CC BY
71
пополнилась мощными САО типа «Спрут-С» и новыми ПТРК.
Однако незначительное поступление этих образцов при поспешном и беспорядочном сокращении ВС никак не могло остановить обвального падения былой мощи артиллерии. В постсоветском периоде положение только усугубилось. В настоящее время ситуация значительно улучшилась. На вооружение в войска поступает РК «Искандер». Принятый государством курс на перевооружение армии современным оружием дает надежду, что скоро мы увидим обновленные РВиА. В настоящее время необходимо учитывать печальные уроки конца советского периода, которые еще раз подтверждают известную зависимость армии от политики и экономики. Поддерживая государствен-
ный курс по перевооружению армии, необходимо помнить, что для разработки научно обоснованных направлений развития РВиА СВ надежным фундаментом будет являться ретроспективный анализ послевоенного опыта создания РВиА.
Процесс создания и развития артиллерии (РВиА) СВ отечественных Вооруженных Сил после Второй мировой войны представляет определенный интерес для исследования. Изучение и обобщение государственной практики процесса создания и развития РВиА СВ ВС СССР в послевоенный период позволит избежать ошибок прошлого на современном этапе строительства отечественных ВС.
Статья поступила 04.04.2015 г.
1. Барабанов А.М. Ретроспектива организации артиллерии в ХХ веке // Михайловец. 2002. № 5.
2. Барабанов А.М. Создание и развитие ракетных войск Сухопутных войск // Бомбардир. 2007. № 19.
3. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 24-е изд. испр. М.: Оникс 21 век, 2004.
4. Постников А.Г. Развитие в 1950-1970 гг. материальной части артиллерии (Ракетных войск и артиллерии), применяющей ядерные боеприпасы. / Актуальные проблемы защиты и безопасности. Вооружение и военная техника. СПб.:
Библиографический список
Первый издательско-полиграфический холдинг, 2012.
5. Постников А.Г. Ракетные войска и артиллерия - главная огневая сила сухопутных войск: тем. сб. СПб.: СРП «Павел» ВОГ, 2012.
6. Постников А.Г. Так менялся облик «бога войны» // Военно-промышленный курьер. [Электронный ресурс]. 1^1.: //http://vpk-news.rU/authors/1560 (24.03.2015).
7. Усынин Ю.К., Федорец Н.В. Развитие отечественного ракетостроения и ракетных войск. Исторический очерк. М.: МО РФ, 1998.
УДК 808:811.16(075.8)+ 811.161.1
ПРОСВЕТИТЕЛИ ИЗ ГОРОДА СОЛУНЯ: К ВОПРОСУ О СОДЕРЖАНИИ НАСЛЕДИЯ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ
© И.П. Прядко1
Московский государственный строительный университет, 129337, Россия, г. Москва, Ярославское шоссе, 26.
Дан анализ просветительской деятельности уроженцев греческого города Салоники монахов-миссионеров IX в. Кирилла и Мефодия. Предпринята попытка уточнить объем и содержание понятий «кирилло-мефодиевская традиция», «пословный перевод», «грамматическая теория средневековья», «литературно-письменный язык средневековья». Высказана гипотеза о принадлежности грамматических воззрений равноапостольных солунских братьев стоической (пергамской) традиции древнегреческой грамматистики. Анализируются факторы, оказывающие влияние на изменение кирилло-мефодиевской книжности. Даны прогнозы на будущее традиции кирилло-мефодиевской книжности и церковно-славянского языка в век глобализации и торжества мультикультурализма. Ключевые слова: кирилло-мефодиевская традиция; пословный перевод; Infinitivum historicum; система прете-ритов; аорист; книжные справы; Евангелие-апракос.
ENLIGHTENERS OF THESSALONIKI: TO CYRIL AND METHODIUS HERITAGE CONTENT I.P. Pryadko
Moscow State University of Civil Engineering, 26 Yaroslavskoe Shosse, Moscow, 129337, Russia.
