CC BY
15
по заполнению смысложизненного вакуума в обретении ответа на вопрос: "зачем я здесь и сейчас"? Обладая чем-либо или кем-либо, человек надеется, что таким образом он может подчинить себе окружающий мир, а расставляя маркеры в нем, он создает иллюзию упорядочения этого мира и его понимания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Эпштейн М. Тело на перекрестке времен. К философии осязания // Вопросы философии. 2005. № 8. С. 73.
2. Зонтаг С. Мысль как страсть. М.: Русское феноменологическое общество, 1997. 205 с.
3. Лангрет Р. Ген недоверия // Forbes. 2006. № 3. С. 104-105.
12 октября 2009 г.
ББК 87.6
ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ И ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ ОБРАЗЦОВ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ КАК ОДИН ИЗ ИСТОЧНИКОВ ДЕВИАЦИИ РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Тема социальных норм и передачи их в качестве образцов из поколения в поколение существовала уже в античности и прошла сквозной темой через всю историю человечества. Так, уже у Платона и Аристотеля мы можем найти философские рассуждения на эту тему, причем и Платон, и Аристотель настаивают на неизменности норм, что подразумевает выработку эффективного механизма передачи их молодым поколениям, чтобы даже в том, "что считается мелочами, они нашли нормы поведения" [1]. Только следуя нормам поведения, согласно Аристотелю, можно стать полноправным членом общества: "...гражданином оказывается тот, кто способен и желает подчиняться и властвовать, имея в виду жизнь, согласную с требованиями добродетели" [2].
В классической традиции тема нормы социального поведения была поставлена Э. Дюркгеймом и Р. Мертоном [3, 4].
В современной российской социальной философии проблема поколений и преемственности норм разрабатывается в связи с такими социальными феноменами, как массовая культура - А.В. Костина [5], П.И. Ку-конков [6]; глобализация - В.Г. Федотова [7]; трансформации российского общества -ЮР. Хайруллина [8]. Основными темами исследований стали анализ соотношения ценностей и норм поведения, а также роли и функций государства в устранении девиации.
В. Б. Морозова
Несмотря на то, что проблема отклоняющегося поведения молодого поколения была свойственна обществу всегда, она не была четко эксплицирована, до сих пор не разработан понятийный аппарат, позволяющий отчетливо понимать процессы социальных отклонений. Кроме того, большинство исследований молодежной девиации опирается на социологическую методологию и локализует проблемные участки, оставляя за рамками целостность происходящих процессов, которые связаны с формированием феномена относительности социальных норм, выявляемого лишь через социальную рефлексию.
В частности, недостаточно разработана тема степени участия государства в процессе передачи норм между поколениями. Требует особого внимания и момент относительности культурных норм, благодаря которому молодежную среду все шире захватывает социальный феномен тотального конформизма [5, с. 43-45]. Конечно, ни один из упомянутых аспектов современного социального бытия не является изолированным процессом. Так, циркуляция массовой культуры в обществе связана с изменением культуры восприятия искусства, а глобализация - с изменением мировоззрения и способов мышления большинства населения Земли.
Цель данной статьи - раскрыть содержание отношений между общепринятыми образцами поведения и формированием молодого поколения как представителя культуры, как
Морозова Вера Борисовна - аспирант кафедры философии Донского государственного технического университета, 344010, г. Ростов-на-Дону, пл. Гагарина, 1, т. 8(863)2738346.
Morozova Vera - the post-graduate student of Philosophy Department in the Donskoy State Technical University, 1 Gagarin Square, Rostov-on-Don, 344010, ph + 7(863)2738346.
носителя и транслятора культурных образцов поведения. Попытаемся провести анализ вопроса о возможных способах формирования личностной установки поведения и о возникновении социально-психологических личностных конфликтов в процессе интериоризации общепринятых норм поведения. Реализация этой цели поможет нам глубже понять причины сегодняшней социальной апатии молодежи и, возможно, покажет пути выхода из той кризисной ситуации тотального конформизма, в которую попали многие современные развитые демократические общества.
Сначала следует устранить существующие разночтения понятия "норма поведения". Согласно "Философской энциклопедии", "нормы социальные - это исторически сложившиеся или установленные каким-либо образом стандарты деятельности, соблюдение которых выступает для индивида и группы необходимым условием их подчинения определенному социальному целому" [9].
