CC BY
70
7 РГАДА. Ф.1355. Оп.1. Д.1186.
8 РГИА. Ф.1537. Оп.1. Д.81. Л.130.
9 РГИА. Ф.1537. Оп.1. Д.81. Л.65-68.
10 РГИА. Ф.379. Оп.1. Д.604.
11 ЦГИА РБ. Ф.И-2. Оп.Н. Д.383.
12 ГАОО. Ф.6. On.IV Д.7869. Л.8 об.
13 ЦГИА РБ. Ф.И-138. Оп.Н Д.79. Л.9 об.
,4 ЦГИА РБ. Ф.И-2. Оп.Н. Д.383. Л.61 об.-бЗ об.
15 В Карасеву волость всё же была отписана и часть экономических крестьян (674 души), при чём в двух деревнях проживали только экономические крестьяне.
В.А. Воропанов
Прокурорский надзор в системе сословных органов правосудия в 1775-1864 годах (на примере Оренбургской губернии)
Роль губернской прокуратуры в охране законности не получила должного освещения в трудах представителей и последователей «государственной школы» XIX в. Обращение авторов конца XIX - начала XX в. к результатам судебной реформы 1864 г. давало обширный материал для осмысления перспектив действующей судебной организации, а в целом -эволюции государственного строя к конституционному. Общий анализ предшествовавших форм суда вызывал у исследователей интерес с точки зрения подтверждения теоретических умозаключений о сущности «полицейского» государства. Оценки институтов дореформенной судебной системы носили крайне критичный характер. В советской литературе положение прокурорских чинов в системе надзора служило историкам права бесспорным свидетельством поддержания самодержавием условий для произвола местной администрации1. Текущие правовые реформы оживили интерес исследователей к истории прокурорских учреждений, опыту эволюционного развития средств прокурорског о контроля2.
Реальность юридического статуса подданных российской монархии гарантировалась в последней четверти XVIII-первой половине XIX в. полноценным функционированием сословных правоприменительных и правоохранительных учреждений. Успех законодательной практики в судебных местах во многом зависел от организации деятельности органов государственного надзора. Всеобъемлющий контроль за деятельностью органов правосудия совмещал взаимодополняющие полномочия губернской администрации, судебных учреждений и прокуратуры. Возглавляемая генерал-прокурором служба по надзору за исполнением действующих и вновь принятых законов всеми государственными органами и должностными лицами была введена в России Петром I на смену не оправдавшей себя тайной и разобщенной службе фискалов с учетом накопившегося в системе надзора опыта. Новая система сочетала на первых порах явление фискальных доносов с гласной деятельностью прокуроров, учрежденных при Сенате, губернаторских канцеляриях, надворных судах и магистратах. Фискалы и прокуроры находились в прямом подчинении генерал-прокурора, объявленном «государевым оком» и «стряпчим о делах государственных», и подлежали взысканиям исключительно по решению Сената или самого императора3.
Система органов прокурорского надзора получила закономерное развитие в правление Екатерины II4. Положение от 7 ноября 1775 г. «О прокурорской и стряпческой деятельности» определило новую структуру губернской прокуратуры и достаточно полно регламентировало ее деятельность. В состав местной прокуратуры вошли прокурор и стряпчие при правлении и палатах, прокуроры и стряпчие при верхних сословных судах и стряпчие, юрисдикция которых распространялась на государственные учреждения уездов5. Губернскому прокурору были подчинены все прокуроры и стряпчие наместничества, по долгу службы он принимал от них «доношения» и был обязан «об оных предлагать, где надлежит».
Сам прокурор губернии доносил о нарушениях законности в наместническое правление и начальнику губернии или генерал-прокурору. А.Д. Градовский по позициям, занимаемым начальником губернии в государственных структурах, прямо назвал генерал-губернатора местным генерал-прокурором6. Узость полномочий губернского прокурора соответствовала логике развития форм и методов централизованного управления в ходе модернизации государственного строя. Кредит доверия самодержавной власти высшей
российской администрации был не безграничен, но формирование властных самостоятельных прокурорских структур не входило в ближайшие планы правительства.
Однако, не предоставив прокуратуре силы самостоятельных распоряжений, законодатель учитывал важность независимого положения ее высших чиновников от губернского правительства. Назначение губернских и судебных прокуроров происходило в Сенате при активном участии генерал-прокурора. Губернские стряпчие определялись Сенатом из числа наиболее достойных и опытных чиновников империи, судебные стряпчие - по представлению палат суда. Перепоручение губернских прокурорских должностей осуществлял глава местной прокуратуры по старшинству чина наличных служащих7. Наконец, аттестовались высшие чиновники местной прокуратуры лично министром юстиции. «...Польза службы требует, дабы прокурор, как блюститель за точным исполнением законов, и как чиновник, ни в чем губернатору неподчиненный, никогда с ним и в тесной дружеской связи не был.. ибо в сем последнем случае верховное правительство ни чрез кого уже по обязанности ни о каких безпорядках в губернии и узнавать не будет иметь способа», - полагало правительство Таким же образом губернский стряпчий, «будучи блюстителем за повсеместным в губернии исполнением законов, в случае каких-либо по делам службы несогласий его с начальником губернии может навлекать к себе со стороны его нерасположение, и, следовательно, если бы аттестация зависела от губернатора, они могли бы, при всей похвальной своей службе, лишиться справедливаго по оной удостоения»8.