The author analyzes the enlightenment efforts of Cyril and Methodius - the monks and missionaries, born in the 9th century in Thessaloniki, Greece. He attempts to clarify the scope and content of the notions of the "Cyril-and-Methodius tradition", "word-for-word translation", "grammatical theory of the Middle Ages", and "written literary language of the Middle Ages". The author formulates the hypothesis that the grammatical views expressed by the Equal-to-the-Apostles brothers from Thessaloniki pertain to the stoic (Pergamos) tradition of the Ancient Greek grammar. Having analyzed the factors affecting the alterations in the Cyril-and-Methodius booklore, the author makes forecasts about the future development of the Cyril-and-Methodius booklore and the Church Slavic language in the century of globalization and the triumph of mul-ticulturalism.
1Прядко Игорь Петрович, кандидат культурологии, доцент кафедры социальных, психологических и правовых коммуникаций, тел.: 89250477631, e-mail: [email protected]
Pryadko Igor, Candidate of Cultural Studies, Associate Professor of the Department of Social, Psychological and Legal Communications, tel.: 89250477631, e-mail: [email protected]
Keywords: Cyril-and-Methodius tradition; word-for-word translation; Infinitivum historicum; system of preterits; aorist; editing of religious texts; Apracos Evangeliar.
Наступивший 2015 г. был объявлен годом литературы, и именно в свете данной «культурологической» инициативы очень важным будет обратиться к истокам русской книжности, найти те духовные константы, которые определили специфику отечественной интеллектуальной традиции. Ведь именно благодаря универсализму православия российская культура, впитавшая в себя все богатство восточно-христианского миросозерцания, обрела облик, сделавший ее узнаваемой в веках. Ведь на скрижалях истории навечно запечатлены и «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, и публицистика Ивана Пересвето-ва, и политические проекты Юрия Крижанича, и оды М.В. Ломоносова, Золотой и Серебряный век русской литературы, и религиозный поиск Н.О. Лосского, П.А. Флоренского, подвижничество архиепископа Луки Войно-Ясенецкого, русский Крым - его "крещальная купель" и русский Космос, о котором пророчествовал К.Э. Циолковский. В настоящей работе будет изучен вклад, сделанный в формирование средневековой общеславянской культуры греческими переводчиками, христианскими миссионерами Кириллом и Мефодием. В свете просветительского подвига монахов из города Солуня яснее различим дальнейший вектор динамики культур славянских этносов, которых история часто ставила перед роковым выбором. Ведь заслуга Кирилла и Мефодия - два дела их жизни: создание славянской грамоты и славянского литературного языка. Вначале скажем об условиях, оказавшихся определяющими для формирования у двух греческих монахов качеств, необходимых для их деятельности как просветителей и филологов.
Не будем забывать о том, что просветители славян были уроженцами древнего Солуня - города, где в средние века происходил диалог различных культур. Здесь дикий север Балкан встречался с образованным югом, славянские элементы сливались с эллинскими, воплощавшими универсальное начало мировой культуры. Местом этого культурного синтеза стала овеянная древними преданиями северная область Греции -Фессалия. Отметим в данной связи, что город, где родились славянские просветители, духовные подвижники, культурно сблизившие славянские народы, в XX в. дал название фронту, на котором эти же народы жестоко противостояли друг другу [1, с. 12-16].
Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Фессалоника как город объединяла не только славянское и эллинское. В нем, как в любом византийском городе того времени, происходило объединение сельского и городского, природного и урбанистического начала. Интенсивное общение жителей проастия, славян-общиников с горожанами делало греческий язык и созданный по его образу и подобию литературный славянский язык языками многонационального византийского православного сообщества. При этом славянский язык заимствовал у греческого языка особенные грамматические формы. О некоторых из них мы скажем в настоящей статье.
Именно сегодня, в ходе социокультурных изменений XXI в. следует отметить особую просветительскую роль уроженцев города Солуня, которые, по определению Е.М. Верещагина, творили грамматическую форму языка, исправляя народно-разговорную речь по образцу уже существующего литературного греческого языка. Современный филолог-славист подчеркивает, что «первоучители действительно создавали язык, чтобы перевыразить на нем Псалтырь, Евангелие, Апостол, святоотеческие трактаты и византийскую гимнографию» [2, с. 3]. Близость церковнославянского языка древнегреческому дала повод книжникам средневековой Руси рассуждать о «добро-глаголивом эллино-словенском» языке и противопоставлять его «неправославному» латинскому [3].
