CC BY
61
Австралией, БССР, Чехословакией, Индией, Новой Зеландией, УССР, Южно -Африканским Союзом, а также Канадой (с Румынией и Венгрией), Югославией (с Болгарией и Венгрией), установили границы Венгрии по состоянию на 1 января 1938 г. Граница Румынии с Советским Союзом устанавливалась в соответствии с советско-румынским Соглашением от 28 июня 1940 г и советско-чехословацким Соглашением от 29 июня 1945 г.
4 февраля 1948 г. был подписан Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Румынской Народной Республикой. В этом же году на основании постановления Совета Министров СССР от 28 июля № 2746-1133 с 20 октября по 15 декабря были проведены работы по демаркации советско-румынской границы, результатом которых явилось подписание 27 сентября 1949 г. соответствующих документов. По результатам демаркации государственной границы между Советским Союзом и Румынией к СССР отошел о. Змеиный в Черном море.
В 1948 г. было заключен ряд договоров, оказавших влияние и на пограничное сотрудничество сопредельных стран. Среди них утвержденный Советом Министров СССР Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Венгерской Республикой, подписанный 18 февраля, и Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Финляндской Республикой, подписанный 6 апреля [2].
В очередном 1949 г. между СССР и Польской Республикой, а также Финляндской Республикой были подписаны Договоры о режиме государственной границы (ратифицированы Президиумом Верховного Совета СССР 20 января 1949 г.) [3]. 24 февраля 1950 г. был подписан, а 3 июля ратифицирован аналогичный договор с Венгерской Народной Республикой о режиме советско-венгерской государственной границы. В этом же году была подписана конвенция о порядке урегулиро-
вания пограничных конфликтов и инцидентов на государственной границе [7.С. 99].
31 мая 1951 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР был ратифицирован подписанный 15 февраля Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Республикой об обмене участками государственной территории [4], в соответствии с которым был произведен обмен равнозначными по размеру территориями с учетом экономической целесообразности и тяготения.
На завершающем этапе формирования западной государственной границы СССР приказом МВД СССР от 2 июня 1953 г. была произведена реорганизация пограничных войск ряда, в том числе западных округов. В соответствии с ним были расформированы управления Закарпатского и Молдавского пограничных округов [9. Л.51].
Таким образом, важнейшими направлениями деятельности по восстановлению западной государственной границы СССР в послевоенные годы явились: демаркация и редемаркация государственной границы; заключение договоров и соглашений с сопредельными государствами и законодательных актов СССР по пограничным вопросам; оборудование государственной границы в инженерно-техническом отношении и др. К средине 50-х гг. XX в. западная граница СССР была в основном оформлена в международно-правовом отношении.
1. Ведомости Верховного Совета СССР 1946. № 2.
2. Ведомости Верховного Совета СССР 1949. № 6.
3. Ведомости Верховного Совета СССР 1949. № 54.
4. Ведомости Верховного Совета СССР 1951. № 23.
5. ГАРФ. Ф.9401. Оп.1. Д.2006. Л.241.
6. Летопись пограничных войск КГБ СССР. М.,1981.
7. Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР: 1938-1975. М.,1975. Т. 2.
8. ЦПА ФСБ России. Ф.14.
9. ЦПА ФСБ РФ. Ф.19. Оп.11. Д.1676. Л.51.
10. ЦПА ФСБ России. Ф.58.
