CC BY
154
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ РОССИИ
УДК 94(470.56):347.963
Н.Л. Семенова
Губернские прокуроры в системе местного управления Российской империи в конце XVIII - начале XIX в.
(на примере Оренбургской губернии)
В статье рассматривается роль губернских прокуроров в системе местного управления Российской империи в конце XVIII - начале XIX вв. Автор пришла к выводам, что должностной статус прокурора был невысок, а выполняемые функции надзора были схожи с обязанностями главных начальников Оренбургского края. В рассматриваемый период правительству не удалось на практике обеспечить полную независимость губернского прокурора в системе местного управления.
In article the role of provincial prosecutors in system of local management of the Russian Empire at the end of XVIII - the beginning of XIX centuries is considered. The author came to conclusions that the official status of the prosecutor was low, and the carried-out functions of supervision were similar to duties of chief directors of the Orenburg region. During the considered period the government did not manage in practice to provide full independence of the provincial prosecutor in system of local management.
Ключевые слова: губернский прокурор, генерал-прокурор, Сенат, военный губернатор, надзор, Оренбургская губерния.
Key words: provincial prosecutor, general-prosecutor, Senate, military governor, supervision, Orenburg province
С именем Екатерины II связано проведение масштабных преобразований в области местного управления Российской империи: введено новое административно-территориальное деление, кардинально изменена судебная система, предпринята попытка произвести разделение властей. Одним из результатов реформ было создание института прокуратуры на губернском уровне, в который вошли прокурор и стряпчие при губернском правлении и палатах. В статье 404 «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» 1775 г. обязанности прокуроров и стряпчих определены следующим образом: «... смотрят и бдение имеют о сохранении везде всякого порядка, законами определенного, и в производстве и отправлении самых дел. Они сохраняют целость власти, установлений и интереса Императорского Величества; наблюдают, чтоб за-
© Семенова Н.Л., 2015
129
прещенных сборов с народа никто не собирал, и долг имеют истреблять повсюду зловредные взятки» [17, с. 279]. В случае поступления в губернию нового закона, или возникновения затруднений в исполнении существующих, прокурор должен дать разъяснение [17, с. 280]. При обнаружении злоупотреблений, губернский прокурор был обязан уведомить о них генерал-губернатора, губернское правление и генерал-прокурора Сената. Назначения губернских прокуроров проводились в Сенате. Закон прямо называл прокуроров «око генерал-прокурора» [17, с. 281]. Таким образом, Екатерина II стремилась усилить систему правительственного надзора за всеми присутственными местами в наместничествах, юридически закрепив независимость губернских прокуроров.
Положение и деятельность губернских прокуроров определялись рядом особенностей. Во-первых, А.Д. Градовский совершенно справедливо заметил, что права губернских прокуроров напоминали права надзора, предоставленные наместнику и наместническому правлению, и имели приблизительно один и тот же предмет [12, с. 341]. Во-вторых, по мнению А.Н. Бикташевой, независимость губернского прокурора оставалась формальной, так как должностной авторитет губернского прокурора был невысок. Класс этой должности (6-8) был ниже не только губернатора, вице-губернатора, но и председателей палат. Поэтому статусная разница придавала уязвимость отношениям прокурора и губернатора [1, с. 236]. В-третьих, самостоятельность губернского прокурора напрямую зависела от влияния генерал-прокурора на государственные дела [2, с. 260261]. Особенно значительно это влияние было во второй половине XVIII в., когда генерал-прокурор в своем статусе фактически возвысился над Сенатом, а прокуратура выступала органом государственного управления. В ходе министерской реформы начала XIX в. объем полномочий генерал-прокурора (который являлся и министром юстиции) был сокращен [27].
В современной историографии накоплен серьезный материал в изучении правительственного курса в строительстве судебной системы на Урале и в Западной Сибири в последней трети XVIII - первой половине XIX в., изучен феномен трансформации судебных институтов на окраинах империи из инструмента мирного урегулирования конфликтов в средство охраны существующего в империи правопорядка [2; 3]. Появились работы, посвященные изучению аппарата прокуратуры Оренбургской губернии дореформенного периода и ее отдельных представителей [16]. Однако, новые архивные документы позволяют дополнить и уточнить полученные результаты (например, вывод И.М. Мавлетбердина о том, что возможно проследить историю назначений на должность прокурора Оренбургской губернии лишь с 1817 г.) [16, с. 129].