Создавая юридические основы самостоятельности губернской прокуратуры, верховная власть одновременно ставила перед ней задачи правового ограничения деятельности всей губернской администрации Вручая в 1764 г. новые полномочия губернаторам, императрица поставила их деятельность под надзор губернского прокурора. Серией указов подтверждалось разграничение прав и обязанностей всех государственных учреждений9 Начальник губернии был вправе давать поручения губернским стряпчим, минуя их непосредственное руководство В обязанности генерал-губернатора было ставить прокурора в известность о целях своих поручений, чтобы не иметь возможности преступить полномочия10. Несогласие прокурора с мнением начальника губернии останавливало исполнение судебных решений1'. Губернские стряпчие казенных дел были допущены в правление и могли контролировать опрос свидетелей, просматривать любую документацию делопроизводства, просить организации дополнительного следствия и следить за соблюдением сроков12.
Таким образом, взаимоотношения прокурора и начальника губернии строились на обоюдном уважении должностного влияния13. Независимость прокуроров часто проявлялась в их служебной и частной деятельности, о чем свидетельствуют материалы делопроизводственной документации. На исходе XVIII в. председатель гражданской палаты Федоров и губернский прокурор Богинский, пользуясь высоким положением, скупали тысячи десятин башкирской земли. Вступивший в сделку с влиятельными и осведомленными в законах людьми отставной поручик Мартынов едва не лишился имения, не позаботившись о правильном оформлении документов в земском суде и просрочив оплату долга, а затем откупаясь от чиновников деньгами и крепостными в течение трех лет. Только заступничество начальника губернии освободило дворянина от дальнейших неприятностей. H.H. Бахметев обратился за советом, как ему и Мартынову в такой ситуации поступить, к генерал-прокурору A.A. Беклешову «Должность моя есть его защитить, но лишена способов... - пояснил губернатор - Все подборы под законы оными и прикрыты...» «Нередко становлюсь я в нерешительности угнетенных защитить...», - заявил Бахметев14.
В 1810 г прокурор межевой конторы Блажиевский скандально отстоял права на покупаемый в Оренбурге дом, предоставленный губернской администрацией на длительный съем некому генерал-майору. От претензий губернских властей и конкурента прокурора оградил министр юстиции, прекративший страстные споры15
В январе 1815 г. губернатор Г.С. Волконский рекомендовал на пост главы уголовной палаты прокурора Богинского, известного опытом и радением в службе, однако выяснил, что по сообщению губернского прокурора Сенат уже успел определить нового чиновника16.
Характерный конфликт произошел между Оренбургской администрацией и прокурором в мае 1833 г. Правление командировало в уезд для производства следствия по частной жалобе столоначальника. Протест прокурора не возымел должного действия, о чем на имя министра юстиции поступил рапорт. Губернскому правительству было напомнено о пределах его компетенции17.
Очевидно, что современники-обыватели не воспринимали губернского прокурора как малозначительную фигуру в системе государственных должностей. Осмелившись в ноябре 1831 г. «произносить разныя дерзости относительно гражданского губернатора», уфимский мещанин А. Стариков назвал правителя в присутствии городской полиции и членов губернского правления вором, разбойником, грабителем, государственным преступником и масоном, покрывающим недобросовестность чиновников Уфимского магистрата, и обещал доставить доказательства его вины именно губернскому прокурору18.
Положение губернского прокурора и всей местной прокурорской системы во многом было связано со степенью влияния генерал-прокурора на государственные дела. О том, что в царствование и Екатерины II, и Павла I влияние его было огромно, простиралось на многие отрасли управления, и «к нему должны были все чаще и чаще обращаться президенты коллегий, генерал-губернаторы, губернаторы и другие представители власти», хорошо известно19.
В компетенцию правления в 1775 г. было передано право назначать низших должностных лиц местной прокуратуры. Усиление с начала XIX в. влияния губернского прокурора на нижнее звено прокурорской структуры было нацелено на достижение баланса в области государственного надзора между органами прокурорского и административного контроля. С 1803 г. порядок отбора уездных стряпчих предусматривал представление кандидатов губернским прокурором. Правление, рассмотрев справки, аттестаты и другие свидетельства достоинства чиновников, могло отклонить предложение прокурора с объяснением «законных и основательных препятствий», ожидая представления новых лиц20. В случае необходимости перемещения стряпчих «для пользы службы» начальник губернии запрашивал разрешения в министерстве юстиции21.
Указом от 26 января 1784 г. запрещалось отлучать уездных стряпчих от должности по последовавшим на них в правление доносам. Удаление от исполнения обязанностей могло производиться, «ежели оные токмо по суду окажутся виновными». Негативные последствия ослабления роли местной администрации в обеспечении исполнения низшими прокурорскими чинами своих обязанностей выявила законодательная практика. Правила смещения чиновников «за разные злоупотребления и неисправности» потребовалось изменить в первой четверти XIX в. Как и в случаях перевода, монарх признал приемлемым отрешение стряпчих от должности после предварительного сообщения губернского прокурора с министром юстиции на основании общих норм государственной службы22. К отправлению должности уездного стряпчего, оказавшейся по каким-либо причинам вакантной, допускался секретарь уездного суда23. Указ от 20 июня 1833 г. предписал в случае отстранения стряпчего от должности, его продолжительной болезни, увольнения на неопределенное время в отпуск и т.п. предоставлять открывшееся место «благонадежным и опытным чиновникам из прокурорских канцелярий и губернских мест» по избранию губернского прокурора и с утверждения правления24. Уездные стряпчие аттестовались губернским начальством по «засвидетельствованию» прокурора25.
