CC BY
46
С.М.КРЫКИН (Москва)
ОСНОВЫ ХОЗЯЙСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЮЖНЫХ ФРАКИЙЦЕВ
Вплоть до недавнего времени северных соседей античных эллинов — фракийцев стереотипно относили к числу земледельце-скотоводов, объединенных в территориальные общины под контролем родовой знати.1 Между тем утверждение, будто всякая цивилизация должна быть ориентирована прежде всего на развитие земледелия, восходит к тем же классическим грекам, и все отклонения от воспетого Гесиодом хозяйственного уклада и норм полисной организации объявлялись ими варварством.2 Как ни странно, в отечественной науке все отклонения подобного рода обычно объяснялись пережитками родового строя или даже первобытно-общинного, продолжавшего «разлагаться» даже в раннем железном веке. Следы пребывания греков и римлян на фракийских землях выглядят гораздо заметнее останков материальной культуры аборигенного населения, они и изучены намного лучше. Археологическая карта какого-нибудь болгарского округа3 среди нескольких десятков отмеченных по разбросам подъемного материала и невыразительных строительных остатков селищ доримского времени обычно выделяет несколько курганов, где в погребениях вождей обычно обнаруживаются образцы парадного вооружения и памятники торевтики религиозно-декоративного характера. И нередко затем следуют шаблонные рассуждения об угнетенной родовой верхушкой территориальной общине фракийских земледельцев. Сами болгарские археологи сетуют, что на распаханных полях почти невозможно выявить следы (даже не руины) южнофракийских селищ, некогда сооруженных из кольев и обмазанных глиной плетней,4 так как на случаи опасности на возвышениях строились цитадели-убежища, где обычно не жили и культурный слой практически отсутствует. С эпохи бронзы постройки с деревянными конструкциями и плетеными стенами соответствовали северобалканской технике строительства в отличие от южногреческой сырцовой (микенской), причем первой обычно сопутствовала лепная керамика, тогда как второй кружальная.5 Кстати, селище на холме Кас-танас у Солунского залива в нижнем течении Вардара (др. Аксия) считается крайним северным очагом проникновения микенской цивилизации на землях позднейших иллирийцев, определившихся здесь в раннем железном веке.6 Здесь в примерной зоне условного разграничения исторических иллирийцев, македонян и фракийцев осуществила раскопки германская экспедиция под руководством Б. Хензеля и выявила 28 слоев и 9 горизонтов от эпохи ранней бронзы до римского завоевания во II в. до н.э. Среди культивировавшихся земледельческих культур выявлены ячмень и два вида пшеницы (одно- и двузернянка), просо, а также виноград и инжир. Причем если в позднебронзовом веке пшеница превалировала над ячменем, что будто бы намекает на наличие торговли с микенским югом, то в раннем железном веке здесь безусловно превалировал ячмень, за ним следовали пшеница-однозернянка и просо.7 Что касается мясной пищи у обитателей селища Кастанас, то уже в эпохи ранней и средней бронзы до 80% составлял домашний скот, в позднебронзовую эпоху он почему-то резко измельчал (крупный рогатый скот до 110 см в холке, мелкий рогатый — лишь 50-55!). Переход к раннему железному веку наблюдался возврат к охоте (более 50% остеологических останков составили кости диких животных), в стаде поголовье быков и свиней превышало численность коз и овец. Постепенно домашние животные составили до 80% мясной пищи, причем явно превалировал крупный рогатый скот, коз и овец становилось все меньше. Издавна в очень малом числе разводились лошади и ослы. Среди промысловых животных кроме прочих лесных, луговых и полевых зафиксирован лев, крайне мало (0,1% от всех прочих костей) использовалась рыба.8
К сожалению, непосредственно из Фракии такими детальными материалами из раскопок никто не располагает, приходится корректировать прежде всего нарратив-
