CC BY
23
Е.А. Селивановой, эмотивность (как текстово-дискурсивная подкатегория) «характеризуется эмотивной направленностью авторских стратегий, отображающейся во встроенной эмоциогенной программе воздействия на читателя, слушателя; эмотив-ностыо текста и его компонентов, а также эмотивной настроенностью интерпретатора. Эффективность эмоциогенной программы адресованности выражается в эмоциональной гармонизации сознания адресата» [Селиванова 2002: 214]. Все это позволяет считать эмотивность, наряду с аксиологичностью, «универсальной» составляющей информационного пространства любого дискурса, в том числе, и институционального.
Литература
1. Астафурова Т.Н. Когнитивно-коммуникативный аспект стратегии // Лингвистические явления в системе языка и в тексте: Сб. науч. тр. Волгоград: Изд-во Волгоград. гос. ун-та, 1997. Вып. 1.
2. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. М.: Прогресс, 1988. С. 153-211.
3. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.: Едиториал УРСС, 2003.
4. Максимова Н.В. О коммуникативных стратегиях в учебном диалоге // Русская словесность. 2006. № 1. С. 74-77.
5. Олешков М.Ю. Вербальная агрессия учителя в процессе педагогического общения // Стандарты и мониторинг в образовании. 2005. № 2. С. 43-50.
6. Олешков М.Ю. Коммуникативно-речевые стратегии в институциональном дискурсе // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2006. № 3. С. 16-29.
7. Селиванова Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации. К.: ЦУЛ, «Фи-тосоциоцентр», 2002.
8. Gumperz J.J. Discourse Strategies. Cambridge, MA, 1982.
9. Tannen D. Talking Voices: Repetition, Dialogue, and Imagery in Conversational Discourse. Cambridge; New York, 1989.
Н.К. ПРИГАРИНА
противопоставление как вид юридического аргумента
Н этапе Выражения оратор начинает работать над словесным оформлением свой речи. Мысли, не обличенные в достойную словесную форму, не способны зажигать интерес, создавать настроение, будить ответную мысль, желание действовать, т.е. не способны воздействовать. Еще Аристотель писал: «Недостаточно знать, что следует сказать, но необходимо также сказать это, как должно; это много способствует тому, чтобы речь произвела нужное впечатление» [2: 127]. Это утверждение актуально до сих пор. Современные ораторы дорожат словесным оформлением мысли ничуть не меньше, чем древние.
Вместе с тем сведение всего этапа Выражения к традиционной теории тропов и фигур представляется неправомерным, поскольку ни образность, ни красота речи не могут быть приравнены к средствам художественной выразительности. Особен-
но это касается речи судебной, к которой в этом смысле предъявляются особые требования. «Высокий слог и пафос неуместны в юридическом споре. Ни один из риторических приемов, украшающих речь, в судебном заседании не достигнет той силы и убедительности, которые получаются при правильном выборе обыденного слова» [4: 115].
Однако если посмотреть на речи выдающихся ораторов, в них можно обнаружить достаточно много разнообразных тропов и фигур. Это связано с тем, что во все времена хорошие ораторы использовали их не как самостоятельную эстетическую ценность, а как средство воздействия. «Оратор пользуется метафорой для того, чтобы предотвратить возражения аудитории, в то время как поэт прибегает к ней потому, что она ему приятна» [6: 34].
Некоторые указания на особую роль тропов и фигур в риторическом тексте имеются во многих старых и новых риториках, в особенности, написанных не теоретиками, а практиками, теми, кто сам активно выступал с публичными речами, умел воздействовать на аудиторию. Самой характерной в этом отношении является книга П.С. Пороховщикова «Искусство речи на суде», в которой автор пишет: «Риторические украшения, как и прочие элементы судебной речи, имеют право на существование только как средства успеха, а не как источник эстетического наслаждения. Цветы красноречия - это курсив в печати, красные чернила в рукописи» [7: 46]. Традиционные метафора, градация, концессия и т. п. рассматриваются автором не столько как приемы украшения слога, сколько как элементы аргументации или построения воздействующей речи. Кроме того, риторические фигуры обусловливают информационную емкость речи, интенсивность ее восприятия слушателями, дают возможность оратору воздействовать на воображение или / и эмоциональную сферу воспринимающего [5].
В связи с этим риторический подход к описанию тропов и фигур состоит в анализе той роли, которую они выполняют в структуре соответствующей аргументации. В качестве иллюстрации этой мысли рассмотрим особенности построения аргумента «противопоставление» в судебной речи на материале выступлений Ф.Н. Плевако. Этот оратор был выбран с связи с тем, что его речи являются, несомненно, положительным примером судебных высказываний, а те закономерности, которые обнаруживаются при анализе таких текстов, могут быть охарактеризованы как неслучайные, свойственные судебной речи в целом.