Зависимость уездных стряпчих от администрации объяснялась, прежде всего, задачами их деятельности. Преобразуя прокурорский надзор, правительство Екатерины II наделило систему невысокими по Табели о рангах классными местами. Должность стряпчего соответствовала XI классу и предоставлялась чиновникам в ранге коллежского регистратора, коллежского или титулярного советника26. Согласно штатам того периода, стряпчие получили оклад жалованья в 150 р., что уступало окладу уездных секретарей27. Таким образом, престиж данного штатного места был невелик, что отражалось на качестве уездных прокурорских кадров. Не случайно в 1800 г., изучив особенности в деятельности учреждений Оренбургской губернии, сенатские ревизоры внесли предложения об институциональных изменениях в системе контроля. Указав на дальнее расстояние уездных городов от губернского Оренбурга, сенаторы пришли к мнению о необходимости учреждения в каждом уездном городе должности чиновника для наблюдения за судами и городничим, не имевшего права вмешиваться в решение и производство дел, но являвшегося бы «блюстителем правосудия в уезде» и «директором» судов и полиции всего уезда, «одним словом, орудием губернского начальства»28. В 1828 г. из 11 уездных стряпчих Оренбургской губернии 7 поступило в должность с канцелярских мест и только четверо ранее уже занимали судебные и административные посты. К указанному времени срок исполнения стряпческих обязанностей составил 12, 13, 14, 15, 17, 18 лет. Белебейский стряпчий оставался в должности с 1803 г.29 Несмотря на продолжительность служебного стажа всех уездных стряпчих, со-
ответствие некоторых занимаемой должности оставалось спорным. Ревизор констатировал, что большинство уездных стряпчих «не наблюдают за должным порядком в присутственных местах», а иные и не знают точно своих обязанностей. Уфимский проверял правильность скрепления секретарями дел, Бугульминский ставил резолюции на начальном и последнем листах судебных журналов. Открытые в работе стряпчих недостатки давали, по мнению ревизора, «повод переменить некоторых из них». Стерлитамакский, замеченный «в пьяной и буйной жизни», был удален от должности незамедлительно30. Тогда же в губернском «судебном управлении» под надзором прокурора были проведены занятия с уездными стряпчими «по предметам поручений на них возлагаемых»31.
Губернская администрация добивалась соответствия деятельности уездной прокуратуры действующим инструкциям, получая нарекания со стороны сенатских ревизоров. Вопрос о недостаточной требовательности стряпчих был поднят в 1842 г. сенатором Пещуро-вым. В ходе его ревизии один из уездных прокуроров оказался под судом32.
Правовые средства прокурорского надзора традиционно заключались в наблюдении, предостережениях и напоминаниях о необходимости точного исполнения служащими законов и должностных инструкций. Местная прокуратура создавалась как организационная часть судебной системы «для споспешествования правосудия и для сохранения добраго законами установленного порядка в судебных местах». Прокурорам и стряпчим вменялось долгом «быть взыскателями исполнения узаконений, наказания преступлению, а невинности защитою»33. Каждый судебный прокурор являлся «оком» губернского. Его главным назначением было оберегать порядок и формы судопроизводства, блюсти общественные интересы.
В целях наблюдения за деятельностью учреждений прокурорские чины беспрепятственно посещали подведомственные присутственные места. В начале нового срочного заседания под присмотром прокурора судьи должны были «возобновить в памяти для наи-вящшаго соблюдения в силу присяги, порядка и правосудия» избранные законоположения. Судьи обращались к прокурору за разъяснением сомнительных случаев в судебной практике. На сообщения судебного прокурора губернский давал «поправления... сходственныя общим узаконениям». Контролируя ход каждого дела, прокурорский чин указывал на нарушения законодательства и на средства, применением которых нарушения устранялись34. Сенат запретил судам злоупотреблять неграмотностью населения и принимать подозрения на прокуроров, совершать их отвод подобно судьям и заседателям35. Особым вниманием пользовались дела обвиняемых, заключенных под стражу. Кроме напоминаний о сроках производства, прокурор должен был посещать не менее раза в неделю арестантов и заботиться о содержании их «сходственно во всем их состоянию и человеколюбию»36. В связи с предписанием министра губернский прокурор заблаговременно сообщал «для облегчения страждущего человечества» о делах неординарного характера37.
Журналы с решениями судебных мест для вступления в законную силу проверялись и подписывались прокурорскими чинами. Нижние суды доставляли протоколы заседаний уездным стряпчим, верхние - судебным прокурорам, палаты и совестный суд - губернскому. Сроки просмотра составляли в разное время от 1 до 3 дней38. Служащие не всегда спешили выполнять требования чиновников прокуратуры, и Сенат делал строгие наставления начальникам губерний, подтверждая полномочия прокурорских органов и демонстративно наказывая виновных39.
