из недр старых литературных традиций, еще сохраняет не себе его «родимые пятна». Но это уже нечто качественно новое. «Житие» представляет собой в этом плане переход житийной агиографической повести в социально-политический роман. Это произведение в своих жанровых формах адекватно отобразило влияние канонических житий и использовало их в полную силу, однако вместе с этим широта социальных проблем обусловили подход и обращение к новым формам. Именно это дало возможность творению Аввакума зазвучать с особой силой в общественно-литературной обстановке XVII века. Форма приобрела резко выраженный полемический характер, в ней была выражена наболевшая проблема времени и формы. Эти вопросы прошли через призму сознания человека, через его чувства и мысли, действия и поступки. Субъект-объект «Жития» - герой, описывающий свои мытарства, свою жизнь. Он в отличие от житийного не идеален, а показан в развитии, во всех внутренних противоречиях и исканиях. Это образ при всей своей противоречивости имеет героическую цельность и в определенной мере несет в себе традиции старых «житий святых». Рассмотрим это подробнее. В житийной литературе существовал целый набор качеств, которыми должен обладать святой, т. е. был создан определенный канонический образ. Жизнеописание обязательно должно было начаться с необычного детства святого, который уже в то время обладал исключительными сакральными качествами: соблюдал посты, был серьезен, не играл с другими детьми. Став взрослым, он обязательно должен был творить чудеса и в конце своей жизни принять мученичество. Мыслитель чисто формально следует этому. Возникает вопрос: для какой цели? Возможно, чтобы придать больше значимости и достоверности своим словам, и этим самым повысить степень влияния на народ, на распространение своих идей. Этому вполне отвечала каноническая форма «Жития». Однако в дальнейшем имеют место отступления, поскольку прежний жанр уже не удовлетворяет его целям, не в состоянии их в полной мере выразить. Из «Жития» мы уже узнали, что детство писателя ничем не отличалось от других: бедность и голод сопутствовали Аввакуму с самого рождения. Уже этим он становится близок многим, он не претендует на исключительность житийного героя. Парадокс. Но в своих незаурядных чертах характера Аввакума показывает не избранность Богом, а наоборот, внутреннюю, духовную связь с ним, доступную каждому жаждущему христоупо-добления. Мы не видим возвышения героя над окружающими людьми. Вот пришли звать Аввакума к его притеснителю Ефимию Стефановичу. «Таже в нощь ту прибежали от него и зовут меня со многими слезами: «ба-тюшко-государь!» Он лежит и стонет неудобно, бьет себя и охает, а сам говорит: «Дайте мне батька Аввакума! За него меня Бог наказует» [11, с. 25]. Увидев лежащего воеводу, Аввакум творит молитвы и поднимает его. «И я поднял ево и положил на постелю, и исповедовал, и бысть здрав» [11, с. 26]. Уже с самого начало протопоп подчеркивает свою способность творить чудеса, исцелять больных, изгонять беса. Но эта святость не служит его личному возвышению, она своего рода свидетельствует в лице Аввакума о праведности старой веры, о ее
силе и могуществе. Действия Аввакума как бы подчеркивают: вот «новая» вера ничего не может сделать, а со «старой» все мне «по плечу». «Привели ко мне баб бе-шаных; я, по обычаю, сам постился за им не давал есть, молебствовал и мазал маслом; и как знаю, действовал; и бабых о Христе целоумны, и здравы стали... любят меня и домой не идут» [11, с. 37]. У своей кормилицы Евдокии Кирилловны он исцеляет внука: «Помоля бога и покадя, младенца помазал маслом и крестом благословил. Ребенок, дал Бог, и опять здоров стал... » [68, с. 40]. Сама обстановка совершения чудес веет обыденностью. Аввакум может во всякое время творить чудеса. «Я-су встал, добыл в грязи патрахель и масло священное нашол», -пишет он. По воле протопопа три раза дает осечку безотказная и совершенно исправная до этого пищаль сына Пашкова. «Чудно! Чудно! Сел Пашков на стул, шпагою подперся, задумался и плакать стал, а сам говорит: согрешил, окаянной... напрасно протопопа бил; за то меня наказует Бог» [11, с. 40]. Сугубо канонические действия, например елеосвящение, теряют свою внутреннюю оформленность. Агиография Аввакума, несущая печать религиозного канона, становится новым художественным каноном, средством, имеющим совершенно другое назначение. В этой связи необходимо напомнить отличия художественного канона от религиозного. Они заключаются, по словам, А. Ф. Лосева, в том, что «художественный канон есть количественно-структурная модель» [21, с. 15]. Религиозный канон пронизывает не только количественные уровни, но и «содержательные», т. е. качественные. В «Житии» процесс преодоления старых канонических форм житийной литературы выражается в несоответствии между формой и содержанием. О причинах этого мы подробно говорили выше.
