CC BY
111
ЗАПАДНОЕ И ВОСТОЧНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ. КАВКАЗ
С.М. КРЫКИН (Москва)
ПРОТОГОРОД, ПРОТОГОСУДАРСТВО, ПРОТОЦИВИЛИЗАЦИЯ?
В августе 1968 г. на симпозиуме в Фессалонике знаменитый болгарский антико-вед Г. Михайлов позволил себе фразу относительно реалий первой половины I тыс. до н.э.: «Фракия, как и Македония, являлись странами довольно примитивной культуры и могли изменить понемногу свой облик под влиянием греческих колоний...».1 Столь «кощунственное» утверждение было возможно до официального рождения особого направления в балканистике - фракологии в 1972 г., учреждения соответствующего академического института в Болгарской академии наук и организации изучения фракологии как особой дисциплины на исторических факультетах в болгарских вузах. Именно тогда появилась целая серия фундаментальных исследований о формировании у древних южных фракийцев ранней государственности - наиболее существенны работы Хр. Данова,2 А. Фола,3 Т. Д. Златковской.4 Любопытно, что Г. Михайлов ограничился тогда популярно-описательной книгой, несмотря на отменную фундированность даже не снабженной списком использованной литературы.5 Естественно, именно советская монография (докторская разработка) выделяется жестким марксистским схематизмом: базис - производственные отношения - надстройка. При этом недостатки подлинно научной информации6 подменялись логикой стереотипной схемы, при соблюдении которой Фракия рассматривалась как страна с ретроградным, недоразвитым по сравнению с античным полисным миром обществом, сохранявшим древнейшие родовые начала. При этом советский этнолог, наряду с болгарскими фракологами, приходит к нелогичному выводу о высоком уровне земледелия у южных фракийцев, даже якобы высокотоварного. Чем же тогда объяснять явную экономическую слабость фракийских племен по сравнению с полисным обществом греков?
Утверждения руководителя болгарских фракологов А. Фола в последнем издании учебного пособия по фракологии просто вызывают недоумение. Сформировавшееся еще в начале неолита (Караново I) фракийское земледелие в энеолите якобы достигло высокого уровня благодаря использованию водохранилищ и разливов полноводных рек, производя в достатке для населения пшеницу, ячмень, вику, бобовые растения и виноград.7 А в эпохи средней и поздней бронзы будто бы благодаря успехам бронзолитейщиков наметились подвижки к интенсивному земледелию при возделывании тех же культур, а именно полбы одно- (в болгарском оригинале стоит едро-, т.е. «крупно» - явная невнимательность или опечатка) и двузернянки, ячменя, вики, бобовых и винограда.8 Последователь А. Фола, Калин Порожанов уделил некоторое внимание вопросу об уровне развития древнефракий-
ского земледелия.9 Он замечает, что в энеолите кое-где в будущей Фракии земледелие рано возобладало над прочими способами добычи пищи (объект у с. Голямо Делчево, Камчийска Стара планина10), однако иногда еще уступало скотоводству и охоте (селище у с.Виница, Шуменско11). Раскопки раннебронзового селища у с. Эзе-ро, Новозагорско, якобы продемонстрировали, по утверждению К. Порожанова, примерную равноценность земледелия и скотоводства,12 тогда как Р. Георгиева осталась убеждена в превалировании там земледелия над скотоводством с этого раннего времени и позднее.13 Опытнейший полевой археолог Б. Д. Борисов, проанализировав материалы с разновременных памятников в центральной части Верхнефракийской низменности, пришел к выводу о непременном превалировании скотоводства в полустепной части района в отличие от местностей с близостью воды, где аналогично с раннебронзовой эпохи возобладало земледелие - обе тенденции работали даже в римское время.14 Что касается разновидностей преобладавших злаковых на полях Фракии в неолите и энеолите, то подтверждаются приоритеты пленчатых пшениц-полб (одно- и двузернянки-эммера - Triticum monococcum и Triticum dicoccum) и ячменей, при этом голозерные пшеницы представлены, но предельно скромно. 5
О фракийцах эпох поздней бронзы и раннего железного века опорной является информация Гомера о возделывании пшеницы и ячменя,16 не упуская принципиальной оговорки, впрочем, что гарантией урожайности являлись дожди. 7 Таким образом, еще Гомеру было ясно, что фракийское земледелие было богарным. Кстати, К. Порожанов также справедливо замечает, что античные авторы информируют почти однозначно о южной части Фракии, то есть о северном побережье Эгеиды. Среди злаковых у фракийцев болгарский историк выделяет полбу, пшеницу и ячмень,18 объявляя их при этом экстенсивными культурами (на контрасте со странами так называемого «Древнего Востока») в отличие от якобы интенсивных винограда,19 овощей и бобовых. К. Порожанов осторожно считает земледелие ранних фракийцев сравнительно низкотоварным и, таким образом, по причине слабой доходно сти оно весьма слабо могло влиять на процесс социально-экономического расслоения общества.
Однако это лишь первая робкая попытка расстаться с заблуждением о весьма высокой продуктивности фракийской агрикультуры. Т. Д. Златковская была близка к правильному осознанию сведений античных авторов, но ей, к сожалению, явно не хватило знаний о зерновых культурах. Демосфен в своей речи о положении дел на Херсонесе Фракийском (Chers. VIII, 45) прямо говорит о фракийских зимних ямах-погребах с полбой и просом. Фракийское зерно упоминалось Псевдо-Аристотелем (Oekonom., II, 1351 А), Фронтином (III, 15, 5) и Теофрастом (De caus. plant., IV, 2, 5), причем последний, один из основоположников научной ботаники, заметил характерные особенности условий вегетации: «Фракийское зерно имеет много шелухи и поздно прорастает. Причина того и другого - холода. И поэтому фракийское зерно, даже посеянное рано в другом месте, прорастает и вызревает позднее и наоборот: зерно, принесенное из другого места и там посеянное, поздно прорастает». Речь будто бы шла о фракийской пшенице, однако, французский исследователь
О. Жарде, акцентируя на использовании Теофрастом определения po1u%irav, предположил, что речь шла не о пшенице (голозерной, как обыкновенно воспринимают это слово), а о зерновых культурах с твердой оболочкой типа проса или полбы.20 Плиний Старший (Nat. Hist., XVIII, 69) конкретно называл, возможно в традиции Теофраста, фракийские злаки со многими оболочками (plurimis tunicis vestitur) пшеницей. Бесспорно, речь шла о пленчатых пшеницах-полбах. Замечу также, что фра-кологи без обиняков отбрасывают информацию Помпония Мелы (Pomp. Mela. De chronograph., II, 2) о суровости климата глубинной Фракии по сравнению с ее приморской частью (Северная Эгеида), холодах и слабом плодородии почв, что вело к затрудненной и поздней вегетации, и даже плодовых деревьев было мало.21 Надол-
го установились давние выводы Хр. Данова, смысл которых сводился к доказательствам высокой товарности фракийского земледелия.22 Маститый балканист призывал не доверять сведениям Демосфена, склонного к информационным спекуляциям в политических целях. Извинить его может тот важнейший момент, что ко времени выхода сборника «Античное общество» (М., 1967) палеоботаника еще не подтвердила наблюдений Теофраста, Псевдо-Аристотеля и Плиния Старшего. Хр. Данов отринул утверждения о возделывании фракийцами лишь низших видов пшеницы.23 Собранная им информация о плодородии фракийских земель касается исключительно приэгейских территорий, где землю обычно возделывало вовсе не реликтовое население. Нелишне вспомнить информацию Аппиана (Bel. civ., 426-427) о ситуации на мысе Серион близ устья Хеброса (нын. Марица): «даже при наличии плодородной почвы в древнее время не был населен, поскольку фракийцы не были мореплавателями и не спускались на побережье, опасаясь вторжения со стороны моря. Халкидяне и другие эллины, которые были мореплавателями, его заняли и привели к расцвету с помощью торговли и земледелия. Фракийцы были довольны совершавшимся там обменом сезонных продуктов, пока в конце концов Филипп, сын Аминты, изгнал халкидян и прочих греков и там уже больше ничего не оставалось кроме руин храмов».
Следует подчеркнуть, что картина палеоботанических исследований на древних фракийских землях доныне выглядит более чем странно. К глубокому сожалению, анализ палеоботанических материалов, конкретнее по культурным растениям и, прежде всего, зерновым, по южнофракийским территориям выглядит весьма своеобразно: для основных этапов праистории южной и центральной части Балканского полуострова наглядно формируется карта динамики распространения культурных растений, но данные по территории Болгарии дают реальные представления только до рубежа II-I тыс. до н.э. и затем лишь в средние века.24 Таким образом, для земледелия исторических фракийцев оконтурилась ситуация ante quem - post quem.
На будущих фракийских землях еще в неолите распространились полба-двузернянка и шестирядный голозерный ячмень (в Крыму, например, возделывали пленчатый), в примеси с ними изредка представлены полба-однозернянка и голозерная мягкая пшеница. В энеолите - те же пленчатые пшеницы и многорядный голозерный ячмень, а мягкая пшеница специально не культивировалась. В эпоху бронзы картина существенно не изменилась, давно известное просо еще не вошло в систему. Стала известна конопля (свидетельствуют отпечатки ткани). Исследуемое уже много лет раннефракийское поселение (рубеж эпох поздней бронзы - раннего железа) на холме Небет-тепе в центре Пловдива демонстрирует доминирование полб -одно- и двузернянки над какими-то иными пшеницами и ячменем.
