CC BY
21
растающей роли аудитивных и аудиовизуальных средств массовой информации, демократизации литературной нормы. Помимо этого следует отметить и индивидуальный авторский фактор. В качестве примера можно привести работы таких авторитетов, как акад. В. Вернадского, акад. В.В. Виноградова, акад. Дм. Лихачева, акад. Б.А. Рыбакова, акад. В.М. Жирмунского, акад. Т. Фрингса, которые во многом сформировали стилевые нормы дисциплинарного языка, ведь стремление подражать авторитетам всегда существенно и значимо для любого социума, в том числе и для научного. Немаловажным фактором, воздействующим на стиль, является и издательская политика. Как известно, работы, выполненные в издательстве «Наука», «Советская энциклопедия», всегда отличались от работ, выполненных в издательствах «Высшая школа» или других дисциплинарных издательствах. Это естественно, т.к. любое профессиональное издательство всегда ориентировано на определенный круг читателей и авторы должны учитывать это при подготовке текстов. То же следует сказать и о научной периодике и журнальных публикациях, которые прямо и последовательно отражают редакционную политику издателя [9].
Как показало изложенное выше, на формирование и развитие научного стиля в его подстилевых разновидностях оказывает воздействие множество факторов, которые могут отражать общенаучные и узкодисциплинарные интересы читателя, а также индивидуальную установку автора научного текста.
Литература
1. Busse D. Rechtals Text: linguistische Untersuchungen zur Arbeit mit Sprache in einer gesellschaftlichen Institution. Tübingen, 1992. C. 74-81.
2. Дэвидсон Д., Митрофанова О.Д. Функционирование русского языка: методический аспект (Пленарный доклад) // VII Международный конгресс преподавателей русского языка и литературы. М., 1990. С. 25.
3. Как умирает банк // Деньги. М., 1998. № 34. С. 11.
4. Монтень. Опыты. М., 1991. С. 444.
5. Флоренский П. Иконостас. Обратная перспектива // Избраные труды по искусству. М., 1997. С. 206.
6. Карамзин Н.М. История Государства Российского. М., 1993. Т. 1. С. 66.
7. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 134.
8. Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М; 1976; Benes E. Fachtext, Fachstil und Fachsprache // Sprache und Gesellschaft. Beiträge zur soziolinguistischen Beschreibung der dt. Gegenwartssprache (= Jahrbuch 1970 des JdS). Düsseldorf, 1971. S. 118-132.
9. Аликаев Р.С. Язык науки в парадигме современной лингвистики. Нальчик, 1999.
Т.В. АНИСИМОВА
НАЗНАЧЕНИЕ ЦЕННОСТНОГО АРГУМЕНТА В СИСТЕМЕ СУДЕБНОЙ АРГУМЕНТАЦИИ
Вюследнее время в связи с бурным развитием частных риторик все большее начение приобретает описание аргументации как основного инструмента достижения запланированного результата. В связи с этим особую важность имеют
риторические исследования, поскольку претензии логики на монополию в области аргументации все еще актуальны.
Наиболее существенным признаком, характеризующим любую систему риторической аргументации, считаем соотношение дескриптивного и ценностного компонентов. Именно ценности, положенные в основание аргументации воздействующей речи, определяют отбор и соотношение всех компонентов аргументации, являются фундаментом всей системы. Из важнейших для индивида ценностей выстраивается его «система координат» - система ценностных ориентаций.
В связи с необходимостью учитывать степень важности ценностного суждения в неориторике предлагалось создавать иерархии ценностей, которые, по мнению Х. Перельмана, даже более важны для структуры аргументации, чем сами ценности [2: 81].
Построение иерархии ценностей помогает выбрать правильную тактику убеждения: если ценности, которые объединяют оратора и аудиторию, относятся к более высокому уровню, а те, что их противопоставляют, - к более низкому, это создает основу для выработки общей позиции. Именно данная концепция лежит в основе и теории судебной речи, и теории переговоров, и в основе многих других риторических концепций. Причем важно отметить, что в каждой такой области складывается своя иерархия ценностей, связанная с особенностями и философией деятельности человека. Более того, в последнее время все настойчивее высказывается мысль, что и за каждым риторическим жанром стоит своя система ценностей, активно участвующая в формировании его жанровой специфики.
Итак, в основе судебной речи лежит сложная система ценностей, которую возможно классифицировать по разным основаниям.