УДК 94(47)
ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ОППОЗИЦИОННОМУ ДВИЖЕНИЮ В ЦАРСТВЕ ПОЛЬСКОМ И ЗАПАДНЫХ ГУБЕРНИЯХ ПОВОЛЖСКИХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ КОРПУСА ЖАНДАРМОВ
Последний вариант границ части Польши, присоединенной к Российской империи, был определен решениями международного Венского конгресса 1814 г. По примеру ряда европейских монархов Александр I в 1815 г. даровал конституционный акт Царству Польскому, которое до этого находилось в составе французского буржуазного государства. Однако правительство старалось проводить политику интеграции данной территории в состав империи. Но специфика и противоречия предыдущего социально-политического (в частности, длительное существование государства, сложные межэтнические отношения, руководящая роль шляхты) и культурного развития (европейская культура, пронизанная католицизмом, обостренное осознание этнической принадлежности) порождали перманентный процесс восстановления самостоятельности ранее существовавшего польского государства. При этом он имел ярко выраженные особенности: массовость, организованность, сочетавшиеся с насилием, повышенную социальную опасность. Поэтому Царство Польское закономерно
----------------------♦
В.В. Романов,
кандидат исторических наук, кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права, Улъяновский государственный университет
ВЕСТНИК. 2008. № 4(23)
занимало во внутренней политике российского государства особое место среди прочих национальных окраин. Тесно к нему примыкали западные губернии, ото -шедшие к России, которые благодаря связям с Цар -ством Польским, а также национальному составу, вероисповеданию помещиков, имели аналогичные характеристики.
Руководство политической полиции достаточно быстро осознало опасность и стало уделять большое внимание противодействию оппозиционным движениям, развивающимся на национальных окраинах. В связи с восстанием начала 30-х гг. Х1Х в. «польский вопрос» стал рассматриваться руководством политической полиции как комплекс угроз безопасности не только Царству Польскому, но и Российской Империи. В борьбе с этими движениями прямо или косвенно принимали участие служащие всех подразделений Корпуса жандармов, в частности дислоцированные в великорусских губерниях. Местные подразделения Корпуса жандармов систематически решали задачи такого рода. Спектр их действий постоянно расширялся, особенно в периоды политических кризисов и открытых выступлений населения.
Созданные в начале 30-х гг. Х1Х в. местные подразделения политической полиции на территории Царства Польского в строевом и в функциональном отношении непосредственно подчинялись наместнику. В то же время руководство Корпуса жандармов и Третьего отделения могли получать необходимую информацию, анализировать ее и предлагать решения, которые по многим аспектам имели общероссийское значение. В определенном смысле структуры политической полиции в Царстве Польском выступали в качестве «экспериментальных» сил, опыт которых учитывался при реформировании в 60 - 70-х гг. Х1Х в. организации всей системы местных подразделений.
В деятельности отечественной политической полиции «польский вопрос» решался по целому ряду направлений. Во-первых, путем создания системы местных подразделений Корпуса жандармов в Царстве Польском. В отличие от других территорий, в частности западных губерний, здесь на начальном этапе (1827 -1832 гг.) они выступали в различных организационных формах: отдельных жандармских офицеров, самостоятельных команд, а также подразделений в армейских частях. В отчете Третьего отделения за 1828 г. описывалась провалившаяся попытка руководства политической полиции решить проблему организации жандармского надзора в Царстве Польском и в пограничных с ним губерниях иными путями, указывались причины, подчеркивалось желание противников контролировать саму «высшую полицию» [3. С. 40]. В период ликвидации восстания 1831 г. к российской армии были прикомандированы представители Корпуса жандармов, проходившие до этого службу в великорусских губерниях, в частности поволжских. Кроме своей непосредственной компетенции, они выполняли различные важные поручения, например выступали в качестве полицмейстеров в городах. Наряду с этим шел процесс перевода поляков-нижних чинов жандармских команд и дивизиона, размещенных в Царстве, в находящиеся в исконно российских губерниях подразделения. Тем самым предполагалось повысить надежность жандармских частей. Помимо прочих функций эти подразделения проводили задержание и конвоирование беглых, особо опас-
ных преступников, пресечение несанкционированных властями массовых мероприятий. Перевод осуществлялся и в команды, находящиеся в губерниях 5-го жандармского округа. Свидетельством служит такой источник, как архивное дело (7 июля-31 октября 1831 г.) «О переводе всех польских уроженцев-жандармских нижних чинов в команды внутри России находящиеся» [1.Л .13]. Наконец, в 1832 г. на территории Царства Польского был создан 3-й жандармский округ. Однако эта мера оказалась неэффективной, о чем свидетельствует очередное восстание 1863 г. Поэтому в период реформы Корпуса жандармов 1867 г. данная структура была ликвидирована.