С большой любовью рисуются Аввакумом образы простых людей: казаков Пашкова, которые выполняют приказы не по своей воле, «... глядя, плачут, жалеют ко мне». Обыскивая Аввакума, они стараются не тревожить Анастасию Марковну, хотят, чтобы она продолжала «опочивать». Со страниц произведения на нас взирают многие притесненные воеводами и другими царскими чиновниками простые люди.
В. Гусев подчеркивает, что «в характеристике своих врагов» Аввакум «избегает гротеска и натуралистических приемов». Чаще он их выводит, описывая яркими красками какую-нибудь внешнюю деталь. Никониане обязательно «толстопузые» и «с красными носами». Никон обрисован им как лицемер и «пустосвят», лестью добившийся расположения царя. Аввакум не идет по пути идеализации героев, он избегает и их схематичного изображения. Нам думается, что неверна точка зрения В. Гусева, считающего средством выражения тенденциозности произведения художественность, а не публицистические средства.
При анализе стиля «Жития» обращает на себя внимание публицистический характер произведения. Он проявляется в страстной полемике Аввакума с дьяконом Федором, в остроте поставленных идеологических и религиозных вопросов. Аввакум в «Житии» как бы проповедует свои взгляды. Он не пассивно обозревает свою жизнь и мучения. Он пишет, призывая к активному действию, пусть в начале выразившемуся в пассивной форме протеста, но к действию, не к спокойствию. Тенденциозность выражена и противопоставлением героев, противопоставлением вер: «старой» и «новой», и в данном конкретном случае мы имеем все основания говорить о примате публицистических средств над художественны-
ми. Именно все это в комплексе создает актуальность и публицистическую направленность произведения.
Особенности формы и содержания произведения обусловили интересную композицию «Жития». Она, на первый взгляд, отличается свободой. Но в нее периодически вставляются лирические отступления, иногда нарушается хронологическая последовательность. Временами размываются грани между автором и героем. Они настолько сливаются в переходах автор-герой, что практически составляют одно неделимое целое. Такая композиция имеет возможность вобрать и организовать разнообразный материал. Она соответствует трудной и напряженной жизни главного героя и, следовательно, композиция оказывается художественно закономерной.
Подводя итог анализу жанровых форм «Жития», можно констатировать следующее: идейная борьба в обществе, культуре и противоречивость мировоззрения Аввакума, в котором переплетаются религиозный фанатизм и мученичество с ненавистью к церковным начальникам, поиском добра и справедливости, болью за народ, отразила реально существующие в обществе противоречия в сознании оппозиционных сил. Особая форма выражения этих противоречий под религиозной оболочкой, мистикой, крестьянским движением обусловили специфику жанра «Жития».
Новое доказательство этого - анализ стиля «Жития» и подход Аввакума к использованию языкового материала и решению проблем языка.
Развитие русского литературного языка во второй половины XVII века не было однолинейным. Наряду с процессом демократизации заявил о себе и процесс противоположного порядка - процесс архаизации и «славянизации» русского литературного языка. Проявление этого процесса в кругу житийной литературы уже не могло иметь решающего значения, поскольку она начала переживать период упадка. Книжно-славянский язык продолжал функционировать в художественной и эпистолярной прозе. «Его настойчиво пытаются оградить от всего того, что так или иначе могло бы уронить его достоинство, и прежде всего от вторжения красноречия. Сугубо книжный, рассчитанный на узкий круг знатоков и ценителей, он подчас наглухо замыкается в своей собственной искусственно, типично взращенной системе...» [6, с. 20].