Прежде всего вся система ценностей, актуальных для использования в речи, по количеству адресатов, которым эти ценности могут быть предложены, подразделяется на четыре уровня: универсальные, государственные, групповые и индивидуальные. Среди групповых ценностей (общих для определенной группы лиц, объединенных по национальному, религиозному, партийному, территориальному и т.п. признакам) могут быть выделены и такие групповые ценности, как юридические (судебные). С точки зрения общей системы, это совокупность ценностей людей, связанных по роду деятельности (на аналогичном основании могут быть выделены педагогические, военные, медицинские и пр. ценности). Юридические (судебные) ценности опираются на юридические и нравственные нормы, а также правила судопроизводства и реализуются именно в этой системе.
По содержанию ценности делятся на прагматические, интеллектуальные, морально-этические и эмоциональные. По характеру взаимоотношений между оратором и аудиторией - на истинные / ложные, положительные / отрицательный, понятийные / формальные. Кроме того, при употреблении ценностных аргументов именно в судебной речи важно учитывать, на чьи именно ценности опирается оратор: иногда они позиционируются от имени всего общества (как общегосударственные), иногда от имени оратора (как его личные), от имени присяжных (как соответствующие их статусу), приписываются оппоненту, свидетелям и пр.
Важно отметить, что все эти характеристики могут быть приписаны одной и той же мысли, однако не все они в равной степени важны для слушателей (воздействовали на слушателей). Именно поэтому обычно при выборе ценностного суждения оратор (хотя бы и интуитивно) производит иерархизацию ценностей слуша-
телей с тем, чтобы предъявить им наиболее действенный для конкретной ситуации аргумент. Менее важные ценности (даже если они являются весьма частотными, обычными для судебной речи) появляются в речи по желанию оратора: он может прибегать к ним, а может и отказаться от них, использовав другие способы аргументации.
Вместе с тем существует один вид ценностей, который является обязательным для судебной речи, входит в базовый компонент ее аргументации, - это апелляция к ценностям подсудимого. Анализ этих ценностей позволяет установить мотив совершения им преступления. «Под мотивом обычно понимается внутреннее побуждение к тому или иному поступку. Уголовный кодекс России предусматривает мотив преступления во многих своих статьях в качестве обязательного (влияющего на квалификацию преступления) признака. Так, в ч. 2 ст. 105 УК РФ «Убийство» в качестве квалифицирующих (обязательных) признаков выступают такие мотивы, как корыстный (п. «з»), хулиганский (п. «и»), национальная, расовая, религиозная ненависть (п. «л») и т.д.» [1]
В связи с этим характеристика ценностей подсудимого в речах обвинителя и защитника обязательно имеет разную направленность, разный знак. При этом положительная или отрицательная оценочность не сводится к словам хороший, плохой и их синонимам. Само это понятие предполагает, что речь идет о соответствии / несоответствии объекта тем требованиям (нормам), которые к нему предъявляются обществом. Соответствие нормам позиционируется как позитивно ценное. Отрицательная оценка указывает на несоответствие нормам. Именно такое понимание оценки весьма актуально для судебной речи, где четкое разделение людей, событий, поступков на положительно и отрицательно оцениваемые является одним из главных требований.
В качестве материала для анализа судебной речи были использованы выступления Ф.Н. Плевако. Одну группу составили речи, где он является защитником, другую - гражданским истцом (на стороне обвинения).
Применение общей риторической классификации ценностей дает такую картину:
1. Прагматические ценности могут лежать в основе мотива преступления, поскольку они отражают потребности субъекта, его зависимость от внешнего мира, нужду в чем-либо. Анализируя прагматические ценности субъекта, можно выделить потребности жизненно необходимые (минимальные); нормальные (среднего достатка); гипертрофированные (завышенные); извращенные, пагубно влияющие на развитие личности (табакокурение, алкоголизм, наркомания, игромания и т.д.). Чаще всего прагматические ценности подсудимого в речи защитника позиционируются как минимальные или необходимые. Если подсудимый предпринял что-то, чтобы избежать очевидных убытков или разорения, то, скорее всего, присяжные ему посочувствуют и не осудят слишком строго: Пожелать, чтобы имение сестры после нее досталось им, а не какому-нибудь постороннему лицу, ищущему не невесты, а ее денег, — совершенно естественно и извинительно. (Дело А. и Н. Новохацких).
В речи обвинителя, напротив, акцентируются завышенные или извращенные ценности подсудимого: И вот, когда на поверку оказывается, что упреки идут не без основания, опираются на факты, а между тем эти факты - плод грубого и злонамеренного подкопа со стороны неразборчивого торгашества, простительно и понятно стремление положить предел злу, понятно ополчение против недругов. (Дело А. и И. Поповых)
2. Интеллектуальные ценности весьма часто лежат в основе мотива преступления, поскольку они отражают потребность субъекта в знаниях (бытовых, прикладных, научных, криминальных и т.д.); мировоззренческие (познания окружающей действительности). Кроме того, к интеллектуальной составляющей относится интерес, который помимо осознания потребности, включает в себя пути ее удовлетворения. Например, извращенная потребность властвовать над людьми может породить карьеристские интересы на работе или интересы лидерства в семье, а то и насилия над близкими.