Кроме того, в решении «польского вопроса» важное место отводилось анализу поступавшей по разным каналам информации. Она знакомила с положением социально-политической сферы, давала сведения об участниках тех или иных событий, показывала отношение польского общества к мероприятиям правительства в области охраны порядка. Все это существенным образом влияло на тактику действий правительства страны, определяло во многом характер принимавшихся решений.
Благодаря деятельности подразделений полити -ческой полиции появлялась возможность еще до начала польского 1863 г. восстания выявлять признаки приближающегося социально-политического конфликта. Например, в отчете Третьего отделения за 1860 г., в разделе «Царства Польское», отмечалось: «Будущие события покрыты мраком, но могут быть крайне горестны, если меры к восстановлению порядка в Царстве будут приняты несвоевременно или несоответственно обстоятельствам. Каждый день для сего чрезвычайно дорог» [3. С. 518]. Можно полагать, что заявления официальных кругов о всесилии российской политической полиции расходились с реальностью. В действительности она была одним из инструментов реализации внутренней политики правящей элитой, выступала одним из элементов механизма подготовки и принятия решений по вопросам национальной безопасности.
Для самодержавной власти было важным знать также настроение подданных коренной России относительно событий и процессов в Царстве Польском. Они могли повлиять на политическое состояние других регионов страны. Между тем сами эти настроения были различными. В отчете Третьего отделения за 1830 г. констатировалось, что события в Царстве Польском разделили русское общество на три основные группы: близкая к правительству; массовая - националисты (патриоты), которые «жаждут не только пролития крови, но и истребления части польской нации и полнейшего порабощения последней», смыкающаяся с ней умеренная, желающая избежать войны, если поляки не выступят ее инициаторами; самая опасная - либералы, ожидающие европейской войны с победой Франции и восстановлением в Польше конституции. О последних говорилось, что «это самая скверная партия, потому что она грозит заразить общество».
Восстание в Царстве Польском, как указывалось в отчете Третьего отделения за 1831 г., оказало временно двоякое благоприятное воздействие на противников существующего строя в великорусских губерниях. С одной стороны, оно подтолкнуло их к активным действиям, с другой - «пребывающие в России поляки все-
мерно старались распространять ненависть свою к нашему правительству». Однако «покорение Варшавы нанесло разительный удар умам беспокойным. Внезапно явилась значительная перемена, и ныне расположение умов вообще не представляет ни какого для правительства опасения»1 [1.Д.247.Л.20; 3. С. 82].
Достаточно скоро после начала восстания на уровне обыденного воприятия поляки превратились во врагов. В отчете Третьего отделения приводится пример массовой смертности больных холерою в больницах Санкт-Петербурга вследствие объективных причин. При этом подчеркивается: «Сие возбудило в народе пагубную мысль, что доктора, подкупленные поляками, отравляют народ, что никакой болезни не существует, но существует лишь один заговор на погубление россиян». Это стало одной из причин массовых беспорядков, произошедших 22 июня 1831 г. в столице. Эти оценки в сознании части россиян порождали предубеждения, которые нередко выливались в требования более актив -ных действий против Царства Польского и поляков. В отчете Третьего отделения за 1833 г. приводится немало свидетельств этому [3.С.80,99].