ные источники, использовать аналогии и предположения. Использую давние доводы известного болгарского археолога К. Жуглева, будто до появления римлян в глубине фракийских земель в последней трети I в. до н.э. местное население на плодородных землях успешно занималось земледелием и скотоводством, но вторжения извне и межплеменная рознь мешали развитию экономики и особенно торговому обмену.9 Римляне сочли необходимым в 17 г. н.э. оккупировать Нижнее Подунавье (Мезию), в 46 г. Одрисскую (внутреннюю, в основном горную) Фракию. Ситуация при этом коренным образом изменилась, а именно: «Наступили особенно благоприятные условия для восстановления и дальнейшего развития Мезии и Фракии. Теперь различные племена были подчинены префектам и стратегам, которые, обладая военной и административной властью в префектурах и стратегиях, зорко следили за всяким движением среди местного населения. Эта организация делала почти невозможным перемещение племен и создавала принудительные порядок и спокойствие в Мезии и Фракии. Вся страна была прочно охвачена римским провинциальным устройством, которое системно подавляло свободолюбивый дух фракийского населения и постепенно его направляло к производительному (курсив — К. Ж.) труду».10 К. Жуглев заметил самое важное по теме своего исследования: в орбиту античной цивилизации с ее рыночной экономикой и товарными производствами принудительно включили области с экономикой натуральной («домашним способом производства», по М. Салинзу). Так почему же фракийское сельское хозяйство, в отличие от горных11 и лесных промыслов, почти не обладало товарностью?
Многие болгарские специалисты сосредоточились на выводе, что на землях будущей Болгарии примерно к 3000 г. до н.э. (раннебронзовая эпоха) вследствие вырубки лесов и развития земледелия резко сокращается количество древесных видов. О выжигании лесов данных нет, хотя этому могла препятствовать их малая плотность. Для развития скотоводства и распашки оставались степные районы с характерной растительностью.12 Вероятно, по этой причине собиравший информацию по истории болгарского земледелия Ив. Венедиков13 заключил, что исторические фракийские племена не практиковали подсечно-огневое земледелие и перемещались активно в поисках новых участков под посевы. При этом Ив. Венедиков солидаризуется с выводами С. А. Семенова и Ю.А. Краснова о невозможности в древности в значительной части Европы до освоения железа питаться сугубо за счет земледелия. Примечательно, что именно С. А. Семенов14 заметил явное превосходство по урожайности делянок после подсеки и выжига (до десятка центнеров с гектара) по сравнению со стационарными участками, а также завидное устойчивое плодородие лесных подзолистых почв. В связи с этим требуется детальное рассмотрение скупой информации о возможностях земледелия у нескольких юго-восточных фракийских племен, контакты с которыми описал в последней книге «Анабасиса» Ксенофонт.
Около 480 г. до н.э. путем подчинения ряда соседних территорий одрисский правитель Терес зафиксировал рождение южнофракийского Одрисского царства (ТЬис. 2, 29).15 Тересу наследовали Спарадок и Ситалк, последний из них в 429 г. до н.э. осуществил сокрушительный поход на Македонию и Халкидику (ТЬис. 2, 96-101). После гибели Ситалка от рук трибаллов в 424 г. до н.э. произошел раздел царства, причем юго-восточные земли отошли Майсаду, внуку Тереса (Хеп. АпаЬ. 7. 2, 32), а его «сюзереном» являлся Медок. Майсад потерял свои владения при преемнике Ситалка — Севте I, однако его сын, будущий Севт II, вырос при Медоке и задумал при помощи взятого у Медока отряда (Хеп. АпаЬ. 7, 2, 33) попытаться подчинить себе прежних данников — финов, маландитов и транипсов. Для успеха дела Севт решил пригласить 6-тысячное наемное греческое войско во главе с Ксенофонтом, располагавшееся у Византия, и расплатиться с ними добычей после победы(Хеп. АпаЬ. 7, 2, 21-35). Былые владения Майсада находились в 8 днях пути от Мраморного моря и представляли собой восточнобалканские поля между Черным морем и низовьями Марицы и Тунджи. Майсад оказался изгнан оттуда за15 лет
до описанных событий. Севт с двухтысячным отрядом от Медока вернул себе часть владений отца близ Херсонеса Фракийского с крепостями у моря — Бисанте, Неон Тейхос и Ганос. Позднее собравшиеся у него фракийские воины даже превысили численностью силы греков (Хеп. АпаЬ. 7, 6. 15). Если взять за основу названный Ксенофонтом (АпаЬ. 7. 6. 15) суточный хлебный рацион наемника в 1100 г. зерна, то одни лишь греки нуждались в получении более 6 тонн зерна в день. О жителях Византия и его округи позднее Полибий (4, 45) заметил, что те владеют очень хорошей землей и после хорошей обработки получают изобильные и богатые плоды. Его информацию подтверждает Цицерон в своей речи против Пизона (1п Р1э. 35). Вместе с тем тот же Полибий (4, 38) отмечал нестабильность с урожаями зерновых: земли близ Понта то дают зерна, сколько нужно, то приходится его туда закупать из Греции.