В современной историографии по истории культуры западного средневековья и истории церковнославянского литературно-письменного языка сформировалось представление о кирилло-мефодиевской традиции как целостном историко-культурном феномене [4]. Между тем редко кем уточнялось, что именно входит в содержание данного понятия. Если этого и касаются отдельные авторы, то они трактуют взгляды самих создателей славянской грамоты несколько превратно, во всяком случае, субъективно (на этот счет, например, известны выводы слависта Б.Н. Флори). При большом количестве работ, посвященных деятельности равноапостольных братьев, в них в большинстве случаев недостаточно показана специфика созданных ими переводов. А ведь очевидные специфические черты церковно-славянского языка, делающего его непохожим на современную речь, не оставляют равнодушным как слушателя (во время литургии), так и читателя (при обращении к печатному или рукописному тексту). Специфика церковно-славянских речений иногда может раздражать, иногда восхищать и наполнять сознание священным трепетом; иногда к ней обращаются как к средству полемики. А в отдельных случаях она может выступать объектом пародирования. Синтаксический строй (дательный самостоятельный, причастные обороты и иные синтаксические схемы, свойственные скорее древнегреческому, чем современному русскому языку) и грамматика (сложная видовременная система, наличие аориста, имперфекта, двойственное число, использование артиклей) указывают на то, что данный язык приспособлен для передачи особого смысла - смысла, который содержался в текстах греческого оригинала. Представление о единстве формы и содержания было присуще и со-лунским переводчикам.
Отметим, что Кирилл и Мефодий практиковали пословный перевод, т.е. такой перевод, в котором каждому слову оригинала соответствует слово перевода, грамматической форме оригинала - та же грамматическая форма в переведенном тексте [5]. При наличии таких ограничений греческим монахам скупыми средствами все же удалось через переведенный ими текст выразить некоторые ключевые идеи право-
славной метафизики. Переводческая практика солун-ских братьев опиралась на вполне определенную философию языка, которая в неявном виде была воплощена в главном их детище - в общеславянском литературно-письменном языке средневековья. Не будем забывать первые слова, переведенные Кириллом и Мефодием. Это были строки пасхального богослужения, начинающегося словами Евангелия от Иоанна: «Искони бе Слово» (церковно-славянские тексты воспроизводятся без соблюдения титл, надстрочных знаков и юсов; йотированные гласные заменены сочетанием i+гласная, а ять заменена на е). Именно так начинается Евангелие апракос, т.е. Евангелие, предназначенное для чтения во время литургии. Перевод солунских монахов не позволяет нам забывать, что Мир создан по Слову, и не ради человека, но ради самого Слова. А потому смыслом существования человека является не он сам, а нечто большее того, чем он является сам по себе. Отсюда задача, стоящая перед каждым христианином, - преодоление своей «самости», своего отдельного существования и единение с Богом. Уже первыми фразами на «созданном» ими языке славянские первокнижники задали высокую мировоззренческую планку.
Исследователи подчеркивают удивительную целостность и логичность текстов, переведенных солун-скими братьями. Автор настоящей статьи в первую очередь хотел бы коснуться одного отличительного свойства - активного использования форм глагольного аориста, в более поздних исправленных текстах заменяемого, как правило, перфектом, т.е. формой прошедшего времени совершенного вида. В текстах Нового завета аористом обозначены действия, совершаемые Спасителем. И не случайно аорист стал одним из основных показателей книжности. В этом качестве он использовался не только в собственно литературных текстах, но и в правовых актах, в дипломатике, в уставных грамотах. Например, для придания особого статуса тексту в деловой переписке у новгородцев распространена была формула «се+ аорист», с которой обычно начиналось берестяное письмо.