Даже служащие политической полиции отмечали роль слухов как фактора, актуализирующего в общественном сознании те или иные события, выражавшего ожидания общества. Так, в отчете Третьего отделения за 1835 г. сообщалось: «Поездка Государя в нынешнем году в Калиш, а потом и за границу породила здесь и в Москве необыкновенное множество различных слухов. <...> Потом разнеслись слухи, что в Царстве Польском открыт заговор; что в Калише злоумышленники покушались на жизнь Государя во время первого Его Величеством смотра войск; что 60 заговорщиков схвачены; что Калиш до основания выжжен, и экипажи Государя, отправленные в Данцинг, на границе польской злоумышленниками остановлены. Невозможно было дойти до источников, из которых сии слухи проистекали, но они могут служить доказательством, сколь понятие публики обращено к возможности и к вероятию подобных событий и как публика наша судит о расположении поляков к Государю. Вообще из всех собранных сведений мы удостоверились, что поездка Государя публикою не была одобрена» [3. С. 128]. Подобные слухи не только играли роль транслятора общественного мнения, но и использовались властями в пропаганде своей политики.
«Польский вопрос» решался также через участие местных подразделений в реализации правительственных мероприятий по противодействию процессам, угрожающим национальной безопасности на территории Царства Польского и западных губерний. В первую очередь речь шла о розыске и поимке лиц, подпадающих под компетенцию политической полиции. Как пример механизма сыска и контроля - дело об антиправительственной пропаганде штаб-капитана Ситникова. В запросе подполковника симбирского корпуса жандармов Маслова, отправленном 18 июля 1831 г. исполняющему обязанности казанского гражданского губернатора, го-
1 Даже через четверть века подавление восстания рассматривалось Николаем 1 как победа. В 1855 г. по приказу военного министра в местных подразделениях Корпуса жандармов были составлены списки офицеров и нижних чинов, участвовавших в штурме Варшавы 25 - 26 августа 1831 г., для награждения.
ворилось: «В следствии сделанного розыскания о разъездах штаб-капитана Ситникова по селениям Симбирской губернии открылось, что он с каким-то поляком приезжал в имение генерал-майора Ивашева, останавливаясь в доме дворового человека Ф.Иванова, между разговорами внушал бывшим при этом дворовым людям не повиноваться помещику и не обязаны ему служить. Из означенного имения через село Большие Тарханы доехал до города Тетюши, где остановился на бе -регу реки Волги в доме какого-то землемера». Подпол -ковнику стало известно, что городничий г. Тетюши (бывший исправник Тетюшского уезда, отставной капитан Шуцкий) являлся хорошим знакомым Ситникова. Жандармский офицер просил руководителя губернии оказать содействие в расследовании действий Ситникова, в наведении справок о землемере, в выяснении характера его связи с человеком польской национальности, в установлении местонахождения последнего.
3 августа 1831 г. первое лицо губернии направило подполковнику А .П. Маслову с донесениями частного пристава Филлипова. Из их содержания узнаем, что Ситников дважды посещал Тетюши и встречался с Кре-мером, который на самом деле являлся не землемером, а штаб-лекарем. На вопросы частного пристава свидетели отвечали: Ситников был проездом к господину Ивашеву и обратно, с ним был молодой человек -слуга Николай, по акценту поляк или немец, которого они видели первый раз [2. Д.247.Л.1,1 об.6-8, об.9]. Очевидно, что из-за малочисленности служащих политической полиции не удалось установить полной картины событий. К тому же по причине относительно невысокого уровня профессиональной квалификации служащих не были закреплены и развиты результаты политического розыска.
Несмотря на отсутствие необходимых результатов штаб-офицеры Корпуса жандармов продолжили оперативно-розыскные мероприятия по данному делу. В частности, 16 ноября 1831 г. прокурор Казанской губернии направил секретное письмо руководителю губернии. На запрос последнего от 15 ноября 1831 г. о польских уроженцах, ныне служащих Казанского университета - кандидате Верниковском и старшем учителе казанской гимназии Лукашевском, - он сообщал следующее: «По обыску у сочинителя пасквилей штаб-капитана Ситникова Г., правящего должность начальника 5 округа, корпуса жандармов полковника Маслова, того же корпуса, подполковника Булыгина и за полицмейстера частный пристав Машкин и при мне никаких подозрительных бумаг относительно Верниковского и Лукашевского не оказалось; а что оказалось по особому обыску у одного или обоих оных чиновников Господином подполковником Булыгиным произведенному тем мне не известно». Далее губернский прокурор писал руководителю губернии: «Прямых подозрений на гг. Верниковского и Лукашевского ввиду с моей стороны не имеется; поведение же их и образ мысли должны быть известны гораздо более непосредственному их начальству; и если то справедливо, что оба оных польских уроженца из Виленского университета перемещены в здешний по политическим причинам, то как образ мысли их, так и поведение должны зависеть от усмотрения местного начальства» [2. Л.6-6 об].