Скупая сводка по памятникам раннего средневековья убеждает, что иногда полба-однозернянка опережала по распространению мягкую пшеницу, но более частое и обыкновенно более позднее преобладание мягкой пшеницы сопровождалось посевами ячменя, ржи, овса.25 В раннесредневековой Фракии возделывались известные еще с праисторических времен просо, чечевица и горох, выявлен наконец-то лен. Особо следует коснуться вопроса о распространении на южнофракийских землях гексаплоидных Triticum aestivo-compactum Schiem. и Triticum compactum Host., а также тетраплоида Triticum durum Desf., то есть сочетаний мягкой и карликовой, карликовой и твердой пшениц. Они были сравнительно редки, возделывались в неолите, изредка в эпоху бронзы и затем только в средние века. В нынешней Болгарии мягкая пшеница представлена 13 разновидностями для разных условий и почв. В старину мягкая пшеница встречалась там реже полбы, причем нередко попадалась в смеси с ячменем. Тем не менее, она засвидетельствована на 5 памятниках эпохи неолита, 8 - энеолита, 5 - бронзы и на средневековых тоже на пяти.26
Необходимо заметить, что зерно составляло необходимую часть пищевого ра-
циона даже у кочевников: например, завтрак многих номадов являл собой кашу или похлебку из толченого зерна. Так, у степных скифов возделывались ячмень и просо, которые активно применялись, помимо их собственного питания, и в качестве твердых кормов для скота.27 В античном Крыму пленчатые одно- и двузернянка лишь в небольшой степени дополняли посевы голозерных пшениц, однако позднее и при решительном превалировании популяций голозерной пшеницы пленчатые полбы дожили на полуострове даже до 1920-х гг. Очень похоже, что полбу откровенно предпочитали скифы левобережья Днепра и именно они внедрили двузернянку в северной части Крыма.28 Представляются интересными результаты анализа палеоботанических материалов с ряда меотских памятников Прикубанья.29 Среди прочих злаковых решительно доминировало сочетание мягкой и карликовой пшениц - ТгШсиш аеэИуо-сошрасШш 8сЫет,часто попадалось просо, изредка ТгШсиш ёюоссиш и Беса1е сегеа1е (рожь, обычно считавшаяся у древних греков сорняком), на удивление редко попадается ячмень и единично - чечевица. Предположительно меоты выращивали мягкую пшеницу для перепродажи через Боспор в Грецию, а просо для себя и своего скота.
Весьма убедительна картина многовековой хозяйственной деятельности в по-граничье древнегреческого и фракийского миров, исследованная раскопками в 1975-79 гг. под руководством Б. Хензеля на эталонном памятнике Кастанас в греческой Македонии в устье Вардара. Там на многослойном селище обнаружились 28 слоев и 9 горизонтов от времени ранней бронзы до II в. до н.э. Древнейшие жители Кастанаса выращивали ячмень и оба вида полбы (ТгШсиш шопососсиш и ТгШсиш ёюоссит), что дополнялось местной триадой: просо - виноград - инжир. В позднебронзовую эпоху констатировано превалирование пшеницы над ячменем, что якобы обусловливалось возможностями торговли с микенским югом, однако при переходе к раннему железному веку в посевах решительно доминировал ячмень, за
30
ним шли однозернянка и просо.
Фракологи традиционно преувеличивали возможности древнего земледелия вследствие затянувшегося невнимания к сведениям палеоклиматологии, даже вполне доступная болгарским ученым книга В. Д. Блаватского31 поначалу не вызвала заинтересованной реакции. Климат, между тем, со временем менялся и весьма значительно. Так, в течение УШ-ГУ вв. до н.э. в Средиземноморье было существенно прохладнее (в среднем круглогодично температура на три градуса ниже в течение всего субатлантического периода во второй половине или даже в последних трех четвертях I в. до н.э.) и влажнее, чем сейчас. Античная традиция повествует о сравнительно суровых зимах в УМУ вв. до н.э., впечатливших греков. В период с конца IV до начала II вв. до н.э. температура постепенно поднялась, не достигнув, впрочем, нынешних показателей, а влажность при этом упала до уровня ниже сегодняшнего времени. Сухое жаркое лето в I в. до н.э. сопровождалось зимними холодами, что вызывало серьезные затруднения в ведении сельского хозяйства и прежде всего земледелия.32 Упоминавшееся сообщение Помпония Мелы (II, 2, 2) о неблагоприятное™ для земледелия условий глубинной Фракии относится как раз к середине этого столетия. Если вести речь об условиях Фракии более раннего времени, то вспоминается рассказ о походе туда на рубеже УТУ вв. до н.э. греческой армии под руководством Ксенофонта (АпаЬ. УП, 4, 3), когда при попытках снабдиться на зимнем марше вином у окрестных финов было замечено, что оно замерзало прямо в сосудах.
Болгарские фракологи определились, наконец, что в древности лишь южные оконечности Фракии располагались в зоне субтропиков, все прочие ее части обладали умеренно континентальным климатом. После похолодания к концу II тыс. до н.э. в ХП-К вв. до н.э. наступил сухой и теплый период, после чего в середине К-УШ вв. до н.э. снова пришли холод и влага. В УП-У! вв. до н.э. опять пришло потепление, но с начала У и до I вв. до н.э. участились дожди и холод.33 Климат
при этом признается суровее нынешнего с преобладанием в году холодных месяцев. Действительно, флора и фауна мало изменились со времени голоцена,34 однако колебания климата не могли не отразиться на ассортименте базовых культур земледелия. В VII-III тысячелетиях до н.э. на землях будущей Фракии возделывались более всего пшеницы и ячмень, а кроме них рожь, просо и овес. С эпохи неолита до бронзы доминировали полба (одно- и двузернянка) и ячмень в нескольких разновидностях. Лишь с эпохи бронзы появился овес, подобно ржи еще очень редкий. Просо распространяется с III тыс. до н.э., сразу потеснив редкие овес и рожь.35 На рубеже II-I тыс. до н.э. находки на Небеттепе и с.Разкопаница, Пловдивско; с.Стырмен, Ру-сенско; с.Есеница, Варненско, и др. убеждают в превалировании голозерного и многорядного пленчатого ячменя, а также обеих разновидностей полбы.36 Теофраст (De caus. plant. IV, 11, 5) описал многочешуйную пшеницу, которая из-за холода никла и зрела поздно. Плиний Старший (Nat. Hist. XVIII, 7, 70) упомянул о раннезреющей пшенице, возделывавшейся вдоль русла реки Хеброс (нын. Марица), однако тяжелой и отделяющей много отрубей.37 Аристотель (De mirab. auscult. 116) писал об особом ячмене на землях племен медов и синтов в Юго-Западной Фракии, пригодном для людей, но не для животных.
Обстоятельные наблюдения Ю.А. Краснова38 убеждают, что полбы менее прихотливы, нежели голозерные пшеницы, ячмень же от всходов до колошения обладает коротким вегетационным периодом (38-45 дней), выдерживая самый суровый климат, но требуя при этом плодородной и хорошо возделанной почвы.39 Даже черноземная Добруджа, ныне хлебородная житница Болгарии, в древности была населена знаменитыми конеборцами гетами, которых греки были склонны воспринимать, во всяком случае значительную их часть, как подвижных скотоводов. Кстати, возделывались в Добрудже те же полбы40для обеспечения гетов привычными для них кашами. Замечу, кстати, что декларированная земледельческая специализация гетов к северу от Дуная41 не представляется вполне доказанной. Превалирование ячменя и полб у исторических фракийцев в традиции возделывания зерновых с раннего неолита может рассматриваться как важный аргумент в пользу глобального заключения об отсутствии в доримской Фракии высокотоварного земледелия в частности и даже элементов рыночной экономики вообще. Недавнее открытие независимого эллинского эмпория Пистирос в глубине южнофракийских территорий значимо и констатацией ситуации, когда эмпоритам в пользование предоставлялись клеры для возделывания и пастбища.42
Конечно, фракийцы как соседи греков наблюдали пристальный интерес тех к производству и поставкам зерна. Сохранились скудные сведения о попытках одрис-ских царей участвовать в хлеботорговле. Известно любопытное сведение Псевдо-Аристотеля (Oeconom. 1351 А 18-32), согласно которому по совету своего зятя Ификрата Котис I для сбора средств на наемников якобы приказал подвластным ему засеять для него сверх обычного по три медимна зерна, дабы собранное с этих делянок затем продать. По утверждению Н. Неделчева4 , три медимна зерна (один медимн являлся основной эллинской мерой сыпучих тел - порядка 52,5 литра, такое количество зерна весило до 40 кг) высевалось на трех декарах земли и это даже при низкой урожайности давало будто бы урожай в полтора центнера. Единственный исследователь, который прежде решился определить урожайность фракийских полей, был Ив. Венедиков, назвавший у финов на юго-востоке Фракии без всяких расчетов и аргументов 10 центнеров с гектара.44 Однако пассаж Страбона (Geogr. VII,
4, 6) о приличной урожайности плодородных равнин Таврики (Крыма) допускает сбор порядка одной тысячи литров зерна (менее восьми центнеров) с гектара пашни. 5 О нормах количества зерна для посева все-таки следует ориентироваться на указание Плиния Старшего (Nat. Hist. XVIII, 198-199), рекомендовавшего готовить по 5 модиев пшеницы или 6 модиев ячменя на один югер земли, то есть на один гектар высевались 3-3,5 медимна пшеницы или 4 медимна ячменя (норма по Цицерону
близ Леонтин). У северопонтийских земледельцев урожайность не превышала сам-6 или 7, а ячменя - сам-5 (то и другое приблизительно по 10 ц с га). Согласно Колу-мелле (De re rust. III, 3, 4) обычная урожайность в Италии не превосходила сам-4, в то время как на плодороднейшей Сицилии могла равняться сам-12 и даже 15!
