CC BY
41gg "Культурная жизнь Юга России " № 1 (30), 2009
8. АрбатоваМ. Мне сорок шесть. ... С. 228. 11. АрбатоваМ. Меня зовут женщина ... С. 2
9. АрбатоваМ. Что обещает обществу феминизм? 12. Там же. С. 7. //URL: http://arbatova.ru/'pxiblicatioii/4.html. С. 6. 13. Там же. С. 8.
10. Там же. С. 3. 14. Там же. С. 10.
Е. V. LAZAREVA. A VERSION OF «WOMEN'S PROSE» BY MARIYA ARBATOVA: STORIES AND NOVELS AS «AN ARTISTIC PROPAGANDA» OF FEMINISM
This article is dedicated to one of the topical problems of contemporary literature, of our country - the gender picture of the world in the aspect of axiology. The paradox of Arbatova's text is the dialectics of feministic and antifeministic types of value statements.
Key words: «women's prose», M. Arbatova's stories and novels, gender discourse.
А. Г. НАГАПЕТ0ВА
ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ТЕМАТИКА В СОВЕТСКОЙ ПРОЗЕ 1930-Х ГОДОВ
В статье анализируются проблемы взаимовлияния и взаимодействия русской литературы советского периода и литератур северокавказских народов в условиях становления.
Ключевые слова:художественно-эстетическая направленность, северокавказская проза, теория бесконфликтности, социалистический реализм, проблема конфликта.
I Всесоюзный съезд писателей (1934) определил дальнейшее развитие советской литературы, его основные направления. На первый план была выдвинута производственная тематика. В работе съезда приняли участие и посланцы Адыгеи - Тембот Керашев и Ахмед Хатков. Вскоре было создано Адыгейское отделение Союза писателей. В конце 1936 года состоялся I Съезд писателей и ашугов Адыгеи, на котором активно «внедрялся» новый метод соцреализма. Однако, по мнению У. Панеша, «важно то, что рассматривались вопросы о соотношении реализма и романтизма, языке художественного произведения, национальном характере, принципах перевода» [1].
Какой бы однообразной, идеологически плоской ни представлялась нам сегодня «первая» официальная советская литература, без нее невозможно понять мышление людей советской эпохи, ее видение писателями, которые верили в коммунистические идеалы и стремились претворить их в жизнь. Более того, без нее нельзя осмыслить и сегодняшних просоветских и прокоммунистических настроений в России. А в отношении специфики прозы ранних национальных литератур можно сказать словами современного адыгского исследователя X. Тлепцерше: «При всем примитивизме художественного конфликта в рассказах и очерках тех лет именно он, этот конфликт, и помог писателям постепенно войти в сложный мир социально острого времени, что, в свою очередь, способствовало формированию в молодой прозе жанров повести и романа» [2].
Признанным считается тот факт, что советская «колхозно-производственная» проза оказала влияние, ставшее определяющим, на развитие литератур народов Советского Союза, в том числе и
народов Северного Кавказа. Как известно, «самоизоляция губительна, так как лишает нацию живительного творческого общения с другими культурами, добрососедского взаимообогащающего обмена разнонациональными художественными ценностями. Ни одна национальная культура не может развиваться <...> плодотворно, ограничивая, замыкая себя пределами собственного надела <-...> обособленного от других межевыми перегородками» [3]. В. Оскоцкий, утверждая это, основывается на компаративистском подходе, рассматривающем прозу того или иного этноса как национально-своеобразную составную часть региональных культурных (или межлитературных) общностей, учитывая ее разнообразные контактные связи и типологические схождения с литературами других народов. Северокавказская литература своеобразно постигала русское и европейское художественное слово. Выработанный веками арсенал мирового писательского опыта весьма органично вписался в рисунок национального изложения.
Под влиянием теории бесконфликтности, господствовавшей в искусстве рассматриваемого периода, большинство северокавказских авторов пытались увидеть органическую связь между формированием нового советского характера и процессом социалистического труда, раскрыть общественно-исторические закономерности, послужившие стимулом «массового духовного обновления». Произведения 1930-х годов насыщены высоким разоблачительным пафосом, посредством которого усиленно отвергается общественное устройство России на дореволюционном этапе исторического развития. Социально-политические изменения в судьбах
горских народов преподнесли обильный жизненный материал северокавказским писателям, поэтому они считали себя обязанными заниматься его освоением и вместе со всеми принимать энергичное участие в строительстве новой жизни.
Заинтересованность общесоюзными проблемами нашла свое отражение у национальных писателей, при этом особую роль играла специфика художественного мышления северокавказских народов. Появилось большое число всевозможных вариаций на традиционные национальные темы, образных систем, в которых общее для всех начало реорганизуется согласно внутренним потребностям этнической литературы. В рамках данной тенденции определяющими становятся, по словам современного исследователя X. Хапсирокова, «элементы быта, традиционные образы, поэтика, географическая среда и т. д., особенности национального юмора и сатиры, особенности традиционных жанров» [4]. Талантливые национальные авторы, утверждает 3. Боташева, «творчески осваивали традиции большой литературы, рассматривали литературное произведение в акте культурной коммуникации, учитывая различия в культурных парадигмах, искали гармонию с национальным миром, синтезировали классические традиции с национальным поэтическим началом, делали художественные открытия» [5].
