CC BY
68
Николай Вахтин
«Проект Богораза»: борьба за огонь
Статья посвящена истории становления этнографического образования в Петрограде-Ленинграде в 1915-1929 гг. и той борьбе, которую Владимир Германович Богораз вел на протяжении многих лет за то, чтобы это образование могло существовать и развиваться. В статье, опирающейся как на архивные, так и на опубликованные источники, подробно прослеживается история создания этнографического отделения при Высших географических курсах, затем при географическом факультете ЛГУ. Показано, что В.Г. Богораз имел ясное представление о том, как именно должно быть устроено это образование, и шел к своей цели, несмотря на многочисленные препоны, постоянно возникавшие в это бурное время, и на прямое сопротивление властей.
Ключевые слова: В.Г. Богораз, история североведения, история этнографического образования.
1
В этой статье пойдет речь о том, что мы уже довольно давно называем между собой «проектом Богораза»: об истории становления этнографического образования в Петрограде-Ленинграде и о той борьбе, которую В.Г. Богораз вел на протяжении многих лет с различными «инстанциями» за то, чтобы это образование могло существовать и развиваться в направлении, которое он считал единственно правильным.
Прежде всего — почему «проект Богораза», а не «проект Богораза и Штернберга»? Ни у кого нет сомнений в том, что оба этих выдающихся человека внесли огромный вклад в создание и развитие «этнографической североведческой школы», однако их роли были разными. Все более или менее согласны, что «[в] то время как Штернберг был интеллектуальным лидером новой школы, Богораз посвящал много времени практическим вопросам, включавшим устройство и поддержание обширной программы этнографических полевых исследований, проводившихся студентами. Он написал программу полевых исследований и <...> получил солидное финансирование для данной работы» [Кан 2007: 198]. Мало кто сомневается и в том, что «[л]юбовь Богораза к общественной жизни и огромная энергия нашли
Николай Борисович Вахтин
Европейский университет в Санкт-Петербурге nvakhtin@gmaiL.com
новый выход, когда они со Штернбергом основали ленинградскую школу советской этнологии» [Кан 2007: 198].
Здесь, впрочем, есть опасность поддаться искушению стереотипного восприятия. Действительно, один — интеллектуальный лидер, второй занимается практическими вопросами. Один — ученый, которого «сам Энгельс цитировал», второй любит общественную деятельность, успевает и романы писать, и в Комитете Севера заседать, и этнографией заниматься. Один — солидный исследователь, второй — немножко верхогляд, увлекающийся, эмоциональный, непоследовательный. Один систематически разрабатывает программы этнографического образования, второй думает о них от случая к случаю, следуя за первым во всех образовательных начинаниях. Складывается понятный и привычный образ — Дон Кихот и Санчо Панса, Шерлок Холмс и доктор Ватсон...
Так ли это? Кажется, что архив Богораза1 позволяет если не полностью опровергнуть, то во всяком случае поставить под сомнение это стереотипное восприятие. Мы постараемся показать, что у этого «разделения функций» между Штернбергом и Богоразом была и обратная сторона. Если для одного «делом жизни», в которое он вкладывал душу, была этнографическая наука2, то для другого таковым чем дальше, тем больше становилось строительство этнографической школы в Петрограде-Ленинграде.
2
Несколько слов о (пред)истории. В 1913 г. в Докучаевском почвенном комитете возникла мысль о создании Географического института <http://vk.com/wall-65802961_106>. Через два года, в марте 1915 г., был утвержден устав Высших географических курсов при Докучаевском комитете3; вскоре был избран первый совет курсов, в который вошли Л.С. Багров, А.А. Кауфман, В.Л. Комаров, Е.С. Марков, С.С. Неустроев, В.Н. Сукачев, Л.Я. Штернберг, С.И. Метальников и А.А. Регель. Годом позже при курсах появилось этнографическое отделение. Здесь Штернберг прочитал свой первый систематический курс этнографии [Гаген-Торн 1975: 158].
1 Санкт-Петербургский филиал Архива РАН, фонд 250.
2 Нина Ивановна Гаген-Торн, тогда 18-летняя студентка, пишет о первой лекции Штернберга, которую ей довелось услышать и которая определила ее жизнь: «[Я поняла, что] перед нами — не академическая лекция, а дело жизни этого человека. В этнографию он вкладывал всю свою волю и страсть» [Гаген-Торн 2009: 58].
3 14 марта 1914 г. было утверждено положение о Высших географических курсах при Докучаевском почвенном комитете. Из-за начавшейся мировой войны организация курсов затормозилась: их официальное открытие состоялось 17 января 1916 г. [Лукашевич 1919: 40].
1 сентября 1918 г. курсы были преобразованы в Географический институт «в целях более успешного развития географических наук и подготовки кадров научных работников для всестороннего географического изучения России»1. «В числе преподавателей — Л.С. Берг, А.А. Григорьев, А.А. Борисяк, С.С. Неустроев, А.Е. Ферсман, В.Н. Сукачев, Я.С. Эдельштейн, В.Г. Богораз-Тан, Д.К. Зеленин, Н.И. Кузнецов, Б.А. Федченко и др.» [История Ленинградского университета 1969: 230]2. Помещался институт в бывшем дворце Великого князя Алексея Александровича (наб. р. Мойки, 122 / 2, на углу Английского проспекта) — «среди лип, за решеткой с золочеными монограммами» [Гаген-Торн 1975: 169]. «"В разворошенном бурей быте" энтузиасты науки собираются вокруг ученых-организаторов и возделывают новые оазисы вдоль того потока свободной мысли, что еще не вполне перегорожен» [Перченок 1991: 164].
