CC BY
62
ФИЛОЛОГИЯ
EHEflEH
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
© 2012
С. Г. Шулежкова
«ПОНЕЖЕ ЛЮБЛЮ СВОЙ ПРИРОДНОЙ РУССКИЙ ЯЗЫК...» (к 330-летию со дня смерти протопопа Аввакума)
В статье даётся оценка роли предводителя раскола протопопа Аввакума в формировании нового демократического направления русской литературы второй половины XVII столетия. Автор характеризует основные приёмы скрещения церковно-книжных и народно-разговорных элементов в публицистическом наследии писателя.
Ключевые слова: раскол, церковно-книжный, просторечие, природный русский язык, ирония, сатира, библеизм, духовенство
Протопоп Аввакум... Пожалуй, нет в истории русской литературы другого писателя, которого с такой бешеной злобой травили при жизни и так целенаправленно унижали после смерти. В каких только грехах не обвиняла Аввакума официальная печать! Его называли невеждой и изувером, полупомешанным и психопатом, отщепенцем и мракобесом.
200 лет сочинения вождя раскола и его сподвижников находились под запретом государства и церкви. Именно по отношению к литературе впервые прозвучало слово «подпольная». Печальная участь ожидала любое раскольничье писание. За хранение запретных «тетрадок» подвергали «градскому» (то есть гражданскому) суду, ссылали, казнили, резали языки, рвали ноздри, подвешивали за ребра, мучили на дыбах. Но пламенные послания Аввакума, дерзкие челобитные попа Лазаря, яростные трактаты дьякона Федора и других «коноводов» раскола гуляли по России. Их переписывали при свете лучины, читали, пересказывали, прятали от всесущих государевых людей.
В суровое «бунташное» время протопоп Аввакум встал во главе раскола и повёл дело своей партии с неистовой страстью прирождённого агитатора и борца. Это был человек необычайной «духовной и физической силы, с одинаковой неустрашимостью», по словам М. Горького, «выходивший на единоборство и с медведем, и с Никоном-патриархом, и с немилостивыми царскими воеводами»1. Не-
Шулежкова Светлана Григорьевна — доктор филологических наук, профессор кафедры общего языкознания и истории языка, научный руководитель Научно-исследовательской словарной лаборатории Магнитогорского государственного университета. E-mail: [email protected]
1 Десницкий 1937, 201.
довольство было «господствующей нотой» в настроении народных масс XVII века. Вооружённая борьба крестьян, посадских людей, стрельцов, казаков нуждалась в своей идеологии. «Чувства масс, — писал Ф. Энгельс относительно Средневековья, — вскормлены были исключительно религиозной пищей, поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде»2. Высшее духовенство, духовная элита России, утопавшая в роскоши, преданно стояла на страже государственной власти и чинила произвол в подвластных ей епархиях. Челобитные XVII века обвиняют духовных начальников в том, что они «... любят сребро и злато, и украшение келейное... к подвластным зверообразни являются ... и сами в домех гостят упиваю-щеся и объядающеся, бесом вожделенным пьянством с женами пирующе»3. Плебейская же часть духовенства, сельские священники и дьячки, не говоря о простых монахах, по своему положению и образу жизни мало чем отличалась от крестьян и рядовых посадских людей. Вполне естественно, что «в периоды оппозиционных движений именно из этой среды выходили теоретики и идеологи движения»4.
Церковная реформа, ярым противником которой стал протопоп Аввакум, была только поводом для народных волнений. «Неужели оттого, что одни крестились двумя перстами, чтили старопечатные книги, осьмиконечный крест и пели сугубую аллилуйю, а закон других предписывал трёхперстное знамение, служение по исправленным патриархом Никоном книгам, почитание четырехконечного креста и тройную аллилуйю — неужели от этого 10 миллионов народа отпали от прочей массы русского населения, избегают общения с нею?» — спрашивает историк раскола В. В. Андреев и сам отвечает: «Крепостное право было главною причиною зарождения раскола как народного протеста»5. Другой историк XIX века, А. П. Щапов, характеризует раскол как «восстание против иноземных начал русской жизни, вопль против империи и правительства, смелый протест против даней многих»6.