Служащие политической полиции систематически принимали участие в розыске лиц, совершивших госу-
дарственные преступления на территории Царства Польского и западных губерний. Так, 6 марта 1841 г. полковник Ковалевский направил в Дежурство 6 жандармского округа рапорт относительно безуспешных результатов розыска эмиссара Залеского. 14 июля 1852 г. МВД направило циркуляр казанскому гражданскому губернатору о розыске и задержании лиц, обвиненных по делу о тайном обществе, созданном в 1848 г. с целью организации мятежа в Царстве Польском. В нем указывалось: «Г. Главнокомандующий действующею армией сообщает, что из лиц, обвиненных по делу. некоторые тогда же бежали и по неизвестности их местонахождения до сего разыскиваются по Царству». Далее прилагается перечень из 11 лиц с подробными характеристиками на каждого. По требованию Третьего отделения министр просил сделать соответствующие распоряжения и, если они где-либо объявятся, арестовать и доставить к князю Варшавскому [2.Оп.1.Д.247.Л.1,1об.].
Однако только через 14 дней после получения циркуляра 1 августа 1852 г. губернатор предписал начальникам градских и земских полиций исполнить правительственное требование. Но сразу же возникли трудности в розыске, поскольку только 5 августа 1852 г. МВД направило дополнительный циркуляр с описанием примет преступников. И лишь 1 сентября эти приметы были разосланы адресатам-исполнителям. В течение августа 1852 г. - января 1853 г. губернатору поступали донесения начальников градских и земских полиций о безуспешных результатах розыска [2. Д.846.Л.2-2 об., 4-4 об .,8,11 -21 ].
По территории губерний европейской России лица, осужденные за совершение государственных преступлений в Царстве Польском и западных губерниях, доставлялись в Сибирь к месту исполнения наказания. Приговоры типа того, что был вынесен в 1846 г. под -данному Литынскому, служившему в Варшаве, за участие в вооруженном восстании - прогнать через строй в 500 человек и сослать на каторжные работы в Сибирь - не были исключением. К аналогичному наказанию в 1846 г. были приговорены военным судом 9 членов тайного сообщества за агитацию о вооруженном восстании [2. Оп.2.Д.531.Л.30,47].
С точки зрения угрозы государству члены тайных организаций признавались особо опасными преступниками, поэтому они конвоировались индивидуально или очень малочисленными группами. Порядок конвоирования был детально проработан, оперативен и максимально безопасен как с точки зрения предупреждения побегов, так и пресечения по пути следования какого-либо общения с местными жителями. Например, в мае 1846 г. унтер-офицеру казанской жандармской команды Савельеву была дана подробная инструкция по конвоированию участника варшавского восстания Литынского до г. Перми. Позже в губерниях появится типовой документ. Как показывают источники, на его разработку были потрачены значительные средства. В частности, для конвоирования особо опасного преступника с тремя нижними чинами от Казани до Перми в 577 верст из казанской казенной палаты было выдано 18 марта 1846 г. 108 руб. 38 коп. прогонных дене [2.Оп.2. Д.5231.Л.8,41 -42].