Руководивший наемными греками Ксенофонт еще в Византии воспринял слова спартанского наварха Анаксибия, что во фракийских селах они найдут много ячменя, пшеницы и прочей еды. От земель Перинфа и Селимбрии в десятке километров от моря исчислялись 12 часов пути до фракийских сел. За месяц наемники съели у финов не менее 180 тонн зерна — согласно подсчету Ив. Венедикова, урожай со 180 гектаров посевных площадей, он исходил из урожайности порядка 10 ц с га,16с чем трудно согласиться. Почти в одно время с Ив. Венедиковым группа советских ученых по имитационному моделированию исторического процесса 17была обоснованно ориентирована на обычную урожайность зерновых в полисах — главных участниках Пелопоннесской войны в лучших случаях 6-8 ц с га. Ксенофонт (7, 5, 33-41) пришел к заключению, что ячменный хлеб служил основной пищей финов. Помимо земель финов наемники совершили поход на просоедов Салмидесса — в черноморскую низину у Странджи, где растили просо. По Геродоту (4, 93), там обитали племена скирмиадов и нипсеев, а Ксенофонт (АпаЬ. 7, 5, 12) назвал их мелинофагами (иросоедами) в честь их главной продовольственной культуры, столь не понравившейся грекам. Именно о них стратег рассказал о весьма своеобразном промысле — грабеже фракийцами остатков разбитых эллинских кораблей, для чего прибрежная территория делилась ими на участки. Показательны результаты походов наемников: вместо обещанных солидных вознаграждений отряд добыл от финов 1 тысячу рабов, 2 тысячи быков и 10 тысяч овец (Хеп. АпаЬ. 7, 3, 48), а по возвращении у Салмидесса Севт предложил для откупа взятых у просоедов 120 рабов, 600 быков и 4 тысячи овец. Греки столь легко добыли множество голов скота, поскольку скотные дворы оборудовались на зиму при домах. Лошадей греки у юго-восточных фракийцев не заметили. Когда потребовались подводы, то для 60-70 из них использовались быки и лишь для трех нашлись мулы.