Итак, в социальных науках нормой называется признанная большинством того или иного общества форма поведения. Причем существуют нормы, призванные регулировать поведение населения в целом, и нормы поведения отдельных групп населения, также поддерживаемые основной массой населения, как адекватные социальному положению этих групп. Таковы нормы поведения властной элиты, творческой интеллигенции, молодежи, различных профессиональных групп и т.д.
Социальные группы или субкультуры предписывают своим членам поведение, отличающееся по выражению (часто внешнему) от общепринятого в обществе. При описании норм таких групп надо учитывать тот факт, что основной целью группы в любом обществе является стремление к самосохранению, которое обеспечивается учетом рамок дозволенных доминантным обществом отклонений от официальных норм.
Следовательно, основой образования новых норм субкультур или социальных групп всегда будет нормативное поле доминантного общества. Факт коренного отличия (выход за пределы одобряемых отклонений) норм между порождающим обществом и социальной группой или субкультурой неизбежно приводит к социальному конфликту. Поэтому социальные группы, ориентированные на длительное существование, порождая свои нормы, учитывают факт возможных санкций со стороны
доминантного общества. И, несмотря на то, что нормы групп являются протестом (скрытым или безмолвным) против официальных норм, все же при их образовании используются определенные рамки одобренных отклонений от них.
Тема самым говорить о неких принципиально новых, вновь созданных нормах в ситуациях возникновения субкультур или временных социальных групп будет неверно. Их просто не может быть, так как доминантная культура обладает несравненно большими ресурсами для подавления неугодных ей социальных образований, чем вновь образованная группа. И значит, любое социальное образование есть прямое порождение доминантной культуры. А следовательно, причины возникновения любой социальной группы нужно искать не в ней самой, а в нормативном поле доминантного общества.
Существенной характеристикой социальных норм является способ воспроизводства "новых" образцов поведения, поскольку именно он определяет длительность существования целого общества. Но если воспроизводством норм определяется время жизни общества, то не существуют ли "вечных" способов трансляции культуры, выяснив которые однажды, можно затем постоянно применять их на практике?
В таком случае возникает вопрос о степени влияния нормы на социальное бытие, имеющей два полюса - относительность и абсолютность. Существует ли норма абсолютная и норма относительная и каков баланс относительного и абсолютного в действительной социальной норме? Постараемся раскрыть содержание социально-философской категории "норма" с помощью категорий относительного и абсолютного.
Относительность нормы определяется, во-первых, субъективностью ее интерпретации и, во-вторых, абстрактной природой концепта "норма". Если в области практической жизни мы всегда можем указать на полезное и вредное, то в области этики нет подобного по силе метода верифицирования императива. Норма скорее относится к фактам, как хорошие дороги к транспортным потокам: удобнее и экономнее ездить по широким и ровным автобанам, но почему-то многие автолюбители объезжают транспортные магистрали по объездным дорогам.
Относительность нормы подтверждается еще и тем фактом, что в современном
обществе открытого типа реально одновременно функционирует множество нормативных образцов поведения и мировоззрения, которые зачастую ведут молодых людей к конфликту мировоззрений. Отсутствие магистрального традиционного образца поведения ведет к глубинному постижению факта относительности социальной нормы общественных отношений - к осознанию относительности норм, и провоцирует попытку поиска некой устойчивой парадигмы мировоззрения.
Такого рода поиски стержневой парадигмы социального поведения свойственны человеку, как социальному существу. Э. Фромм считает, что самым распространенным способом "бегства от свободы" является автоматизирующий конформизм, как механизм, позволяющий человеку, даже за счет отказа от собственной идентичности, найти в обществе пути удовлетворения своей потребности в защищенности, преданности и принадлежности. Э. Фромм писал, что «.индивид перестает быть собой; он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть. Исчезает различие между собственным "я" и окружающим миром, а вместе с тем и осознанный страх перед одиночеством и бессилием. Отказавшись от собственного "я" и превратившись в робота, подобного миллионам других таких же роботов, человек уже не ощущает одиночества и тревоги. Однако за это приходится платить утратой личности» [10, с. 158-159].
Но, согласно Фромму, если нормальная человеческая потребность в общении искажается, то это способствует исходу молодого поколения в девиантные формы поведения, так как длящийся социокультурный хаос и конфликт мировоззрений приводит к формированию фрустрации, т.е. "общей скованности, препятствующей спонтанному развитию человека и проявлению всех его чувственных, эмоциональных, и интеллектуальных возможностей" [10, с. 157].