Исследованиям доступна обширная и разнообразная переписка губернских прокуроров с главным прокурором империи. Генерал-прокурор, позднее министр юстиции, внимательно следил за выполнением прокурорскими чинами своих обязанностей и своевременным получением полной информации о любых нарушениях законности, требовал отчетов по самым различным вопросам государственного надзора. В провинции регулярно направлялись «ордера», предписания, инструкции и отдельные поручения и рекомендации.
Очередной такой «ордер» адресовался оренбургскому прокурору в марте 1820 г.: «Усматривая из получаемых сведений, что уголовныя и следственныя дела по городским и уездным судебным местам производятся с крайнею медленностию под предлогом справок, которыя часто бывают вовсе не нужны, число арестантов в острогах до чрезмерности нако-пилося... Вновь строжайше предписываю всем господам губернским прокурорам, иметь неусыпное наблюдение, что бы уголовныя и следственныя дела, особливо те по коим содержатся арестанты, повсеместно производимы были со всевозможною скоростию... Иметь всегда список всем арестантам по целой губернии, и со времени взятия кого-либо под стражу до самого окончания об нем дела безпрестанно чинить, где следует, напомина-
ния, побуждения и настояния в губернских судебных местах самим губернским прокурорам и чрез губернских стряпчих... Ведомости сии будут разсматриваться со всею строгостию, и в случае, когда замечены будут со стороны какаго-либо из губернских прокуроров упущение, беспечность и невнимание к участи арестантов, с таковыми будет поступлено по всей строгости законов с отрешением от должностей...». Министр напомнил об обязанности уездных стряпчих отчитываться перед прокурором каждые две недели. Третные именные ведомости о следственных и уголовных делах, алфавитные списки арестантов были признаны им «к разсмотрению неудовлетворительными» и доставку их было велено прекратить40. Оренбургский прокурор отметил недостатки в работе земской полиции и нашел полную поддержку военного губернатора в их исправлении4'.
Активная деятельность прокурорских чинов позволяла правительству постоянно корректировать действующее законодательство42. По характеру службы губернский прокурор всегда был готов выйти за рамки предоставленных полномочий. Кроме общих судебных мест, деятельность которых контролировалась прокуратурой, в поле зрения надзорных органов находился пограничный суд, подведомственный начальнику губернии. В ноябре 1799 г. губернский прокурор Богинский, регулярно оказывавший давление на чиновников комиссии пограничных дел, представил генерал-прокурору рапорт, где обстоятельно изложил порядок работы учреждения. Подсудные комиссии дела не двигались по инстанциям, но заканчивались там же после утверждения губернатором ее решений. Исполнение судебных решений возлагалось на уездную полицию. По мнению Богинского, имелись все основания распространить на деятельность учреждения прокурорский надзор. Мотивы правительственного отказа были аналогичны разъяснениям, данным позднее по иным вопросам порядка судопроизводства на границе: «По роду жизни, который ведут киргизцы, по дикости и хищничеству, главное внимание правительства обращено единственно на то, дабы удержать их в мирном положении и благоразумными мерами внушать доверенность и привязанность к России...». Сенат указал на важность эффекта, производившегося распоряжениями комиссии, недостижимого при реализации правовых норм, общепринятых в империи. H.H. Бахметев повелел чиновникам комиссии более не отвечать на запросы губернского прокурора43.
Губернские и судебные стряпчие казенных и уголовных дел составляли вместе с прокурорами коллегии и разрешали общим мнением возникающие в применении законодательства вопросы. Стряпчие служили прокурорам советом в делах, предлагали именем прокуроров заключения, «сходственный с сохранением общаго законами установленнаго порядка»44. В обязанностях прокурора и стряпчего имелись определенные различия. Стряпчие выступали в судебных местах в качестве общественных истцов «по казенным делам и по делам, нарушающим общий порядок, или противный власти и должности», а также «по уголовным винам и преступлениям», принося жалобы по соглашению с прокурором. Они могли требовать информации по любому делу, исключая дела между частными лицами. Как истцы, стряпчие просили следствия, явки ответчика или его поверенного в суд, взятия ответчика под стражу, пользовались правом апелляционного переноса и отводили судей. В исках о казенных землях стряпчие оказывали всевозможную поддержку малограмотным поселянам, знакомили с законодательством, наставляли в действиях, сочиняли от их имени жалобы и апелляционные просьбы, выслушивали совместно определения суда. В спорах частных лиц деятельность стряпчего ограничивалась опротестованием неправого решения45.
Особым в иерархии местной прокуратуры было положение уездного стряпчего, должность которого соединила все функции надзора на территории уезда. Чиновники обязались «бдение иметь, дабы в уезде ничего противнаго власти, интересу, законам, учреждениям и повелениям императорскаго величества и общему благу не происходило». Стряпчий следил за своевременным открытием судебной сессии, за сохранением порядка в присутствии, просматривал реестры дел и контролировал точное исполнение судебных решений. Выявив «общий соблазн от какого явнаго порока, или греха», стряпчий уезда подавал с разрешения губернского прокурора иск в судебное место46. Важнейшей обязанностью надзорного чина было «блюсти со вниманием за ходом следствий, и пещись в особенности о том, чтобы обвиняемый воспользовался всеми способами, законом к его защите предоставленными»47. Уездные стряпчие осуществляли ходатайство по делам об освобождении от крепостной зависимости, заменяя частных лиц, не имевших права до постановления суда покидать имения или заводы. С решений суда стряпчий пересылал копии губернскому прокурору и получал от него соответствующее заключение. В случае заявления прокурором «удовольствия» на решение суда, за не получившим свободы лицом сохранялось
право самостоятельно апеллировать вплоть до судебных департаментов Сената48. Прокурору регулярно посылался, в зависимости от требований, различный набор отчетных ведомостей: «о делах и арестантах», «именная арестантам», «о людях, отыскивающих вольности», «до государственных имуществ относящаяся», «о полученных предписаниях» и т.д.