На конкретном примере рассмотрим более обстоятельно организацию конвоирования ссыльных. Так, Управляющий войска Донского 8 февраля 1846 г. на-
правил отношение Симбирскому гражданскому губернатору, где сообщалось, что некто Н.В. Свидзинский, сначала приговоренный военно-полевым судом к смертной казни через повешение, которая затем повелением императора заменилась каторгой, должен быть препровожден в Сибирь. Преступника из Новочеркасска под особым конвоем почтою отправили в Царицын. Управляющий просит, чтобы ссыльного под строжайшим караулом препроводили по территории Симбирской губернии. Гражданский губернатор направил 14 марта 1846 г. отношение казанскому военному губернатору. В нем губернатор указывает, что преступник большой важности и неоднократно пытался бежать, и он командировал « квартального надзирателя . Грибков-ского с двоими жандармами для встречи преступника Свидзинского и сопровождения его от Сызрани до Казани». Губернатор просил своего коллегу сделать распоряжение о принятии преступника, выдаче соответствующей квитанции и дальнейшего его этапирования. Впоследствии Пермский гражданский губернатор уведомил власти Казанской губернии о том, что благопо -лучно доставлен Свидзинский в сопровождении квартального надзирателя и двух жандармов [2.Оп.2. Д.5231. Л.1 -2,8,11 ].
В случаях, когда к ссылке приговаривались в короткие сроки большое число лиц, проживающих в Царстве, то до нового местонахождения их этапировали в сопровождении жандармов и служащих Корпуса внутренней стражи. Так было с участниками восстания 1830-х гг. В частности, 18 марта 1833 г. в Дежурстве 6 округа корпуса было заведено и 5 июля завершено дело №41 «О подчинении начальников жандармских команд по тем вопросам ... которые будут ими сделаны для сопровождения пленных бывшей польской армии» [1. Л .8,41-23].
На территорию великороссийских и сибирских губерний, кроме того, направлялись в административную ссылку жители Царства и западных губерний, подозреваемые или причастные к совершению менее тяжких преступлений.
За высланными лицами устанавливался гласный или негласный (секретный) полицейский надзор. Заметим, что в ряде случаев данная мера использовалась и в отношении местных жителей, которые каким-то образом оказались связанными с противниками существующего строя в Царстве Польском и западных губерниях. В частности, в Дежурство 6 округа 30 декабря 1841 г. поступило предписание шефа жандармов об учреждении секретного наблюдения за служащим в Пензенской губернии лекарем Никулиным, прикосно -венным к производящемуся в Вильно политическому делу [1 .Л.49 об.].
Постоянно среди ссыльных в великороссийских губерниях, в том числе поволжских, жителей Царства Польского и западных губерний было достаточно много. В частности, в Казанской губернии на 1863 г. из всех находившихся 203 ссыльных таких было довольно много. Высланные из Царства Польского и западных губерний лица находились в великорусских губерниях в специфических условиях и вынуждены были вести себя осторожно. В противном случае возникали проблемы с властями, прежде всего с политической полицией. Например, с 3 мая по 26 июня 1848 г. штаб-офицером в Вятской губернии производилось негласное расследо-
вание по доносу начальника Вятской инвалидной команды капитана Хорошаева на поляков, бывших в доме поручика вятского гарнизонного батальона [1. Д.6412.Л. 2; 2.Оп.2.Д.1 854.Л .1-123].
Правительство регулировало процессы, связанные с использованием ссылки как превентивной меры и меры наказания. Конечно, при принятии решений об амнистии или помиловании императором учитывались внутриполитические мероприятия, протекавшие процессы в регионах ссылки, численность сосланных, их индивидуальные характеристики. Например, 1-я экспедиция Третьего отделения направила 17 мая 1850 г. запрос казанскому военному губернатору Е.П .Толсто -му о предоставлении до 1 августа сведений о лицах, подлежащих амнистии в случае, если император заб-логоволит в день 25-летия своего царствования даровать милость осужденным по делам политическим, или подвергнутых другим каким-либо ограничениям по делам, подлежащим ведению запрашивающего информацию органа. Ответ был отправлен 26 июля 1850 г. с многочисленными ведомостями приложений по требуемым формам. Однако руководство губерний, где находились ссыльные поляки, всегда старалось подстраховаться даже от потенциальных неприятностей. Так, поляк А. Беленович, вольный слушатель московского императорского университета, а потом казанского, был поставлен под надзор «за дерзкие выражения и недоброжелательность к русским» по высочайшему повелению в августе 1847 г. По заключению военного губернатора Беленовича необходимо было «по молодости лет и существу вины оставить под надзором, хотя ведет себя добропорядочно» [2.Оп.2.Д.7451.Л.14,20].