«В основе познания мира лежит сравнение, сопоставление. Сравнение отражает такую особенность работы мозга, как деятельность по аналогии, которая проявляется на всех уровнях языка и естественным образом используется в риторике. Противопоставление также направлено на познание вещей, но не через общие свойства, а через противоположные качества предметов, обнаруживающие тонкие различия сходного» [1: 31-32].
Всевозможные противопоставления встречаются в выступлениях Ф.Н. Плевако (как, впрочем, и в целом в судебной речи) весьма часто. Наибольшим количеством примеров представлен вариант, в котором резко подчеркивается несхожесть, противопоставленность двух предметов или явлений, по поводу которых ведется спор, что является доводом в пользу тезиса оратора. Ср., например, как адвокат аргументирует непричастность Карицкого к краже денег с помощью противопоставления его действий действиям Дмитриевой: Из тех двух лиц, между которыми колеблется обвинение, одно было за 300 верст от места кражи в момент совер-
шения ее, другое присутствовало на этом месте, в обоих вероятных пунктах, т.е. и в деревне, и в Липецке; у одного никто не видал краденой копейки в руках, другое разъезжает и разменивает краденые билеты; у одного не видно ни малейших признаков перемены денежного положения, у другого и рассказы о выигрышах, и завещание, и сверхсметные расходы - на тарантас, на мебель, на отделку чужого дома. (Дело Кострубо-Карицкого)
С другой стороны, возможно использование антитезы и с целью сопоставления для того, чтобы выявить черты несходства: Здесь я считаю нужным обратиться к Уставу банка. В нем говорится, что члены совета служат безвозмездно. В этом отношении Ссудный банк отличается от Промышленного и Учетного банков. В этих банках все находится в руках совета и членов правления нанимают там как бухгалтеров или кассиров. В этих банках члены совета делают все то, что в Коммерческом ссудном банке делало правление. Членам совета Коммерческого банка говорят: наблюдайте только вообще, мы вас мучить не будем, собирайтесь только один раз в месяц. Естественно, что человек, который по закону может являться только один раз в месяц, не может быть подвергнут ответственности за то, что совет не собирался чаще. (Дело Московского ссудного коммерческого банка).
По значению противопоставляемых компонентов можно выделить следующие виды антитезы:
1. Наибольшее число примеров относятся к противопоставлению преступника и жертвы, причем этот прием может иметь различную окраску. Чаще всего он используется для того, чтобы подчеркнуть отвратительность преступления: Есть на свете больная и жалкая слабоумная девушка - А.В. Мазурина, Бог знает зачем коротающая ни себе, ни людям ненужную жизнь. Есть на свете другая женщина, - она перед вами, - почтенного вида и преклонных лет, которой, казалось, не след и сидеть на скамье позора, на скамье отверженников общества. А между тем, судьбе угодно было связать общей нитью эти две противоположные натуры. Замечательная энергия, завидная сила воли этой и бессилие и безволие той - дали место драме, реальностью ужасов и страданий превосходящей сотни созданий фантазии сердцеведов, по которым мы изучаем внутренний мир человека. (Дело Булах)
Однако возможно использовать противопоставление и для объяснения или мотивировки действий подсудимого: Я убежден, что две отмеченные свидетелями сцены с револьвером были плодом этого диссонанса в отношениях к орудиям смерти Висновской и Бартенева. Она играла - он жил. (Дело Бартенева)
2. Противопоставление нередко используется для объяснения замысла (умысла) подсудимых: Сбывая, они достигали разом двух целей. Вы знаете, что чай капор-ский они мешали только в поддельную обертку, а под литерами А. и И. они сбывали чай, равный цене, а иногда и лучший, чем позволяла цена. Маневр ясен. Этикет давал подмеси сбыт и барыш - сбытчику, а дурное свойство чая под этим этикетом роняло доверие к фирме, именем которой они злоупотребляли. А рядом с дурным чаем предлагался чай доброкачественный под настоящей оберткой А. и И., чтобы покупатель знал, что на смену дискредитированной фирмы появляется новая, хорошая фирма с доброкачественным чаем. Неужели же это недостойно порицания?! (Дело А. и И. Поповых)
В этом значении противопоставление используется, чтобы подчеркнуть, что оценка фигуры подсудимого защитником более правильна, чем его оценка обвинением: Савва Иванович поскользнулся, завода не поднял, Ярославской дороге нанес
ущерб. Но рассудите, что же тут было? Преступление хищника или ошибка расчета? Грабеж или промах? Намерение вредить Ярославской дороге или страстное желание спасти ее интересы? Истребление вверенных сил или проигранное сражение, начатое полководцем, убежденным, что он принял бой в интересах отечества? (Дело С.И. Мамонтова)