В этом случае напрашивается вывод об абсолютности нормы, регулирующей поведение человека через установку жестких санкций, карающих субъекта за несоответствие образцам. Но если норма становится императивом, т.е. абсолютом для данного общества, то в ее абсолютности кроется опасность бегства от свободы в формальное соблюдение
правил, в бихевиоральный формализм. Норма становится той субстанцией, которая обеспечивает питательной средой тоталитарные силы общества. Однако заметим, что абсолютность нормы, или ее конвенциональность, на деле оборачивается одними и теми же следствиями, а именно, приводит к накоплению социальной энтропии. В любом случае, абсолютность нормы, т.е. ее непреложный характер, возможен только в условиях закрытого общества, тогда как проблемы современности должны учитывать необходимость открытости общественных отношений.
Еще одной особенностью социальной нормы является ее способ влияния на реальные действия. Дело в том, что векторы сил общественных норм направлены не из прошлого в настоящее, а из будущего в настоящее. Норма регулирует общественные отношения, основываясь на принципе, который диктует реальность последствий нереальных ситуаций. То есть, если люди определяют ситуации как реальные, они реальны по своим последствиям.
Действительно, в социально-философской перспективе оказывается, что норма не оказывает никакого прямого причинного действия на человека или социальную группу. Ее прерогатива - определять будущность взаимоотношений с помощью субъективно принимаемых уложений конкретного поведения. В данном случае в область социальной нормы вторгается психология, как личностная, так и когнитивная.
Из краткого социально-философского анализа понятия "норма" становится ясной иллюзорность ее кажущейся смысловой очевидности. Поэтому к социально-философским задачам добавляется задача уточнения значений и наполнения реальным содержанием категорий социальных наук, в том числе и своих собственных категорий, таких как понятие "культурная норма".
Чтобы показать применимость социально-философского анализа к действительности, необходимо проследить становление категории "норма" на примере возникновения и существования социальных субкультур.
Субкультуры всегда являются порождением доминантной культуры. Они выходят из порождающих культур (время их существования вне доминирующей культуры определяется способами преемственности субкультурных норм) и неизбежно интегрируются в
породившую их культуру. Если говорить языком Витгенштейна, субкультуры образуются в рамках "семейного сходства" в доминантной культуре, которая "позволила" им создать свой собственный язык и в свою очередь наделила его общезначимостью [11]. Можно отметить одну закономерность: до тех пор, пока основная культура будет способна интегрировать субкультуры в основное культурное русло, она будет гарантированно существовать и развиваться.
Но тот же самый процесс интеграции субкультур в материнскую культуру имеет оборотную сторону. Как подтверждают наблюдения за современным обществом, культурная интеграция порождает конформизм, который формирует и развивает универсальную способность доминирующей культуры ассимилировать "языки субкультур" через обесценивание их социально-политической напряженности и перевод злободневности социальных проблем на уровень карнавальной культуры.
Именно благодаря уникальной способности доминирующей культуры превращать свои слабые стороны в демагогию или преломлять их для массового сознания через призму "карнавала", мы получили сегодня ситуацию тотального конформизма. Такое состояние объясняется еще и массовым минимализмом. В ситуации пропаганды свободы всеобщего обогащения в обществе возникла огромная доля населения, которых устраивает существующее положение вещей. Современному человеку нет необходимости творчески подходить к действительности, так как для минимального обеспечения потребностей достаточно лишь формального проявления социальной активности и знания своих конституционных прав.
Именно такое конформистское поведение, а отнюдь не наращивание субкультурной конфронтации, способствует накоплению социальной и психической энтропии в современном мире. Этому содействует и неопределенность социального контроля, объясняемого той же относительностью нормативных образцов.
Здесь будет уместным вспомнить точку зрения Р. Мертона, согласно которому основная причина социальных противоречий сокрыта в различии между принятыми человеком нормами (в процессе социализации) и социальными целями, фактическое
достижение которых требует актуализации норм, совершенно противоположных декларируемым социальным нормам [4, с. 105].
В России сложилась ситуация "по Мер-тону": государство поддерживает стремления граждан к обогащению, но не обеспечивает их легальными инструментами (нравственными и правовыми) достижения этой цели. Как следствие, граждане вынуждены, достигая пропагандируемой цели, пользоваться неприемлемыми, с точки зрения общественной морали, а часто и закона, средствами.