«3 декабря 1918 года опубликовано постановление Нарком-проса об образовании с 1 сентября 1918 года Географического института <...> В 1919 году количество профессоров и преподавателей составило 45 человек, персонала — 18 человек, слушателей — 577 человек. И.о. директора назначен И.Д. Лукашевич. С 1919 года директором Института стал А.Е. Ферсман. В состав Института входили два факультета: общегеографический и этнографический, которые включали в себя 16 кафедр» (сайт Института наук о земле СПбГУ: <http://earth.spbu.ru/ institute/history/history-geography/>).
Формально деятельность Географического института не пре-рывалась3, но фактически он начал оживать лишь после окончания Гражданской войны4. Богораз не остался в стороне от этого процесса: уже в 1922 г. он читает здесь «первую половину курса» по материальной культуре и курс сравнительного языкознания первобытных народов, а также курс этнографии «для всех курсов этнографического факультета»5. 9 февраля 1923 г.
«Состоявшие в ведении Народного Комиссариата земледелия Высшие географические курсы при Докучаевском почвенном комитете преобразовать с 1.09.1918 г. в Географический институт, состоящий в ведении Комиссариата Народного просвещения» (Северная Коммуна. 1918, 3 дек.; цит. по: [Золотницкая 2004]).
Со ссылкой на газету «Северная коммуна» от 3 декабря 1918 г.
«Зимой 1916/17 года занятия шли, но студентов было мало: многих мужчин мобилизовали. В 1917/18 занятий почти не было: читались отдельные лекции» [Гаген-Торн 1975: 158].
В предисловии к сборнику студенческих работ «Еврейское местечко в революции: Очерки», содержащему публикации материалов, собранных во время «этнографических экскурсий» летом 1924 г., редактор сборника В.Г. Богораз пишет: «Наша работа ведется уже четвертый год» [Еврейское местечко 1926: 7], т.е. с 1920 г., если считать от самой «экскурсии», или с 1922 г., если вести счет от даты публикации. Воспоминания Н.И. Гаген-Торн, как кажется, подтверждают первую дату: этнографические экскурсии начались «уже летом 1920 года» [Гаген-Торн 1994: 257]. «Отчет проф. В.Г. Богораза за 1922 год» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 174. Л. 198].
он участвует в заседании этнографического отделения, где выдвигает Штернберга в деканы. Предложение проходит; сам Бо-гораз становится «председателем Этнографической предметной комиссии» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 4].
18 апреля 1923 г. Богоразу выдано удостоверение уполномоченного института с правом ходатайствовать «в правительственных учреждениях, вести переговоры и принимать решения по научным, учебным и другим делам, касающимся жизни Института» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 9]. Именно этим Богораз в последующие годы и занимался.
В 1923 г. Географический институт появляется в справочнике «Весь Петроград»: «Географический институт имеет целью создание кадров лиц, научно и практически подготовленных к самостоятельным исследованиям во всех областях географических знаний. Институт состоит из двух факультетов: 1) Общегеографического с отделениями <...>, и 2) Этнографического. Ректор — академик А.Е. Ферсман. Проректор по учебной части проф. Я. С. Эдельштейн. Ученый секретарь А.А. Григорьев. Секретарь правления Д.Д. Руднев. Этнографический факультет: декан проф. Л.Я. Штернберг» [Весь Петроград 1923: 35].
В том же 1923 г. при этнографическом отделении Географического института была образована Комиссия по устройству студенческих этнографических экскурсий; ранее, в 1921—1923 гг., «этнографические экскурсии устраивались Этнографическим отделом Северной научно-промысловой экспедиции, ныне Научно-исследовательский институт по изучению Севера. Заведующий отделом — профессор В.Г. Богораз, и некоторая часть экскурсий до сих пор проходит по этому Институту» [Штернберг 1926: 5].
В справочнике «Весь Ленинград» за 1925 г. об институте сказано подробнее. Декан этнографического отделения по-прежнему Л.Я. Штернберг, секретарь — А.Я. Кошкин. Видно, что к 1925 г. Географический институт уже прочно стоит на ногах: это большое и солидное учреждение. Согласно указанному справочнику, в нем насчитывается 32 профессора, 20 преподавателей и 27 ассистентов1. Среди профессоров Л.С. Берг,
1 Полный список: «Профессора: Ахматов В.В., Бялыницкий-Бируля А.А., Берг Л.С., Борисяк А.А., Броунов П.И., Богораз В.Г., Владимирцев Б.Я., Виттенбург П.В., Григорьев А.А., Герасимов А.П., Дейнека Д.И., Ден В.Э., Драницын С.Н., Конрад Н.И., Кузнецов Н.И., Колосовский Н.А., Кареев Н.И., Канчер Е.С., Люмименко В.Н., Лосневская В.А., Неустроев С.С., Прохоров Н.И., Руденко С.И., Советов С.А., Серебренников В.С., Сукачев В.Н., Семенов-Тянь-Шанский В.И., Ферсман А.Е., Фед-ченко Б.А., Штернберг Л.Я., Шокальский Ю.М., Эдельштейн Я.С. Преподаватели: Бриллиант В.А., Бородин В.В., Грискова Н.И., Граур А.В., Дудин С.М., Егоров В.А., Золотарев Д.А., Крашенинников И.М., Лемешевский В.М., Миронов В.А., Наливкин Д.В., Пятигорский А.Л., Руднев Д.Д.,
В.Г. Богораз, Б.Я. Владимирцев, Н.И. Конрад, В.И. Семенов-Тянь-Шанский, А.Е. Ферсман, Л.Я. Штернберг... Такой состав профессоров сделал бы честь любому учебному заведению.
Институт издавал журналы «Географический вестник», «Известия» и «Труды Географического института». Институт имел в подчинении Географо-экономический исследовательский институт, Ленинградско-Мурманское отделение колонизационного института и Постоянную станцию практических полевых работ студентов на станции Саблино [Весь Ленинград 1925: 66].
