CC BY
167
7. Малявин В.В. Китайская цивилизация. М.: Астрель; АСТ; ИПЦ «Дизайн. Информация. Картография», 2000. 632 с.
8. Розанов В.В. Опавшие листья: лирико-философские записки. М.: Современник, 1992. 543 с.
9. Тань Аошуан. Китайская картина мира: Язык, культура, ментальность. М.: Языки славянской культуры, 2004. 240 с.
ПРАВОВСКАЯ НАДЕЖДА ИВАНОВНА. См. с. 117.
УДК 130.122
И .А. СТАТКЕВИЧ
ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА И ПРИРОДА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА М. ХАЙДЕГГЕРА
Ключевые слова: эстетическая рецепция, онтология и гносеология художественного образа, герменевтика, субъективная проекция.
Художественное восприятие в ходе конструирования художественного образа раскрывается как взаимодействие субъективной проекции и интерпретации. Автор выделяет различные модусы проекции и интерпретации, демонстрирует их конститутивный и когнитивный смыслы.
I.A. STATKEVICH
WORK OF ART AND THT NATURE OF FEATURE IMAGE IN HAIDEGGER'S WORK Key words: aesthetic reception, ontology and epistemology of artistic image, hermeneutics, subjective projection.
The article reveals one of the aspects of artistic perception, the interaction of subjective projection and interpretation in the course of constitution of artistic image. The author identifies various modes of projection and interpretation and demonstrates their constitutive and cognitive meaning.
Говоря о художественном восприятии произведения искусства, необходимо затронуть более широкую проблему его познания как особого объекта. Прекрасная форма произведения искусства оказывается релятивной суждению вкуса, а следовательно, должна быть помещена в сферу объективного в субъективном. Это означает, что художник создаёт не просто прекрасную форму, а форму способную привести в действие способность суждения зрителя, доставляя ему наслаждение самой игрой производимых им в ходе кон-ституирования эстетического предмета актов. Произведение искусства, подобно любому эстетическому предмету, обнаруживает в самой своей конституции этот момент игры или творения. Однако именно этим последним и определяется подлинная вещность вещи.
Разумеется, такое понимание противоречит обыденному представлению о вещи как о каком-то объекте. Обыденное сознание, подобно объективной науке, склонно рассматривать любой предмет или вещь прежде всего как независящий от субъекта объект. Такое истолкование, вполне релевантное в естествознании, обнаруживает свою ограниченность, когда мы говорим о вещи как об определённой ценности. Более того, оно не позволяет нам осознать подлинный смысл нашего практического отношения к вещам, предполагая, что вещь является для нас подручным средством, а не просто объектом. «Служебность - вот та глубинная черта, изнутри которой вот это сущее, взглядывая на нас, т.е. мгновенно вспыхивая, вместе с тем пребывает, и есть такое-то сущее. На такой служебности основывается и форма вещи, основывается и предопределённый вместе с формой выбор вещества, и тем самым основывается и владычество сочетания вещества и формы. Сущее, подчинённое такому сочетанию, всегда есть изделие, изготовленное так-то и так-то. Изделие всегда изготавливается как нечто дельное, пригодное к чему-либо. И соответственно вещество и форма как определения сущего укорене-
ны в самой сущности дельного, годного материала» [1. С. 107]. Характеристикой вещи, взятой в её непосредственном экзистенциальном смысле (т.е. в плане того непосредственного значения, которое придаёт ему человек) не сводится только к её объективности и предполагает момент «служебности», который, по существу, является моментом телеологическим. Необходимо иметь в виду, что генуинно вещь заключает в себе свой телос, и именно благодаря этому она принадлежит к Lebenswelt. Произведение искусства, безусловно, тоже принадлежит к числу телеологических вещей, поскольку оно призвано воплотить в себе эстетическую ценность, однако эта телеологичность не несёт в себе смысла служебности, ибо произведение искусства как вещь ценно само по себе и не служит никаким утилитарным целям. Тем не менее произведение искусства сохраняет свою связь с более низкой, если можно так выразиться, эманацией вещности: произведение искусства само по себе ничему не служит, однако поскольку оно может репрезентировать именно человеческое измерение реальности, то в поле этой репрезентации попадает и эта служебность окружающих нас вещей, которая естественным образом отсылает к жизненному миру человека. Всматриваясь в «Башмаки» Ван Гога, Хайдеггер видит вовсе не какие-то объективные предметы, имеющие определённую форму, цвет, размер и т.д., а запечатлённый в них смысл человеческого существования.