Итак, царство Одрисов представляло собой объединение подвластных территорий, в котором цари раздавали во владение своим людям (Хеп. АпаЬ. 7, 7, 1-19). Ксенофонт вообще неоднократно (АпаЬ. 7, 2, 38; 7, 3, 13) упоминал древнюю фракийскую традицию давать жен и владения. Сами фракийские цари и их приближенные практиковали систему полюдья. Так, Атеней (12, 531-532) пишет о правителе Одрисов середины IV в. до н.э. Котисе III, который любил летом разъезжать по своим лесистым владениям, выбирая красивейшие места: «Он объезжал свою страну и там, где замечал места, тенистые и снабженные водой, сооружал постройки для пиров. И всякий раз, когда он вновь до них добирался, то приносил жертвы богам, общался со своими приближенными и чувствовал себя счастливым и довольным». Что и сколько мог получить фракийский царь от своих подданных в системе ранней государственности? Сохранился отрывок из Псевдо-Аристотеля (Рз.-Апэ!. Оесопот. 1351 А 18-32) о получении тем же Котисом III средств для содержания наемников: по совету Ификрата, он приказал всем ему подвластным общинникам засеять сверх обычного по три (по Полиену, даже по пять) медимнов зерна, чтобы собранное затем продать. По Цицерону, близ Леонтин одним медимном засевали один югер (примерно четверть гектара) пашни. Вспоминаются досолоновские аттические шее-
тидольники, разорявшиеся взысканием за долги шестой доли урожая при возможной урожайности там сам-четыре, то есть примерно 6,4 ц с га. Можно ли при таких поступках фракийского царя считать земледелие его подданных, иным как не экстенсивным? Что же творилось на плодородных землях нынешней Болгарии и соседних стран в древности, если Геродот (5, 6) заметил: «у фракийцев обрабатывать землю является самым непрестижным делом»? Геродот в своей пятой книге описывает обычаи многоженства у западных фракийцев и пеонов, о редком трудолюбии их женщин, о странных случаях продажи детей в рабство, покупке жен. Все эти странности на все лады воспроизводились в античной письменной традиции18, а налицо безотрадные свидетельства частого голода и явно подсобного женского труда при иной занятости большинства мужчин (скотоводческой, военной — служилой наемнической или грабительской, промысловой).
Описывая перипетии гражданских войн римлян в середине I в. до н.э., Аппиан (Bel. Civ. 4, 102) писал о ситуации на эгейском побережье близ устья Хеброса (нын. Марица) у Филипп: «Этот берег вопреки плодородию своих почв заселен не был, поскольку фракийцы не являлись мореплавателями и опасались сюда спускаться, опасаясь нападений с моря. Тогда халкидяне и прочие греки, будучи мореплавателями, его заселили и довели до расцвета развитием торговли и земледелия. Фракийцы тоже оказались довольными вследствие налаженного там обмена сезонными плодами, однако Филипп, сын Аминты, изгнал халкидян и других греков и теперь там уже ничего не видно кроме руин храмов». При этом следует добавить сведение Геродота (Hdt. 7, 24) о строительстве канала через Афон на месте зернового рынка, так как Халкидика ввозила хлеб из Малой Азии. Таким образом, признанными земледельцами фракийцы явно не считались.
Что касается сохранения зерна, то хотя традиция закладки в сосуды сложилась на фракийских землях с неолита, к YI-Y вв. до н.э. оформился тип долиев (римское соответствие греческим пифосам). Dolia закапывались во дворах и достигали 150, 200 и даже 300 л. К сожалению, при раскопках доримских объектов они относятся к числу редких находок. Атеней (4, 131а) доносит шуточное известие комедиографа Анаксандрида о приданом дочери фракийского царя Котиса III при женитьбе стратега Ификрата, где кроме белых коней и коз значится пифос с просом. Помимо долиев применялись скальные долбленые хранилища-сиросы. Помимо Анаксарида-Атенея их у фракийцев упоминали Демосфен и Варрон.19 Запасы продовольствия предусматривали нужды фракийских общин и обслуживание системы полюдья, к тому же только близость моря допускала возможность дешевого вывоза товарной массы, того же зерна. Конечно, некоторые реки Фракии позволяли использовать водный транспорт: так, Страбон (7, 48) пишет о судоходности Хеброса (нын. Мари-цы) до земель бессов; в древности Стримон (нын. Струма) в своем среднем течении на землях дентелетов достигал нескольких десятков метров и в римский период там строили солидные мосты.20 Для сплава леса это было удобно, но едва ли для перевозок чего-либо иного. Имелся конный транспорт, однако до римлян во Фракии не было оборудованных дорог, но и при них гужевая упряжь была столь примитивна, что не позволяла брать на телегу более 3 ц груза.21