Классовый, а не догматический характер раскола осознавали и последователи Аввакума, и его гонители. На соборе 1666-1667 гг. раскольникам вменялась в вину не приверженность старым обрядам, а покушение на авторитет церкви и то, что они «возмущают народ буйством своим»7. Поэтому собор недвусмысленно назвал Аввакума «мятежником»8.
У сына сельского попа была крепкая крестьянская закваска. Он с одинаковой сноровкой крестил младенцев, ловил рыбу, усмирял бешеных, правил дощеником, пахал землю и отлично владел пером. В 22 года Аввакум уже был рукоположен в дьяконы, в 24 стал священником села Лопатина и вскоре получил высший сан белого духовенства, сан протопопа. Неукротимому исправителю мирских нравов трижды пришлось бежать от преследований местных властей. С 1652 г. он обосновался в Москве, приобрёл влиятельных друзей в лице царского духовника Степана Вонифатьева, настоятеля Казанского собора Ивана Неронова, боярина
2 Энгельс 1961, 314.
3 Каптерев 1913, 178-179.
4 Энгельс 1961, 314.
5 Андреев 1870, 1, 11.
6 Щапов 1859, 137.
7 Субботин 2, 1875, 122.
8 Субботин 2, 1875, 12.
Фёдора Ртищева. Образованность и блестящий дар проповедника сделали Аввакума одним из самых видных членов кружка «ревнителей благочестия» и снискали ему благосклонность царствующего семейства. В момент выдвижения Никона в патриархи и подготовки церковной реформы Аввакум служил в Казанском соборе, куда стекались прихожане со всех концов Москвы послушать обличительные проповеди протопопа. Арест Ивана Неронова выдвинул Аввакума в руководители поборников старины. За отказ подчиниться Никоновой реформе, за службу по старым книгам Аввакум был схвачен и заключён в подземелье Андроникова монастыря, где его «за волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют». Ни уговоры, ни пытки не сломили упорства Аввакума, и в 1653 году вместе с детьми и только что родившей женой он был сослан в Сибирь. Начинается полная лишений жизнь ссыльного, с издевательствами, побоями, голодом, смертью маленьких сыновей. Но Аввакум с удвоенной энергией «кричит», учит «людей божиих» неповиновению. После более чем 10-летней сибирской ссылки, обласканный царём и боярами в Москве, получив самое лестное для себя предложение служить при Печатном дворе, Аввакум снова «заворчал», написал царю «многонько-таки» о бесчинствах никониан и о необходимости вернуть Россию в старое благочестие. Царь Алексей Михайлович, сам долгое время находившийся под обаянием личности Аввакума, понимает, какая притягательная, опасная сила таится в непокорном протопопе. «Расстриженный», «обруганный», лишенный сана, Аввакум сослан теперь в далёкий Пустозёрск. В земляной тюрьме холодной Мезени, навсегда разлучённые с ним, сидят его дети вместе с Настасьей Марковной, верной спутницей протопопа, предвосхитившей подвиг жён декабристов.
Упрятанный в мерзлую землю Пустозёрска, Аввакум не только не примирился со своею участью, но стал еще страшней для своих врагов. Именно здесь, в «студёной палатке», писательский и полемический талант протопопа достиг наивысшего расцвета. Здесь написано 60 из дошедших до нас сочинений Аввакума. «Сидя под спудом», «засыпан землёю», не имея на себе «ни нитки, токмо крест с гойтаном», он находит в себе мужество бичевать социальные пороки, жестокие нравы своей эпохи: «Воистину и на свободе люди те нынешнее время равны с погребёными. Во всех концах земли ох и рыдание, и плач, и жалость, ... туга и навет сугубой: душевной и телесной». Из Пустозерска тайными путями проникали в беспокойную Россию послания протопопа, взрывную, бунтарскую силу готовых не могла скрыть их религиозная оболочка. Здесь родилось самое удивительное его произведение — Житие.