Начиная с 1922 г. имена Богораза и Штернберга почти во всех документах, касающихся Географического института и последующих его «реинкарнаций», встречаются рядом. Ср. следующую характерную фразу из докладной записки Богораза о создании Этнографического научно-исследовательского института при этнографическом отделении Географического факультета, скорее всего — 1926 г.: «Директором и замдиректо-ром предлагаются профессора В.Г. Богораз и Л.Я. Штернберг, в том или ином порядке» (выделено мною. — Н.В.)1. Иными словами, Богоразу и, видимо, Штернбергу было все равно, кто из них какой пост будет занимать — лишь бы дело делалось.
3
Этим «делом», как уже было сказано, стала для Богораза организация в Петрограде-Ленинграде этнографического образования2. Чтение документов из архива Богораза 1920-х гг. позволяет, как кажется, восстановить то идеальное устройство такого образования, к которому Богораз стремился. Этот идеал необходимо отличать от того, что ему в итоге удалось создать (точнее, что ему позволили создать) в конкретных, к тому же постоянно менявшихся условиях этой бурной эпохи.
О чем мечтал Богораз? Он стремился создать такое образовательное учреждение, где велась бы серьезная подготовка этнографов, специалистов по «северным» народам, которые хорошо знали бы языки местного населения. Эта подготовка
Силин С.Н., Стрельников И.Д., Тетяев М.М., Товстолес Ф.П., Форш Э.Э., Франк-Каменецкий И.Г. Ассистенты: Аренс Л.Е., Бабков И.И., Бонч-Осмоловский Г.А., Бурыкина Е.Э., Гаврилова Л.Г., Ги-жицкий А.М., Гладцин И.Н., Геккер Р.Ф., Елизаровский В.А., Егоров Н.В., Иванова Е.Н., Каратаев Н.М., Кузенева О.И., Кузнецов В.А., Лакомкин И.Г., Лаврова М.А., Мебус Г.А., Некрасова В.Л., Островская М.К., Потулова Н.В., Попе Н.Н., Савич Н.М., Тихомиров И.К., Фридолин В.Ю., Шоколь-ская З.Ю., Щеглова О.А., Югенберг И.Н. [Весь Ленинград 1925: 66].
Объяснительная записка об Этнографическом научно-исследовательском институте при ЭО геофака ЛГУ [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 440-442об].
О противоречивости и двойственности фигуры Богораза см. введение к данной подборке, а также статью Е.А. Михайловой: [Михайлова 2016].
должна была вестись по комплексной программе, включавшей разнообразные науки — от геологии и биологии до лингвистики. Базой этой подготовки должна была стать длительная полевая работа студентов: по замыслу, окончив два курса, студенты должны были выехать «в поле» как минимум на один «этнографический год» — два лета и одну зиму, после чего вернуться и закончить обучение. В ходе полевой работы студенты должны были не только знакомиться с жизнью изучаемых народов, но и выучить языки, а также вести на местах практическую работу: образованных людей на Севере в то время очень не хватало. В паре с этим образовательным учреждением должен был быть организован крупный, хорошо финансируемый научно-исследовательский институт, куда можно было бы приглашать научными сотрудниками лучших выпускников. Этот научно-исследовательский институт должен был постоянно и обильно публиковать результаты своей работы, а его научные сотрудники — параллельно с исследованиями вести преподавательскую работу, готовить следующие поколения студентов. Финансироваться все это должно было правительством — как напрямую, так и через заказные исследования, однако правительство не должно было вмешиваться в содержание подготовки. Третьим компонентом этого «холдинга», управляемого единой волей (нетрудно догадаться, чьей), должна была стать подготовка специалистов из числа представителей северных народов: прежде всего учителей, но не только1.
Собственно, именно эту утопию Богораз и строил последние 20 лет своей жизни — строил со свойственной ему невероятной энергией, вопреки обстоятельствам, используя весь свой авторитет «старого революционера», все свои обширные связи в коридорах новой власти, весь свой недюжинный писательский талант. Первые несколько лет большинство его писем «во власть» — это прошения выделить деньги на этнографическое образование, прежде всего на «этнографические экскурсии», т.е. «на поле». Позже, когда деньги были получены и дело пошло, это в основном попытки уберечь, защитить созданное от многочисленных и разнообразных посягательств властей, в первую очередь Наркомпроса2.
«Работники, окончившие этно-отделение, могут работать по следующим специальностям: 1) учителя туземных школ <...>, 2) практические краеведы и музееведы <...>, 3) работники в области кооперации, 4) работники по советскому аппарату среди нацмен, 5) работники по демографии и этнографической статистике, в особенности среди нацмен» (рукопись Богораза «Этнографическое отделение Геофака Л.Г.У. и работа среди нацмен») [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 173. Л. 117]. В начале и середине 1920-х гг. это Богоразу еще удавалось, видимо, прежде всего потому, что «в этот период — начало нэпа — советское политическое руководство в целом и Наркомпрос как проводник этой политики в области науки стремились заручиться поддержкой достаточно широких слоев населения <...> и потому были готовы пойти на известные идеологические уступки и приветствовали многие начинания "снизу"» [Лоскутова 2011: 89].
Несколько примеров.
1. Письмо в Госплан, 1923 г. «Географический институт, учреждение, возникшее после революции и единственное в России, имеет в составе своем Этнографический факультет, который ставит себе целью кроме проблем теоретической науки выработку кадров исследователей и практических деятелей на местах, знакомых с материальной культурой, техникой, бытом и языком различных частей многоплеменного населения России. Необходимость создания таких кадров чувствуется уже и теперь, но будет чувствоваться все более и более, по мере уменьшения разрухи и роста культуры и благосостояния России. Уже и теперь различные правительственные организации обращаются с запросами и требуют экспертов по пушнине, по оленине, по местному устройству рыболовства, по организации товарного обмена с окраинными племенами <...>. Такими специалистами однако могут быть этнографически обученные люди». И далее — о необходимости «этнографических экскурсий» студентов и просьба выделить на это деньги1.