Возможности фракийского земледелия в древности неизменно преувеличиваются вследствие невнимания к сведениям палеоклиматологии. В течение VIII-IV вв. до н.э. в Средиземноморье климат был гораздо прохладнее (в среднем порядка 3 градуса круглогодично) и влажнее нынешнего. Античная традиция информирует о довольно суровых зимах в YI-IY вв. до н.э. В период с конца IV до начала II вв. до н.э. температура стала повышаться, но не до уровня сегодняшнего времени, а вот влажность стала падать до уровня ниже нынешней. Сухая жара летом сочеталась в I в. до н.э. с зимними холодами, что породило большие трудности в ведении сельскохозяйственного производства.22 Именно в середине этого столетия Помпоний Мела (2,
2, 22) написал о Фракии: «Эта земля не благодатна ни своим климатом, ни почвами,
которые за исключением приморских частей неплодородны и холодны. Посеянные растения здесь всходят весьма плохо. Фруктовые деревья редки, гораздо чаще попадаются виноградники, однако их ягоды дозревают и доходят только тогда, когда виноградари покрывают ее листвой, чтобы спасти от холодов». Таким образом, фракийцы умели закапывать лозу на зиму в традиции италийского виноградарства в отличие греческих крестьян. Холода не были необычными для Фракии и раньше: так, когда отряд Ксенофонта (Anab. 7, 4, 3) во время зимнего похода снабжался вином у финов, то он замерзало прямо в таре. Похоже, условий для развития товарного земледелия не было из-за специфики климата и особенностей организации местного населения. Удивительным образом напрашиваются параллели с древнерусским обществом, длительное время развивавшим земледелие в лесной зоне,23 причем анализ географа В. А. Анучина убеждает в необязательности сочетания земледелия с оседлым образом жизни — это когда лесные промыслы преобладали по товарности над земледелием, обеспечивавшим элементарное пропитание и натуральный обмен с соседями. Трудно поверить, что товарное земледелие масштабно развилось на Руси лишь с XVI столетия с необходимым введением методов интенсивного хозяйствования (что, впрочем, не спасло во время природных невзгод в самом начале XVII века). Пресловутая устойчивость русской общины объясняется во многом природно-кли-матическими факторами, древней фракийской, видимо, тоже. Между тем, согласно сообщению Фукидида (2, 97, 3), одрисский царь Севт I определил в своей державе годовую сумму податей в 400 талантов (помимо подарков), а его предшественник, самый могущественный из Одрисов и будто бы собравший против македонян войско в 150 тысяч человек в 429 г. до н.э., якобы имел доходы, превышавшие 1 тысячу талантов (Diod. 12, 50-51). Конечно, у афинян средств тогда было существенно больше, однако известны источники этих доходов. Под контролем одрисских царей из греков поначалу оказались жители Абдер и Перинфа, позднее и западнопонтий-ских полисов, а в основном южнофракийские племена. Еще Геродот заметил особенности чуждого грекам менталитета: неуважение к ремеслам и вообще к ручному труду (Hdt. 2, 167, 1), скифский способ жить за счет скотоводства (Hdt. 4, 46, 2) и т. п. Конкретно о фракийцах — вместо обработки земли лучше воевать и грабить (Hdt.
5, 6, 2). Это напоминает установки кочевых скотоводов, у которых для выпаса скота иногда хватало 4-5% рабочих рук и почти вся мужская часть общества являлась воинами.24 Склонность фракийцев к разбою была почти пословичной,25 к концу римской эпохи за фракийцами (бессами) осталась лишь слава рудознатцев. Когда готы и прочие пришельцы из варварских степей истерзали своими нашествиями земли Нижнего Подунавья, налаженное было римлянами товарное земледелие оказалось в глубочайшем кризисе и пришельцам-готам пришлось вернуться к практиковавшемуся здесь доримским фракийским населением скотоводству: Иордан (Get. 265-267) пишет о стадах разных животных, пастбищах и лесах для снабжения дровами; о слабом плодородии земли, хоть и дававшей пшеницу и другие зерновые; о замене вина молоком при практически исчезнувшем виноградарстве.