Однако на пути достижения цели конфликт между целями и средствами не заканчивается. Необходимо принять во внимание, что подобное поведение очень внимательно отслеживается подрастающим поколением, которое принимает в качестве нормы само расхождение между официально принятой в обществе моралью (демонстративная мораль) и реальными средствами достижения цели. Поэтому относительность морали становится уже не единичным прецедентом, а инструментом достижения цели. Со временем подобного рода инструменты достижения целей становятся нормативным образцом поведения большинства и формируют уже упоминаемый нами тотальный конформизм.
В связи с обострившимися противоречиями между демонстративным и реальным поведением, к концу XX в. стали заметными тенденции, связанные с тем, что даже в странах с традиционной демократией государство увеличивает уровень своего вмешательства в решение проблем общества вплоть до частных проблем отдельных лиц. Общественная мораль перестает быть непосредственным регулятором частной жизни гражданина. В результате сегодня гражданин все в большей степени нуждается в ежедневном воспроизведении своих отношений с государством. Индивид в конце XX столетия стал более зависим от своего государства, которому он делегирует полномочия по защите от экологических, военных, финансовых и т.п. катастроф. Эта зависимость выражается в усиливающемся социальном перераспределении благ, обязательности образования, в медицинском обслуживании, охране и т.д.
Чтобы глубже постичь степень влияния на социальное бытие важнейших поведенческих установок, выражающихся часто через конфликт мировоззрения, обратимся к проведенным исследованиям социализации
молодежи, а именно к наблюдениям за поведением студентов в вузах [12].
Функционирование института высшего образования может послужить наглядным примером аномии и латентной конфронтации поколений, заключающейся в постоянном (часто скрытом, а иногда и явном) негативном отношении преподавательского состава к студентам, и наоборот. Подобного рода противостояния вытекают из принципиальной невозможности взаимопонимания студентов и преподавателей по основным вопросам обучения и обостряется не только резким различием их социального статуса, но и отличающейся субъективной оценкой понятия "статус", которое вмещает в себя кроме непосредственного положения в социальной иерархии еще и материальное благосостояние.
Современный студент не видит действительную ценность образования, поскольку ценности обогащения и личностного преуспевания, культивируемые в нашем обществе, зачастую вступают в конфликт с императивами образованности и высокой культуры, не имеющими подкрепления в форме практической выгоды.
Со стороны профессорско-преподавательского состава отношения обострены тем же самым социальным конфликтом ценностей. Как оказалось, преобладание ценностей обогащения перед значением профессионализма и преданности творчеству достаточно серьезно ослабило как научный, так и преподавательский потенциал высшей школы. Советский социолог, эмигрировавший в США в середине 70-х годов, В.Э. Шляпентох в своем интервью коллеге Б.Д. Докторову говорит, что "мягкий тоталитаризм... был более полезен для каких-то видов интеллектуальной деятельности, чем оба постсоветских режима. И дело, конечно, сводится к важнейшему вопросу о том, что вреднее, особенно в российских условиях, для творчества, для науки и искусства: зависимость от власти или от денег, беспокойство о выживании, даже физическом, или страсть к обогащению" [13, с. 610-611].
Выводом из исследований процессов, происходящих при социализации современной российской молодежи, послужит утверждение о том, что "в условиях крайне негативной социальной среды, при отсутствии официально декларируемых норм поведения и допустимых способов достижения личностью своих целей, санкций за их нарушение, одним словом, при
отсутствии социального контроля, адаптация приводит к подчинению личности среде, пассивному восприятию ею действительности, к уходу от жизни как следствие неприятия этой действительности или разного рода видам отклоняющегося поведения" [12, с. 34].
Такое состояние дел в России вполне правомерно связать с началом экономических изменений в нашем обществе, переходом от плановой экономики к рыночным отношениям. Как известно, любые изменения несут в себе как положительные, так и негативные стороны. И негативной стороной изменений в нашей стране в 90-е годы является перенос экономических отношений из сферы рыночной экономики в социальную область. Экономический принцип рыночной экономики "1е1 11 Ье" (пусть идет, как идет) оказался автоматически перенесенным в социальную сферу и привел к отказу общества от выполнения своей воспитательной функции, что оказалось чревато состоянием аномии в среде молодежи.