Аввакум и его соратники выступили против церковного и государственного гнёта, и это обеспечило им народную поддержку. Со своими духовными детьми, с многотысячной паствой отцы раскола говорят языком простого люда. «Не менее, если не более важное значение, чем начитанность проповедника и его умение обращаться с текстами, имел в произведениях Аввакума самый язык писателя. Яркий, образный, переполненный смелыми сравнениями, выражавший все оттенки чувства и настроения, то нежный, то сжатый и энергетический, он вместе с тем не заключал в себе и тени ничего искусственного, книжного, а был как бы прямо из уст народа перенесён на бумагу. . Язык Аввакума блещет своей простотой и удопопонятностью, лишь изредка встречаются в нём иностранные слова,
и везде, не исключая и сочинений догматического характера, он отличается замечательной жизненностью и энергией»9, — писал В. А. Мякотин, автор одной из первых биографий Аввакума.
Свою литературную манеру Аввакум назвал «вяканьем», и долгое время в науке господствовало мнение о стихийности, неосознанности его языковой и писательской деятельности. И. П. Ерёмин утверждал, что живописность «вяканья» Аввакума и его сторонников — «внелитературного происхождения; она коренится в самом языке»10. Даже В. В. Виноградов, которому принадлежат лучшие лингвистические исследования творчества протопопа, не находил художественного единства в Житии, построенном, по его мнению, «в форме речевой бесхитростной импровизации, беседы, "вяканья"». Тон, в котором ведёт повесть о своём житии протопоп Аввакум, В. В. Виноградов расценивал как «глубоко личный тон простодушно-доверчивого рассказчика, у которого рой воспоминаний мчится в стремительном потоке словесных воспоминаний и создаёт лирические отступления и беспорядочно-взволнованное сцепление композиционных частей»11. Что же касается церковной и буржуазной печати дореволюционной России, то она два столетия изощрялась в глумлении над языком выдающегося писателя XVII столетия и его друзей. В «простоте, природности» языка Аввакума отцы официальной церкви, а также придворная писательская братия видели проявление невежества вождей раскола. Хорошо оплачиваемые писатели-профессионалы Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий, сам патриарх Иоаким обрушились изустно и печатно на нищих и гонимых раскольников, обвиняя их, «простолюдинов», в том, что они «не токмо грамматики, но и азбуки что есть не знают»12, что они «неуки-простаки непросвещённые», «простии невежи». В XVIII и XIX вв. клерикальная наука, отказывавшая Аввакуму даже в здравом рассудке, в умственной и нравственной жизни, характеризует его язык не иначе, как «грубый» и «площадной», «резкий» и «циничный».
Язык Аввакума Петрова, действительно, стоил того, чтобы о нём писали и спорили целые столетия. Слово было единственным оружием несломленного борца. И оно, русское, ядрёное, хлёсткое, бичевало и разило, буйствовало и страдало, звало и увещевало в грамотках протопопа. «Только раз в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос, — говорил А. Н.Толстой. — Это были гениальные Житие и послания бунтаря, неистового протопопа Аввакума... Речь Аввакума — вся на жесте, канон разрушен вдребезги, вы физически ощущаете присутствие рассказчика, его жесты, его голос. Он говорил на "мужицком", "подлом" языке»13. Искушённым в «плетении словес» «философам» и схоластам этот язык казался грубым, «площадным». Зато он был предельно ясен любому русскому мужику.
Всё наследие Аввакума подтверждает мысль об осознанности его языковой программы. Он открыто декларирует свое отношение к природному русскому языку в предисловии к 3-й редакции знаменитого Жития, «жемчужины древнерусской
9 Мякотин 1894, 126-127.
10 Ерёмин 1961, 18.
11 Виноградов 1980, 8.
12 Иоаким Патриарх 1683.
13 Толстой 1961, 263-264.