Собранные материалы о фракийском сельском хозяйстве убеждают в том, что фракийским племенам не представлялось возможным экономически состязаться с античным эллинским миром. Собственность на пахотную землю не могла иметь такой значимости для фракийца, как для полисного грека. И земля эта не могла доставить крестьянину необходимой экономической независимости и даже просто весомой значимости, чтобы претендовать на подобие политических прав в системе самоуправления. Голод, разбой или престижная наемная служба, тяжелый труд женщин и вынужденная продажа детей в рабство -элементы и детали жизни фракийцев, немыслимые для нормальных полисных греков. Почти экстремальные условия существования формировали особый «героический» тип людей, сравнительно мало дороживших своей жизнью и с трудом подчинявшихся организации. Эти неприхотливые превосходные воины напоминали средневековых шотландцев и, как и
те, были исторически обречены покориться перед лицом гораздо более многочисленных, лучше обученных и снаряженных противников и стать позднее гвардией этих бывших врагов. Как этнокультурная общность фракийцы исчезли со страниц истории на руинах Римской империи, но во Фракию пришли другие народы и стали вынуждены во многом вести тот же образ жизни, какой и доримские аборигены Балкан, являя собой тот же хозяйственно-культурный тип (ХКТ).
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. Златковская Т. Д. Возникновение государства у фракийцев. М., 1971. С. 30 и сл.
2. Babiu S. Written Sources in the Study of the Balkan Iron Age — Methodological Aspects //Старинар. XLIII/XLIV. 1992/1993. Београд, 1994. P. 125-128.
3. См., например: Бобчева Л. Археологическа карта на Толбухински окръг. София, б. д.; Дремсизова-Нелчинова Цв., Слокоска Л. Археологически паметници от Кюстендилски окръг. София, 1978.
4. Топалов С. Одриското царство от края на V до средата на IV в. пр. н. е. Приноси к проучване на монетосеченето и историята му. София. 1994. С. 30.
5. Joeanoeuh Б. Рец.: Bernhard Hansel. Kastanas. Ausgrabungen in einem Siedlungshugel der Bronze und Eisenzeit Makedoniens 1975-1979 //Старинар. XLII.1991. Београд, 1993. С. 199-200.
6. Там же. С. 198.
7. Bacuh Р. Рец.: Helmut Kroll. Die Pflanzenfunde. Kastanas //Старинар. XXXVI. 1985. Београд, 1985. С. 242.
8. ЛазиН М. Рец.: Cornelia Becker. Kastanas. Die Tierknochenfunde //Старинар. XXXVIII, 1987. Београд, 1988. С. 135-136.
9. Жуглев К. Ис. Икономическото положение в Тракия и Мизия и търговските им отношения с Италия през I II в. от н. е. //Годишник на Софийския университет. Философ-ско-исторически факултет (ГСУФИФ). Т. LIX. Кн. 3. 1965. София, 1966. С. 189-305, конкретно см. С. 196 сл.
10. Там же. С. 212.
11. Если в знаменитых Пангейских рудниках фракийцы-эдоны добывали золота до 80 талантов в год, а Филипп II сумел наладить получение оттуда до 1 тысячи талантов, то рассуждать о высокой товарности даже этого самого доходного промысла для фракийских племен весьма проблематично.
12. См.: История на Добруджа. Т. I. София, 1984. С. 19.
13. Развитие на земеделието по българските земи. София, 1981.
14. См.: Семенов С. А. Происхождение земледелия. JL, 1974.
15. См.: Неделчев Н. Създаването на държавата на Одрисите //Античный мир. Византия. Харьков, 1997. С. 147-154.