Но сам конфликт оказывается значительно глубже, чем его конституируют непосредственные социальные детерминанты. В современной социальной философии все четче раздаются голоса о необходимости аксиологической оценки социального конфликта, а также анализа его когнитивной составляющей. Дело здесь в том, что сам по себе конфликт мировоззрений не имеет того значения, которое имеет факт перехода от конфликтной ситуации к собственно конфликту идей через осознание противоречия самими субъектами отношений, т.е. "конфликт выступает как осознанное противоречие" [6, с. 24].
Глубина социально-философского анализа на деле сталкивается со своим действительным противоречием: поверхностным отношением современного человека к своей и чужой жизни. Инструментальное отношение к своей жизни преломляется через такое же взаимоотношение с другими людьми.
В сложных условиях модернизации процесс нравственной ресоциализации личности в российском обществе протекает в сложных, подчас необъяснимых социально-политических и экономических условиях. Разрушаются прежние нормы, человек, особенно молодой (психологически именно молодежь ориентирована на интериоризацию социальных норм), оказывается в ситуации аномии, один на один с социальной неопределенностью. Если и далее будет оказываться
на молодежь такое негативное воздействие со стороны социальных процессов (внезапный переход к рыночной экономике, изменение советской идеологии на идеологию бывшего "врага", т.е. США, и т.п.), то основная часть ее населения станет люмпенами, т.е. гражданами, лишенными каких-либо социальных перспектив. А по оценке некоторых экспертов, таковыми являются уже около 20 % городского населения России [13, с. 208].
Безусловно, в данном случае требуется более глубокий анализ, который включает в себя как методы социологии, так и методы социальной философии. Кроме того, по всей видимости, назрела необходимость формирования новых аксиологических и этических категорий, способных к сплочению вокруг себя большинства молодежи, готовой к активному и позитивному изменению общества.
Итак, противоречивость и относительность социальных норм, как мы показали, определяют сложность выбора стратегии индивидуального поведения молодежи и формируют ситуации социальной аномии и тотального конформизма. В современном обществе открытого типа подобный вывод означает следующее:
- Если в процессах возникновения субкультур 60-х и 70-х годов XX в. наблюдалось противостояние с официально принятыми нормами, и способы воспроизводства субкультурных норм были демонстрацией несогласия представителей молодежных субкультур с доминирующей культурой, то социальная жизнь молодых людей в современном мире "обеспеченного прожиточного минимума" стала лишь конформно организованным существованием гражданина "вне социума", т.е. вне активности, направленной на улучшение общества. Тотальный конформизм большинства молодежи является своеобразной девиацией, полярной активным формам девиантного поведения.
- Относительность социальных норм служит источником формирования девиант-ного характера поведения молодежи. Сложность ситуации заключена в том, что устранить факт относительности норм в обществе невозможно, так как примеры подобных попыток демонстрируют нам, что установление абсолютных норм поведения возможно только в закрытых обществах, возникающих при тоталитарном политическом строе общества.
- Причины отклоняющегося поведения необходимо искать не в психике субъектов, а в социальных нормах доминантной культуры, как порождающей нормы субкультур.
- Сложившаяся ситуация тотального конформизма может повлечь за собой взрывную политизацию общества, поскольку существует реальная опасность превращения равнодушия масс в политический бунт; иными словами, переход из ситуации безразличия чреват обратной реакцией: бурным ростом самосознания, как уже было в России в конце XIX - начале XX в.
- В современном мире существует действительная необходимость формирования новых аксиологических и этических категорий, способных удержать на себе внимание поколе -ния, выросшего на постулате об относительности этических норм и тем самым устранить эффект относительности, подразумевающий конфликт между целями и средствами их достижения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Платон. Государство // Соч.: В 3 т. Т. 3. Ч. 1. / Пер. с древнегреч.; Под общ. ред. А.Ф. Лосева и
B.Ф. Асмуса. М.: Мысль, 1971. 687 с. С. 213.
2. Аристотель. Политика // Соч.: В 4 т. Т. 4. / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А.И. Доватура. М.: Мысль, 1984. 830 с. С. 471.
3. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд / Под ред. В.А. Базарова. М.: Мысль, 1994. 399 с.
4. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. 1992. № 3.
C. 104-114; № 4. С. 91-97.
5. Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. 2-е изд. М.: Еди-ториал УРСС, 2005. 352 с.
6. Куконков П.И. Социальная напряженность как этап в процессе развития конфликта // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 9. М.: Изд-во МГУ, 1995. С. 8-22.