Аргументация в этом письме выстроена вполне узнаваемо: мельком упомянута (неинтересная для чиновников) «теоретическая наука», зато вынесена на первый план и всячески подчеркнута «практическая значимость» подготовки специалистов-этнографов. Таких писем в архиве Богораза множество2.
2. «Слияние» с географическим факультетом ЛГУ. С середины 1924 г. начались разговоры о том, что Географический институт «дублирует функции» географического факультета университета. И Богораз, и Штернберг читали лекции по этнографии не только в Географическом институте, но и в университете (см.: [Гаген-Торн 1994: 50—52]); студенты обоих учебных заведений вместе проводили «этнографические экскурсии», как их называл Богораз, и вместе публиковали результаты своих исследований3. Так что когда к началу 1925/1926 учебного года в университете был организован географический факультет (с отделениями общегеографическим, этнографическим
Письмо в Госплан. Машинописная копия. Подписано: «Декан и профессор Этнографического факультета ПГИ Л.Я. Штернберг, профессор В.Г. Богораз» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 168. Л. 14-14об].
В воспоминаниях Н.И. Гаген-Торн живо (хотя и несколько литературно) описан день распределения по экспедициям (где ей вместе с еще двумя студентами «досталась» Лапландия) [Гаген-Торн 1994: 258 и сл.]; из этих воспоминаний ясно, что деньги на первые «экскурсии» были получены неожиданно.
В предисловии Богораза к сборнику «Старый и новый быт: Этнографические экскурсии июля-сентября 1923 года» сказано, что очерки, вошедшие в книгу, составили «студенты Географического института и Университета» [Старый и новый быт 1924: 5]. Та же фраза содержится и в его предисловии к сборнику «Революция в деревне: Очерки» [1924: 4].
и антропологическим)1 и Географический институт был к нему присоединен «на правах факультета», многие студенты университета могли быть Богоразу и Штернбергу знакомы.
Первые попытки слияния2 были отбиты, однако с начала 1925 г. Наркомпрос возобновил атаки. В феврале Богораз пишет письмо А.В. Луначарскому с просьбой поддержать Географический институт, «который опять собираются, как некую жидкость, перелить в университет. Довольно неприятно смотреть, как учреждение, над которым так много работали и привели его в состояние твердое, вдруг опять должно перейти в первобытную жидкую субстанцию и перелиться в другое место. И после этого, когда же оно отвердеет опять?» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 45]. Богораз настаивает на открытом обсуждении этого вопроса в Москве, просит пригласить на обсуждение его, Штернберга и Ферсмана.
Несколько позже он пишет в секретариат А.И. Рыкова: Географический институт все-таки сливают с университетом. «В Комиссии Наркомпроса нам говорили много любезнейших слов, высоко оценивали нашу работу и объясняли, что переводят нас в Университет именно для того, чтобы нашей живою кровью оживить это одряхлевшее тело. Мы все-таки боимся, чтобы не вышло как раз наоборот» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 48].
Еще приписка к какому-то письму: да, нас влили в университет, при этом обещали предоставить хорошие условия для работы. Богораз и тут верен себе: «Первым из этих условий является возможность практической полевой работы для наших студентов» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 71].
3. «Бригадный метод» в этнографии. Некая В.Н. Яковлева, чиновница из Главпрофобра, прислала на географический факультет телеграмму, текст которой не сохранился, но смысл совершенно ясен из ответа Богораза: Главпрофобр требует «бригадного метода» в полевой работе и критикует факультет за то, что студенты выезжают «в поле» поодиночке, без руководителя. Богораз терпеливо отвечает, объясняет, что такое этнография: «Этнографические исследования <...> не могут ве-
Отчет ЛГУ за 1924/1925 г. См.: [Материалы по истории 1999: 14, 65].
«15 мая 1925 года СНК РСФСР принял постановление о его [Географического института. — Н.В.] присоединении к ЛГУ на правах самостоятельного факультета» [История Ленинградского университета 1969: 230] со ссылкой на Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР (1925, № 33, ст. 235). Это была не первая попытка объединить Географический институт с географическим факультетом университета: см. ходатайство о сохранении Петроградского географического института и об отмене решения закрыть институт в связи с наличием в Петроградском государственном университете географического отделения от 27 июня 1922 г. [Там же: 235].
стись группами, а только индивидуально, отдельными лицами, потому что этнографу приходится иметь дело с живыми людьми, с которыми необходимо установить предварительно личные, проникнутые доверием и симпатией, отношения. Появление группы лиц, да еще во главе с руководителем, который стал бы обучать, как производить изучение населения, привело бы к самым печальным результатам. В лучшем случае такая экскурсия превратилась бы в увеселительную прогулку» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 92].
4. Образование и научные исследования. Описанный выше идеал стоял, видимо, перед внутренним взором Богораза все время; после слияния с университетом стало непросто поддерживать принципиально важные для него длительные полевые выезды студентов. В его архиве есть несколько писем декану географического факультета ЛГУ1, в которых он отстаивает право студентов прерывать курс минимум на два года для работы «на местах», но при этом продолжать числиться студентами и затем, после возвращения, продолжать прерванные занятия2. В конце концов, Богораз этого добился3: студенты стали получать именно такое образование, как он хотел4.