Упразднение верхних сословных судов ослабило систему прокурорского надзора в судебной сфере. По Оренбургской губернии было сокращено 16 штатных прокурорских мест. Тем не менее, разветвление структуры прокурорских органов непрерывно продолжалось вместе с изменениями в многообразном государственном механизме. Построение органов прокурорского надзора по-прежнему велось с учетом особенностей государственного устройства и сложившихся на местах общественных отношений. Особые прокуроры были учреждены в 1797 г. для надзора за течением дел в межевой канцелярии и межевых конторах. Члены конторы до подписания определения были обязаны представить документ на утверждение прокурора. Последний мог предложить внести изменения в решение межевых судей в соответствии с действующими юридическими нормами или остановить его исполнение для доклада прокурору канцелярии или обер-прокурору межевого департамента Сената. Указ настоятельно рекомендовал воздерживаться от «доношений», основанных на личной неприязни, напоминая в то же время традиционное пожелание верховной власти: «Однако жь лучше представлением ошибиться, нежели умолчать о том, о чем донесть надлежало». В тяжбах между частными людьми «без соучастия с казенной стороны» действия прокурора ограничивались протестацией и доношением49.
С переустройством войсковых канцелярий в начале XIX в. в их штат вошли прокурорские чины. Выбор правительства был безупречен. Назначение на место оренбургского войскового прокурора получил A.M. Масленников, титулярный советник 29 лет, из обер-офи-церских детей, проходивший статскую службу после отставки из армии в Оренбургской пограничной таможне с 1793 г. и в уголовном департаменте палаты суда и расправы асессором с 1799 г., где стал известен бескомпромиссностью в делах о взятках и грубых нарушениях закона. В 1808 г. - коллежский асессор, в 1813 г.- надворный советник50. В Уральск был направлен бывший полковой аудитор и исправник Троицкого уезда Г.П.Тем-ников, титулярный советник 32 лет, из «солдатских» детей. К 1813 г. - коллежский советник. Оба чиновника находились в должности не менее 27 лет51.
Войсковые прокуроры являлись частью системы надзора, назначались министром юстиции по согласованию с военным министром и подчинялись прокурору губернии. Подобно остальным, они не обладали «повелительной» властью, но доносили об открытых правонарушениях губернскому прокурору и министру юстиции, казачьему начальству или Оренбургской администрации, если напоминания и предостережения не возымели действия52. Летом 1805 г. казаки Уральского войска нашли защиту в лице войскового прокурора Г.П. Темникова от самовластья атамана, принеся ему жалобы на жестокие побои и бесконечные денежные поборы в пользу старших казачьих офицеров. Темников потребовал объяснений, дав повод для собрания нескольких сот обнадеженных уральцев у прокурорского помещения. Конфликт разрешился на уровне министра юстиции, просившего прокурора впредь не вмешиваться в вопросы управления войском и ограничиваться рапортами о противоправных действиях казачьего начальства на имя военного губернатора или самого министра53.
Задачи деятельности и полномочия Оренбургского войскового прокурора получили новое нормативное закрепление в статьях «Положения» о войске 1840 г. Доношения прокурора «о медлительности или упущениях присутственных мест и должностных лиц гражданского управления и о нарушениях ими порядка в производстве дел» представлялись в войсковое правление, обязанное принимать «неукоснительные меры исправления, побуждения и взыскания по установленному порядку». С появлением полковых и станичных правлений правомочия прокурора расширились54.
Институциональными преобразованиями в прокурорской системе и расширением функционального назначения должности стряпчих администрация Оренбургского края и правительство империи усиливали правовую охрану представителей всех социальных групп и способствовали общему укреплению законности в политическом режиме абсолютной монархии. Во многих вопросах своей деятельности стряпчие предвосхитили введение в российских судах адвокатской стороны.
В 1808 г. ходатайство по частным и общественным делам удельного крестьянства было поручено специальным стряпчим. Оренбургская удельная контора являлась присутственным местом «по делам, относящимся до защиты удельных крестьян и собственности, при-
надлежащей императорской фамилии». Должность начальника 3-го стола конторы, курировавшего судопроизводственные вопросы, занимал удельный стряпчий. Стряпчий нес ответственность за сбор сведений о всех уголовных, тяжебных, спорных и других делах, касавшихся удельных крестьян, сочинял или просматривал письменные крестьянские прошения, наблюдал за сохранением установленных сроков судопроизводства и ходатайствовал о смягчении приговоров55. С жалобами на проволочку в делах и иные нарушения законодательства стряпчий обращался к губернскому прокурору или гражданскому губернатору56.