В. Д. Блаватский вычислил примерную норму участка на одного пахаря на Боспоре в 6,3 га по раскладке свидетельства Колумеллы (De re rust. II, 12, 7).46 В. И. Кузищин47 заключил, что римский раб благодаря кооперации мог обрабатывать до 14-17 югеров (от 3,5 до 6 га) под зерновое поле, тогда как семья свободного крестьянина возделывала от 4 до 14 югеров (1- 3,5 га). Таким образом, свободной фракийской общине предписывалось возделать для своего верховного правителя дополнительно как минимум по 1 га пашни.
В качестве возможных этнографических параллелей возможно привлечение материалов о коренном населении Кузбасса.48 Телеуты составляли только два хозяйственно-культурных типа - кочевые скотоводы горно-степной зоны и пешие охотники притаежной зоны. В 1912-14 гг. царское правительство принуждало на каждого из их мужчин обрабатывать обязательный надел в 1,5 га для гарантированного пропитания и насаждения навыков культурного земледелия.49 Если взять для сравнения с древними фракийцами цифры урожайности зерновых, то вполне подходит статистика Тоштагольского района: с 1 га в 1940 г. - 10,7 ц, в 1950 г. - 6,7 ц, в 1955 г. - 5,6 ц, в 1959 г. - 7,9 ц. Любопытно, что при включении в орбиту экономики Российской империи аборигены Кузбасса расстались с ремесленным производством железа, придомное скотоводство сокращалось, а мотыжное земледелие сменилось огородничеством. Оставались лишь охота и лесные промыслы, рыболовство и ткачество из конопли - кроме меда и кедровых орехов практически все лишь для собственного пользования, вне обмена и рынка. Аналогично включение фракийских территорий в систему сформировавшегося в античном мире рынка потребовало посильного усвоения важнейших греческих и позднее римских технологий, вынуждая при этом древнее коренное население утратить в значительной степени свой самобытный этнокультурный облик.
Следует добавить, что Н. Неделчев считает факт из одной из «стратегем» Поли-ена (VII, 32) дублетом информации Псевдо-Аристотеля, только лишь вместо трех медимнов предполагалось засеять пять. Между тем еще Хр. Данов50 четко расчленил свидетельства Псевдо-Аристотеля и Полиена: соответственно Ификрат посоветовал Котису засевать по три медимна, а юпарх (map%ov) Севт предложил одному из преемников Котиса - Керсоблепту приказать всем крестьянам сеять дополнительно уже по пять медимнов. Вероятно, у Одрисов наметилась было традиция включения в рыночную систему классического античного мира, пресеченная, однако, вторжениями войск Филиппа II.
И все же при этом не следовало бы преувеличивать мнимые потенции фракийского земледелия. Прибрежная Фракия была, конечно, плодородной. Живший в III в. до н.э. Аполлоний Родосский в своей поэме «Аргонавтика» (I, 580-630, 793-826) устами царицы Хипсипилы в рассказе Ясону помянул «заснеженную пахотную землю Фракии». Подтверждались давние утверждения Гомера, для которого Фракия была толстопочвенной и матерью овец. Во Фракии Одиссей со спутниками сошли на берег, пили много вина, заклали много овец и быков (Hom. Il. XI, 22), после захватили много женщин и добычи. Гомеру и будущая македонская Пиерия показалась прекрасной, а Пеония - толстопочвенной. Похоже, что в его представлении квалифицированное земледелие могло успешно дополнять хорошо развитое скотоводство.51 К тому же вспоминается сакраментальное заключение Геродота (V, 6) будто у фракийцев «возделывать землю было самым позорным делом». Платон (De leg. 885) заметил, что фракийцы по образцу многих варварских племен применяли своих многочисленных жен при обработке земли, для охраны и надзора за скотом, а также в качестве прислуги - почти как эллины использовали рабов. Мужским де-
лом было воевать и грабить в традиции отсталых и скотоводческих обществ, как то заметили для фракийцев все трое великих классических греческих историков. Явно неразвитые ремесла и сельское хозяйство приводили к эксплуатации в производст-
52
венной деятельности женщин и младших членов семей.
Интересная ситуация складывалась близ классического Византия. Еще Полибий (IV, 45) заметил о жителях полиса: «Они владеют очень богатой землей и, когда обрабатывают ее, она дает им изобильные и богатые урожаи». Позднее Цицерон в своей речи против Пизона (In Pis.. 35) невольно засвидетельствовал высокую хлебо-родность Эгейской Фракии вообще и земель близ Византия в частности. Именно в Византии спартанский наварх Анаксибий заявил представлявшему наемное войско Ксенофонту (Anab. VII, 1, 13): «Еду найдете во фракийских селах. Там много ячменя, пшеницы и других припасов». То же самое наемникам обещал авантюрист Кой-ратад, посуливший им выгодный рейд во фракийскую Дельту близ Византия (Xen. Anab. VII, 1, 33-41) ради той же « большой добычи». Ксенофонт неоднократно обсуждал с нанявшим его Севтом возможность снабдиться продовольствием во фракийских селах (Xen. Anab. VII, 3, 5 et 9). Ив. Венедиков53 подсчитал, что 6 тысяч греков в 10,5 км и еще 12 часах пешего марша от проливов в селах финов за более чем месяц съели порядка 180 т. зерна в качестве хлебного довольствия, причем прежде всего ячменя. Помимо пшеницы-полбы и ячменя фракийцы возделывали и другие, менее значимые злаковые культуры. Так, в северной части Фракии производилась Ppi^a - это местное название донес знаменитый римский медик Гален (De alim. facult. I, 113) и оно могло означать считавшуюся у греков сорняком рожь.54 Упомянутое в сердцах Демосфеном фракийское просо местами оказывалось базовой культурой - Ксенофонт (Anab. VII, 5) писал о «просоедах»-мелинофагах в горах Странджи, причем наемники презрели это сомнительное с их точки зрения угощение даже в сравнении с ячменем. Атеней (IV, 131a) донес ироническое замечание комика Анаксандрида о женитьбе афинского стратега Ификрата на дочери Котиса
I - при этом приданое фракийской принцессы якобы составили «два табуна буланых55 лошадей, стадо коз, подземное хранилище с луком и пифос проса». Действительно, просо - Panicum miliaceum L. распространилось у фракийцев с эпохи бронзы. Еще палеоботаники заметили окультивированный когда-то в эпоху бронзы прежний засоритель посевов полбы-двузернянки овес - Avena sativa. В разряде технических культур во Фракии возделывались лен и конопля. Лен (Linum) изредка был представлен на Балканах в отличие от стран Ближнего Востока, где он наряду с пшеницей и ячменем составлял классическую земледельческую триаду (на Балканах в аналогичной триаде его замещали бобовые культуры).56 Среди дикорастущих травянистых растений во Фракии замечены и коноплевые (Cannabaceae). Для греков сбор конопли казался делом довольно странным - так, Геродот (IV, 74) в своем описании Скифии заметил интерес скифов и фракийцев к использованию конопли (Cannabis sativa): «В скифской земле растет конопля, которая очень похожа на лен не только по высоте, но и по толщине стебля. В этом отношении конопля далеко превосходит лен. Она растет как дикое растение, хотя ее можно и сеять. Из нее фракийцы делают одежду, которая очень похожа на льняную, так что тот, кто не распознает их, с трудом распознает изо льна материя или из конопли. Кто никогда не видел коноплю, принимает материю за льняную».
В Эгейской Фракии имелись прекрасные условия для развития виноградарства и еще Гомер (Il. IX, 65-75; Od. IX, 196-211) отмечал наличие совершенного виноделия на южнофракийском побережье, называя вино киконов черным, сладким и благоуханным. Позднее Фукидид (IV, 84-88) отметил ужас населения полиса Аканфа перед лицом вероятной потери урожая винограда, аналогично и жителей Стагиры.