В отчете за 1838 г., описывая положение дел в Царстве Польском, составители констатировали: «Другое благоприятное впечатление на поляков произвели государственные преступники, получившие Всемилости-вейшее прошение. Возвратясь ныне из Сибири в Польшу, они сделались предметом общего любопытства, и те, вместо жалоб на ужасы дальнего заточения, услышали описание уединенного, но совершенно спо-
койного пребывания ссыльных в Сибири». В реальности этот процесс протекал постоянно. Всего в деле казанского гражданского губернатора, непосредственно связанного с их возвращением, только за период с 12 августа по 20 декабря 1840 г. содержатся материалы о 7 амнистированных императором государственных преступниках - поляках, которым было разрешено возвратиться на родину из Сибири через Казань [2.Оп.2. Д.285.Л. 1-42; 3.С.181].
Однако не для всех возвращение было до конца радостным. В частности, в декабре 1840 г. императором Николаем I амнистирован и возвращен на родину поляк-дворянин, но конфискованное имение ему не вернули [2.Оп.2.Д .285.Л.137]. Александр II продолжил политику своего отца по этому вопросу. Например, по амнистии 15 мая 1867 г. только из Казанской губернии вернулись в Царство Польское 77 человек [2.Оп.2. Д.1854.Л.1-123]. Механизм возвращения подданных из ссылки на Родину мало чем отличался от механизма конвоирования к месту ссылки. Отличие было только в численности сопровождающих возвращающегося лица.
Некоторые ссыльные пытались любыми способами получить разрешение от властей возвратится на Родину. В 40-е гг. Х1Х в. в Саратовской губернии проживало много высланных поляков, в том числе богатый граф Потоцкий. Он утверждал о своей преданности императора, но ничего не мог придумать для облегчения своего положения. Сын бывшего саратовского губернатора РФадеев в шутку посоветовал ему написать донос на трех уважаемых пожилых помещиков якобы тайного общества, что он и сделал. Доносчика вызвали в столицу, где выяснилась суть произошедшего. Но тем не менее «Потоцкий был помилован и ему разрешили вернуться на родину» [4.С.331].
1. ГАРФ. Ф.1174.Оп.1.Д.632.
2. НАРТ. Ф.1.Оп.1.Д.247.
3. Россия под надзором. М., 2006.
4. Шампулев В.А. Провинциальные типы сороковых годов // Русская старина. СПб., 1898. Кн.8.
УДК 94(47)
ПРАВОСЛАВНЫЙ МОНАРХИЗМ: К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ
О.Н. Савицкая,
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России, Волгоградский государственный педагогический университет
ВЕСТНИК. 2008. № 4(23)
Широкий масштаб социально-политических потрясений 1905 - 1907 гг. привел православное духовенство к открытому признанию кризиса монар -хического государства. Власть и общество все дальше отходили от церкви. Понимая серьезность создавшегося положения, духовенство приступило к выработке более гибкого поведения в рамках официального самодержавно-охранительного курса и ортодоксальной доктрины об аполитичности и надсоциальности православной церкви. Под влиянием опыта революционных лет духовенство вынуждено было признать неизбежность процессов социализации церкви, необходимость восстановления «непосредственной связи» Русской Православной церкви (РПЦ) с политической и общественной жизнью страны, постоянного отклика на запросы времени.
Представлявшаяся ранее единым, монолитным организмом, церковь раскололась на многочисленные политически пристрастные группировки, сориентированные практически на все цвета политического спектра России. Наиболее многочисленными и влиятельными среди них были