Далее автор остановится на грамматической специфике текстов, переведенных Кириллом и Мефоди-ем. Чтобы понять, какие именно грамматические формы рассматривались в смысловом пространстве ки-рилло-мефодиевской книжности в качестве наиболее значимых, необходимо принять во внимание выводы филологов. Один из них - славист В.М. Живов писал, что «в русской традиции противопоставление книжного и некнижного языков основывается, прежде всего, на формах прошедшего времени и причастных оборотов».
Отметим в данной связи, что в ХУ!-ХУ!! вв., когда грамматический смысл претеритных форм глагола в значительной степени был утрачен, некоторые из них стали особым маркером книжности. В.М. Живов полагает, что подтверждением такого использования форм прошедшего времени являются случаи их смешения в некоторых текстах (приводится фрагмент «Псковской Палеи» 1494 г.). Филолог, в частности, подчеркивает,
что для текстов этого периода характерно смешение окончания 3 лица множественного числа аориста - ша и 3 лица единственного числа имперфекта - ше как «свободных вариантов одного показателя». «Эти факты, - продолжает В.М. Живов, - однозначно указывают на то, что формы аориста и имперфекта употребляются русскими авторами как признаки книжности. Эту функцию окончания простых претеритов с равным успехом выполняют и тогда, когда они употребляются правильно, и тогда, когда они отнесены к другому лицу» [6, с. 58].
С указанными нами формами связывалось представление о церковно-славянском языке как о способе выражения Богооткровенной истины [7, с. 481]. Именно поэтому при создании теорий церковнославянского языка с таким трудом пробивала себе путь рационалистическая концепция текста, критически воспринимаемого субъектом [7, с. 481] (об этой возрожденской парадигме языкознания, принесенной на Русь Максимом Греком (Михаилом Триволисом), мы скажем ниже).
На общеславянском характере переводов Кирилла и Мефодия (см. выше) следует остановиться особо. Вобравший в себя диалекты южных славян, этот язык создавался для славян западных. Именно по просьбе моравского князя Ростислава были посланы византийским императором Михаилом III солунские грамматики в его землю с целью разъяснить недавно обращенным мораванам смысл текстов Ветхого и Нового Заветов. По меньшей мере так трактует это важное для славянской истории событие «Повесть временных лет» [8]. Здесь говорится, что князья Ростислав, Святополк и Коцел (князь Паннонии) послали к Михаилу III посольство со словами: «Земля наша крещена, но нет в ней учителя». Славянские владыки обратились к базилевсу с просьбой прислать проповедников, которые просветили бы славян. На деле же посольство посылал лишь один Ростислав в 863 году, но авторам Начальной летописи важно было показать, что в просвещении нуждались все славянские князья. С X в. церковно-славянский язык начинает распространяться на Древней Руси. Некоторые исследователи выражают удивление, насколько быстро книжность, художественная и интеллектуальная культура, лежащая в основе православия, а наряду с этим каменное зодчество, градостроительство, византийская система планирования городов и многие другие черты православной цивилизации усваивались в тех местах, где совсем недавно было распространено язычество. И несмотря на то, что «Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое» и вся литература первого века распространения православия на Руси была переводной [9, с. 36], переход от чтения и перевода к созданию оригинальных текстов оказался необычайно скорым. Анализ первых произведений литературы Киевской Руси показывает ее самостоятельность и в языке, и в сюжете, и в системе образов, и даже в жанровом отношении [10, с. 35]. Все это объясняется тем, что православная книжность, архитектура и живопись, образовательная и воспитательная системы, институты права и технологии были усвоены как целостность, как
уже сформировавшееся единство, при этом смысловой основной данного единства как раз и был церков-но-славянский язык, понятный не только южным и западным, но и восточным славянам.
В данной связи отметим, что неупорядоченную речь славян греческие переводчики рассматривали как грубый необработанный материал, которому только предстоит стать языком в подлинном смысле этого слова. Это была характерная для средневековья постановка вопроса, где Слову Божьему приписывалась «вещная» природа. Слово противопоставлялось Хаосу, как единобожие язычеству, как «логос» невнятной «глоссолалии». Необходимость своего переводческого подвига, его Божественную предопределенность равноапостольные братья на диспуте в Венеции оправдывали пророчеством Исайи: «Во время оно услышат глусии словеса книжная, и яснъ будетъ языкъ гугнивыхъ» [11, с. 33]. Появление у славян литературно-письменного языка Кирилл, напомнивший латинским клирикам текст Исайи, расценивал как воплощение ветхозаветного пророчества. При этом средством организации языкового материала у равноапостольных братьев выступал текст, а не грамматика, действительная жизнь языка, а не сухая схема, абстрагированная от конкретных единиц лексики и смысла словесных оборотов.
Итак, резюмируя сказанное, отметим общеславянское значение деятельности Кирилла и Мефодия, причем в придании славянскому языку статуса литературного солунские братья, видимо, пошли дальше того, что требовал от них и византийский император, и, может быть, сами великоморавские правители.
Но более всего переводческая традиция равноапостольных братьев противоречила языковой практике латинского Запада. Именно поэтому позднейшие справы кирилло-мефодиевских текстов делались по образцу иеронимовой «Вульгаты». Замена аориста в них мотивировалась тем, что этой глагольной формы нет в латинском языке. Однако последнее утверждение звучит не вполне убедительно. «Вневременное» содержание в латинских текстах в некоторых случаях передавалось при помощи формы Infinitivum historicum, позднее интерпретировавшейся как эллипсис, как риторическая фигура с пропущенной глагольной связкой [12, с. 485]. Ср. Interim cotidie Caesar Aeduos frumentum flagitare ... Diem ex die ducere Aedui: conferri, comportari, adesse dicere [13, c. 4-5].
Отметим также, что подобные обороты есть и в русском языке: «А царица хохотать, и плечами пожимать...» [14, с. 350]. Соответствием греческому аористу мог быть также гномический перфект, которым выражалось действие, происходящее неоднократно, по обычаю, и не привязанное к конкретному временному промежутку [15, с. 79] (см. также [16, c. 111]). Так что неверным будет оправдывать замену аориста отсутствием этой формы в латинском языке. И все-таки подобные замены делались в XV-XVI вв.
Одним из первых, кто стал исправлять тексты ки-рилло-мефодиевской традиции по образцам текстов на латыни, был, как мы уже говорили, Максим Грек. Правда, незадолго до приглашения греческого пере-
водчика в Московское княжество в Новгороде в 1499 г. силами как отечественных книжников, так привлеченных с Запада специалистов по инициативе архиепископа Геннадия был предпринят перевод Библии. Среди трудившихся над переводом источники называют монаха Вениамина, хорвата по национальности, Дмитрия Герасимова, составителя первого перевода «Грамматики» Элия Доната на русский язык и др. В Геннадиевской Библии перевод перфекта латинской «Вульгаты» перфектом церковно-славянского языка казался вполне естественным и оправданным. Максим же Грек не только переводил, но и редактировал уже существующие церковно-славянские тексты, тем самым разрушая имевшуюся до него традицию перевода. Максим-святогорец при этом не только ориентировался на латинские тексты, но и учитывал особенности разговорного русского языка XVI в. Это не могло не вызвать отрицательной реакции со стороны ревнителей древней литературной традиции. Партию консерваторов возглавил митрополит Даниил, призвавший святогорца на свой грозный суд [17]. На суде Максиму Греку в числе первых было предъявлено следующее обвинение: «Максим, инок святогорец, говорил и учил <...>, и писал о Христе, яко сидение Христово одесную Отца мимошедшее и минувшее (т.е. употреблял формы мимошедшего и минувшего времени - перфекта вместо традиционного аориста -И.П.), яко же адамово селение в раи и прямо рая сидение, тако и Христово сидение одесную Отца мимо-шедше. Где было в здешних книгах написано: Христос взыде на небеса и седе одесную Отца, и он то зачернил, а иное выскреб; а вместо того написал седев одесную Отца, а инде седевшаго одесную Отца, а в ином месте написал сидел еси одесную Отца. Тако глаголя Максим не повиновашеся и потом Божьими судьбами неизреченными, яко же Бог весть» [17, а 90]. Итак, мы видим, что суд над Максимом Греком касался принципиальных несогласий, возникших между сторонниками традиционного взгляда на литературно-письменный церковно-славянский язык как на сокровище, как на носитель смысла, и сторонниками языкового обновления, которые относились к языку как к средству комммуникации. Кстати, и до всех событий, связанных с переводческой деятельностью святогорского монаха, представителями церкви были осуждены попытки новгородских стригольников переводить литургию на народно-разговорный язык. Достаточно вспомнить страницы, посвященные языковым новациям еретиков, в книге наиболее бескомпромиссного критика новгородских стригольников Зиновия Отенского «Истины показания к вопросившим о новом учении» [18, с. 967]. Другая претензия Зиновия Отен-ского состояла в том, что стригольники во время службы Символ Веры и молитву «Отче наш» не читали, а пели, то есть возвращались от речи к «глоссолалии» [18, а 965-966].