О сладких видах вина писал Атеней (I, 31 a), уточняя при этом, что знаменитое биб-линское вино производилось в районе Ойсиме в Юго-Западной Фракии. Правда, описываемые им же способы приготовления и ароматизации вин типа добавок мор-
ской воды, или мучной смеси на меду, либо незрелых ягод вызывают сейчас некоторые сомнения.57 Отряд Ксенофонта (Anab. VII, 4, 3) во время зимнего похода снабжался вином у финов, причем оно даже замерзало в таре. Позднейший лексикограф Гесихий привел фракийское слово Zeila для обозначения вина, все фракийцы, кроме немногих горцев58 пить вино любили,59 не смешивая его с водой на эллинский лад, и пьянство их было пословичным, однако, как правило, не от собственной продукции. Ксенофонт (Anab. VII, 3) и Платон (De leg., 637) описали колоритный фракийский обычай выливать на себя капли вина, оставшиеся после возлияния. Помимо чествования гостей и хозяина по случаю приема, обряда братания, поминок и погребения пили еще за плодородие, отчасти воспринимая капли вина как кровь.60 Кроме увлечения винопитием фракийцы практиковали знакомство со злаковыми напитками: bputov и papabih. Приготовленный из ячменя бритон именовался еще ячменным вином, тогда как парабия производилась из проса с добавками ароматических трав.61 Pазнoвиднocть пива бритон потреблялась фракийцами из сосудов, в которых оно зрело.62 Если в соседней Иллирии приготовляли напитки из меда (Arist. De mirab. auscult., 22), то во Фракии это тоже было естественно. Возможно, фракийцы применяли кикеон (kukeov) - применявшееся мистами во время религиозных празднеств галлюциногенное питье.6 Для изготовления его использовали ячмень, свежую мяту и растворенный в воде мед.
Кстати о меде - единственном в древности сладком продукте. По утверждению Полибия (IV, 38) земли близ уже упоминавшегося Византия славились своими медом и воском. Согласно Страбону (VII, 3, 3), некоторые придунайские мезы питались из благочестия сугубо медом, молоком и сыром. Аристотель (De mirab. auscult., 19) различал фракийский мед от лидийского по плотности и виду. О способах добычи и его применении данные отсутствуют, однако бортничество до недавнего времени наблюдалось в Poдoпaх.
Казалось бы, во Фракии имелись условия и для садоводства64 - по Теофрасту там произрастали в диком состоянии: инжир, грецкий орех, каштан, кизил, черешня, яблоня, груша. Теофраст (Hist. plant. III, 3, 1-2) заметил при этом: «Все растения, которые общие для гор и равнин, на равнинах бывают больше размером и более привлекательные внешне, однако горные разновидности более качественны при использовании их стволов и плодов. В подобном сравнении исключение составляют лишь груша и яблоня. На равнине они имеют не только качественные плоды, но и хорошо развитый ствол, тогда как в горах они мелки, терпкие на вкус и покрыты колючками». По поводу дикого кизила Теофраст пишет о его реальном потреблении.65 Еще он (Theophr. Hist. plant. IV, 5, 1-2) упомянул каштан, однако речь явно шла о несъедобном конском каштане. Наконец-таки среди съедобных растений преемник Аристотеля (Hist. plant. IV, 9, 1) назвал водный орех,66 столь популярный в наших среднерусских лесах в эпоху неолита. Похоже, что специальных садов у фракийцев не было: Помпоний Мела (II, 2, 16-18) -«Плодоносные деревья редки»; Овидий (Ep. 3, 10) - «Страна не ведает плодов...», но речь, правда, идет о районе Том; он же (Ep. 1, 3, 54-56), - «Здесь почва не рождает ни фруктов, ни сладкого винограда» и «Куда не посмотришь, всюду простираются поля, нетронутые человеческой рукой, и пустая земля, которой никто не ищет» - хотя Овидий и явно преувеличивал.
Посевы ячменя и полб дополнялись у фракийцев бобовыми культурами, причем прежде всего черными бобами, которые нынешние болгары называют «бакла». Теофраст (Hist. plant. VIII, 9, 1) писал о бакле в Филиппах, иссушенной на тамошнем ветру и потому неподатливой при варке. Если Котис I действительно дал за дочерью в приданое кроме прочего склад с луком длиной 12 локтей, то есть примерно 5,5 м (Athen. IV, 131a), то репчатый лук потреблялся фракийцами в изрядном количестве (Demost. VIII, 43-45). Видимо, имелся в достатке и чеснок, если уж Аристофан (Acharn. 160-172) помянул вонявших чесноком одомантов. Палеоботаники до-
бавляют горох (Pisum sativum L.) и чечевицу (Lens esculenta).67
В древности вдоль всего Эгейского побережья от Халкидики до Босфора бытовала маслина. Теофраст (Hist. plant. IV, 14. 12) замечал: «Иногда маслиновые деревья, хотя и с выгоревшими и иссохшими листьями, снова прорастали, прежде чем их удалят. Это часто случается в некоторых местах, как и в Филиппах». Трудно понять, что имел в виду Павсаний (X, 13. 1-3) при описании охоты на зубров у западных фракийцев-медов и пеонов с помощью смазанных «древесным маслом» перед ямами-ловушками. Так или иначе, во внутреннюю Фракию оливковое масло могло поступать только с более южных территорий, где произрастали маслины.68 Даже соль поступала в долину Струмы (др. Стримон) экспортом из Эллады (Tit. Liv., 45, 29). Распространенный в античности уксус, прямо связанный своим происхождением с винопроизводством, мог поступать к фракийцам параллельно с вином.
Как оказалось, не только Родос славился своими розами, и фракийцы, задолго до освоения розопроизводства в Казанлыкской долине в Болгарии поры османского владычества могли на Эгейском побережье ими пользоваться. Теофраст (Hist. plant. VI, 6, 4) конкретизировал: «Говорят, что есть розы, которые называются столистными. Этих роз особенно много возле Филипп. Жители этого города берут их у Пангея и потом высаживают. Внутренние их листочки очень мелкие. Этот вид розы не благоуханный и не крупный».
Наряду с Македонией Фракия славилась в древности лесами,69 что позволяло заниматься лесными промыслами. Следует выделить информацию Теофраста (Hist. plant. III, 3, 1-2 и 9, 2 - о Македонии; V , 4, 5, 1-2 - севернее, на фракийских землях). Геродот (VII, 111) писал о лесном святилище сатров в Родопах. Фукидид (II, 98) помянул леса в горах Керкине где-то возле Струмы. Аппиан (Bel. civ. IV, 431-432) описал проникновение войск Кассия и Брута через лесистые Сапейские горы с помощью одного из фракийских царевичей - это было где-то от гор Пеперуда до гор Арда. Тит Ливий (XXX, 40) писал о лесах между Кипселой и низовьями Марицы (др. Хеброс).
И все-таки главным в хозяйственной деятельности фракийцев было иное дело, причем явно не земледелие, как то в магистральной традиции фракологии утверждает украинский балканист А. П. Мартемьянов.70
В качестве добычи после удачных для себя столкновений с финами наемники заполучили 1 тысячу рабов, 2 тысячи быков и 10 тысяч овец (Xen. Anab. VII, 3, 48), а позднее в качестве расчета Севт предоставил им вместо обещанных за месяц 30 талантов металлом всего один талант, но еще 600 быков, 4 тысячи овец и 120 рабов (Xen. Anab. VII, 7, 53).71 Скот и являлся основным богатством фракийцев, тогда как зерно - лишь весомой добавкой в пищевой рацион. Вместе с тем нельзя не согласиться с авторами «Этнологии фракийцев», что у древних балканцев, как даже и у классических номадов - степных скифов растительная пища решительно преобладала над мясной.72 Как и скифы, фракийцы могли выбраковывать свои стада и активно питаться мясом главным образом осенью и зимой. А греческое войско пришло на помощь Севту именно зимой. Между тем, традиционные для фракийских земель эпох энеолита и бронзы ямы-зернохранилища в жилищах и возле них в I тыс. до н.э. встречаются гораздо реже. Вместо вероятных очень древних корзин, обмазанных глиной и потому не сохраняющихся, использовали пифосы (долии). Специальные амбары, как и тайные скальные погреба-сиросы типа упомянутого Анак-сандридом,73 пока археологически не выявлены.74 И все же при явном отсутствии высокотоварного земледелия признаком материального благополучия было обладание большим количеством скота, а престижно значимых материальных ценностей у рядовых фракийцев-общинников было очень мало - вот почему Севт не имел шансов рассчитаться с наемниками обещанными металлическими деньгами и обман предполагался с самих обещаний, Ксенофонт это осознал вполне, но было уже поздно. На его глазах одрисский парадинаст практиковал заменявшее элементар-
ное для любой государственности налогообложение полюдье, причем пир с участием Ксенофонта и группы избранных командиров являлся проявлением примитивного «кормления» - догосударственной формы эксплуатации подвластного населения. Странно, что бывалый и наблюдательный греческий военачальник так просто поверил посулам варварского вождя, сам наблюдая специфику образа жизни южных фракийцев.
Болгарские фракологи упорно склонны видеть у своих древних предков свои самобытные города, государственность и даже цивилизацию. Так, Д. Николов, ранее призывавший близ курганных групп фракийцев искать остатки резиденций местной аристократии в центре принадлежавших ей латифундий, недавно попытался максимально «удревнить» фракийские «города», воспринимая как города древнейшие открытые археологами городища.75 О фракийских протогородах и о подобии государственности автор этих строк уже высказывался,76 продолженный поиск приводит к еще более скептичным выводам.