По гражданским и уголовным делам с участием крестьян, подведомственных палате государственных имуществ, роль ходатая выполнял стряпчий, учрежденный при палате. Губернский стряпчий по делам государственных имуществ обязался иметь сведения о всех делах своей юрисдикции, заботиться о скорейшем и законном их окончании. Им просматривались или составлялись жалобы и просьбы, подавались иски, охранялись права опекаемой стороны при производстве следствия. Тяжущиеся крестьяне посредством стряпчего получали всю необходимую информацию о правилах судебного процесса. Права «казны» подкреплялись необходимыми актами и документами при поддержке губернского прокурора. Ведомости об арестантах ежемесячно представлялись в присутствие палаты57.
В лице шести «башкирских» стряпчих население башкиро-мещерякских кантонов также получило ходатаев по частным и общественным делам в судах Оренбургской и смежных губерний. Введения новой должности добился генерал-губернатор В.А. Перовский, рапортовавший царю «об упущениях по тяжебным, гражданским и межевым делам башкирцев и мещеряков, кои делаются ими по неведению установленных правил судопроизводства и недобросовестности частных поверенных, чрез что часто теряют они собственность, законно им принадлежащую, и подвергаются штрафам»58. Данный институт представлял собой проявление живой законодательной практики, обусловленной правовой средой абсолютной монархии и своеобразием социального состава подданных. Уполномоченные к отправлению специальных стряпческих обязанностей новые должностные лица были введены для полноценной судебной защиты гражданских прав обособленной части населения.
Рапорты судебных мест с просьбой о присылке стряпчих для окончания дел, в которых одной из сторон выступали кантонисты, адресовались командующему войском. Обладая апробированным в течение 60 лет статусом стряпчих, «башкирские» оказались вне подчинения губернскому прокурору59. Каждый вступающий в должность стряпчего чиновник наделялся инструкцией60. В 1840 г. с увеличением стряпчих в войске до девяти командующий постановил, что «без излишнего затруднения могут они в точности и удобно исполнять все предписанныя им инструкциею обязанности и возлагаемые на них начальством поручения», и повелел им вести настольный реестр делам, «подобно тому, какой ведется в каждом присутственном месте», а также составлять ведомости для отчета о всех тяжебных делах, касающихся общественной собственности, об исполненных и неисполненных предписаниях, о содержащихся под стражей и находящихся на поручительстве обвиняемых. Особое внимание стряпчих было обращено на порядок решения уголовных и следственных дел, в наиболее важных из которых они должны были выполнять роль сословных депутатов лично, а в остальных назначать депутатов из кантонных чиновников с «неослабным» наблюдением, «чтоб действия их были согласны с законом». Командующий напутствовал стряпчих советом «усердною службою и деятельным исполнением обязанностей» обращать на себя внимание начальства, грозя за медлительность, нерадение и прочие упущения подвергнуть виновных ответственности «по всей строгости законов»61.
Путевой журнал о занятиях стряпчих включал графы дат, содержания занятий и их результата. Согласно записям в журнале стряпчего 11 -го башкирского и 3-го мещерякского кантонов титулярного советника Шишковского, в марте 1853 г. им было совершено три поездки за 102 версты в Бирский уездный суд с целью выслушивания решений и зачитывания выписок по различным делам; по одному из решений была оформлена апелляционная жалоба. Восемь прошений кантонистов было представлено в палату гражданского суда; там же зачитано 9 выписок по делам. В уездные и земские суды составлялись необходимые отношения. В апреле Шишковский осуществлял сбор сведений по делам, составлял и подавал прошения и апелляционные жалобы, зачитывал выписки и подписывал документы, переслал в Сенат материалы нескольких дел, занимался перепиской с судебными и полицейскими местами62.
По роду деятельности башкирские стряпчие регулярно несли расходы, выплачивая весовые и страховые за почтовые услуги, гербовый сбор, «припечатывание» объявлений о вызове тяжущихся к рукоприкладству и т.д.63 На судебные издержки стряпчим выдавались
денежные суммы из общественного капитала. Введенный генерал-губернатором В.А. Перовским и сохраненный В.А. Обручевым порядок удовлетворения штрафов и судебных издержек предполагал использование средств с процентов от суммы, поступавшей за проданные и отданные в оброк башкирские земли64. Денежные расходы по частным делам относились на счет частных лиц, однако стряпчие имели право входить к начальству с представлениями о вспомоществовании участникам процессов, находящимся в «стесненных обстоятельствах», из общественных фондов. Неимущие от взноса судебных пошлин были освобождены. Ведомости о приходе, расходе и оставшихся по общественным делам денег составлялись каждую треть года65.
Таким образом, институт сословных стряпчих рассматривался самодержавной властью и высшей губернской администрацией как важное средство утверждения системы государственного права. Регламентация обязанностей, продуманные и опробованные методы деятельности кантонных стряпчих и формы контроля за нею реально способствовали охране сословных прав и правосудия.