130
Целью данной статьи является попытка определить роль губернского прокурора в системе местного управления Российской империи в конце XVIII - начале XIX вв. на примере Оренбургской губернии. Решение этой исследовательской задачи позволит не только уточнить реальный объем властных полномочий прокурора, но и выяснить насколько губернский прокурор был независим в системе губернского управления, как складывались взаимоотношения между прокурором и руководством губернии, как на практике происходили назначения губернских прокуроров на должность. Ответы на данные вопросы существенно дополнят картину истории местного управления и помогут создать более целостную интегральную картину его развития [15, с. 11].
Оренбургская губерния в конце XVIII - первой половине XIX в. представляла собой обширную юго-восточную окраину Российской империи. Особенности положения края, состав населения привели к формированию модели военного управления, которая предусматривала во главе Оренбургского края военного и гражданского начальника.
В 1781 г., после открытия Уфимского наместничества, губернским прокурором был назначен 22-летний Дмитрий Борисович Мертваго - впоследствии известный русский чиновник, сенатор, таврический гражданский губернатор, генерал-провиантмейстер. В своих «Записках», над которыми он работал с 1774 по 1801 г., Д.Б. Мертваго отдельную главу посвятил службе в Оренбургском крае. Прослужив в должности губернского прокурора с 1781 по 1786 гг., он писал: «... ничему не учился, ни к чему ни прилежал, и не знал ничего, что касается до должности. Но, будучи любим начальниками и находясь всегда в их обществе я был не только терпим в службе, но многие даже меня уважали» [14, с. 39]. Достаточно откровенная характеристика Д.Б. Мертваго своей службы в должности губернского прокурора наглядно характеризует роль прокурора в системе местного управления Оренбургской губернии, подчеркивает его зависимость от начальника губернии [26, с. 89-90]. Вместе с тем, последующая работа в палате гражданского суда Оренбургской губернии, где служили опытные и «справедливые» судьи, стала настоящей школой для Дмитрия Борисовича. Председатель палаты смог убедить Мертваго, что «.путь к знанию не труден и не далек, лишь бы охота была учиться». Полгода службы в палате «много научили меня, и дали вкус любить дело» [26, с. 90]. К сожалению, архивные документы не позволяют определить кто занимал должность губернского прокурора после Д.Б. Мертваго, т. е. с 1786 по 1791 гг.
В 1792 г. на эту должность был назначен Максим Дмитриевич Княжевич [23. Л. 1]. По происхождению - серб, в 1779 г. он пересе-
131
лился в Россию, начал службу в лейб-гусарском полку [26, с. 138]. В январе 1791 г. М.Д. Княжевич поступил на службу в Саратовский верхний земский суд прокурором, а в 1792 г. переведен в Уфимское наместничество с чином коллежского асессора и назначен губернским прокурором [23. Л. 1]. Губернский прокурор М.Д. Княжевич проводил работу по разъяснению существующих законов, прежде всего «Учреждения для управления губерний...» 1775 г. На его утверждение поступали все решения судебных органов. Копии всех своих распоряжений в судебные учреждения края он отправлял генерал-прокурору [22. Л. 133-135].
В 1796 г., в соответствии с новым разделением государства на губернии, вместо Уфимского наместничества была образована Оренбургская губерния [18]. Центр новой губернии был перенесен из г. Уфы в Оренбург, куда были переведены все государственные учреждения [19]. В июне 1797 г. М.Д. Княжевич в рапорте генерал-прокурору А. Б. Куракину докладывал о переезде, отмечая его нецелесообразность [22. Л. 31]. Он писал, что в Оренбурге практически нет помещений, удобных для работы присутственных мест: «За ветхостью и разрушением казенных строений в губернаторском доме, палате суда и расправы оба департамента помещены будут в том месте, где в прежние времена была губернская канцелярия, весьма тесно и не более для каждого департамента досталось как по две комнаты и притом прихожая, где с трудностью или почти невозможно поместить присутственных камор и немалое число приказных служителей» [22. Л. 31]. По мнению М.Д. Княжевича, такие неудобства приведут к «великому промедлению в делах». Несмотря на доводы прокурора, центр губернии был перенесен в Оренбург.
Перевод всех присутственных мест создал трудности для семьи самого губернского прокурора. В 1792 г. в Уфе они с женой купили дом за 2 000 руб., потратив на него все свое имение [23. Л. 1-1 об.]. В письме к генерал-прокурору он писал: «Я не нахожу средств ехать в Оренбург, где пуд ржаной муки стоит 120 коп., сажень дров -8 коп. Квартира нанимается две комнаты на трех саженях по 10 рублей на месяц» [23. Л. 1]. Продать свой дом в Уфе за прежнюю цену М.Д. Княжевич не мог, так как «.в Уфе остаются одни казаки». М.Д. Княжевич просил перевести его на службу в другую губернию. Прошение оренбургского губернского прокурора было удовлетворено: в конце 1797 г. он был назначен казанским губернским прокурором и пожалован чином надворного советника [23. Л. 3; 25, с. 138].