Система «престижной» экономики предполагала массовые пиры и раздачи (Ксенофонт участвовал в таком «перераспределении» на пиру). В отличие от земледельческих цивилизаций источниками обогащения фракийской элиты являлись не редистрибуция и налогообложение. Ментальность и система ценностей древних балкан-цев соответствовали представлениям обычных скотоводов, таких как скифы или хунну.77 Изначально концентрация богатств скотом была лимитирована экологией. Скотоводы были склонны добывать себе продукты земледелия и ремесел оружием, для чего сплачивались и были ориентированы на внешние доходы. Именно это объясняет постоянные наскоки и прессинг на соседние фракийцам греческие колонии по берегам морей, открытый в центре южнофракийских территорий эмпорий Пис-тирос охранял свою целостность официальным договором с местной элитой под патронатом одрисского царя.78 Добыча являлась доходом для обычного скотовода, будучи более желанной, нежели представителю племенной верхушки. По этой причине греки апеллировали к фракийской элите в моменты осложнений. А сама элита довольствовалась особым способом эксплуатации колонистов - данничеством.
В то время как у оседло-земледельческих прото- и ранних государств были очень важными управленческо-редистрибутивные функции, скотоводческая элита себя этим не утруждала. Исключения составили рассмотренные эпизоды с Котисом
I и его преемником о посеве для них каждой фракийской общиной лишних 3 или 5 медимнов зерна, что в идеале вынуждало дополнительно засевать лишний гектар пашни. Для отдельной семьи это было бы слишком много, а для общины, сохранявшейся у южных фракийцев даже в провинциях Римской империи, вполне посильно. Геродот (V, 6) воспроизвел характерную черту ментальности фракийских племен -грабить, но не мирно трудиться.79 Н. Н. Крадин заметил, что седентаризация и занятие земледелием являлись для истинных скотоводов следствием бедности. Скотоводство и рабство слабо совмещались у истинных скотоводов в отличие от ситуации у древних греков и римлян (так, легендарный Спартак активно использовал в своей армии пастухов, многие из которых до этого являлись рабами). Компактная масса скотоводов (степных скифов, например, чьи курганы исследованы тысячами) содержала весьма скромный процент бедноты - 6-8%. Отношения между верхушкой и рядовыми общинниками у скотоводов были особо ритуализированными. Вообще экономика ранних «государств» была не столько «политической», сколько «моральной» - поэтому были важны ритуальные церемонии и сакральная деятельность правителя (фракологи находят это и у Одрисов, хотя, похоже, чрезмерно превознося религиозные установки и полномочия фракийской знати80).
Основой доходов Одрисов, как и шанъюев хунну, были поступления извне. Од-рисская держава являлась имперской конфедерацией, слабейшей частью политического механизма которой являлась связь между племенной верхушкой и наместниками из центра (наемники Ксенофонта оказались вовлечены в процесс насильствен-
ного восстановления такой связи и сам бывалый эллин оказался обескуражен превращением разбитых и подчиненных финов в «друзей» Одриса Севта). Институт «престижной» экономики предполагал наделение подарками племенных вождей, эта церемония и означала наделение также частью харизмы. Так, правители гетов и трибаллов получали часть сакральных сокровищ Одрисов, и те в результате попали в гробницы этих правителей. Взаимообмен подарками, с трудом воспринимавшийся Ксенофонтом на пиру у Севта, являл собой и средство надлокальной коммуникации. Сам вождь при этом олицетворял себя центром социума.
Как это убедительно продемонстрировал Ксенофонт, в «престижной» экономике у одрисов вместо товарно-денежных отношений действовали отношения личные. Манипулирование «дарами» больше напоминало у них реципрокцию, нежели редистрибуцию.
Если рассматривать основные предпосылки формирования ранней государственности - экологию, демографический оптимизм, рост прибавочного продукта, развитие ремесел, то экстенсивная экономика, как и у кочевников, не предусматривала сколько-нибудь легитимизированной иерархии. Емкость экологической зоны ограничивала сферу простого воспроизводства, и, если номады образца хунну или степных скифов приближались к опасности экологического стресса, то и фракийцы (трибаллы, например, упомянутые Диодором (Оюё. XV. 36, 1-4) при описании их «голодного» похода массой до 30 тысяч человек на Абдеры в 376 г до н.э.) ощущали его в неменьшей степени. Античные эллины с некоторым удивлением информируют о склонности южных фракийцев и их соседей пеонов к полигамии, а также о любопытном обычае продавать в рабство81 (надо полагать, своим южным соседям - грекам) своих детей. Кстати, семьи фракийцев бывали, все-таки, достаточно многолюдными, что доказывают данные археологии. Так, на месте цитадели Шумена в раннем железном веке (гальштате) располагалось фракийское поселение.82 Эти фракийцы обитали в более чем скромных прямоугольных жилищах, в различной степени заглубленных в землю (полуземлянки решительно преобладали над землянками и постройками на поверхности). Утлые хижины плетнево-столбовой конструкции были обмазаны глиной и перекрыты соломой, на глинобитных полах выявлены глинобитные же печи или очаги. Из 14 исследованных жилищ с полностью зафиксированными размерами (площади полов и контуры стен со следами забитых колов) девять имели от 20 до 30 кв. м, а прочие пять приближались от 30 до 40 кв. м. И, таким образом, семьи гальштатских фракийцев достигали 6-7, а то и порядка 8 своих членов, при этом семьи располагались в солидном удалении одна от другой. При наличии в семьях пяти и более выживавших вскоре после рождения детей принято фиксировать демографический взрыв с последующими последствиями для окружающей среды. Прокормить такие семьи было непросто и при сравнительно малой производительности сельского хозяйства северных соседей эллинов, и те уже в свой одрисский период, практически параллельный классической эпохе греческой античности, значительно уступали им демографически.
Если довериться заключению А. Фола о вероятности утроения численности населения Фракии в римский период, идя условно от 800 тысяч - 1 миллиона фракийцев времени Ситалка, то это можно связывать только с внедрением навыков принципиально новой, товарной экономики по сравнению с более жестко лимитированной экологией «престижной» (по образцу усредненного расчета оптимума по Н. Н. Крадину для номадов - 36 голов мелкого рогатого скота на одного человека при минимуме 19 голов). Урбанизм для такой экономики вообще практически невозможен. Археологами выявлены пока только два «царских» фракийских города Одрисов - Севтополь и Кабиле, причем в полностью раскопанном Севтополе при царской резиденции жили не более 40 семей - надо полагать это была и дружина-охрана, и подобие государственного аппарата. Для примера - молодому Чингису в его ставке поначалу хватало всего 26 человек. Палаточно-шатровую «ставку» гуннов
можно примерно представить, вспоминая чингисову «Ясу». Царскую же ставку Одрисов середины IV в. до н.э. описал Атеней (XII, 531-532), имея в виду Котиса I: «Он объезжал свою страну и там, где замечал места, тенистые и снабженные водой, сооружал постройки для пиров. И всякий раз, когда он вновь до них добирался, то приносил жертвы богам, общался со своими приближенными и чувствовал себя счастливым и довольным». Налицо система полюдья.
Только благоприятная экология позволяла скотоводам добиваться роста прибавочного продукта, определенного развития ремесел и ощутимого демографического роста, однако экстенсивная экономика не порождала «сколько-нибудь легитимизированной иерархии» и не способствовала созданию собственной государственности без импульсов извне. Вспоминается интересное наблюдение Тацита (Ann. III, 38) о руководстве ополчением горных фракийцев выборными полководцами, причем не отличавшимися знатностью. Другой пассаж Тацита (Ann. IV, 46) еще важнее для характеристики конфедеративного устройства южнофракийской «государственности»: будто фракийцы гор подчинялись царям лишь по желанию и посылали отряды со своими вождями лишь против своих соседей, римлян они пугали сопротивлением в неприступных горных крепостях.
И опять о похожести политического устройства обществ хунну и фракийцев: очень интересен тезис дальневосточного этнолога: «степень централизации кочевников прямо пропорциональна величине соседней земледельческой цивилизации», что вело к их системной позиции в качестве «полупериферии» для практики дистанционной эксплуатации. Военно-политическая мощь государств во главе со скотоводами зависела от таланта их лидеров, причем «общение» кочевников с земледельцами неизменно чередовало набеги и обмен. Базовая территория «варварской империи» являлась «метрополией» раннегосударственного объединения лишь по причине своего военного превосходства. При этом все необходимые «центру» и особо нескотоводческие ресурсы добывались посредством грабежей, войн и контрибуций, вымогания «подарков», неэквивалентной торговли, данничества и т. п. Именно это наблюдал Ксенофонт у одрисов по отношению к финам и другим подчиненным приморским племенам к востоку от базовой одрисской территории в бассейне о. Хеброс (нын. Марица). Среди признаков «кочевых» империй выделяется также система наследования власти ханским родом-кланом с институтом сопра-вительства и участием совета знати-курултая. Интересно, что Одрисы во главе своего эфемерного «государства» являлись именно выросшим из своего племени правящим кланом. Это заметил Ксенофонт, как и то, что ведомое им 6-тысячное греческое войско два месяца служило будущему одрисскому правителю Севту II пока еще в бытность им парадинастом - первым эту «должность» заметил Фукидид (II, 97, 3).83 Болгарский историк Н. Неделчев подметил, что Одрисское царство получило признание только благодаря военному дарованию правителя Тереса и завоеванию им сопредельных территорий, что и обозначило его как бы первым царем Одрисской династии и предположительную дату учрежденной им «государственности».84 Позднейшая независимая «Одрисская» Фракия явно отличалась от ранней: любопытно, что среди трех восставших племен именно одрисы попытались уничтожить одного из последних «Одрисов», союзного римлянам (Tac. Ann. IV, 46-51).