3. Противопоставление действий и поступков честных людей и действий и поступков преступников (или по крайней мере людей нечестных или недобросовестных): Мечты Саввы Ивановича лопаются. Его мероприятия объявляются сплошным рядом преступлений, и человека, которого восторженно благодарили за 25-летнюю службу акционеры, получившие по несколько сот рублей на акцию дивиденда, которые аплодировали его смелым планам, - теперь, при первой неудаче, сбившей с акций лишь биржевую спекуляционную цену и спустившей ее до цифры в 500руб. (почти вчетверо против номинальных 150), бросаются, под предводительством г-на Хитрово, в камеру прокурора... (Дело С.И. Мамонтова)
4. Еще одна очевидная модель антитезы - противопоставление тактики самого адвоката тактике процессуального противника с целью подчеркнуть порочность, неприемлемость его методов: Прокурорский надзор и защита Дмитриевой не скрывали своих предубеждений против Карицкого. Мы допускали к допросу всех свидетелей и ко всем им относились с равным беспристрастием. Но когда являлись наши свидетели, против них все восставали, - их, не задумываясь, клеймили грязью, обвиняли в полном забвении долга и святости присяги. (Дело Кострубо-Карицкого)
К этому значению примыкает и еще один интересный случай, когда словам и действиям обвинения противопоставляется не тактика защиты, а слова и действия потерпевших, которые отрицают совершение в отношении них преступления и защищают подсудимых: Спасите, воскликнуло оно [обвинение], указывая на Марью и Константина, этих несчастных от подобных людей! Слабый и неразвитый брат, Константин, больная душой и телом сестра, Марья, каким-то чудом собрали свои последние силы и проговорили: мы любим братьев, прощаем обиды, отвергаем обвинение; а оно - это обвинение - заткнув уши от этих из сердца исходящих криков, просило вас не верить им и засудить сидящих перед вами неповинно привлеченных братьев Новохацких... (Дело А. и Н. Новохацких)
5. Противоречия фигуры подсудимого. С помощью этой модели адвокат может нарисовать разные картины, назначение которых - показать причины, которые привели его доверителя на скамью подсудимых: Плохо владеющая, может быть, первыми началами арифметики садится за сложные формулы новейших социологов; девушка, не работавшая ни разу в жизни за вознаграждение, обсуждает по Марксу отношения труда и капитала; не умеющая перечислить городов родного края, не знающая порядком беглого очерка судеб прошлого человечества, читает мыслителей, мечтающих о новых межах для будущего. (Дело Качки)
6. Противопоставление реальных действий подсудимого тому, как, теоретически рассуждая, должен был бы поступать преступник, как доказательство того, что подсудимый не совершал преступления: Закон карает злую волю, но для него вовсе не безразлично знать, кто в данном случае является пострадавшим субъектом. Росковшенко мог делать подлог, мог набивать карман и затем ликовать. Так нет же - он поступает иначе, он борется, изворачивается и при первой возможности оплачивает долги, - все равно, какие бы они ни были. (Дело Росковшенко)
7. Противопоставляется то, что было в один период истории (жизни человека, общества и пр.) тому, что характерно для другого периода. Причем чаще всего оратор прибегает к сравнению настоящего с будущим для мотивировки поступков подсудимого (или другого участника события): поскольку он думал, что будет А, он сделал Б, но его прогнозы не оправдались: Если она и порешила было помириться с положением тайной подруги Бартенева и связать с ним свою судьбу, то, думалось ей, не поведет ли это к новым и новым несчастьям: сегодня он по-своему счастлив и верит ей, и верит в свою решимость рано или поздно дать ей свое имя и положение, но пройдет несколько времени, привыкнет он к своему новому положению, безвольный и слабый, он не найдет сил противоречить отцу и не выйдет из того ложного положения, в которое ее сегодня ставит. А там, успокоившись, он, может быть, иными глазами посмотрит на ее прошлые ошибки, иначе отнесется к ним, и, как все, упреками и укорами отравит ее жизнь. (Дело Бартенева)
8. Противопоставляются различные виды и формы правосудия (как можно и как нельзя судить, кто может и кто не может судить, когда правосудие благо, а когда вред и под.): Если верить духу времени, то - «горе побежденным!» Но пусть это мерзкое выражение повторяют язычники, хотя бы по метрике они числились православными или реформаторами. А мы скажем: «Пощада несчастным!» (Дело С.И. Мамонтова)
В связи с этим часто противопоставляется современная оратору система правосудия той, которая была до реформы:
И было время, - наше счастье, что оно прошедшее время, - когда, запасись такое обвинение узаконенным числом свидетелей или сбивчивостью оробевшего или подгулявшего, не ожидая допроса, подсудимого, и далеко от родной стороны приходилось ему раскаиваться в своей робости или носить в сердце чувство недоверия к человеческому правосудию. Не то теперь! (Дело Росковшенко)
9. Противопоставляется то, что есть и то, что должно быть: Путник, идущий мимо высоких стен Владычного монастыря, вверенного нравственному руководительству этой женщины, набожно крестится на золотые кресты храмов и думает, что идет мимо дома божьего, - а в этом доме утренний звон подымал настоятельницу и ее слуг не на молитву, а на темные дела! Вместо храма - биржа; вместо молящегося люда - аферисты и скупщики поддельных документов; вместо молитвы - упражнение в составлении вексельных текстов; вместо подвигов добра - приготовление к ложным показаниям, - вот что скрывалось за стенами. (Дело игуменьи Митрофании)
Из анализа предложенного материала видно, что противопоставление является одним из важнейших конструктивных принципов построения судебной речи, пронизывает всю ее концептуальную систему. Оратор обязан все время подчеркивать противоположность, несовместимость своей позиции с позицией процессуального противника с тем, чтобы сделать эти различия очевидными для суда. Именно поэтому противопоставление касается, как правило, наиболее существенных, концептуальных вопросов: мотива, поведения участников, оценки событий сторонами и пр.
Это позволяет нам перейти к выводу. С точки зрения традиционной лингвистики, все фигуры достаточно однородны и воспринимаются только как «цветы»: «Антитеза как один из действенных способов украшения текста занимает существенное место в общей совокупности троповых образований и фигур речи» [3: 301]. С риторической точки зрения фигуры должны быть поделены на две группы по их
роли в реализации задачи речи: 1) фигуры, которые могут выступать как аргументы (например, антитеза), поскольку они употребляются в речи преимущественно с персуазивной или суггестивной функцией и 2) фигуры, которые только оформляют текст и не имеют самостоятельного значения для аргументации (например, повтор), поскольку здесь на первый план выходят аттрактивная и экономическая функции. Первый вид должен рассматриваться среди аргументов и оцениваться в рамках Изобретения содержания. Второй вид может быть отнесен к средствам оформления речи и рассматриваться в рамках Выражения.
Литература
1. Араева Л.А. Топическая категоризация мысли в языке // Риторика в системе гуманитарного знания: Тезисы Седьмой международной конференции по риторике (Москва, 29-31 января 2003 г) / Отв. ред. В.И. Аннушкин. М., 2003.
2. Аристотель. Риторика // Античные риторики / Под ред. А.А. Тахо-Годи. М.: Изд-во МГУ, 1978.
3. Гиоева Л.Н., Николенко М.К. Антитеза как структурирующий компонент ситуации и целого текста // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики: Сб. научных трудов. Вып. 7. / Под ред. Т.Ю. Тамерьян. Владикавказ: Изд-во СОГУ, 2005.
4. Губаева Т.В. Язык и право. Искусство владения словом в профессиональной юридической деятельности. М., 2003.
5. Долинин К.А. Источники и виды экспрессивности синтаксиса в риторическом аспекте // Тезисы Красноярской конференции. Красноярск, 1988.
6. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика / Под ред. А.К. Авеличева. М.: Прогресс, 1986.
7. Сергеич П. Искусство речи на суде. М.: Юридическая литература, 1988.
A.B. ПУЗЫРЕВ, Ю.А. ЗОЛОТАРЕВА
как изучать языковые преступления?
С гласно лингвистической методологии предлагается использовать следующую етрахотомию: мышление - язык - речь - коммуникация. В качестве основных характеристик языковых преступлений можно назвать следующие: 1) навязывание ложной картины мира; 2) апелляция к общественному (а не конкретно-индивидуальному) сознанию; 3) тиражируемость в СМИ. Одной из факультативных характеристик языковых преступлений является их преднамеренность.
Как известно, существует три вида методологии: общенаучная (философская), конкретно-научная (действующая в рамках конкретной науки - в нашем случае лингвистики), специальная, в рамках которой решаются проблемы выбора методов и приемов исследования избранного предмета.
В качестве общефилософской методологии нами выбрана субстратная методология А.А. Гагаева (1991). Сущность данного подхода заключается в том, что в любом предмете необходимо выделять четыре одновременно сосуществующих: 1) бытие предмета, 2) сущность предмета, 3) явление предмета, 4) действительность предмета. Если же представление о четырех сосуществующих предметах, о четырех ступенях сущности перевести на язык логики, то получится ряд из четырех понятий: всеобщее - общее - особенное - единичное.