После М.Д. Княжевича, в 1798 г. губернским прокурором Оренбургской губернии был назначен Григорий Павлович Богинский [20, Л. 30-31]. Из его формулярного списка следует, что он происходил из малороссийской шляхты, в Белебеевском уезде имел 105 душ крестьян [20. Л. 31]. Г.П. Богинский оставался в должности губерн-
132
ского прокурора до 1815 г., а затем, стал председателем уголовной палаты.
Начало службы Г.П. Богинского в должности губернского прокурора было омрачено серьезным конфликтом с военным губернатором Н.Н. Бахметевым. В 1799 г. военный губернатор обратился к генерал-прокурору Сената А.А. Беклешову с прошением об удалении из Оренбургской губернии прокурора Г.П. Богинского и назначении на его должность «... известного и уважаемого дворянина
С.Б. Мертваго (брата Д.Б. Мертваго), который находится вторым членом во временном межевом департаменте» [5. Л. 1]. Военный губернатор писал, что «.цель этого - действительная польза службы и обережение от различных притеснений обитающего здесь народа, поскольку начальство должно быть бескорыстным и честным» [5. Л. 1]. Такое решение военного губернатора было вызвано адресованной к нему жалобой отставного поручика Мартынова на произвол председателя казенной палаты Федорова и губернского прокурора Богинского [6. Л. 1]. В 1798 г. Мартынов купил у Федорова в Бугульминском уезде 5000 десятин земли за 5 000 р. и перевел на купленную землю 49 крестьян из Пензенского уезда. Поскольку всей указанной суммы у Мартынова не оказалось, то губернский прокурор предложил ссудить необходимую сумму под заклад купленной деревни. Не позаботившись в срок о правильном оформлении документов и, просрочив уплату долга, Мартынов лишился имения, которое перешло во владение к Богинскому. Мартынову пришлось вновь выкупить деревню, заплатив сверх 500 р. и оставить Богинскому 10 крепостных душ [6. Л. 3].
В 1801 г. «гонения» на Мартынова продолжились. Военный губернатор писал генерал-прокурору Сената А.А. Беклешову: «.ясно вижу, что поручик Мартынов угнетается и разоряется кляузами председателя казенной палаты Федорова и прокурора Богинского. Но все законами оными прикрыто. Должность моя есть его защищать, но лишен я способов и другого не нахожу как все сие передать рассмотрению вашему.» [6. Л. 1]. Н.Н. Бахметев верно подметил, что Богинский и Федоров «. из таких людей, которые составляют себе состояние на счет слабости и неведения людей беззащитных» [5. Л. 7 об.]. В своем ответе генерал-прокурор Сената А.А. Беклешов указал, что по данному делу не может сделать никакого распоряжения и не может удовлетворить прошение военного губернатора, так как Г.П. Богинский не замечен «в упущении своей должности или злоупотреблениях, напротив, внимателен к службе своей» [5. Л. 15].
Военному губернатору Н.Н. Бахметеву не удалось добиться увольнения от должности губернского прокурора Г.П. Богинского. Во-первых, как справедливо отметил сам военный губернатор, он не
133
имел законных «способов» для этого, а формально губернский прокурор поступал по закону. Во-вторых, делопроизводство в Сенате происходило очень медленно и «тянулось» годами. Так, переписка по делу о губернском прокуроре Богинском началась в 1799 г. и продолжалась до конца 1802 г. Пока велась переписка, сменилось несколько генерал-прокуроров Сената. Наконец, сам Н.Н. Бахметев в 1803 г. ушел в отставку и покинул Оренбургский край, а в 1811 г. был назначен смоленским военным губернатором.
Новый военный губернатор, генерал от кавалерии князь Г.С. Волконский, назначенный в Оренбургский край в июле 1803 г., напротив, был очень высокого мнения о работе губернского прокурора Г.П. Богинского. В 1804 г. он писал генерал-прокурору Сената и одновременно министру юстиции П.В. Лопухину, что в лице губернского прокурора нашел «хорошего помощника ... которого строгие и благоразумные предписания уездным стряпчим чинимые, доказывают неусыпное его попечение и деятельность как на законное движение дел, так и на пресечение злоупотреблений» [7. Л. 1-1 об.]. Военный губернатор привел список с циркулярного предписания прокурора уездным стряпчим от 2 августа 1804 г., в котором прокурор требовал от стряпчих, чтобы все судебные дела имели законное течение, без проволочек, и, чтобы «ни под каким предлогом не было напрасной тяжущимся проволочки, а подсудным отягощения, особенно, чтобы зловредное лихоимство нигде от наблюдения вашего не скрывалось, поселяне и прочие жители ничем излишним кроме установленного законом не отягощались. Но к крайнему неудовольствию множество доходящих начальнику губернии и в правительстве от разного рода людей жалоб открывает тому противное... О злоупотреблениях доносить мне» [7. Л. 2]. П.В. Лопухин заявил, что всегда готов поддерживать деятельных чиновников и при случае непременно доложит императору [7. Л. 3].