Вымогание «подарков» напрямую было связано с угрозой набегов. Даже рядовые фракийские общинники были склонны грабить эллинских земледельцев и торговцев, которые были вынуждены обращаться за гарантиями безопасности к фракийской элите. Кратко описанный Фукидидом (II, 97-101) грандиозный (якобы участвовали до 150 тысяч фракийских воинов!) поход Одриса Ситалка через Пео-нию в Македонию в 429 г. до н.э., совершившийся всего за месяц, более всего похож на набег с целью устрашения и уж никак не завоевание. Кроме захвата сравнительно скромных зимних запасов пеонов и македонян после восьмидневного пребывания на Халкидике Ситалк и его союзники не могли претендовать на большее с эко-
номической точки зрения, однако масштаб нашествия запомнился современникам. Спустя несколько лет акция Ситалка против фракийцев же трибаллов завершилась для него гибелью. Присоединить или подчинить Одрисам столь удаленные от их базовой территории области оказалось невозможным, собственная племенная верхушка пеонов, македонян и трибаллов возглавила сопротивление и пресекла честолюбивые политические амбиции Ситалка. Позже македонские Темениды Филипп II и Александр III сумели решительно превзойти Одрисов, создав первичный экономический потенциал разраставшейся Македонской державы захватом золотоносного Пангея и ежегодным выкачиванием оттуда до тысячи талантов золота вместо прежде добывавшихся былыми хозяевами эдонами восьмидесяти.85
Помимо военной добычи плюс к собственной хозяйственной деятельности доходы «ранних варваров» могли множиться и за счет налаженной торговли. В 1990 г. на третий год раскопок у с. Ветрен Пловдивской области Болгарии была найдена стела с текстом договора середины IV в. до н.э. на греческом языке. Жители располагавшегося там эмпория Пистирос оказались вынуждены документально узаконить условия своих отношений с верхушкой одрисской Фракии в лице одного из трех поделивших ее преемников (Аматока86) убитого в 359 г. до н.э. Котиса I. Начатый клятвой именем Диониса декрет сохранил ряд интересных положений.
«Если один из эмпоритов обвинит другого, то судиться им друг с другом у своих родственников, и если что-то задолжали эмпориты у фракийцев (papa тоц KpaiXMv), то отмене этих долгов не бывать».
«Земля и пастбища, которые принадлежат эмпоритам (y^v Kal Pockhv ochv e%ouciv empopitai) - это не подлежит отнятию».
«Эпаулистов (epaulictav) не посылать к эмпоритам».
«Не назначать никакой гарнизон в Пистирос».
«Клеры пистиренцев не обменивать и не поручать другому лицу».
«Собственность эмпоритов не отнимать ни самому (правителю), ни его людям».
«Не взимать пошлины на дорогах, которые ведут к Маронее от Пистироса и от эмпориев или из Маронеи к Пистиросу и в Беланские эмпории прасенов».
«Эмпоритам открывать и закрывать повозки».
«Одновременно и как при Котисе: мужа маронейского (ни одного) ни повяжу, ни убью, ни лишу имущества, причем ни при жизни, ни после его смерти, и ни я сам и никто из моих людей» - это касается и аполлонийцев, и фасосцев.
Текст договора преемника Котиса I с жителями Пистироса прочтен и разобран болгарскими антиковедами,87 при этом даже их предварительные комментарии содержат немало интересного. Может быть, действительно эмпорий Пистирос был основан в глубине фракийских земель в последней четверти V в. до н.э. И весьма важным является признание того факта, что в 336 г. до н.э. во время карательного похода армии Александра против трибаллов в одном из ущелий Хемуса македонян попытались задержать «множество эмпоритов и независимых фракийцев», как о том писал спустя века Флавий Арриан (Anab. I, 1, 6). Издатели переводов Арриана сошлись было в см., empopiwv являлось corruptela от eycwpiwv - «туземцев». 8 Арриан повествует, что горцы намеревались неожиданно спустить с круч на проходивших воинов Александра свои многочисленные повозки и безуспешно осуществили свою затею. Может, среди них были и упомянутые в тексте договора упряжки (acc . - tav amaX[av]) эмпоритов?
Слово «эпаулисты» без истолкования Г. Михайлов просто характеризовал как hapax,89 а В. Велков и Л. Домарадска90 сочли его производным от epaulov - «хлев, кошара, жилище» и ситуацию трактуют весьма своеобразно. Эсхил наблюдал фракийские села, оказавшись под командованием Кимона в 475 г. до н.э. в низовьях Струмы. В трагедии «Персы» (Aisch. Pers. 869) он так называет, возможно, неукрепленные селища фракийцев, состоявших из дворищ - с домами хозяев и хлевами для скота. И таким образом преемник Котиса якобы обязался эпаулистов к эмпоритам
не подселять, а просто «не посылать». Почему-то забылся выделенный Д. П. Димитровым epauliov.91 В раннеэллинистическую эпоху укрепленные поселения (Kwmai h epaulia) отмечены в малоазийской Ионии, по данным Полибия (IV, 4, 1) эпаулион близ Мессены на Пелопоннесе был взят штурмом с применением лестниц. В общем, термин явно обозначал укрепленную виллу, служившую, при необходимости, и резиденцией. У одрисских царей резиденции долгое время замещали подобия малоазийских «башен» (pupyov или же tupciv),92 наблюдавшиеся Ксенофонтом и его товарищами. Полагаю, что в тексте договора эпаулистами названы обитатели царской «ставки», служившие и охраной, и функционерами примитивного одрисского «государственного аппарата». Среди гарантий полнейшей автономии эмпория Пистирос оговаривался и важнейший момент - невмешательство царской администрации во внутренние дела колонистов.
...Достаточно проблемным остается вопрос, когда же именно Одрисское «сложное вождество» уподобилось ранней государственности, граница между этими социально-политическими состояниями является зыбкой и не воспринимается однозначно. Так, в соответствии с инновационными теоретическими заключениями эт-нолога-востоковеда Н. Н. Крадина, Одрисская государственность вопреки утверждениям фракологов никак не может претендовать на такой статус - не более признания «высшего вождества», однажды оформившегося из нескольких «простых» (сохранявшихся конфедеративно внутри - даже при подчинении Одрисам племенные союзы трибаллов и гетов сохраняли собственную институцию «царской» власти). Аналогично номадам хунну южнофракийское племя одрисов сумело на месте эфемерной европейской сатрапии Ахеменидов Скудра возвыситься как своеобразный класс-этнос и оформить экзополитарную (ориентированную сугубо вовне) политию. Как то заметил, в частности, Ксенофонт, одрисская элита сама составила военный и гражданский аппарат, а рядовые одрисы - костяк войска. Аналогично гуннам и скифам у фракийцев наблюдалась нежесткая административная централизация, доминирование политики над экономикой, причем в порядке вещей редистрибуция затрагивала прежде всего внешние источники доходов - военную добычу, дань, торговые пошлины и подарки. Будучи слабо развитым экономически, такое общество являлось «спутником» классической античной цивилизации. Ранняя Одрисская держава в наибольшей степени походила не на раннюю государственность, а на суперсложное вождество по образцу ксенократического общества номадов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Mihailov G. La Thrace et la Macedoine jusqu’a l’invasion des Celtes //Ap^aia
MaKedovia AvaKoivwceiv Kata to npwtov 5ie9ve<; cumpociov ev
QeccaloviKh 26-29 Auyouctou 1968 QeccaloviKh, 1970. P. 76: “la Thrace que la Macedoine etaient des pays d’une culture primitive et devaient changer peu а peu leur physionome sous l’influence des colonies grecques...”.
2. Данов Xp. Древна Тракия. София, 1969.
3. Фол А. Демографска и социална структура на древна Тракия. София, 1970; Фол А. Политическа история на траките. София, 1972.
4. Златковская Т. Д. Возникновение государства у фракийцев. М., 1971.
5. Михайлов Г. Траките. София, 1972.
6. Основой экономической деятельности южных фракийцев Т. Д. Златковская (Возникновение государства у фракийцев. М., 1971. С. 30-31) сразу же определяет земледелие, при этом уже начальный пассаж выглядит предельно неуверенно: «Основу фракийской экономики интересующей нас эпохи составляло сельское хозяйство. К сожалению, эта отрасль хозяйства плохо освещена источниками, как письменными, так и археологическими. Поэтому многие стороны сельскохозяйственной дея-
тельности древних фракийцев либо остаются совсем нам неизвестными, либо могут быть реконструированы весьма предположительно на основании косвенных свидетельств».
7. Фол А. История на българските земи в древността до края на III в. пр. н. е. 2-е изд. София, 1997. С. 63-64.