Особое представление о времени, как целостной субстанции, схваченной в ее троякой изменчивости, -а именно этот взгляд на время в имплицитной форме выражает частотное использование категории аориста, - имеет древние античные корни. «Само по себе
время не может никоим образом быть разъято, так как оно течет само в себя, и вечно едино. Но так как наши действия различны и не всегда одни и те же (ибо мы либо делали, либо сделали, либо будем делать), поэтому мы нераздельному времени назначаем части времени, не разделяя самое время, но обозначая различие наших действий» [19, с. 129]. Именно эти слова, сказанные Присцианом, служат выражением не только грамматического, но и философского представления о времени. Предложенное римским филологом определение времени нашло отражение в византийских учебниках грамматики (ср. тексты Мосхопула, фрагменты Херовоска), и через них с данным определением были ознакомлены книжники Древней Руси (см. «Осьмичастное слово», приписываемое Иоанну Да-маскину, опубликованное в сборнике И.В. Ягича [20, c. 47-54]) .
Отметим также, что для Кирилла и Мефодия, а также для всех продолжателей их традиции характерен был текстологический, а не грамматический подход к изучению литературно-письменного языка (со-лунские братья были присланы именно в качестве учителей славянских («словенских»), и поэтому занимались не только переводами, но и преподавательской деятельностью). «При создании оригинальных текстов [для них] руководством служили не правила, не грамматика, а образцы, задававшиеся корпусом постоянно переписываемых текстов». Филолог напоминает о различии в способах усвоения языка на западе и на востоке христианского мира: «...латынь усваивалась грамматикой и словарем, церковнославянский же язык постигается через Псалтырь и Часослов, тексты которых заучивались наизусть». Именно поэтому методом освоения языка на Руси было простое прилежное «читание».
«Беззавистная» кирилло-мефодиевская традиция (так определял ее украинский просветитель Иван Ви-шенский) опиралась на переводы Евангелия апракос, выполненные равноапостольными славянскими учителями. Овладеть языком для них значило овладеть словоупотреблением, которое как раз и находит отражение в письменных текстах - текстах православного Канона (церковного законодательства), Псалтири, Евангелий. Отсюда практика начетничества, распространенная, кстати, не только на Востоке, но и на Западе христианского мира.
И тем не менее развитие языковой теории на латинском Западе шло иным путем. Пересмотр идей первых греческих грамматистов - от Аристарха и Дионисия Фракийского до создателей Септуагинты -начали уже римские составители учебных пособий, переиначивавшие греческую лингвистическую терминологию. Возникли нюансы в осмыслении грамматических проблем, которые привели к заметным расхождениям в языковой практике. Еще Ф. Штольц и Й. Шмальц указывали на то обстоятельство, что теоретическое осмысление языка у греков и римлян шло неодинаково: греческие грамматические пособия появились уже после того, как был исчерпан потенциал греческой поэзии и прозы (ср. [12]). В римском мире развитие литературы и теорий языка происходило одновременно. Если сопоставить развитие древних
языков и литератур с церковно-славянским языком, то ясно, что его появление опередило развитие церков-но-славянской литературы. И тем не менее как на Западе, так и на Востоке (в Византии) имена таких грамматиков, как Марк Теренций Варрон, Фест Секст Пом-пей, Сервий, были широко известны и почитаемы.