«Президиум Этно-отделения считает необходимым разбить прохождение курса <...> на два двухлетних периода, предоставив желающим делать перерыв однолетний или двухлетний для практической работы на местах среди соответственных народностей» (Письмо Богораза в деканат географического факультета ЛГУ; копия, машинопись, без даты; подписано «Председатель Этно-отделения Геофака ЛГУ») [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 173. Л. 198-198об]. В другом письме, датированном 2 октября 1927 г., Богораз слегка отступает: он согласен и на меньший срок; он просит декана геофака предоставить студентам этноотделения более продолжительные отпуска: «[Требуются экскурсии учащихся к изучаемым ими народам как для лингвистической практики, так и для более глубокого понимания особенностей культуры. <...> более отдаленные из этих экскурсий требуют месячного срока только для проезда в одну сторону и, в общем, не могут продолжаться менее пяти месяцев» [Там же. Л. 374-374об].
Получить официальное разрешение прервать занятия в университете, продолжая числиться студентом, было важно не только для деканата; ср. следующее письмо Н.А. Котовщиковой Богоразу от 30 августа 1928 г.: «Совершенно необходимо уладить как-нибудь дела с отпуском в Университете у Чернецова и Ратнера. Для меня это не важно, так как я не связана с военной подготовкой, а они, в случае исключения из ВУЗа, будут объявлены дезертирами, и может быть масса неприятностей» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 157. Л. 16об]. Я признателен Е.В. Лярской за эту ссылку.
В отчете Этнографической экскурсионной комиссии за 1926/27 учебный год Богораз писал: студенты третьего и четвертого курсов «по соглашению с Этноотделением прервали свое образование на соответствующий срок (2 года) с тем, чтобы по окончании вернуться обратно в Ленинград с новыми практическими знаниями и, таким образом, закончить свое образование на более расширенной основе» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 173. Л. 477-478об].
«Если ранее политические активисты отправлялись в ссылку и становились этнографами, то теперь этнографически подготовленные активисты — многие из которых были студентами Богораза и Штернберга — отправлялись на Север от лица Комитета в качестве инспекторов, статистиков и преобразователей. В своем знаменитом призыве 1925 года отправлять на Север "не ученых, а посланцев <...> новой культуры и советской государственности" Богораз особо подчеркивает, что само понятие преобразований имело много общего с длительным включенным наблюдением и ссылкой. Новое поколение "молодых реформаторов" должно было быть "готовым нести на Север весь пыл энтузиазма, который зажгла революция <...> И необходимо полностью прояснить, что каждое путешествие молодого человека по Северу должно стать добровольной ссылкой, равно как наши путешествия были ссылкой невольной"» [Ссорин-Чайков 2011: 20; со ссылкой на:
4
Однако выстроить образовательную программу — лишь часть задачи: едва только «слияние» с университетом благополучно состоялось и этнографическое отделение вновь, по выражению Богораза, стало «отвердевать», он начал писать ходатайства о создании научно-исследовательского института. Вот один пример:
«Для успешного социалистического строительства» необходимо изучение населения. Для этого нужен специальный институт, который «должен иметь своей целью: а) организацию научных исследований в области этнологических вопросов, б) изучение с этнологической точки зрения актуальных вопросов, вызванных государственными потребностями, в) подготовку научных работников, а также преподавателей по этнологии и сопредельным дисциплинам, г) популяризацию этнологических знаний»1 [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 52—53]. И далее подробно о структуре института, план работы, личный состав, бюджет. Это очень показательный документ: он явно написан в спешке, намечено лишь основное, без деталей, это голый каркас того, о чем Богораз мечтает, без особенных обоснований. Каких актуальных вопросов? Каких государственных потребностей? Сейчас неважно, потом придумаем, главное — протолкнуть идею.
В другом документе — «Объяснительной записке к расписанию преподавания на Этнографическом отделении Географического факультета ЛГУ», примерно 1925 г.2 — задачи факультета описаны так: «1) подготовка теоретиков этнологии; 2) подготовка исследователей быта и культуры; 3) подготовка культурных работников на местах» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 173. Л. 62]. Именно в таком порядке — а поскольку это одни и те же люди, приоритеты Богораза очевидны.
Вот еще один документ на ту же тему — «Объяснительная записка», предположительно 1926 или 1927 г.: «С.С.С.Р. по своему многоплеменному составу особенно нуждается в кадре научных деятелей в области этнографии. Союзу необходимы работники как в практической, так и в научно-теоретической области. <...> Такой организацией должен явиться Исследовательский Институт при Этнографическом Отделении Геофака Л.Г.У. Функции его должны быть следующие: 1) Подготовка
Богораз-Тан 1925: 49; выделено мною. — Н.В.]. Иными словами, Богораз готовил для своих студентов такую же «программу подготовки», какую когда-то прошел сам, но на этот раз это должен был быть рациональный, сознательный выбор хорошо подготовленных и преданных делу молодых людей. Как всякий настоящий учитель, он хотел видеть в своих учениках себя, но только лучше [УакШп 2016].
Черновик письма в Главнауку [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Л. 52-57]. [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 62-67].
окончивших к преподавательской и практической работе. 2) Подготовка начинающих исследователей к полевой этнографической работе. 3) Разработка теоретических вопросов этнологии, которые до сих пор были у нас в совершенном пренебрежении. 4) Разработка и систематизация этнографического материала о народах С.С.С.Р. 5) Экспертиза и исследовательская инициатива по всем вопросам этнографических исследований в С.С.С.Р. 6) Издание научных трудов по этнографии С.С.С.Р.» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 366]1.