Произведение искусства, таким образом, раскрывает нам истину того, что в нём изображено. Оно раскрывает нам саму вещь в её бытии, в том смысле, который она для нас несёт в качестве феномена. Вещь - это не что-то объективное и независящее от нас, напротив, между нашим взглядом и вещью устанавливаются особое соответствие и соприродность, которые позволяют нам проникнуть в сущность вещи. Произведение искусства дарует нам этот волнующий опыт проникновения в сущность вещей, в ходе которого они срывают с себя покров обыденного знания и обнажают свою экзистенциальную природу. Вещи становятся говорящими, они рассказывают нам истории. Это не противоречит тому, что живопись является безмолвным искусством, ибо то, что говорят вещи, рассказывается на визуальном языке самого искусства, который мы схватываем непосредственно и который, стало быть, является универсальным. Картины говорят с нами безмолвно. Именно благодаря своему безмолвию они могут многое сказать нам. Истолкование требуется лишь в том случае, когда сами по себе они нам ничего не говорят. Это относится не только к картинам или другим произведениям искусства, но и к окружающим нас предметам. Человек устанавливает связь с реальностью прежде всего на довербальном уровне, проецируя на неё собственные желания и переживания. Этот довербальный уровень отношения к реальности раскрывается в произведении живописи, которое демонстрирует нам не только предмет видения, но и сам способ видения. Процесс восприятия раскрывает в произведении живописи свою сущность, но также свою сущность раскрывает в нём и сама вещь, поскольку сущность вещи в её сотворённости.
Эта сотворённость может пониматься двояким образом: в вещном и феноменальном смысле. Другими словами, речь может идти о сотворённости чего-либо как вещи и о восприятии этого чего-либо в качестве феномена. Однако картина есть такая вещь, которая телеологически нацелена на то, чтобы быть предметом восприятия. Поэтому в картине вещное и феноменальное сливаются. Картина в первую очередь есть презентация самой себя, однако эта презентация есть также репрезентация чего-то другого, она изобразительна по своей природе. Речь в данном случае идёт, однако, не о таком значении изобразительности, которое предполагает, что картина репрезенти-
рует другие вещи, так как картина может вообще ничего не репрезентировать в этом смысле. Она может иметь чисто пластический смысл, и именно этот смысл является для неё первичным и существенным. Однако, несмотря на это, картина остаётся репрезентативной: она репрезентирует прежде всего не внешний предмет, а саму перспективу этого предмета. Иными словами, будучи художественным произведением, она репрезентирует смысл своей сотворённости и своего творца. Точнее, она репрезентирует сам тот способ видения, который явился условием её создания. Иными словами, картина репрезентирует некую субъективность, которая вписана в неё как некое трансцендентальное условие её существования. Бытие картины - это бытие не только объектное, но и субъектное. Оно имплицирует взгляд художника, а значит, является художественной рационализацией этого взгляда. Действительно, живопись рационализировала субъективность пространственного восприятия ещё до того, как это сделала философия (Кант) и наука.
Тайна присуща произведению искусства, часто оставляющему у нас ощущение чего-то загадочного, вплетённого в репрезентируемую нам реальность и неотделимого от этой реальности. Согласно Хайдеггеру, алетейя являет нам бытие как целое, как единство. Однако целое не является предметом, скорее это смысл предметности вообще, который дан в вещи. Однако этот смысл слишком обширен, чтобы быть чем-то позитивным. Поэтому этот смысл дан нам метафизически, как тайна.
Проективная природа восприятия находит своё наиболее отчётливое и разностороннее проявление в художественном восприятии, под которым понимается сублимированное и идеализированное восприятие эстетических объектов. Одним из таких объектов является произведение изобразительного искусства, опыт восприятия которого и стал основным предметом данного исследования. Бытие этого произведения тесно связано с проективной активностью субъекта, о чём свидетельствует как процесс его появления на свет, так и последующее существование в качестве духовного феномена. Поэтому произведение искусства нельзя рассматривать как только объективную реальность, оно заключает в себе смысл своей сотворённости и необъективи-руемости, который конституирует тот аспект вещности, который выпадает в ходе научного познания. Мирность мира раскрывается в художественном произведении, наделяющем нас эстетической перспективой реальности. Как пишет Хайдеггер, «воздымаясь и высясь в себе, творение растворяет мир и удерживает этот мир во владычественной правоте пребывания». «Мир никогда не бывает предметом, который стоит перед нами, который мы можем созерцать. Мир есть то непредметное, чему мы подвластны, доколе круговращения рождения и смерти, благословения и проклятия отторгают нас вовнутрь бытия» [1. С. 143]. Поэтому бытие образа нельзя свести только к видимой, предметной его стороне, образ - это символ чего-то беспредметного и необъективируемого.
Литература
1. Хайдеггер М. Исток художественного творения. М.: Академический Проект, 2008. 528 с.
2. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М.: Академический Проект, 2007. 351 с.
СТАТКЕВИЧ ИРИНА АЛЕКСЕЕВНА - доктор философских наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин, Чувашская государственная сельскохозяйственная академия, Россия, Чебоксары ([email protected]).
STATKEVICH IRIN A ALEKSEEVNA - doctor of philosophical sciences, professor of Philosophy, History and Law Chair, Chuvash State Agricultural Academy, Russia, Cheboksary.