8. Там же. С. 73.
9. Порожанов К. Общество и държавност у траките: средата на II - нач. на I хил. пр. Хр. София, 1998. С. 149-152; Тракийска древност: кратка енциклопедия. София, 1993. С. 113.
10. Селищната могила при Голямо Делчево (Разкопки и проучвания. Кн. 5). София,
1975. С. 74-75.
11. Виница. Енеолитно селище и некропол (Разкопки и проучвания. Кн. 6). София,
1976. С. 107.
12. Езеро. Раннобронзовото селище. София, 1979. С. 481.
13. Георгиева Р. Проучвания на желязната епоха в района на «Марица-Изток» //«Марица-Изток». Археологически проучвания. Т. 1.София, 1991. С. 92.
14. Борисов Б. Състояние, проблеми и перспективи на археологическите проучвания в района на комплекса «Марица-Изток» //«Марица-Изток». Археологически проучвания. Т.1, София, 1991. С. 13.
15. Попова Цв. Палеоетноботанични изследвания от археологически обекти в Североизточна България //Археология. София, 1991. № 2. С. 49-53.
16. Hom. Il. XIV, 122-124; XX, 495; Hom. Od. IV, 761; V, 126, 488-489; VI, 7-10; VIII, 378, 560; XIII, 282-284; XIX, 111-112; XX, 105-109.
17. Hom. Od. IX, 357-358; XIII, 282-284.
18. Т. Д. Златковская (Возникновение государства у фракийцев. М., 1971. С. 34-35) при недостатке в то время подлинно научных данных о древнем земледелии допускала невероятные для нынешнего понимания утверждения: «Несмотря на отсутствие пока анализов древнего зерна из раннефракийских археологических комплексов, несомненно возделывание мягкой пшеницы (Triticum vulgare Vill.): вероятно, именно ее имеют в виду античные авторы, упоминая о пшенице. Эта культура была известна племенам, населявшим Фракию еще в эпоху энеолита и в бронзовом веке. Но, ве роятно, большее значение имела твердая пшеница - двузернянка, или эммер (Triticum dicoccum), более распространенная в древности на Балканском полуострове вообще и резко преобладающая в ранних археологических памятниках Болгарии. Пшеница-однозернянка (Triticum monococcum L.) - это полба, о которой с пренебрежением упоминал Демосфен».
19. Поскольку автору публикации довелось частично исследовать выявленную доныне крупнейшую в римской Фракии винодельню (см., Винокуров Н. И., Крыкин С. М. К вопросу о фракийском виноделии в первые века нашей эры //Этнографическое обозрение. 1999. № 6. С. 57-68), то следует признать новаторами в товарном производстве винограда и вина обосновавшихся там римлян. О виноградарстве и виноделии в доримский период у фракийцев неоспоримых археологических свидетельств пока, похоже, просто не имеется.
20. Jarde A. Les cereales dans l’antiquite grecque. Paris, 1925. P. 13, not. 10.
21. «Эта земля не благодатна ни своим климатом, ни почвами, которые за исключением приморских частей неплодородны и холодны. Посеянные растения здесь всходят весьма плохо. Фруктовые деревья редки, гораздо чаще попадаются виноградники, однако их ягоды дозревают и доходят только тогда, когда виноградари покрывают ее листвой, чтобы спасти от холодов». - Златковская Т.Д. Возникновение государства у фракийцев. С. 40: «.этот отзыв, несомненно, слишком суров и не отвечает действительному положению». Между тем, указана характерная традиция прикапывать лозу на зиму в традиции италийского виноградарства, в отличие от навыков эллинских крестьян. Информация Помпония Мелы без особых возраже-
ний принята лишь Ив. Венедиковым развитие на земеделието по българските земи /Съст. Ив. Венедиков. София, 1981. С. 66).
22. Дaнoв Xp. К вопросу об экономике Фракии и ее черноморского и эгейского побережий в позднеклассическую и эллинистическую эпохи //Античное общество. М., 1967. С. 131-139.
23. Xoтя практически тогда же для специалистов по истории сельского хозяйства это было очевидно - см., Kpacнoв Ю. А. PaHHee земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы. М., 1971. С. 15-16.
24. См., Лucuцынa Г. Н., Фuлunoвuч Л. А. Палеоботанические находки на Балканском полуострове //Studia Praehistorica 4. София, 1980. С. 5-90.
25. Там же. С. 49-52.
26. Там же. С. 11, 71.
27. Гaвpuлюк Н. А. Домашнее производство и быт степных скифов. Киев, 1989. С. 35-36.
28. Huкoлaeнкo Г. M., Mapчeнкo Л. B. Антропогенное воздействие на природу в регионе Юго-Западного Крыма в IV-III вв. до н.э. //Северо-Западный Крым в античную эпоху Киев, 1994. С. 32.
29. Лeбeдeвa Е. Ю. Peзультaты исследований палеоботанических материалов с меотских памятников Прикубанья //Боспорский сборник 5. М., 1994. С. 108-112.
30. Bacu P. Pe^: Helmut Kroll. Die Pflanzenfunde. Kastanas //Старинар. XXXVI. 1985. Београд, 1985. С. 242.
31. Блaвamcкuй B. Д. Природа и античное общество. М., 1976.
32. Пoдгopoдeцкuй П. Д. Природа Западного Крыма в античную эпоху //Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев, 1994. С. 17 и сл.
33. Гeopгueвa P. Xрaнa и хранене (края на II-I хил. пр. н. е.) //Гeopгueвa P., Cmp^on-os Т., Pexo M. Етнология на траките. София, 1999. С. 72; Ee жє. Тъкани и местно облекло (края на II-I хил. пр. н. е.) //Там же. С. 113; Блaвamcкuй B. Д. Природа и античное общество. М., 1976. С. 4; Hughes J. D. Land and Sea //Civilization of the Ancient Mediterranean Greece and Rome. Vol. 1. New York, 1988. P. 111.
34. Rucu^ma Г. H., Фuлunoвuч Л. А. Палеоботанические находки. С. 7.
35. Там же. С. 8-15.
36. Там же. С. 49-50; Гeopгueвa P. Xрaнa и хранене. С. 73.
37. Ив. Венедиков ^азв^^го на земеделието по българските земи. София, 1981. С. 63) считал это сведение результатом селекции зерновых во Фракии от времени Теофраста.
38. См., Kpacнoв Ю.А. PaHHee земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы. М., 1971. С. 17-18 и сл.
39. Лucuцынa Г. Н., Фuлunoвuч Л. А. Ук. соч., с. 14: «Ячмень в целом очень неприхотлив к почвенным и климатическим условиям, он выдерживает достаточно высокий процент засоления (средняя степень солевыносливости), но на хорошо дренируемых, плодородных, аллювиальных почвах, при достаточном увлажнении дает очень высокие урожаи». Поэтому ячмень часто превалировал над пшеницами, особенно гексаплоидными.
40. История на Добруджа. Т. I. София, 1984. С. 29.
41. См., Huкyлuцэ И. Т. Северные фракийцы в VI-I вв. до н.э. Кишинев, 1987. С. 184 и сл.
42. См., Beлкoв B., Дoмapaдcкa Л. Котис I (383/2 -359) и емпорион Пистирос в Тракия. Приложение к кн.: Домарадски М. Трако-гръцки отношения (Емпорион Пистирос. Т. 1). Пазарджик, 1995. С. 75-87.
43. Heдeлчeв Н. Към въпроса за аграрните отношения в предримска Тракия //Thracia Antiqua 8. София, 1982. С. 26; Heдeлчeв Н. Thracia libera. Велико Търново, 1996. С. 46-47.
44. Paзвитиe на земеделието по българските земи. София, 1981. С. 54.
45. См., Блaвamcкuй B. Д. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1953. С. 158-160.
46. Там же. С. 174 и сл.
47. Kyзuщuн B. И. Нормы и степень эксплуатации труда сельскохозяйственных рабов в Италии II в. до н.э. -1 в. н. э. (Проблема производительности рабского труда и ее эволюции) //Античное общество. М., 1967. С. 43.
48. См., Аборигены Кузбасса. Кемерово, 1997. С. 25-51.
49. Любопытно, что еще в XIII в. властители империи монголо-татар пытались привить аборигенам Алтая достижения китайской агрикультуры в результате спонтанно происходившего культурного взаимообмена между Востоком и Западом - см., Kызлacoв Л. P. Клад земледельческих орудий с надписями XIII в. на Верхнем Енисее //Древности Алтая. № 8. Горно-Алтайск, 2002. С. 73-88.
50. ДaнoвXp. К вопросу об экономике Фракии. С. 136.
51. См., Paзвитиe на земеделието. С. 31-32.
52. Там же. С. 50.
53. Там же. С. 52-54.
54. Там же. С. 63. Наблюдения палеоботаников ^ucu^ma Г. Н., Фuлunoвuч Л. А. Палеоботанические находки на Балканском полуострове. С. 14) показывают пока, что традиционная для средневековья Secale cereale L. единично отмечена во Фракии в эпохи неолита и бронзы. Сейчас на Балканах ее высевают на высоте не ниже 1200-1250 м.