7. Федотова В.Г. Хорошее общество. М.: Прогресс-Традиция, 2005. 544 с. С. 253-275.
8. Хайруллина Ю.Р. Социализация личности в условиях трансформации российского общества. Казань: ИСЭПН АНТ, 1998. 370 с.
9. Философская энциклопедия: В 9 т. Т. 4 / Гл. ред. Ф.В. Константинов. М.: Сов. энцикл., 1967. 592 с. С. 98.
10. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1992. 256 с.
11. Витгенштейн Л. Философские исследования // Языки как образ мира. М.: АСТ; М.; СПб.: Terra Fantastica, 2003. 568 с. С. 266.
12. Сергеев В.К. Молодежь и город: лицом к лицу 13. Шляпентох В.Э. Проблемы качества социоло-(Молодежная культура мегаполиса в условиях со- гической информации: достоверность, репрезента-циальных трансформаций). М.: РИЦ ИСПИ РАН, тивность, прогностический потенциал. М.: ЦСП, 2002. 552 с. 2006. 664 с.
2 ноября 2009 г.
ББК 63.3 (5Я)
НАЧАЛО СБЛИЖЕНИЯ ДВУХ ОКРАИН ЕВРАЗИИ (великие географические открытия и Япония)
Н.А.
Япония и Западная Европа принадлежат к различным цивилизациям и разделены тысячекилометровыми расстояниями. Однако они развивались в течение столетий по сходной схеме и потому вступили в XX в. в единое сообщество высокоразвитых государств. Эти два мира встретились в эпоху великих географических открытий. На страницах, главным образом, публицистических и научно-популярных работ, но иногда и в исторических трудах все еще встречается мнение об особой миссии стран Запада в мировой истории. Согласно таким взглядам, в эпоху великих географических открытий передовая Европа приступила к освоению мирового пространства, занятого стагнирующими обществами. Будто бы имевшие подавляющее превосходство европейцы могли диктовать свою волю аборигенному населению в любой точке земного шара. Некоторые западноевропейские авторы до сих пор склонны рассматривать собственную цивилизацию как некую вечную и неизменную субстанцию, с древности обладающую постоянным величием.
Эта европоцентристская концепция распространялась и на Японию, а в Россию проникла путем перевода сочинений западноевропейских авторов. В советскую эпоху она видоизменилась, но не исчезла в связи с осуждением официальной идеологии западного колониализма. К примеру, миссионеры "прокладывали дорогу для португальских конквистадоров, стремившихся превратить Японию в колонию Португалии" [1]; "Самоизоляция Японии имела также целью оградить себя таким путем от захватнических устремлений европейских государств, в первую очередь,
Португалии и особенно Испании" [2]. К сожалению, подобный взгляд не изжит и в современной России. О чем же свидетельствуют реальные факты?
Эпоха великих географических открытий, несомненно, один из поворотных пунктов в истории человечества. Она заложила основы процесса глобализации и оказала значительное влияние на формирование основ современного мира. В этот период происходило установление стабильных связей между различными частями света. Инициатива в исследовании неведомых земель исходила от стран Западной Европы. Возможным же это явление стало вследствие прогресса в западных науках. "Нечто действительно новое, принципиально совершенно иное, не допускающее никакого сравнения с тем, что существует в Азии, специфически самобытное, чуждое даже грекам, являют собой только современные европейская наука и техника. приблизительно до 1500 г. н.э. сходство между Азией и Европой еще довольно сильно, только в последние столетия различие достигло столь значительной степени" [3, с. 99].
На доиндустриальной стадии развития человечества огромную роль в его судьбах играли природные условия. Существенное значение они имели и в жизни японского народа. По мнению крупнейшего американского японоведа Э.О. Рейшауэра, "... географическим фактором огромнейшего значения, придавшим очертания истории Японии, был фактор изоляции, Япония - часть китайской зоны цивилизации. Эта зона в Восточной Азии концентрируется вокруг Китая... Китайская сфера цивилизации в наибольшей степени изолирована от крупных сфер ранних
Ерохин Николай Андреевич - соискатель ученой степени кандидата исторических наук Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 105, e-mail: oldrostov@yandex.ru, т. 8(863)2659595.
Yerohin Nikolai - competitor for a degree of History Department in the Southern Federal University, 105 Bolshaya Sadovaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: oldrostov@yandex.ru, ph. +7(863)2659595.