И последний документ в этом ряду: «Объяснительная записка» от 1 июня 1928 г. Богораз пишет, что уже несколько лет добивается создания Научно-исследовательского института, при этом «вышеуказанный научно-исследовательский институт фактически существует и в течение последних пяти лет руководит концентрацией молодых ученых этнографов и устройством ряда экспедиций <...> Помимо Этно-отделения, организаторская работа вышеуказанной группы ученых простирается на Северный факультет ЛВИ, на Туркологический семинарий ЛВИ и на Музей антропологии и этнографии Всесоюзной Академии наук» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 174. Л. 114-116об].
5. Опять «слияние». К 1927 г. все устоялось, новое «этноотделе-ние» заработало; но испытания только начинались. В недрах неугомонного Наркомпроса возник план слияния этнографического отделения с факультетом языка и материальной культуры (Ямфак) ЛГУ. Богораз немедленно пишет Луначарскому: соединять этноотделение с Ямфаком нельзя, поскольку они очень разные. Аргументация характерная: Ямфак — искусственный конгломерат четырех факультетов со старыми традициями, с ориентацией на филологическую кабинетную работу, на литературные языки, а этноотделение — молодое, без традиций, основная работа не в кабинете, а «в поле», с ориентацией на живые разговорные языки. «[М]ы стараемся вырастить нашу новую смену, более специально подготовленную, при непременном условии длительной работы в поле, а не только в кабинете; не по литературным материалам, а на почве живого исследования с непременным устремлением в сторону менее известных бесписьменных народностей» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 490].
Еще на ту же тему: письмо Д.Б. Рязанцеву в Институт К. Маркса и Ф. Энгельса с просьбой помочь в борьбе с Наркомпросом. Те же аргументы: сливать этноотделение с Ямфаком нельзя, «Ямфак место мертвое». Однако здесь уже появляются нотки
Полный вариант «Объяснительной записки» с полным штатным расписанием со всеми фамилиями будущих сотрудников и должностями см.: [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 440-442об].
отчаянья: «Выходит какой-то роковой круг, нечто вроде Пене-лопиной ткани, — сколько ни тки, придет досужий человек и все распустит <...> за три года ее [нашу этнографическую школу] взрывают вторично» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Л. 516—516об].
6. Атака на Академию наук 1929 г. Известно, что атака на Академию наук началась в июле 1929 г., когда в Ленинград была направлена правительственная комиссия (см. подробно: [Пер-ченок 1991: 195 и сл.]). В июне-декабре 1929 г. по решению этой комиссии были уволены 128 штатных сотрудников (из 960) и 520 сверхштатных (из 830) [Там же: 208]. Вскоре в рамках так называемого «Академического дела» начались аресты среди членов Академии; затем к этому «делу» добавили и краеведов.
В 1929 г. в рамках этой кампании была организована проверка работы одного из учреждений АН — Комиссии по изучению племенного состава СССР (КИПС). Члены комиссии пришли к выводу, что КИПС дублирует работу Музея антропологии и этнографии (Кунсткамеры) [Корсун 2010: 140]. В фонде Бо-гораза хранится дело, озаглавленное «Материалы, относящиеся к реорганизации академических учреждений. 1929—1930», в котором есть несколько документов на эту тему: вполне предсказуемым образом Богораз попытался использовать ситуацию с Академией наук для проталкивания своих идей — создания этнографического исследовательского института. Так, в записке «Как строить новую Академию» он предлагает объединить КИПС, Кунсткамеру и этнографический отдел Русского музея (современный РЭМ) и превратить эту новую структуру в «исследовательский институт этнографии, сосредоточить в нем руководство экспедициями, общую работу этнографической теории в широком марксистском разрезе, а также и издание трудов по этнографии и этнографической лингвистике» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 89. Л. 13]. В том же деле хранится вырезка из газеты (видимо, из «Ленинградской правды», без даты) под названием «Поверхностная разведка или терпеливое изучение», в котором Богораз ругает КИПС за «экскурсионный, летний характер» их полевой работы, призывает внедрять «стационарный метод»: «[О]собенно поражает, — пишет он, — отрыв экспедиций КИПС от всякой увязки с лингвистикой» [Там же. Л. 18-19].
И еще один документ на ту же тему: «Протокол заседания Комиссии локального бюро научных работников по реорганизации КИПС и МАЭ от 20 октября 1929 г.», под председательством Богораза. Из этого документа видно, что практически все свои идеи Богоразу удалось довести до резолюции:
«[К]омиссия считает необходимым реорганизовать КИПС в институт изучения народов СССР и зарубежных стран» с четырьмя отделами: европейским, кавказским, среднеазиатским и северно-азиатским. «Комиссия считает необходимым привлечение в каждый отдел специалистов по лингвистике и этнографии» [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 89. Л. 25-26]. В это учреждение — Этнографический исследовательский институт — следует объединить МАЭ, КИПС и этнографический отдел Русского музея, и тем самым «во избежание параллелизма сконцентрировать всю этнографическую научно-исследовательскую деятельность» в обновленной КИПС [Там же. Л. 81].
Как видим, роль Богораза в этом процессе достаточно значима; в 1930 г. в Ленинграде был создан такой научно-исследовательский институт (Институт по изучению народов СССР — ИПИН); Богораз стал главой его «Северно-азиатского отдела». Но просуществовал институт недолго: в 1933 г. ИПИН официально включили в состав той самой Кунсткамеры, которую он пытался поглотить, и на их основе создали научно-исследовательский Институт антропологии и этнографии [Корсун 2010: 140].
Притом что директором КИПС был в то время Н.Я. Марр, он и Богораз явно действовали согласованно. В декабре 1929 г., когда решался вопрос с ИПИНом, Марр послал в Москву письмо с просьбой учредить такой институт (на базе обновленной КИПС) [Корсун 2010: 140], а Богораз в это же время пишет Марру с просьбой создать в Яфетическом институте отделения для обработки и публикации материалов по палеоазиатским и тунгусским языкам, собранным в экспедициях последних лет молодыми исследователями [СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 89. Л. 142]. Иначе говоря, это была не борьба за власть в науке, а попытки использовать ситуацию для продвижения своих идей. Ну, или не только борьба за власть...