Основные процессы преобразования русского литературного языка протекали в лоне демократической сатирической и повествовательной литературы. Их сущность можно выразить в следующем: происходил сознательный отход от архаичных образцов литературного языка. Упор делался на современное употребление языка и его новую литературную обработку. Авторы используют слова разговорного стиля. Синтаксический строй характеризуется широким использованием простых синтаксических конструкций с бессоюзными и присоединительными связями. В то же время употребляются еще традиционно-книжные грамматические формы. Создаются произведения, в которых церковно-книжная лексика ассимилируется разговорной. Впервые это было использовано протопопом Аввакумом. В. В. Виноградов писал: «Анализ стиля сочинений протопопа Аввакума открывает сложные формы семантического сплетения и смещения церковно-книжной фразеологии и мифологии с устно-поэтической речью, с народно-мифологическими образами и выражениями, с приемами бытового разговора и сказового повествования» [4, с. 379].
В этой связи нам необходимо обратиться к взглядам Аввакума на язык и его роль в обществе.
В предисловии к своему «Житию» Аввакум пишет: «... аще что реченно просто, и вы, господа ради... не поза-зрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных бог слушает, но дел наших хощет... Вот что много рассуждать: ни латинским языком, ни греческим, ни еврейским, ниже иным коим ищет от нес говоры господь, но любви с прочими добро-детельми хощет; того ради я и не брегу о красноречии и не унижаю своего языка русского». В этом высказывании писатель ясно выражает свои ориентации на простой русский язык. Важно учитывать и следующее дополнение, сделанное Н. А. Мещерским. «Видимо, - считает ученый, - «природный» русский язык в толковании Аввакума объединял в себе русское просторечие и московский извод церковно-славянского языка» [23, с. 136]. Эта точка зрения поддерживается В. В. Виноградовым. «Необходимо помнить, что «просторечие» противополагается «красноречию», а не вообще церковнославянскому языку. Очевидно, в понятии просторечия сочетались разговорно-бытовой язык и... церковнославянская... стихия» [5, с. 42]. Почти всеми без исключения признаются достижения прозы Аввакума [19; 2; 5; 6; 10; 9; 8; 15; 25; 17; 22]. Но расхождения имеются. Мы считаем недостаточно обоснованным мнение А. И. Горшкова, полагающего, что «... едва ли можно говорить о каких либо осознанных приемах и тем более принципах сочетания церковно-книжных и разговорных рядов в языке сочинений Аввакума» [6, с. 65]. Важное значение в понимании языка писателем имеет мысль, высказанная им в «Книге толкований». Она несколько конкретизирует его взгляды на русский литературный язык. В своем обращении к царю Алексею Михайловичу протопоп восклицает: «Вздохни-тко по-старому... добренько и рцы по русскому языку: господи, помилуй мя грешного... А ты ведь, Алексей Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком, не уничтожай ево и в церкви, и в дому, и в пословицах. Как нас Христос научил, так и подобает говорить. Любит нас Бог не меньше греков; предал нам и грамоту нашим языком Кирилом святым и братом его. Чево же нам еще хощется лутше тово? Разве языка ангельска?» [11, с. 158]. Называя свой стиль изложения «вяканьем», писатель противопоставляет его и высоким «елинско-славянским стилем» и образцам западной риторики. Обращает на себя внимание призыв писателя о бережном отношении к языку, «не унижать его». Язык должен использоваться «и в церкви, и в дому, и в пословицах». Интересно сравнение языка русского с греческим. Это вовсе не случайно.
Перенимая от Византии политические и церковные традиции, Русь испытала ее влияние в культуре в целом и в языке в частности. Греческий язык на Руси ценился очень высоко. На нем были написаны очень многие церковные книги и государственные документы. И вдруг призыв развивать свой родной язык, расширять сферу его употребления. Бесспорно понимание мыслителем важности формирования единого национального языка, ведущего к политической и культурной самостоятельности.
В данной части монографии сделана попытка охарактеризовать лишь основные черты литературного строя творчества Аввакума. Это, во-первых, широкая образность и синонимичность. Во-вторых, книжные слова выступают в сочетании с просторечными и теряют высокость, церковная символика включается в бытовое описание и утрачивает свой характер. В-третьих, широкое распространение у Аввакума получили синтаксически сложные конструкции и предложения союзной и бессо-
юзной связи.
Таким образом, принципы и основные черты стиля Аввакума тесно связаны с его мировоззрением. Язык Аввакума в наиболее обобщенной форме отражает некоторые общие тенденции общественной борьбы, борьбы идей XVII века. В этом смысле значение изучения стиля и образа жизни «огнепального» трудно переоценить.