16. Развитие на земеделието...С. 54. Расчеты средней урожайности в Северном Причерноморье (см.: Николаенко Г. М., Марченко Л. В. Антропогенное воздействие на природу в регионе Юго-Западного Крыма в IV—III вв. до н.э. //Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев, 1994. С. 32) до 22 ц с га карликовой пшеницы, 20 ц — однозернянки и 17 ц — двузернянки (полбы) напоминают возможности выращивания знаменитой пшеницы Безостой на экспериментальных делянках в подмосковном Одинцово с результатами до 100 ц с га, тогда как средняя урожайность в Подмосковье не превышает 18 ц с га.
17. См.: Гусейнова А. С. , Павловский Ю. Н., Устинов В. А. Опыт имитационного моделирования исторического процесса. М., 1984.
18. См.: Развитие на земеделието... С. 45-52.
19. Там же. С. 89-90.
20. См.: Винокуров Н.И., Крыкин С. М. К вопросу о фракийском виноделии в первые века н.э. //Этнографическое обозрение. 1999. №6. С. 57-68. Важным моментом в данной статье является развенчание мифического представления о широком развитии на фракийских землях виноградарства и виноделия в древности вообще, не исключая и римскую эпоху. На некоторых латифундиях, включая частично раскопанную нами, такие попытки были предприняты и даже масштабные, но, похоже, без большого успеха.
21. Развитие на земеделието... С. 113-118.
22. Подгородецкий П. Д. Природа Западного Крыма в античную эпоху //Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев, 1994. С. 17 и сл.
23. См.: Анучин В. А. Географический фактор в развитии общества. М., 1982. С. 159 и сл.
24. См.: Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Ч. 2. М., 1991. С. 304.
25. О кровожадности одрисов вспоминал даже Аммиан Марцеллин (27, 4, 8-9).
S.M.Krykin
FUNDAMENTALS OF SOUTHERN THRACIANS’ ECONOMIC ACTIVITIES
The author has gathered information concernin Thracian agriculture which proves that Thracian tribes could not economically complete with the ancient Hellenistic world. Famine, robbery, hired service, women’s hard labour and the forced sale of children into slavery are elements of the Thracians’ life. These conditions generated the type of people who set no great store by their lives and could hardly submit to any organizing factors.
О. В. КРЫКИНА (Москва)
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ ДРЕВНЕЙ МАКЕДОНИИ ПО ДАННЫМ НЕКРОПОЛЕЙ РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА
Погребальный обряд, как правило, дает нам комплексную информацию об обществе, и часто невозможна однозначная интерпретация того или иного факта или признака; это касается и возможных отражений в обряде социальной стратификации общества и его властных структур. Исследователи, однако, не оставляют попыток сформулировать набор более или менее инвариантных признаков социальной стратификации в обряде.
По Л. Бинфорду, для выявления следов социальной стратификации в погребальном обряде особое значение имеют такие признаки, как количество погребального инвентаря (в большей мере, нежели его характер), сравнительное положение погребений в пространстве, пышность и сложность погребальной архитектуры, объем трудозатрат на совершение погребения.1 Дж. Браун формулирует три основных параметра исследования погребального обряда, значимых для установления фактов социального ранжирования. Первое: количество энергии, затраченное на отправление обряда. Второе: наличие определенных артефактов или атрибутов, символизирующих «авторитетное» положение в обществе некоторых погребенных, либо фактов половозрастного ранжирования. Третье: наличие отклонений в демографической структуре погребального комплекса от предполагаемой нормальной структуры популяции.2 Дж. Тэйнтер конкретизирует категорию количества затраченной энергии в следующих позициях: степень сложности способов обращения с телом умершего, локализация и конструкция вместилища для тела, продолжительность отправления погребального обряда.3 Представление о том, что объективным археологическим критерием социального статуса погребенного является количество труда, затраченного на совершение погребального обряда, включая сопроводительный инвен-