Закономерно, что созидание новой жизни, выражение новых чаяний нашли свое воплощение в образе трудового человека (крестьянина, рабочего). Производственная тема, доминировавшая в советской литературе 1920-1930-х годов, была не характерна для национальной прозы: завод, фабрика, шахта, рабочая среда и ее повседневная жизнь со всеми сложностями и проблемами редко отображались в книгах северокавказских писателей. Острый поворот в истории, установление нового взгляда на нее определяли тематику прозы и характер очерчиваемого конфликта. Мотив, к которому чаще обращался северокавказский автор,
- послереволюционная деревенская действительность и последовавшие позже годы коллективизации, т. е. сугубо «колхозная» тематика.
Открытое праздничное ощущение грядущего трудового дня, социалистического состязания - это стержневые эмоции персонажей, с которыми знакомят читателя авторы. К примеру, в интерпретации черкесского писателя Абдулаха Охтова тема счастья приобретенного безмятежного труда становится истинной лирикой. В повести «Цветущая долина» изображено возвращение бойца на родину. Через семь лет отсутствия Давлет видит родной край в радужной окраске, ему кажется, что вся природа приветствует его.
Несмотря на лирический оттенок, приоритетной жанровой основой всех произведений рассматриваемого периода, по мнению большинства критиков, являлся публицистический элемент, т. е. стержневыми в рассказе о социалистическом строительстве оказывались явления и люди
- обобщенные социальные события и обществен-
ные типы. В повести А. Охтова существенные преобразования в жизни народа, совершавшиеся в начале XX века, воспроизведены в повседневном бытии черкесского аула.
Публицистическое постижение актуальных и глобальных тем приводило к тому, что конфликты реальности в большинстве случаев намечались эскизно и не раскрывались подробно. По мнению М. Сокурова, это происходило оттого, что «одержимым творчеством молодым писателям иногда недоставало литературно-технического мастерства», а «опытные писатели тоже не всегда понимали плодотворных путей развития социалистического искусства» [6]. Действительно, большинство художественных произведений данного периода более походили на очерк, нежели на рассказ, так как представители младописьменных литератур, пытаясь достичь реалистичности описания окружающей действительности, но, не обладая творческим опытом, были склонны к схематичности, фактографичности в своих изложениях.
Все вышесказанное служило причиной утраты собственной цельности образа, а все новое преподносилось в слишком абстрактной форме. Северокавказская проза в это время, как правило, обращалась к интерпретации традиционной для послереволюционных десятилетий темы общественной битвы с феодально-патриархальными пережитками, осколками кулачества.
Как отмечается в монографиях, исследующих данный период формирования северокавказской литературы, для прозы этих лет были характерны незатейливые, порой слишком простые сюжеты и в нередких случаях - шаблонное представление образов: «было нормативно-тематическое "чер-но-белое" выстраивание героев: положительный, следовательно, идеальный носитель всех добрых авторских замыслов; отрицательный - злодей, противник новой жизни и т. д.» [7].
3. Налоев отмечает, что у писателей отсутствует «психологическое проникновение в действительность», и объясняет этот недостаток поверхностным «обращением авторов с конфликтами в жизни» [8]. Стремясь создать произведения, приближенные к реальности, они иногда оказывались не в состоянии нарисовать в повествованиях «типические характеры в типических обстоятельствах», что делало развитие прозы несколько односторонним, ее язык был скуден, бесцветен.
Ориентируясь на образцы советской прозы, авторы очерчивали явление или характер в целом, не прибегая к психологическим подробностям, не подвергая рассмотрению душевный мир героев, зато активно описывая «технические», бытовые детали. Как справедливо отмечает современный исследователь Л. И. Демина, «производственная специфика <...> есть стремление к монополизации производственных проблем, и совершенно неверно считать, что точность, правильность и конкретность в произведениях на производственную тему служат для того, чтобы показать героя в жизненно-правдивой обстановке» [9].
фф "Культурная жизнь Юга России" № 1 (30), 2009
Однако существовали и положительные тенденции. К примеру, повесть, в сравнении с другими прозаическими жанрами, отличалась более высоким художественным уровнем. Применительно к адыгским литературам, можно говорить о том, что конфликт здесь находился на стыке двух ведущих общесоюзных тематик
- «трудовой» и «историко-революционной». На пересечении этих конфликтных линий изображался рядовой, чаще сельский, трудящийся, сознательно приходивший к революционной идеологии и в радужном «бесконфликтном» финале становившийся максимально сознательным борцом за идеалы революции, за социалистическое строительство.
К примеру, в кабардинской литературе такие писатели, как С. Кожаев, Дж. Налоев, 3. Максидов и другие, пытались побороть излишнюю пафос-ность, односторонность, стремились изобразить своих персонажей в ходе идеологического взросления, становления, личностной трансформации, включали в изложение новые сюжетные приемы. Формирование сознательного, убежденного революционера происходило в условиях зарождения и развития революционного сознания. Однако этот процесс изображался резким и одномоментным, а значит, не совсем достоверным.