По Аввакуму, существует борьба между личностью и обществом. Для личности нет противоречия в обществе, если она соблюдает «Божью правду». Само нравственное значение и достоинство человека проявляется в церковной и общественной жизни. Личность развивается и совершенствуется тем, что превращает общее дело борьбы за истинную веру в свое собственное. Это превращение происходит в придании жизни человека духовного начала. Мыслитель каждым своим поступком доказывает, что личное совершенствование человека не должно быть отделено от общего, личная нравственность от общественной. Он идеализирует прошлое всем своим поведением, всем своим образом жизни; перед нами человек, страстно убежденный в своей правоте, страстно преданный идее «правой веры». «Назад к милой сердцу старине» - лейтмотив, определяющий все ценностные и жизненные ориентации подвижнического образа жизни Аввакума. От всего этого веет каким-то особым типом самопожертвования, самоотречения, самоотвержения. Но он должен быть свободным и сознательным Именно эти качества определяют внутренний мир Аввакума-страдальца за правую веру и его последователей. В свете этого Аввакум перестает быть лишь докучными атрибутом старого церковного устава и обряда, ничего не говорящим сердцу. Ситуация резко меняется: духовный максимализм одного из самых почитаемых святых Старообрядческой Московской Митрополии вступает в конфликт с богословскими институтами. Во втором параграфе первой главы нами уже достаточно подробно рассматривались богословские взгляды Аввакума. Совершенно ясно, что они не отличались особой систематичностью в изложении и четко выраженной доктриной. Сама его канонизация в 1916 году воспринималась его последователем неоднозначно. И, тем не менее, следует признать высочайший нравственный авторитет подвижника старообрядчества.
В городах и селах, в церквах и на площадях раздавалась его речь, имевшая огромное влияние на народ. Вот в 1664 году он добрался до «Первопрестольной» и принимается противниками Никона «яко ангел». Царь Алексей Михайлович очень милостиво встречает его и даже разрешает поселиться в Кремле. Но пути Аввакума и его покровителей совершенно разные: те боролись лично против Никона, Аввакум же боролся против всего «нико-нова дела». Несмотря на уговоры бояр примириться с нововведениями, Аввакум остается на своих позициях. Для него компромисс в делах веры, в своих поступках был невозможен. Получив поддержку своих последователей, с новой силой обличает он «блудню еретическую». Во всех действиях только что появившегося старообрядческого движения он принимает самое живое и непосредственное участие, стоит во главе его как один из самых смелых и талантливых деятелей. Он умел действовать на слушателей искренностью своего чувства, живой, простонародной речью, а главное - горячей верой в истинность защищаемого дела, своим праведным образом жизни. Ревность Аввакума, единство его слов и поступков очень сильно раздражала бояр и царя. В обществе, погрязшем в пороках, проповедь аскетизма, каждодневной молитвы, личного самоотречения, нестяжа-
тельства вызывала негативное, подчас физическое неприятие. Со списков самых первых икон священному-ченика и исповедника протопопа Аввакума на нас смотрит выразительными глазами человек, доказавший всей своей жизнью свою нравственную правоту. Его поступкам, страданиям, творчеству присущ своеобразный оттенок исповеди. Сама этимология слова «исповедь» предполагает открытость, честность, желание откровенно сказать о наболевшем, волнующем, значимом. Сам тип «священномученика» пользовался на Руси очень большой народной любовью. Он вобрал в себя особое уважение и почитание русским народом страданий, мучений. В них усматривалось подражание мучением Христа и первых его учеников. Но Аввакум добавляет своей жизнью к мученичеству еще и исповедь. Искусство исповеди можно отнести к внешним проявлениям духовной нравственности, «духовного отцовства». Как может духовник, к которому обращаются за помощью прихожане, рассуждать о страданиях, душевной боли, не испытав их? Последователи Аввакума увидели в его жизни духовный подвиг, героизм. Интуитивно не принимая реформ Никона, отождествляя их с нравственным состоянием духовенства официальной церкви, они чувствовали в «Поучениях», «Челобитных», «Житии» особый нравственный заряд, увидели возможность приобщения к подлинному «православному благочестию». Их стремительно захватывал и увлекал сам образ Аввакума-учителя, защитника бедных. Он был им близок и понятен своим грубовато-простонародным языком, суровыми наказаниями за проступки (блуд, нежелание молиться, лень, душевную черствость, равнодушие). На этом фоне очень даже непросто рассмотреть непостижимую для плоти и крови суровость к самому себе, без коей и святости просто не может быть.