Мы снова видим, как Богораз пытается использовать любую ситуацию, любой поворот политики для того, чтобы реализовать свою мечту: тот самый комплексный институт, объединяющий преподавание и научную работу, длительные полевые экспедиции и публикации их результатов, этнографическую теорию и прикладную деятельность (см. статью [Лярская 2016]).
* * *
Трудно придумать в истории нашей страны менее подходящее время, чтобы строить что-то прочное и надолго, чем 1920-е гг., когда правила менялись чуть ли не ежемесячно. Тем не менее
Богораз — строит. Упорно, талантливо, с невероятной энергией. И если сегодня в Петербурге существует какая-то северо-
ведческая школа, в этом, без сомнения, его огромная заслуга.
Список сокращений
СПбФ АРАН — Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук
ЦГА СПб — Центральный государственный архив Санкт-Петербурга
ЦГИА СПб — Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга
Архивные материалы
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 89. Материалы, относящиеся к реорганизации академических учреждений. 1929—1930 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 157. Материалы по северо-ямальской экспедиции. 1928—1929 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 163. Материалы по участию в работе комиссии по истории, религии и антирелигиозной работе при ИНСе. 1933-1934 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 167. Материалы по педагогической деятельности в Географическом институте. 1923-1925 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 168. Материалы по педагогической деятельности в Географическом институте. 1922-1925 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 173. Материалы по преподавательской деятельности на этнографическом отделении Географического факультета ЛГУ. 1925-1929 гг.
СПбФ АРАН. Ф. 250. Оп. 3. Д. 174. Материалы по преподавательской деятельности на этнографическом отделении Географического факультета ЛГУ. 1925-1929 гг.
Источники
Богораз-Тан В.Г. Подготовительные меры к организации малых народностей // Северная Азия. 1925. № 3. С. 40-50.
Весь Ленинград на 1925 год. Л.: Орготдел Ленгубисполкома, 1925. 1080 с.
Весь Петроград на 1923 год: Адресная и справочная книга / Отдел управления Петрогубисполкома. Пг.: Отд. упр. Петрогуб-исполкома, 1923. 1231 с.
Еврейское местечко в революции: Очерки. Л.: ГИЗ, 1926. 220 с.
Революция в деревне: Очерки. М.; Л.: Красная Новь, 1924. Ч. 1. 144 с.
Старый и новый быт: Этнографические экскурсии июля-сентября 1923 года. Л.: ГИЗ, 1924. 144 с.
Штернберг Л.Я. От редакции // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л.: Комис. по устройству сту-денч. этногр. экскурсий, 1926. Вып. 1. С. 1-5.
Библиография
Гаген-Торн Н.И. Лев Яковлевич Штернберг. М.: Наука, 1975. 235 с.
Гаген-Торн Н.И. Memoria / Сост., предисл., послесл. и примеч. Г.Ю. Гаген-Торн. М.: Возвращение, 1994. 415 с. <http://www. sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=759>.
Гаген-Торн Н.И. Memoria: воспоминания, рассказы / Сост., предисл., послесл. и примеч. Г.Ю. Гаген-Торн. М.: Возвращение, 2009. 398 с.
Золотницкая Р.Л. Истоки и продолжение жизни // Санкт-Петербургский университет. 2004, 8 фев. № 3-4 (3659-3660). <http:// www.spbumag.nw.ru/2004/03/11.shtml>.
История Ленинградского университета: Очерки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1969. 663 с.
Кан С. «Мой друг в тупике эмпиризма и скепсиса»: Владимир Богораз, Франц Боас и политический контекст советской этнологии в конце 1920-x — начале 1930-х гг. // Антропологический форум. 2007. № 7. С. 191-230.
Корсун С.А. Исследования по американистике в МАЭ (30-е годы ХХ века) // Радловский сборник: Научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2009 г. СПб.: МАЭ РАН, 2010. С. 139-144.
Лоскутова М. «Наука областного масштаба»: идея естественных районов в российской географии и истоки краеведческого движения 1920-х гг. // Ab Imperio. 2011. № 2. С. 83-121.
Лукашевич И.Д. Краткий очерк возникновения Высших Географических Курсов, их деятельности и преобразования их в Географический институт // Известия Географического института. 1919. Вып. 1. C. 38-66.
Лярская Е. «Ткань Пенелопы»: «проект Богораза» во второй половине 1920-х — 1930-х гг. // Антропологический форум. 2016. № 29. С. 142-186.
Материалы по истории Санкт-Петербургского университета. 1917— 1965: Обзор архивных документов / Сост. Е.М. Балашов и др.; под ред. Г.А. Тишкина. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 284 с.
Михайлова Е. Софья Константиновна Богораз (1870-1921): штрихи к портрету Владимира Германовича Богораза // Антропологический форум. 2016. № 29. С. 109-124.
Перченок Ф.Ф. Академия наук на «Великом переломе» // Звенья: Исторический альманах. М.: Прогресс-Феникс-Атенеум, 1991. Вып. 1. С. 163-235.
Ссорин-Чайков Н. От изобретения традиции к этнографии государства: Подкаменная Тунгуска, 1920-е годы // Журнал исследований социальной политики. 2011. Т. 9. № 1. С. 7-44.
Vakhtin N. "The Bogoras Project" and Yupik Eskimo Linguistics in Russia // Early Inuit Studies: Themes and Transitions, 1850s-1980s / Ed. by I. Krupnik. Washington, DC: Smithsonian Institution Publication, 2016. (In press).