В житийных источниках, в позднейших исследованиях очень скупо говорится о грамматических воззрениях Кирилла и Мефодия, о том, какой грамматической теории средневековья они придерживались. С хазарской миссией авторы житий связывают составление старшим из братьев осьмичастной грамматики еврейского языка. Это позволяет сделать предположение об ориентации ученых на александрийскую теорию языка и стиля, на учения грамматиков-«аналогистов», считавших, что в языке образование форм происходит по определенным правилам. Вместе с тем солунские братья учитывали также и аномалии, которых в языке не меньше, чем правил (аналогий) [21, с. 25]. Они понимали, что границы языкового узуса ограничивают применение техники пословного перевода, а потому они в ряде случаев отходили от этой распространенной в средние века методологии. Можно ли говорить, что в переводческой практике Кирилла и Мефодия прослеживаются отголоски другой стоической (пергамской) школы античной грамматики? И не от стоиков ли усвоено здесь доверие к тексту, а не к учебнику грамматического искусства? Мы, по крайней мере, имеем право задать такие вопросы.
Подведем итоги нашего исследования.
В настоящей статье автор рассмотрел отдельные моменты переводческой деятельности славянских просветителей Кирилла и Мефодия. Автор выражает надежду, что отмеченные моменты прольют свет на содержание философско-лингвистических идей, высказанных великими славянскими просветителями. В статье были определены некоторые грамматические особенности древнеславянских (или, как говорят сегодня, церковнославянских) текстов. При этом доказывается общеславянский характер последних.
В современную эпоху - эпоху постмодерна и глобализации - для литературно-письменного языка возникли новые вызовы. Вызовы эти связаны с частичной утратой глубины и осмысленности существования у представителей христианской цивилизации. В этих условиях функция языка как средства фиксации некоторого содержания безотносительно к акту коммуникации оказалась в значительной мере редуцированной. В массовом сознании практически исчезает ответственное отношение к Слову, и в первую очередь к Слову как порождающей причине. Читатель как субъект культурного творчества, как создатель смыслов также растворяется, вытесняется почти повсеместно потребителем визуальной информации. Достаточно услышать сленг, на котором говорит современная молодежь. Ответственному отношению к Слову препятствует внедряемая массовой пропагандой установка «Я активен здесь и сейчас». Эта безответственная жизненная позиция приводит к размыванию тысячелетних основ христианской культуры. «Язык есть дом бытия», - говорил М. Хайдеггер. И сегодня этот дом находится под угрозой.
Статья поступила 29.04.2015 г.
Библиографический список
1. Болтаевский А.А. Салоникский фронт и Россия в годы Первой мировой войны // Исторические науки. 2011. № 3. С. 12-16.
2. Верещагин Е.М. Христианская книжность Древней Руси. М., 1996. 208 с.
3. Успенский Б.А. Grammatica sub specie theologiae. Пре-теритные формы глагола «быти» в русском языковом сознании XVI-XVIII веков (в соавторстве с В.М. Живовым) // Избранные труды. М., 1997. Т. III: Общее и славянское языкознание. С. 363-388.
4. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Варьирование средств выражения в переводческой технике Кирилла и Мефодия. М.: Изд-во МГУ, 1972. 199 с.
5. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Переводческая техника Кирилла и Мефодия. М.: Изд-во МГУ, 1971.
6. Живов В.М. Роль русского церковнославянского в истории славянских литературных языков // Актуальные проблемы славянского языкознания. М., 1988. С.49-98.
7. Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XVII века // Избранные труды. М., 1996. Т. I: Семиотика истории. Семиотика культуры. С. 477-519.
8. Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи 1377 г. // Повесть временных лет / подг. текста Д.С. Лихачева; пер. Д.С. Лихачева и Б.А. Романова; под. ред. Адриано-вой-Перетц. М.-Л., 1950. Ч. I. С. 12-202.
9. История русской литературы X-XVII веков / под ред. Д.С. Лихачева. М., 1980. 462 с.
10. Татаринова Л.Е. История русской литературы и журналистики XVIII в. М., 1982. 235 с.