Организационное обеспечение деятельности губернских органов прокурорского надзора было направлено во второй четверти XIX в. на повышение ее эффективности. В апреле 1839 г. император подписал указ о назначении содержания прокуроров собственным канцеляриям. В январе 1841 г. для письмоводства по части уездных стряпчих вместо командирования к ним служителей присутственных мест были определены особые чиновники, считавшиеся «во всех правах государственных служащих... наравне с повытчиками и столоначальниками уездных и земских судов». Назначались, увольнялись и аттестовались писцы стряпчих губернским правлением. На жалованье им была положена сумма в 130 р. серебром. Сумма, установленная для канцелярских расходов, исчислялась в 35 р.66
В мае 1840 г. Оренбургское правление в очередной раз рассматривало вопрос о предоставлении уездным стряпчим отдельных служебных помещений. Журналы губернских судебных мест доставлялись в камору прокурора при правлении, комнат для уездных стряпчих законодатель не предусмотрел. Находя взаимно неудобной деятельность в учреждениях, стряпчие требовали выноса журналов и осуществляли контрольный просмотр протоколов на дому. Конфликт Бирского стряпчего с членами присутственных мест по поводу условий исполнения обязанностей привел к тому, что судебные журналы оставались без просмотра до 5 месяцев. Губернский прокурор изложил сущность затруднений министру юстиции, губернское правление рапортовало в министерство внутренних дел. Министр юстиции предписал соблюдать действующие законоположения, напомнив об обязанности стряпчих покидать присутствия во время решения дел67. Указом от 29 ноября 1844 г. уездным стряпчим были назначены особые помещения для занятий по службе68. Таким образом, увеличение бюджетных расходов на прокуратуру во второй четверти XIX в. свидетельствовало о неуклонном курсе на повышение законности в функционировании государственного аппарата.
Наконец, надзорные функции в области военного правосудия выполняли аудиторы, должность которых была введена в начале XVIII в. Аудиторы не имели голоса в составе военно-судных комиссий при вынесении приговоров, но были обязаны контролировать законность процесса и беспристрастность судей69. В начале XIX в. кандидаты на аудиторские вакансии в полках находились сверх штата в уголовных департаментах Сената, «дабы образовывались они и обретали навык к производству дел судных, сообразно их назначению». Ежегодно министерство юстиции выделяло на содержание кандидатов до 2 тыс. р.70 В случае болезни аудитора закон позволял «наряжать» для производства дел фельдфебелей. На представление в звание аудиторов дворян был наложен запрет71. Служба аудиторов предполагала повышения в чинах до IX класса включительно. При высших военных офицерах состояли обер-аудиторы, должность которых соответствовала IX—VII классам Табели. Производство в очередной чин по истечении трех лет зависело от начальника гене-рал-аудитората, заменившего с 1797 г. в судебной сфере Военную коллегию72.
В Оренбургской губернии аудиторатский департамент замещал аудиторские вакансии при полках и казачьих канцеляриях73. С ростом численности иррегулярных войск в губернии происходило постоянное увеличение аудиторского штата в отдельном Оренбургском корпусе. Так, с предоставлением командующему Башкиро-мещерякским войском в решении военно-судных дел власти начальника дивизии в штат войсковой канцелярии были назначены дополнительные обер-аудиторские и аудиторские чины74.
Итак, губернская прокуратура, подчиненная генерал-прокурору, а позднее министру юстиции, выполняла задачи правового ограничения деятельности губернских властей. Ор-
ганами прокурорского надзора поддерживалась сбалансированность полномочий губернских судебных инстанций и администрации Разветвление на территории Оренбургского края структуры прокурорских органов, учреждение должностей сословных стряпчих, необходимых для защиты прав различных социальных групп многонационального населения, было неотъемлемой частью эволюции правомерного государственного строя Низшие прокурорские чины, в обязанностях которых верховная власть совместила функции надзора и адвокатуры, являлись незаменимым инструментом административного контроля за беспрепятственным и полным применением подданными сословных прав и реализацией законных интересов Исполнение стряпчими определенных специальными инструкциями обязанностей контролировалось губернскими административными органами
Отлаженный механизм государственного надзора за работой судов при всей сложности процессов правового развития государства и «общества» обеспечивал в последней четверти XVIII - первой половине XIX в разрешение судебных дел в соответствии с законом Правосудие явилось основой совершенствования общественных отношений в Оренбургском крае Очередные преобразования в государственном строе, осуществленные верховной властью в 60-х гг XIX в , обновление прав «состояний», реформа суда повлекли за собой переориентировку целей в деятельности губернской прокуратуры и упразднение институтов, выполнивших исторические задачи, возложенные на них абсолютистским правительством
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Подр см Ерошкин Н П История государственных учреждений дореволюционной России М , 1983 С 123, 180, Ефремова Н Н Судоустройство России в ХУШ-первой половине XIX в М,1993 С 143-145
2 Подр см Казанцев С М История царской прокуратуры СПб , 1993, Басков В И История прокуратуры Российской империи Ц Вестн Моек ун-та Сер право 1997 №2 С 3-12
3 Подр см Басков В И Указ соч
4 Подр см Веретенников В И Из истории института прокуратуры начала екатерининского царствования//Рус ист журн 1918 №5 С 86-100
5 ПСЗ-1 Т XX № 14392
6 См ГрадовскийАД Высшая администрация России XVIII ст и генерал-прокуроры//Соч Т! СПб ,1899 С 248
7 ПСЗ-1 Т XXII № 16133 3 ПСЗ-И Т III № 2309
9 ПСЗ-1 Т XXVII № 20372, Т XXXVIII № 29548 ,0 ГАОО Ф 6 Оп 2 Д 1117 Л 3-4
11 СЗ Т II Ч 1 С 481
12 ПСЗ-1 Т XXII № 15939
13 ГАОО Ф 6 Оп 3 Д 7474, Оп 4 Д 10090
14 Там же Оп 2 Д 763 /14
15 Там же Д631
16 Там же Оп 3 Д4566
17 ЦГИА РБ Ф 2 Оп 1 Д 3452
18 Там же Ф 6 Оп 1 Д 65
19 Цит по Звягинцев А Г, Орлов Ю Г Око государево российские прокуроры XVIII век М , 1994 С 131
20 ПСЗ-1 Т XXVI №21189, ПСЗ-И Т XXI №20618
21 ЦГИА РБ Ф 1 Оп 1 Д 1003 Л 1-2
22 ПСЗ-1 Т XXII № 15916, Т XXX № 23401, Т XXXIII №26151
23 ПСЗ-И Т XI № 8868
24 Там же Т VIII № 6276
25 Там же Т III № 2309
26 ПСЗ-1 Т XXVII №20178
27 Там же Т XL.HI Отд 3-4 № 11991 С 253-258
28 Материалы по истории Башкирской АССР М , 1960 Т V С 602
29 ЦГИА РБ Ф 1 Оп 1 Д 820
30 ГАОО Ф 6 Оп 4 Д 9491 Л 9 об , 56 об
31 Там же Д 9256
32 ЦГИА РБ Ф 1 Оп 1 Д 1866 Л 1-2, 15
33 ПСЗ-1. Т. XX. № 14392. Ст.407.