Память о протопопе Аввакуме глубоко почитается всеми старообрядцами. Уже в конце XVII века появляются первые его иконописные изображения предстоящего Спасителю. В конце XVIII века возникает первая служба священномученику.
С течением времени старообрядческой общественностью ставится вопрос о канонизации. Однако из-за политических причин и давления властей он временно откладывается. Официальная канонизация святого священномученика и исповедника Аввакума состоялась на Соборе старообрядческой конфессии в 1916 году. На нем же была утверждена составленная ему церковная служба.
В с. Григорово Нижегородской области 5 июля 1991 года состоялось открытие памятника Аввакуму (скульптор В. Клыков). С этого времени в селе ежегодно происходит аввакумовский праздник, на который съезжаются старообрядцы со всех концов России, для почитания «великого адаманта и подвижника благочестия» Аввакума, посвятившего всю свою жизнь защите и проповеди «правды Божией», истине. Истина и правда состоит в том, что в любую эпоху и в любой земле, даже в России с ее необъятными просторами и задумчивыми далями, есть только один способ реально быть святым и человечным. Это человечность и бескомпромиссность прежде всего к самому себе. Святость утешает, но именно потому, что учит не искать утешений в обыденном смысле слова, она учит «окрылению», «сопереживанию» поступками, образом жизни, нравственным авторитетом святого, в нашем случае Аввакума.
Рассматривая все творчество протопопа Аввакума через спектр историко-культурной парадигмы, неиз-
бежно приходишь к выводу о том, что все оно - часть совершенно законченной идеологии раннего старообрядчества, идеологически оформленный или текстуально декларированный вид общественного и духовного утопизма.
Список литературы:
1. Андрианова-Перетц В. П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII века. - М.-Л., 1937. 368 с.
2. Андрианова-Перетц В. П. Старообрядческая литература // История русской литературы. Под ред. Десницкого В. А. и др. - М., 1941. Т.1, ч.1.
3. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. - М., 1965. 383 с.
4. Виноградов В. В. К изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его использования // ТОДРЛ. Т. 14.
5. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка ЛУИ-Ж вв. - М., 1982. 232 с.
6. Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. - М., 1984. 237 с.
7. Гусев В. Е. Протопоп Аввакум - выдающийся писатель XVII века // Вст ст. в кн.: Житие... - М., 1960 (втор. изд. -1979).
8. Демин А. С. Русская литература второй половины XVII -начала XVIII века. - М., 1977.
9. Демкова Н. С. Житие протопопа Аввакума (Творческая история создания произведения). - ЛГУ, 1974.
10. Елеонская А. С. Русская публицистика второй половины XVII века. - М., 1978. 147 с.
11. Житие протопопа Аввакума им самим написанное. -М., 1960.
12. Зеньковский С. Русское старообрядчество. I-!!. -М.: Церковь, 1995. 527 с.
13. История русской литературы. В 3-х т. Т. 1. - М., 1958.
14. История русской литературы X-XVШ веков. - М., 1969.
15. Кизевсттер А. А. Протопоп Аввакум. - М., 1911. 173 с.
16. Клибанов А. И. Протопоп Аввакум как культурно-историческое явление // История СССР. 1973, № 1.
17. Кожинов В. Происхождение романа. - М., 1963. 233 с.
18. Краснобаев Б. И. Русская культура второй половины XV!! - начала XIX века. - М.: МГУ, 1983. 275 с.
19. Лихачев Д. С. История русской литературы X-XVII века. -М., 1980. 374 с.
20. Лихачев Д. С. Семнадцатый век в русской литературе // Семнадцатый век в мировом литературном развитии. - М., 1969.
21. Лосев А. Ф. О понятии художественного канона // Проблемы канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки.-М., 1973. 385 с.
22. Малышев В. И. Новые материалы о протопопе Аввакуме // ТОДРЛ. 1965.Т. 21.
23. Мещерский Н. А. История русского литературного языка. -М., 1981.
24. Морозов А. А. Проблема барокко в русской литературе XV!! - начала XVIII века // Русская литература. 1962. № 3.
25. Панченко А. М. Русская культура в конце петровских реформ. -Л., 1984. 205 с.
26. Робинсон А. Н. Творчество Аввакума и общественные движения в конце XVII в. // ТОДРЛ. 1962. Т. 18.