11. Флоря Б.Н. Сказание о начале славянской письменности и современная эпоха // Сказание о начале славянской
письменности / вступ. статья Б.Н. Флори, ред. Л.И. Тормазо-вой. М.: Изд-во «Наука», Институт славяноведения и балканистики РАН, 1981. С. 5-69.
12. Schmalz J. Syntax und Stilistik // Lateinische Grammatik. Laut- und Formenlehre. Syntax und Stylistik. Muenchen: Beck, 1900. 596 с.
13. Juli Caesaris Belli Gallici libri VII / In usum scholarum iterum recognovit. a diecit Galliam Antiquam tabula descriptam B. Din-ter. Lipsiae, 1911. Lib. I. Cap. XVI. P. 9, 1-2; P. 10, 4-5.
14. Пушкин А.С. Сказка о мертвой царевне и семи богатырях // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Л.: Наука, 1977-1979. Т. 4: Поэмы. Сказки. С. 344-357.
15. Козаржевский А.Ч. Учебник древнегреческого языка. М., 1993. С. 79.
16. Штеле М. Грамматика древнегреческого языка / пер. с нем. В.П. Казанскине. СПб., 1994. С. 111.
17. Судные списки Максима Грека и Исака Собаки / подг. Н.Н. Покровский; под ред. С.О. Шмидта. М., 1971. 180 с.
18. Зиновий [Отенский]. Истины показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863. С. 1006.
19. Prisciani Institutiones Grammaticae XVIII lib. Corpus Grammaticorum Latinorum: complete texts and full bibliography [Электронный ресурс]. URL: ttp://kaali:linguist.jusseu.fr/CGl/index.jsp
20. Стго !ианна Дамаскина о исмихъ частехъ слова, елико пишемъ и глемъ // И.В. Ягич Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке. СПб., 1896. С. 47-54.
21. Тронский И.М. Проблемы языка в античной науке // Античные теории языка и стиля / общ. ред. О.М. Фрейденберга М.-Л., 1936. С. 25.
УДК 37.047
СОЗДАНИЕ ЭНЕРГОКЛАССОВ «УСПЕШНЫЙ АБИТУРИЕНТ» НА БАЗЕ КУИЦ «ИРКУТСКЭНЕРГО» - ИРНИТУ
_ Л л о
© Е.В. Самаркина1, М.А. Грайвер2, А.Н. Кудряшов3
1,3Иркутский национальный исследовательский технический университет, 664074, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
корпоративный учебно-исследовательский центр «Иркутскэнерго»-ИРНИТУ, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Игошина, 7.
Приведены результаты изменения подхода в области профориентационной работы с абитуриентами, планирующими обучаться в вузе на специальностях энергетического направления. Данную модель необходимо рассматривать как научно-практическую систему подготовки школьников к поступлению в вузы. Программа создания энергоклассов «Успешный абитуриент» ставит перед собой цель не только создать условия для осознанного профессионального самоопределения учащихся посредством популяризации профессий энергетического направления, но и качественно улучшить базовую подготовку потенциальных студентов вуза по дисциплинам, которые являются основой для получения дальнейших знаний при последующем обучении на инженерно-технических специальностях энергетического профиля.
Ключевые слова: успешный абитуриент; энергетика; профориентация; образование; базовая подготовка; ЕГЭ.
1Самаркина Екатерина Владимировна, кандидат технических наук, доцент кафедры теплоэнергетики, тел.: 89025115775, e-mail: [email protected]
Samarkina Ekaterina, Candidate of technical sciences, Associate Professor of the Department of Heat Engineering, tel.: 89025115775, e-mail: [email protected]
2Грайвер Михаил Александрович, директор, тел.: (3952) 405911, 8-914-8-957701, e-mail: [email protected] Graiver Mikhail, Director, tel.: (3952) 405911, +79148957701, e-mail: [email protected]
3Кудряшов Александр Николаевич, кандидат технических наук, доцент, зав. кафедрой теплоэнергетики, тел.: (3952) 405126. Kudryashov Mikhail, Candidate of technical sciences, Associate Professor of the Department of Heat Engineering, tel.: (3952) 405126.