The Bogoras Project: The Quest for Fire Nikolai Vakhtin
European University at St Petersburg Gagarinskaya st. 3, St Petersburg, Russia nvakhtin@gmail.com
This paper deals with the early history of ethnographic education in Petrograd-Leningrad in 1915—1929 and with the struggle that one of the leaders of the process, Vladimir Bogoras (together with his friend and ally Lev Shternberg), led for many years to establish and support this education. At the time, Bogoras was a leading figure in Siberian ethnography, who had spent more than 10 years in remote parts of North-Eastern Siberia as a political exile, and later as a member of the famous Jesup North Pacific Expedition. In shaping the curricula of ethnographic education, he borrowed extensively from his personal experience, insisting that students must spend at least "one ethnographic year [two summers and one winter] in the field," that the students must learn and use the languages of the people whose cultures they study, and that academic research must go hand in hand with practical "applied" work for the benefit of the people. Bogoras promoted and implicated these principles with amazing energy and persistence, despite the challenges of the time and direct opposition of the authorities. This paper is based on both published and archival sources (primarily from the Bogoras Fund, and the Archives of the Russian Academy of Sciences, St Petersburg).
Keywords: Vladimir Bogoras, history of Arctic anthropology, history of ethnographic education.
References
Gagen-Torn N. I., Lev Yakovlevich Shternberg [Lev Iakovlevich Shternberg].
Moscow: Nauka, 1975, 235 pp. (In Russian). Gagen-Torn N. I., Memoria. Moscow: Vozvrashchenie, 1994, 415 pp. (In Russian).
Gagen-Torn N. I., Memoria: vospominaniya, rasskazy [Memoria: Recollections, and Short Stories]. Moscow: Vozvrashchenie, 2009. 398 pp. (In Russian). Istoriya Leningradskogo universiteta: Ocherki [Essays on the History of Leningrad University]. Leningrad: Leningrad State University Press, 1969, 663 pp. (In Russian). Kan S., '"Moy drug v tupike empirizma i skepsisa": Vladimir Bogoraz, Frants Boas i politicheskiy kontekst sovetskoy etnologii v kontse 1920-kh — nachale 1930-kh gg.' ["My Old Friend in a Dead-end of Scepticism and Empiricism": Boas, Bogoras, and the Politics
I of Soviet Anthropology of the Late 1920s — Early 1930s], Antropo-
0 logicheskijForum, 2007, no. 7, pp. 191—230. (In Russian).
m
,g Korsun S. A., 'Issledovaniya po amerikanistike v MAE (30-e gody XX veka)'
^ [American Studies in MAE in the 1930s], Radlovskiy sbornik.
% St Petersburg: Museum of Anthropology and Ethnography Press,
! 2010, pp. 139-44. (In Russian).
1 Liarskaya E., '"Tkan Penelopy": "proekt Bogoraza" vo vtoroy polovine ¡2 1920-kh — 1930-kh gg.' ["Penelope's Cloth": The Bogoras Project â from the Late 1920s-1930s], Antropologicheskij forum, 2016, no. 29, » pp. 142-86. (In Russian).
X
ïj Loskutova M., '"Nauka oblastnogo masshtaba": ideya estestvennykh rayo-
nov v rossiyskoy geografii i istoki kraevedcheskogo dvizheniya S 1920-kh gg.' ["Science of a Regional Scale": The Idea of Natural
i Regions in Russian Geography and the Birth of Regional Studies in
the 1920s], Ab Imperio, 2011, no. 2, pp. 83-121. (In Russian).
Lukashevich I. D., 'Kratkiy ocherk vozniknoveniya Vysshikh Geo-graficheskikh Kursov, ikh deyatelnosti i preobrazovaniya ikh v Geo-graficheskiy institut' [A Short History of Higher Geographical Courses, and Their Activity and Transformation into a Geographical Institute], Izvestiya GeograficheskogoInstituta, 1919, is. 1, pp. 38-66. (In Russian).
Mikhaylova E., 'Sofya Konstantinovna Bogoraz (1870-1921): shtrikhi k portretu Vladimira Germanovicha Bogoraza' [Sophia Konstanti-novna Bogoras (1870-1921): Features of the Portrait of Vladimir Germanovich Bogoras], Antropologicheskij forum, 2016, no. 29, pp. 109-24. (In Russian).
Perchenok F. F., 'Akademiya nauk na "Velikom perelome"' [The Academy of Sciences at the "Great Turn"], Zveniya: A Historical Almanac. Moscow: Progress-Feniks-Atheneum, 1991, no. 1, pp. 163-235. (In Russian).
Ssorin-Chaikov N., 'Ot izobreteniya traditsii k etnografii gosudarstva: Pod-kamennaya Tunguska, 1920-e gody' [From the Invention of Tradition to the Ethnography of the State: Podkamennaya Tunguska, 1920s], Zhurnal issledovaniy sotsialnoy politiki, 2011, vol. 9, no. 1, pp. 7-44. (In Russian).
Tishkin G. A. (ed.), Materialy po istorii Sankt-Peterburgskogo universiteta. 1917—1965 [Material for the History of St Petersburg University, 1917-1965]: An Overview of Archival Documents. St Petersburg: St Petersburg State University Press, 1999, 284 pp. (In Russian).
Vakhtin N., '"The Bogoras Project" and Yupik Eskimo Linguistics in Russia', Krupnik I. (ed.), Early Inuit Studies: Themes and Transitions, 1850s—1980s. Washington, DC: Smithsonian Institution Publication, 2016. (In press).
Zolotnitskaya R. L., 'Istoki i prodolzhenie zhizni' [Sources and Further Life], Sankt-Peterburgskiy Universitet, 2004, 8 Feb., no. 3-4 (36593660), <http://www.spbumag.nw.ru/2004/03/11.shtml>. (In Russian).