В марте-апреле 1805 г. правительство рассматривало новые жалобы на губернского прокурора Г.П. Богинского в том, что он, под всякими предлогами «притесняет» неудобных ему чиновников [8. Л. 2-7]. Однако, многочисленные доносы не повлияли на мнение военного губернатора о губернском прокуроре, которого он считал «хорошим помощником».
Губернскому прокурору приходилось обращаться в Сенат и за уточнением положения самого военного губернатора. Так, в апреле 1811 г. оренбургский губернский прокурор Г.П. Богинский обратился к министру юстиции И. И. Дмитриеву с вопросом, является ли военный губернатор председателем губернского правления, или, «обязан сидеть на правой стороне председательского места?» [4. Л. 4176]. Такой вопрос возник в связи с тем, что «Учреждение.» 1775 г. четко не разграничивало функции военного и гражданского губерна-
134
торов в местном управлении. Ответ министра юстиции напомнил о действующем именном указе, объявленном Сенату 15 апреля 1803 г., согласно которому «военный губернатор, управляющий и гражданской частью ... присутствуя на заседаниях губернского правления, является председателем» [9. Л. 4].
В первые десятилетия XIX в. руководители местной администрации в лице военного и гражданского губернаторов начинают более активно влиять на кадровую политику в крае. Так, 28 февраля 1815 г. военный губернатор Г.С. Волконский направил отношение министру юстиции Д.П. Трощинскому об определении губернского прокурора Г.П. Богинского председателем Оренбургской уголовной палаты, указывая, что «.чиновник сей по его заслугам и способности будет иметь счастье получить эту должность» [10. Л. 1]. Оренбургский гражданский губернатор М.А. Наврозов предложил другого кандидата на эту должность - стряпчего казенных дел коллежского советника М. Веригина, отметив, что он «вел себя добропорядочно и употребляем был мною с пользою по службе» [11. Л. 1]. По решению Сената председателем Оренбургской уголовной палаты стал Г.П. Богинский. Видимо, решающим оказалось покровительство военного губернатора, который принадлежал к знатному и древнему роду Волконских [13, с. 170-171]. Новое назначение Г.П. Богинского стало повышением его по службе.
На освободившуюся должность губернского прокурора военный губернатор предлагал назначить коллежского советника В. Теплякова, служившего в Оренбургской казенной палате более 10 лет, и, как писал Г.С. Волконский, исполнявшего должность вицегубернатора «с особливою деятельностью» [11. Л. 1]. Однако министр юстиции Д.П. Трощинский посчитал, что более подходящей кандидатурой является А.А. Веригин, который был опытным чиновником и имел больший стаж службы. 25 мая 1815 г. Сенат утвердил предложение министра юстиции Д.П. Трощинского [21. Л. 68 об.]. Из формулярного списка А.А. Веригина следует, что он с 1785 г. находился на гражданской службе в Уфимском наместничестве. Был неоднократно представлен к поощрению: сенаторами Спиридовым и Лопухиным при проведении ревизии края в 1800 г., в 1802 г. - военным губернатором Н.Н. Бахметевым, в 1808 г. - гражданским губернатором Фризелем [21. Л. 68 об.]. Исполняя должность губернского прокурора, А.А. Веригин получил похвальный лист от военного губернатора и 10 июля 1817 г. был назначен председателем палаты гражданского суда Оренбургской губернии.
В 1817 г. на должность губернского прокурора был назначен коллежский советник Василий Николаевич Никопольский, также имевший большой опыт чиновничьей службы с 1777 г. [21. Л. 97 об.]. Проходя службу советником в Грузинской казенной экспедиции, вы-
135
полнял поручения по обеспечению войск провиантом, лошадьми в сложнейших условиях голода и эпидемии. В.Н. Никопольский занимал должность до конца 1820 г., когда его сменил статский советник и кавалер А.Н. Гарбовский [16, с. 129].