В речи защитника в качестве мотивов совершения обсуждаемого в суде деяния могут выдвигаться одобряемые обществом интеллектуальные ценности: любознательность, вера в Бога, стремление принести пользу людям и пр.: Савва Иванович... от отца и Чижова унаследовал, среди других добрых сторон своего духа, страстную любовь к Северу, к родному, позабытому, русскому Северу, и мечтой его было послужить этому краю, связать его путями с центром России, приблизить к московскому рынку бесполезно гибнущие богатства и оживить спящие силы далекого края. (Дело С.И. Мамонтова)
Напротив, в речи обвинителя в качестве мотивов преступления выступают не-одобряемые обществом стремления: Поступив к Мазуриной, подсудимая не руководилась желанием более ей подходящего места: поддаваясь временно необходимости - «мелким бесом унижаясь пред родней Мазуриной» - обеспечивать себе прочность положения, Булах не желала и не могла далее оставаться в бездействии, а всякий момент времени, когда это могло представиться надежным, она стремилась устранить принижающие ее препятствия и достигнуть высшей роли сравнительно с ролью наемной и вечно зависящей от каприза родственников Мазуриной интеллигентной слуги дома. (Дело Булах)
3. Эмоциональные ценности наряду с потребностями и интересами играют весьма сильную мотивирующую роль, поскольку влечения и эмоции (чувства) - личностные проявления в основном психологического характера (любовь, ненависть, чувство долга и т.д.) - могут лежать в основе поступков человека.
Защитник всегда видит в подсудимом добрые эмоции: Он искренно верит всему этому; он вполне сочувствует отцу, он переживает все то, что происходило в самом страдающем отце. (Дело Лукашевича)
Напротив, мотивом поступков представителей противной стороны обычно выступают эмоции негативные: В этом случае оговор делается для нас еще понятнее. Нет ничего удивительного, что женщина решается жестоко отомстить человеку, которого она любила, который был отцом ее ребенка и который бросил ее в ту самую минуту, когда его помощь была для нее нужнее всего. (Дело Кострубо-Карицкого)
4. Морально-этические ценности отражают потребность субъекта в социальном общении (уважении, признании, одобрении и т.д.). Сюда же относятся и особенности правосознания человека. Это самый актуальный для юридической речи вид, поскольку этическое обоснование принимаемого в суде решения (как и вообще всех юридических решений) иногда даже важнее, чем собственно правовое.
Так, вся речь по делу А. и Н. Новохацких строится на том, что поступок братьев, спрятавших больную сестру от корыстных женихов, объясняется заботой о сестре, желанием вылечить ее, приказом матери и другими доводами к нравственным принципам, общим для подсудимых и присяжных: Поездка совершилась с согласия
матери, даже по прямой ее на то воле. Все родные знали, что мать приказала отвезти больную дочь. Где же тут насилие и лишение свободы? Давно ли мать и братья не смеют лечить больную от падучей болезни без ее разрешения? С больными не советуются! Новохацкие, увозя сестру, творили не преступление, но исполняли долг и волю матери. (Дело А. и Н. Новохацких)
Этот вид ценностей может быть использован защитником и в более сложной конструкции, когда положительно оценивается объект преступления, совершенного другим человеком. Деяние же подсудимого рисуется как естественная реакция негодования. Так, из приводимой адвокатом литературной аналогии видно, что Гамлет заслуживает снисхождения потому, что его преступление - реакция на еще более ужасное злодеяние (убийство благородного отца). Точно так же и подсудимый Лукашевич совершил преступление потому, что убитая им мачеха посягала на святыни: .но и Гамлет, когда выяснилось, что перед его глазами совершается безнаказанно величайшее из преступлений, что мать отправила на тот свет его благородного отца, сию же минуту обличает супружескую ложь и делается убийцей матери. (...) Пред ним рисовалась Фанни Владимировна, насмеявшаяся над самыми священными узами семьи. (Дело Лукашевича)
Напротив, обвинитель стремится обосновать безнравственность мотивов подсудимого, вызвать осуждение его действий присяжными: В самом деле, настоящий процесс - из ряда вон. Дело антипатично с первого взгляда: брат ведет брата на суд, родной родному готовит участь, какую не всякий враг захочет приготовить врагу своему. Против этого говорит нравственное чувство. (Дело Первушиных)
Иногда адвокат вынужден оценивать не одобряемые обществом мотивы подсудимого. В этом случае используются самые сдержанные тона, придающие мотиву минимальную негативную оценку: Но дело в том, что связь мужа с чужой женой, с точки зрения общественной нравственности, - вещь далеко не дозволительная; связь эта на обыкновенном языке называется преступною, и открытое признание ее, хотя бы и здесь, на суде, не могло быть безразлично для Карицкого, который имеет дома больную жену и детей, имеет, наконец, и известное общественное положение, не как подсудимый, а как человек. Этим объясняется поведение Карицкого на суде. (Дело Кострубо-Карицкого)
Итак, ценности человека складываются в систему ценностных ориентаций, с которыми индивид соотносит свои действия. При определении линии своего поведения человек опирается на свою систему представлений, в которой одни ценности располагаются выше других. Им отдается предпочтение по сравнению с другими, а это влияет на мотивацию поступков, выбор целей поведения и средств их достижения, особенно в сложных и проблемных ситуациях.