34 Там же. Ст.408.
35 Там же. Т XXI. №15617.
36 Там же. Т. XX. № 14392. Ст 405. П.13; Ст.408. П.12.
37 Там же. Т. XXXIII. № 26533. 36 Там же. Т. XXXIV. № 30076.
39 Там же. Т. XXI. № 15568; Т. XXV. № 18342, 18420, 18776.
40 ЦГИА РБ. Ф. 102. Оп.1. Д. 192. Л.44-44 об.
41 ГАОО. Ф.6. Оп.З. Д.7474.
42 См., напр.: ПСЗ-1. Т.ХХШ. № 17082.
43 ГАОО. Ф.54. Оп. 1. Д.50. Л.3; Ф.6. Оп. 10. Д.3725/9. Л.21.
44 ПСЗ-1. Т. XX. № 14392.CT.409. П.З.
45 Там же. Т. XXIII. № 17082.
46 Там же. Т. XX. № 14392. Ст.410.
47 СЗ. Т.ХУ Кн. 2. С.29.
48 ПСЗ-1. Т. XXIV. № 17583; Т. XXXIII. № 25909.
49 Там же. Т. XXIV. № 18119.
50 ЦГИА РБ. Ф.100. Оп.1. Д.2. Д. 133.
51 Там же. Д.820.
62 ПСЗ-1. Т. XXVII. № 20156, 20786, 21101.
53 ГАОО. Ф.6.0П.2.Д.1588.
54 ПСЗ-И. Т. XV. № 14041. С.823.
55 ПСЗ-1. Т. XXVI. № 19400; Т. XXX. N8 23020, 23686; Т. XXXIII. № 27060.
56 ГАОО. Ф.6. Оп.4. Д.8261. Л. 1-19.
57 СЗ.Т.И, Ч.1.С.283, 373.
58 ПСЗ-П.Т. XII. №10281.
59 ЦГИА РБ. Ф.2. Оп. 1. Д.4046.
60 Там же. Д.5313. Л.1-2.
61 ГАОО. Ф.б.Оп.б. Д. 11733. Л.2-3.
62 ЦГИА РБ. Ф.2. Оп.1. Д.7388. Л.8-9 об., 20-22 об.
63 Там же. Д.7797.
64 ПСЗ-Н. Т. XVI. №14672.
65 ЦГИА РБ.Ф.2. Оп.1. Д.8310.
66 ПСЗ-И. Т. ХШ. № 12169; Т. XVI. № 14173.
67 ГАОО. Ф.б.Оп.б. Д. 11653.
68 ПСЗ-П.Т. XIV. № 17682.
69 ПСЗ-1. Т. V. №3006.
70 Там же. Т. XXX. № 23850.
71 Там же. Т. XXV. № 18994; Т. XXVII. № 20929.
72 Там же. Т. XXV. № 19023, 19175; Т. XXVII. № 20337; Т. XXX. № 22876, 22939.
73 ПСЗ-П. Т. VI. № 4665.
74 Там же. Т. XIII. № 11026; Т. XXV. № 24649.
Д. В. Тимофеев
Особенности восприятия либерализма в России первой четверти XIX века
История зарождения и эволюции либерализма вызывает устойчивый интерес многих зарубежных и отечественных исследователей уже на протяжении нескольких десятков лет. За это время опубликовано множество статей и монографий. Однако, несмотря на это, интерес к либерализму не ослабевает. Напротив, с начала 1990-х гг. круг исследователей либерализма, особенно в нашей стране, значительно расширился. Наряду с историками данной проблемой стали активно заниматься некоторые политологи, философы, социологи. Такое положение обусловлено сложностью объекта изучения. Различные аспекты либерализма могут проявляться в экономической, политической и этической сферах в самых разнообразных формах. Осложняет разрешение стоящих перед исследователями задач также хронологическая и географическая расплывчатость границ распространения либерализма'. До сих пор нет четкого общепризнанного представления об этапах эволюции либера-