В первой половине XIX в. надзорные функции губернских прокуроров постепенно сокращаются, их обязанности все больше ограничиваются надзором за деятельностью судебных органов, что и было законодательно закреплено в ходе судебной реформы 1864 г. [27].
Таким образом, в конце XVIII - начале XIX в. губернские прокуроры были призваны осуществлять контроль за соблюдением законов, за деятельностью присутственных мест, защищать права граждан и интересы государства в губернии. Закон юридически закреплял их независимость. Но на практике должностной статус губернского прокурора был невысок, а выполняемые функции прокурора входили и в компетенцию органов государственного управления, прежде всего главных начальников Оренбургского края в лице генерал-губернатора и военного губернатора. Обеспечить губернскому прокурору полную независимость в системе местного управления в конце XVIII - начале XIX в. правительству не удалось. По сути прокуроры выступали частью государственного управления. Поэтому главные начальники губерний относились к прокурорам как к своим подчиненным, осуществляли контроль за их деятельностью, стремились влиять на их назначения. Окончательное решение о назначении оставалось за генерал-прокурором (министром юстиции) и Сенатом, которые старались поставить на эту должность опытных чиновников, ответственно исполнявших свои обязанности. Как свидетельствуют архивные документы, должность губернского прокурора была своего рода «стартовой площадкой» для более статусной и высокооплачиваемой должности председателей палат уголовного и гражданского суда в губернии.
Список литературы
1. Бикташева А.Н. Антропология власти: казанские губернаторы первой половины XIX в. - М., 2012.
2. Воропанов В.А. Региональный фактор становления судебной системы Российской империи на Урале и в Западной Сибири (последняя треть XVIII -первая половина XIX вв.): историко-юридическое исследование. - Челябинск, 2011.
3. Воропанов В.А. Суд и правосудие в Российской империи во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. Региональный аспект: Урал и Западная Сибирь (опыт сравнительно-сопоставительного анализа). - Челябинск, 2008.
4. Государственный архив Оренбургской области (ГАОО). Ф. 6. Оп. 1. Д. 755.
5. ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 763/4.
6. ГАОО Ф.6. Оп. 2. Д. 763/14.
136
7. ГАОО Ф. 6. Оп. 2. Д.1293.
8. ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1434.
9. ГАОО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 3200.
10. ГАОО Ф. 6. Оп. 3. Д. 4567.
11. ГАОО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 4584.
12. Градовский А.С. Начала русского государственного права. Т. III. Органы местного управления. Кн. 1. Исторический очерк местных учреждений в России. - СПб., 1883.
13. Губернаторы Оренбургского края / авт.-сост. В.Г. Семенов, В.П. Семенова. - Оренбург, 1999.
14. Записки Дмитрия Борисовича Мертваго. 1760-1824. Издание Русского архива. - М., 1867.
15. Любичанковский С. В. Изучение эффективности местного управления как научное направление, его объект и предметные границы // Местное управление в пореформенной России: механизмы власти и их эффективность: сводные материалы заочной дискуссии. - Екатеринбург-Ижевск, 2010.
16. Мавлетбердин И.М. Аппарат прокуратуры Оренбургской губернии (1775-1865 гг.) // Вестн. ВЭГУ. - 2010. - № 5(49). - С. 128-132.
17. Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. (ПСЗ I). -СПб., 1830. - Т. ХХ. - № 14392.
18. ПСЗ I. СПб., 1830. - Т. XXIV. - № 17634.
19. ПСЗ I. СПб., 1830. - Т. XXIV. - № 17888.
20. Российский государственный исторический архив (РГИА) Ф. 1349. Оп. 4. Д. 208.
21. РГИА Ф. 1349. Оп. 4 Д. 240. Л. 68 об.
22. РГИА Ф. 1374. Оп. 1. Д. 452.
23. РГИА Ф. 1374. Оп. 1. Д. 596.
24. РГИА Ф. 1349. Оп. 4. Д. 240.
25. Сборник биографий кавалергардов. 1762-1801. По случаю столетнего юбилея Кавалергардского Ея Величества Государыни Марии Федоровны полка / сост. под ред. С. Панчулидзева. - СПб., 1904.
26. Семенова Н.Л. Оренбургская губернская администрация рубежа XVIII -XIX вв. в воспоминаниях современников // Науч. ведомости Белгородского гос. ун-та. История. Политология. Экономика. Информатика. - 2014. - № 21 (192). -Вып. 32.
27. Шобухин В.Ю. Тенденции развития прокуратуры России в период 1722-1864 гг. // Журн. рос. права. - 2010. http://www.juristlib.ru/book_10285.html
137