литературы». Пустозерский сборник Заволоко в Пушкинском доме хранит эти строки, написанные стремительной рукой протопопа: «... и аще что речено просто, и вы, господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить..., я и не брегу о красноречии — и не уничижаю своего языка русскаго». Обращаясь в Книге толкований к царю Алексею Махайловичу, Аввакум пишет: «... рцы по русскому языку... Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком: не уничижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах»114.
Благодаря Аввакуму живая русская речь влилась в литературный язык «в объёме, ранее Руси неведомом». Это позволило писателю создать картины, насыщенные глубоким состраданием или едкой сатирой, лирической грустью или остроумной иронией. Как трагический памятник безвестным русским первопроходцам, погибшим в Сибири по вине жестокого воеводы Пашкова, звучат слова Аввакума из Жития: «Стало нечева есть; люди учали с голоду мереть и от работныя водяныя бродни. Река мелкая, плоты тяжёлые, приставы немилостивые, палки большие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие — огонь да встряска, люди голодные: лишо станут мучить — ано и умрёт! Ох, времени тому! Не знаю, как ум у него (Пашкова. — С.Ш.) отступился!.. Все люди с голоду поморил... работай, никуда на промысел не ходи. И вербы, бедной, в кашу ущипать сбродит — и за то палкою по лбу: не ходи, мужик, умри на работе!»
Великолепно удаются Аввакуму сатирические портреты врагов: Никонианин «кудри бедной расчёсывает и ус расправливает посреде народа. Сильно хорош, и плюнуть не на ково. А прелюбодеица белилами, румянамиумазалася, брови и очи подсурмила, уста багряноносна, поклоны ниски, словеса гладки, вопросы тихи, ответы мяхки, приветы сладки, взгляды благочинны, шествие по пути изрядно, рубаха белая, ризы красныя, сапоги сафьянные. Как быть хороша — вторая египтяныня... Посмотрит-ко, дурка, на душу свою, какова она красна. И ты, кудрявец, чосаная голова. Я отселе вижу в вас: гной и червие в душах ваших кипят. ..».
Академик Д. С. Лихачев отмечал глубоко национальный характер творчества Аввакума15. Речь Аввакума усыпана русскими пословицами и поговорками: «Да что много говорить?.. не рожон-де — не сын, не окуплен — не холоп, а не вскормя — ворога не видать» [Письмо попу Исидору]; «Да что на тебя и дивить! У бабы волосы долги, а ум короток [Письмо боярыне Морозовой и княгине Урусовой]; «Пускай оне нонеча бранят Христа, а нас мучат и губят: отольются медведю коровьи слезы...» [Послание братии на всём лице земном].
Яркое своеобразие языка Аввакума, как пишет В. В. Виноградов, «заключатся в устранении резкой эмоциональной границы между группами символов — торжественно-книжных и вульгарно-разговорных»16. Погружённые в разговорно-просторечную стихию, традиционно-книжные обороты теряют ореол
14 Цитаты из произведений протопопа Аввакума приводятся по изданию: Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения 1979. Иркутск.
15 См. работы: Лихачёв 1973, 1975, 1981.
16 Виногадов 1980, 15.
торжественности: «И я су... ко Богородице припал: Владычице моя, Пресвятая Богородице, уйми дурака тово, и так спина болит»; «Пашков же, возвед очи свои на меня, — слово в слово что медведь морской белой, жива бы меня проглотил, да господь не выдаст!»
Речь Аввакума в высшей степени афористична. Прирожденный проповедник, протопоп черпает уже готовые изречения из церковных книг, прекрасным знатокам которых он был. Богословские споры с Симеоном Полоцким в доме Ртишева в Москве, прения о вере с духовными властями на соборах 1653-1654 и К66 годов, проповеди в соборных церквях отточили «бритвенный» язык огнепального протопопа. В церковной литературе Аввакум отбирает цитаты, обладающие общечеловеческой ценностью: «Не начный блажен, но скончавый», «В ню же меру мериши, возмерит ти ся», «Не может древо добро плод зол творити, ниже древо зло плод добр творити» и пр. Нередко библейские афоризмы, крылатые выражения из Нового Завета, своеобразно приспособленные, Аввакум вкладывает в уста своих героев, адресатов посланий. В новой своей роли канонические фразы приобретают второе дыхание, и обычный для Аввакума приём сталкивания церковно-книжных оборотов с разговорно-просторечной стихией приводит в таких случаях к глубокому художественному эффекту: «Вскочил с перины Евфимей, пал перед ногама моима, вопит неизреченно: "Прости, государь, согрешил перед богом и пред тобою! "»; «Ей, сглупал, отца своего заповедь преступил». Аввакум и сам создает афоризмы, используя структурно-композиционные законы русских пословиц и поговорок: «...аще бы не были борцы, не бы даны быша венцы», «Ино диявол претит, а своя слабость престать не велит», «Вы постигосте верси горам, а мы получихом верси бедам», «Коли же кто изволил богу служить, о себе ему не подобает тужить», «Людем казался благ, а внутрь враг» и др.
Создать такие безупречные по форме, глубокие по содержанию афоризмы мог только человек, прекрасно знающий и тонко чувствующий свой родной язык, свободно владеющий всеми его богатствами. Гениальное чутьё художника подсказывает Аввакуму новые приёмы рифмовки, аналогичные которым можно потом встретить у поэтов XX столетия: «... лутче пустые бродни, чем по улицам бродить». Повторы, которыми так щедра русская народная поэзия, тоже не были чужды Аввакуму: «Любил, протопоп, со славными знаться, люби и терпеть, горемыка, до конца»; «Ездила, ездила в коретах, да и в свинарник попала». Но, пожалуй, наивысшего мастерства добивается протопоп в искусстве неожиданно сталкивать слова, каким-либо образом противопоставленные друг другу: «Лис, собачий сын, а не чернец!»; «О кале тужит, а злато попирает» и др.
В работах В. В. Виноградова, Н. С. Демковой, Д. С. Лихачева, В.И. Малышева, А. Н. Робинсона17 и других отечественных исследователей высоко оценён писательский дар мятежного протопопа. Остаётся только сожалеть о том, что до сих пор не воздвигнут памятник Аввакуму, нет музея ни на его родине, ни в Тобольске, где он провёл 8 месяцев, ни в Забайкалье, ни в Поморье. В начале XXI века, оглядываясь на тысячелетний путь, пройденный русской литературой, особенно остро ощушаешь, каким подвигом было творчество Аввакума и какую неоценимую услугу оказал он русскому литературному языку. Дав литературные
17 Помимо указанных выше работ см.: Гусев 1979; Демкова 1969; Малышев 1969; Робинсон 1963; Румянцева 1979; 1986 и др.
права живой разговорной речи, Аввакум необыкновенно расширил рамки нашей словесности. Ещё в ХУ11 веке чутким сердцем художника и патриота он угадал тенденции и пророчески указал пути развития русского литературного языка на народной почве. Аввакум талантливо начал ту работу, которую блестяще завершил в XIX в. А. С. Пушкин.
ЛИТЕРАТУРА
Андреев В. В. 1870: и его значение в народной русской истории. Исторический очерк. Петербург.
Виноградов В. В. 1980: О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума // Виноградов В. В. О языке художественной прозы. Избр. труды. М., 3-55.
Виноградов В. В. 1938: Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М.
Гудзий Н. К., Гусев В. Е., Демкова Н. С., Елеонская А. С., Мазунин А. И. (подгот., ком-мент.), В. Е. Гусев (послесл.) 1979: Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск.
Гусев В. Е. 1979: Великий писатель Древней Руси // Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск, 236-264.
Демкова Н. С. 1969: К вопросу об истоках автобиографического повествования в Житии Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XXIY. Л., 88-232.
Десницкий В. А. 1937: Горький на родине. Сборник воспоминаний о жизни М. Горького в Нижнем Новгороде. Горький.
Ерёмин И. П. 1961: Русская литература и её язык на рубеже XVII-XIII веков // Начальный этап формирования русского национального языка. Л., 12-21.
Иоаким Патриарх 1683: Слово благодарственное «Об избавлении церкви от отступников и злых наветников». М.
Каптерев 1913: Партиарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Приложения. Сергиев Посад.
Лихачёв Д. С. 1981: Литература — реальность — литература. Л.
Лихачёв Д. С. 1973: Развитие русской литературы X-XVII веков. Эпохи и стили. Л.
Лихачёв Д. С. 1975: Сочинения протопопа Аввакум // Великое наследие (Классические произведения литературы Древней Руси). М., 299-312.
Малышев В. И. 1969: Старейший список «Книги толкований и нравоучений протопопа Аввакума» // От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона»: сб. статей к 90-летию Н. К. Пиксанова. Л., 266-273.
Мякотин В. А. 1894: Протопоп Аввакум, его жизнь и деятельность (биографический очерк). СПб.
Робинсон А. Н. 1963: Жизнеописания Аввакума и Епифания (Исследования и тексты). М.
Румянцева В. С. 1986: Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М.
Румянцева В. С. 1970: Неизвестные материалы о семье Аввакума // Русская литература. 2, 156-160.
Субботин Н. И. (ред.) 1875-1887: Материалы для истории а за первое время его существования. Кн. ИХ М.
Толстой А.Н. 1961: Собрание сочинений. Т. 10. М.
Щапов А. П. 1859: Русский старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XYII веке и в 1-й половине XVIII. Опыт исторического исследования о причинах происхождения и распространения русского а. Казань.
Энгельс Ф. 1961: Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. М., 269-317.
"WHY DO I LOVE MY NATIVE RUSSIAN..." (on the 300th Anniversary of Archpriest Avvakum's Death)
S. G. Shulezhkova
The article provides an estimate of the role played by archpriest Avvakum, the leader of schism, in the shaping of a new democratic trend in Russian literature of the second half of the 17th century. The author traces principal methods of mixing church bookish elements with familiar colloquial, which are found in the writer's socio-political heritage.
Key words: schism, church bookish, the vernacular, native Russian, irony, satire, Biblical word, clergy
© 2012
Т. Е. Абрамзон ПЛАЧИ ПО ЛОМОНОСОВУ: ПОЭТИКА СКОРБИ
Статья посвящена плачам по Ломоносову, написанным на смерть великого поэта и ученого. Особое внимание уделено речи Н.-Г. Леклерка на академическом заседании 15 апреля 1765 года, эпитафиям, сочиненным графом Андреем Петровичем Шуваловым, Иваном Голеневским и Лукой Сичкаревым. Произведения названных авторов образуют своеобразный пролог «ломоносовского текста» русской культуры. Этот памятный дискурс скреплен общими пафосом «славить и соболезновать» и концепцией личности и творчества Ломоносова, согласно которой его поэтические достижения являются главными, научные же — периферийными.
Ключевые слова: русская культура XVIII века, Ломоносов, поэтика скорби, жанр плача
4 апреля 1765 года, на второй день пасхальной недели, около пяти часов вечера, в собственном каменном доме на правом берегу Мойки, близ пешеходного Почтамтского моста в Санкт-Петербурге, умер профессор Академии Наук, статский советник Михайло Васильевич Ломоносов. За два дня до смерти он причастился и ушел в мир иной во время совершения над ним обряда соборования, в полном разуме, простившись с женой Елизаветой Андреевной1, дочерью Еленой2 и некоторыми знакомыми.
Абрамзон Татьяна Евгеньевна — доктор филологических наук, профессор кафедры русской классической литературы Магнитогорского государственного университета. E-mail: [email protected]
1 В девичестве Елизавета-Христина Цильх (1720 г. рождения), уроженка Марбурга, пережила мужа всего на полтора года (ум. 1766).
2 Елена Михайловна Ломоносова, в замужестве Константинова (1749-1772) — единственная из четырех детей Ломоносовых, которая осталась в живых и по линии которой идут потомки Ломоносова. И если понимать «ломоносовский текст» русской культуры в широком смысле, то можно