Рассказы и повести послереволюционного периода в кабардинской литературе создавались в большинстве случаев по принципу соц-реалистического черно-белого противоположения, в них противопоставлялся старый и новый мир («Начало» Дж. Налоева, «Этого забывать нельзя» 3. Максидова, «Под цветущей грушей» Али Шогенцукова, «Новый поток» X. Теунова, «Новь» С. Кожаева и др.). Названные произведения, по сути, оказывались прямым отголоском свершавшихся в их регионах исторических событий и общественных преобразований, что в известной степени обусловило их актуальность. Они живописуют возведение новой жизни в южных провинциях, благородные тяготы и способы их преодоления, повествуя о созидательном, счастливом труде, который обязан был выковывать сознательных членов социалистического общества.
Подобным образом шло развитие и других северокавказских литератур в 1930-е годы, в доказательство чего можно привести роман карачаевского писателя X. Аппаева «Черный сундук» (1937), произведение чеченского прозаика С. Бадуева «Петимат» (1930) и др. Они также издаются в годы насыщенности прозы надуманной героикой, эйфорией, воодушевленными мечтами о счастливом будущем. Всем подобным произведениям присуще усиленное внимание к историческому бытию народа, нововведенное, насажденное коммунистическое отношение к явлениям окружающей реальности.
Фанатичная склонность к тому, чтобы в малом воспроизвести многое, сформулировать самые злободневные проблемы современности,
- одна из характеристик, общая для всех совет-
ских произведений данного периода. К примеру, в сюжетике общероссийской литературы имели место конфликты, связанные с расслоением крестьянства, причем наблюдалось абсолютное превалирование социально-классовых антагонизмов над семейными и родственными связями (например, «Донские рассказы» и «Тихий Дон» М. Шолохова). Противопоставление использовалось для более интенсивного отображения созидательных успехов в бытии народа, однако его преобладание в произведениях данного периода сообщало им односторонний оттенок, делало их одинаковыми, нередко серыми, лишенными выразительности.
По верному замечанию К. Шаззо, «молодые писатели трудно шли к искусству построения четкого и слаженного сюжета, способного проявить многообразие самой действительности, ее конфликтов. Большинство произведений строилось как рассказ о приятном или неприятном событии, о хорошем или плохом человеке» [10]. Но то, что было естественным для устного эпоса, в авторской прозе порождало однообразие и понятную «ограниченность идейно-художественных средств первых произведений молодой литературы, порой исчерпывающихся на сравнении былого с сущим, ужасного с приятным, темного со светлым и т. д. Художественный конфликт - этот важнейший компонент произведения и катализатор его социально-эстетических идей - на том этапе развития литературы почти не проявляет своих ресурсов» [там же].
Однако, несмотря на все художественные недостатки прозы молодых авторов, «это были первые большие художественные эпические произведения национальных литератур», которые должным образом поднимали «важные проблемы эпохи, анализируя пространственно-временные координаты, раскрывая думы и чаяния народа, изображая горскую ментальность, создавая реалистические характеры оригинальными художественными средствами» [11]. Действительно, национальным литературам необходимо было миновать эту, пусть и несколько примитивную, стадию, чтобы с годами осознать необходимость более глубокого подхода к реальности, который впоследствии способствовал совершенствованию национальных идейно-эстетических традиций.
Литература
1. История адыгейской литературы. Т. 1. Майкоп, 1999. С. 241.
2. Тлепцерше X На пути к зрелости. Краснодар, 1991. С. 16.
3. Оскоцкий В. От какого наследства мы не отказываемся (заметки полемические, ностальгические и отчасти автобиографические) // Вопросы литературы. 2001. №6. С. 76.
4. Хапсироков X X Жизнь и литература. М., 2002. С. 75.
5. Боташева 3. Ш. Взаимодействие идей зарождающихся литератур Северного Кавказа и русской литературы // Вестник Адыгейского государствен-
нош университета. 2005. № 3 // URL: http:// www. vestnik. adygnet.ru
6. Сокуров M. Поступь литературы. Нальчик, 1977. С 14.
7. ТхагазитовЮ.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик, 1994. С. 189.
8. Налоев 3. Кабардинская литература 30-х гг. // Очерки истории кабардинской литературы. Нальчик, 1968. С. 118.
9. Демина Л. И. Эволюция конфликта как идейно-эстетической категории в русском литературном процессе 50-60-х гг. М., 2001. С. 184.
10. Шаззо К. Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. Тбилиси, 1978. С. 55.
11. Боташева 3. Ш. Взаимодействие идей зарождающихся литератур Северного Кавказа и русской литературы ...
A. G. NAGAPETOVA. INDUSTRIAL SUBJECT AREA IN THE SOVIET PROSE OF 1930s
The article is dedicated to the problem of interference and interaction of the Russian literature of the Soviet period and literatures of the North Caucasian people in conditions of forming.
Key words: art-aesthetic orientation, North Caucasian prose, the theory of absence of conflict (nonconflict theory), socialist realism, the problem of conflict.