55. У Ив. Венедикова в его сводке о древнем фракийском земледелии обозначены почему-то «два табуна белых коней», тогда как в оригинале стоит обнипт - то есть речь явно шла о буланых (или гнедых) лошадях - см., Mapmeмьянoв А. П. Скотоводство в Нижней Мезии и Фракии в первых веках н.э. //Вестник Xaрькoвcкoгo университета. № 374. История. Вып. 27. Xaрькoв, 1993. С. 25.
56. nucu^ma Г. Н., Фuлunoвuч Л. А. Ук. соч., с. 15-20.
57. Сомневаются, например, Ив. Венедиков развитие на земеделието. С. 100) и P. Георгиева (Етнология на траките. С. 84), однако их скепсис не разделяет отечественный специалист по античному виноделию Н. И. Винокуров (Виноделие античного Боспора. М., 1999. С. 164-165), ссылаясь на информацию знаменитого агрария Катона (Cato, 23) и античного же комментатора Дидима (Geop. VII, 24). Античные виноделы для придания своей продукции большей устойчивости действительно применяли изощренные добавки.
58. Diod. 30, fr. 3.
59. Paзвитиe на земеделието. С. 64-66. Элиан (Var. hist.3, 15) и Атеней (X, 442 e-f, XII, 531 e-532 a) акцентировали на этом.
60. Гeopгueвa P. Поминальная практика во Фракии (конец II-I тыс. до н.э.) //Terra antiqua balcanica VI. София, 1991. С. 25-31; Ее же, Xрaнa и хранене. С. 84-85.
61. Athen. X, 447 b-d.
62. Paзвитиe на земеделието. С. 93-94; Гeopгueвa P. Xрaнa и хранене. С. 85.
63. Георгиева P. Xрaнa и хранене. С. 85.
64. Там же. С. 66-67.
65. «Жители Македонии говорят, что растут два подвида кизила - мужской и женский, однако на женском плоды не съедобны».
66. «Водный орешек не растет во всех реках и не всюду, а в болотистых местах рек, к тому же на большой глубине, пять и немногим более локтей, каков случай со Стримоном (нын. Струма). На поверхности воды не видно ничего кроме его листов, которые словно бы плывут наверху и закрывают сам орешек».
67. nucu^ma Г. Н., Фuлunoвuч Л. А. Ук. соч., с. 15, 51.
68. Гeopгueвa P. Xрaнa и хранене. С. 86.
69. Paзвитиe на земеделието. С. 69-70.
70. См., Mapmeмьянoв А. П. О роли земледелия в экономике фракийских земель в
античную эпоху //Вестник Харьковского университета. №343. История. Вып. 23. Харьков, 1989. С. 65-70.
71. Ив. Венедиков (Развитие на земеделието. С. 71) предположил, что это сравнительно небольшое количество рабов и голов скота греки получили из беднейшей области мелинофагов-просоедов (Xen. Anab. VII, 5,12).
72. Георгиева Р. Храна и хранене (края на II-I хил. пр. н. е.) //Етнология на траките. София, 1999. С. 80-81.
73. Athen. IV, 131А.
74. Георгиева Р. Храна и хранене. С. 87.
75. Николов Д. Поява и развитие на градовете на Балканския полуостров //«Марица -Изток». Археологически проучвания. Т. I, София, 1991. С. 83-89.
76. Крыкин С. М. Проблемы возникновения государственности у южных фракийцев //ПИФК. 2002. Вып. XII. С. 101-113.
77. Особую значимость обретает последняя крупная публикация Н. Н. Крадина (Империя Хунну. 2-е изд. М., 2002), в которой содержится богатейшая информация о скотоводах древних и вообще, предложены принципиально новые для отечественной историографии теоретические подходы. Вызывают удивление броские параллели во многих сторонах жизни хунну и южных фракийцев, хотя последние номадами в большинстве не являлись.
78. Велков В., Домарадска Л. Котис I (383/2-359) и емпорион Пистирос в Тракия //До-марадски М. Трако-гръцки търговски отношения (Емпорион Пистирос. Т. I) Па-зарджик, 1995. С. 75-87; Mihailov G. Inscriptiones graecae in Bulgaria repertae (IGBR). Vol. V. София, 1997., № 5557ter - с. XLIII-XLIV, 244.
79. «Человек, проводящий время в праздности, пользуется у них большим почетом. Напротив, к земледельцу они относятся с величайшим презрением. Наиболее почетной они считают жизнь воина и разбойника».
80. Критике явных заблуждений и преувеличений в болгарской фракологии посвящено собрание статей Н. Неделчева (Thracia libera. Велико-Търново, 1996). К сожалению, эти рецензионно-деструктивные статьи почти не содержат обоснованных альтернативных ответов на поставленные вопросы. Однако в том же городе издано глубоко фундированное исследование Ив. Христова (Планинска Тракия: Население, култура и религия в древността, Велико-Търново, 1999), идущего от источников к обобщениям без предварительно заготовленных схем.
81. Сразу несколько свидетельств об этом собрал Ив. Венедиков (Развитие на земеделието по българските земи. София, 1981. С. 45-52), ссылаясь на пассажи у Геродота, Платона, Аристотеля, Страбона, Помпония Мелы и Солина. Правда, как эта полигамия реально осуществлялась в условиях однокамерных, лишенных внутренних перегородок фракийских жилищах - вопрос курьезный и это само по себе является прямым намеком на замеченную проницательным Г. Михайловым «фабу-лярность» античных источников о фракийцах и Фракии.
82. См., Антонова В., Попов Н. Нови данни за ранния халщат в Североизточна България (археологически разкопки на Шуменската крепост) //Thracia VI. София, 1984. С. 160-184.
83. М. Тачева (Тракийска древност: кратка енциклопедия. София, 1993. С. 207) предложила почти альтернативное истолкование этой государственной институции. Возможно, это были члены царского клана, назначенные наследственными наместниками на подчиненные территории с правом почти самостоятельного правления вплоть до собственной эмиссии. Иначе же это могли быть сторонние династы, входившие в царский совет и исполнявшие военно-административные функции по образцу более поздних стратегов и в традиции ахеменидских сатрапов.
84. Неделчев Н. Създаването на държавата на Одрисите //Античный мир. Византия (сб. к 70-летию проф. В. И. Кадеева). Харьков, 1997. С. 147-154.
85. См., Марфунин А. С. История золота. М., 1987. С. 31
86. Mihailov G. Inscriptiones graecae in Bulgaria repertae (IGBR). Vol. V. София, 1997. №5557ter. P.XLIII-XLIV, 244.
87. Велков В., Домарадска Л. Котис I (383/2-359) и емпорион Пистирос в Тракия //Трако-гръцки търговски отношения (Емпорион Пистирос. Т. I). Пазарджик, 1995.
С. 75-87.
88. Например, в русском переводе М.Е.Сергеенко (Арриан. Поход Александра. М., «Миф», 1993. С. 50) содержится близкое по контексту - «горцев».
89. Mihailov G. IGBR. Vol. V. P. XLIV.
90. См., Домарадски М. Трако-гръцки търговски отношения. С. 81-82.
91. Димитров Д. П. За укрепените вили и резиденции у траките в предримската епоха //Изследвания в чест на акад. Д. Дечев. София, 1958. С. 690.
92. Там же. С. 683-702. Мне представляется, что у самих фракийцев являлось значимым понятие бхлз - с греч. «двор, зал», возможно, и «дворец». Болгарские преемники горных фракийских скотоводов кое-где сохранили это греческое по происхождению слово для обозначения своих хлевов - см., Вакарелски Хр. Етнография на България. София, 1974. С. 299-303. Открытие договора из Пистироса предполагает обозначение царской резиденции термином «эпаулион»?
S.M.KRYKIN
PROTOTOWN, PROTOSTATE, PROTOCIVILIZATION
The present entry is devoted to the determination of the historical place for the ancient community of the southern Thracians, who were the neighbours of the ancient Greeks. Odrysaen«power» united a considerable part of the inhabitants from the East Balkan Mountains falling under the influence of the historical examples of Achaemenid state (European satrapia Skudra) and Athenian Naval League. Yet, in contrast to agricultural civilizations under the high commodity production system (that is - placing emphasis on farming) the Thracians decided on the activities of the «prestige» economics. Their elite lived on at the expense of ordinary people, the headquarters of their rulers bore little resemblance to the city states. Greeks thought the Thracians to be the barbarians and it did not mean their language only. The comparison of the southern-Thracian state system with the Scythian and Huns' communities makes it obvious that all those tribes formed their own systems of the «complicated leadership» with the characteristic moral code. The Thracian community did not compete with the city state Greeks in economic development, but lived according to their own system of laws and rules.
М.С. ГАДЖИЕВ (Махачкала)
К ИЗУЧЕНИЮ ПРАВА КАВКАЗСКОЙ АЛБАНИИ
Право Кавказской Албании - древнейшего государственного образования на территории современных Азербайджана и Дагестана - не являлось еще предметом специального и всестороннего исследования. Хотя следует отметить, что определенное внимание этой проблеме было уделено известным албанистом Ф.Дж. Мамедовой, которая в своей монографии, посвященной характеристике общественного строя раннесредневековой Албании, отвела специальную главу Агуэнским кано-