В связи с этим одни ценностные ориентиры личности могут стимулировать сложившиеся мотивы поведения и укреплять социальную или антисоциальную линию поведения. Так, если материальные потребности возникли у субъекта, которому присуща корыстная ценностная ориентация, то можно предполагать с большей долей вероятности формирование устойчивого корыстного мотива. Напротив, другие ценностные ориентиры могут тормозить антисоциальные потребности и блокировать образование антиобщественного мотива поведения человека. Так, если семейные ценности стоят в иерархии ценностей человека на первом месте, возможно, он не будет совершать противоправных поступков из боязни нанести ущерб близким.
Е.А. ГОРЛО
Составление иерархий ценностей и описание способов их выражения является насущной потребностью судебной риторики, поскольку это будет способствовать более качественному описанию судебной аргументации.
Литература
1. Алексеева А.П., Заблоцкая А.Г. Криминология: Учебник. Волгоград, 2007.
2. Perelman Ch., Olbrehts-Tyteca L. The New Rhetoric: A Treatise on Argumentation. Notre Dame, London, 1969.
Е.А. ГОРЛО
AUSDRUCK DER INTENTIONEN IN DEM POETISCHEN DISKURS
Исследование проведено при поддержке гранта Президента Российской Федерации для молодых российских ученых (МК-460.2007.6)
In dem vorliegenden Artikel sind der Begriff der Intention und ihre Abarten erläutert, Sprechmittel der Realisation der offenen, indirekten und verborgenen Intentionen untersucht und der Gebrauch dieser Mittel in den poetischen Texten der russisch und deutschsprechenden Poeten-Modernisten Ende des XIX. - Anfang des XX. Jahrhunderts analysiert.
Das Problem der Vorzeigung der Intention wird heute in verschiedenen Aspekten betrachtet: im philosophischen, psychologischen, linguistischen und pragmatischen. Es ist einerseits durch die Differenzierung des modernen Wissens, andererseits durch die objektive Mannigfaltigkeit der Faktoren, die den Prozess des Schaffens und der Auffassung des Textes beeinflussen, verursacht.
Traditionell versteht man unter der Intention „eine Absicht (bzw. einen Wunsch, ein Streben, eine Idee) etwas zu machen" (S.I. Oshegow). Dementsprechend ist die Intention des Senders seine Absicht (bzw. sein Wunsch, sein Streben, seine Idee) eine kommunikative Aktion zu verwirklichen.
In dieser Arbeit weist sich die Intention des Senders als die illokutive Etappe des Sprechaktes vor, die einer Absicht (bzw. einem Wunsch, einem Streben, einer Idee) eine kommunikative Aktion zu verwirklichen entspricht.
Die Analyse der Sprechmittel, die Sendersintentionen in den poetischen Texten zum Ausdruck bringen, erlaubte ihre Integralbedeutung „Absicht" auszusuchen und sie für die weitere Differenzierung der Sprechmittel in die Sprechmittel der offenen, indirekten und verborgenen Intentionen zu benutzen.
Zu den Sprechmitteln der offenen Intentionen des Senders gehören: in der russischen Sprache: die Verben «намереваться», «собираться», «стремиться»; in der deutschen Sprache: die Verben «vorhaben», «beabsichtigen», «streben» in der ersten Person Singular Indikativ; auch in der russischen Sprache: die Substantive «намерение» und «стремление» in der Verbindung mit den Infinitiven der Verben, in der deutschen Sprache: die Substantive «das Vorhaben», «die Absicht», «der Vorsatz» in der Verbindung mit den finiten Formen der Hilfserben.
Diese Sprechmittel sind die repräsentativen Elemente der direkten Intention, sowohl in dem inhaltlichen, als auch im funktionellen Plan. Führen wir Beispiele der Realisation der Sprechmittel, die direkte Intentionen ausdrücken, an:
