CC BY
163
УДК 930 ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ ВОПРОС В РОССИИ В СЕНТЯБРЕ-ОКТЯБРЕ
1917 ГОДА
Канайкин Петр Алексеевич, соискатель кафедры «История и политология»
ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса»
[email protected] г. Москва
В статье рассматриваются особенности продовольственного вопроса в России в условиях интегрального социально-экономического кризиса 1917 года, а также политика Временного правительства, направленная на поиск путей разрешения затруднений, связанных с поставками хлеба и других продуктов в города.
Ключевые слова: Продовольственный вопрос, 1917 год, Временная политика, хлеб, поставки, монополия.
THE FOOD PROBLEM IN RUSSIA IN SEPTEMBER - OCTOBER IN 1917.
Kanaikin P.A.
The article covers the peculiarities of the food problem in Russia under the conditions of the integral social and economic crisis of 1917, as well as the Provisional Government policy aimed at the searching the ways of settling problems connected with food and other products provision.
Key words: food problem, 1917, bread, supplies, monopoly, Provisional Government.
В августе 1917 г. хлебозаготовки в России достигли своего минимального уровня — 19,8 млн. пудов. В сентябре они поднялись до 46,7 млн. пудов, в октябре - понизились до 27,4 млн. пудов [7, с. 130]. Всего за эти три месяца было заготовлено 93,3 млн. пудов, или 33,5% от необходимого. В 1916 г. заготовки составляли 74,8 млн. пудов [7, с. 128]. Однако превышение против предшествующего года (на 20 млн. пудов) не может быть поставлено в заслугу Временному правительству, не говоря уже о том, что абсолютный размер заготовок едва достигал трети потребной нормы.
За восемь месяцев 1917 г. было заготовлено 360 млн. пудов, или на 5 млн. пудов меньше, чем за последние полгода существования самодержавия в России [3. с. 34-35]. Исходя из среднемесячной потребности в 94 млн. пудов (хотя фактические задания на заготовку по отдельным месяцам колебались от 50 до 150 млн. пудов), получаем, что заготовка хлебов в феврале-октябре 1917 г. не достигала и половины.
Смысл этих цифр становится еще более понятным, если учесть, что, в отличие от предшествующего 1916 г., государство не располагало стратегическими запасами хлеба [21, с. 356]. Страна жила изо дня в день за счет вялотекущей заготовки. Положение усугублялось еще и тем, что далеко не весь заготовленный хлеб мог быть вывезен к местам потребления из-за расстройства транспорта. Осенью 1917 г. в ряде мест скопились большие запасы хлеба [21, с. 317]. По предварительным данным Министерства
стр. 186 из 250
продовольствия, в сентябре из районов заготовок было вывезено только около половины заготовленного хлеба (23 млн. из 46,7 млн. пудов) [21, с. 357].
Хлеб переставала получать даже армия. Так, в марте-июне 1917 г. погрузка хлебопродуктов для армии (без Кавказского фронта) не превышала 31 млн. пудов, при выполнении нарядов в пределах 38-39%, а в августе-сентябре вместо 76,7 млн. пудов было погружено всего 28 млн. пудов, т.е. 36,5% задания. Что же касается городского населения, то для него в августе-октябре было назначено 48 млн. пудов, а фактически отгружено 17,2 млн. пудов, т.е. 35,8% нормы, тогда как даже в марте-мае соответственные цифры составляли 52,7, 21,3 и 40,4% [7, с. 316-318].
Столь же малоуспешной оказалась регулирующая деятельность Временного правительства и в отношении других видов продовольствия. Предпринимательские круги возражали против сосредоточения в руках государства заготовок мяса, картофеля и других продуктов, отмечая, что это может привести к усилению дефицита и злоупотреблениям.
В организации снабжения мясом правительство исходило из принятой в 1916 г. системы обязательной поставки скота государству сельскими хозяевами по твердым ценам. Приказом министра продовольствия от 20 июля для каждой губернии были установлены размеры обязательных поставок мяса и сала, подтверждены твердые цены на говядину (до 1 сентября 1917 г.) и распространены эти цены на свинину, баранину и сало [17]. Ввести государственную монополию снабжения мясом правительство так и не решилось. Наряды на мясо исполнялись в размере трети от запланированного количества [5, с. 55].
Регулирование снабжения сахаром должно было осуществляться путем монополизации сахарной торговли. Продовольственную задачу — улучшение снабжения сахаром населения — монополия на сахар должна была решать, по словам официоза Министерства продовольствия, лишь «посильно» [6, с. 34]. Ввиду недостатка сахара в сентябре было решено взять под контроль продовольственных органов крахмальное и картофельно-паточное производство и распределение готовой продукции [18]. Тогда же были установлены предельные цены на картофель [19].
Вообще регулирование распределения продуктов сельского хозяйства выразилось главным образом в установлении на них твердых цен. Так, были введены твердые цены на соль, яйца, масло, кондитерские изделия, крахмал, патоку. К тому же эти цены не отличались большой твердостью [2, с. 494].
Вводя продовольственную монополию, Временное правительство обещало крестьянству расплатиться за его хлеб предметами первой необходимости, продаваемыми
по умеренным и твердым ценам. Именно на этом условии крестьянство и согласилось на хлебную монополию, требуя введения такой же монополии на промышленные товары массового потребления [20, с. 83, 138, 140; с. 108, 187; 10, с. 28-44].
Действительно, в условиях 1917 г. обмен хлеба на промышленные товары был единственным способом заставить крестьян дать государству хлеб, ибо полное обесценение денег и товарный голод свели на нет прежние стимулы продажи крестьянами хлеба для армии и города. Разумеется, Временное правительство отчетливо сознавало крайнюю необходимость снабжения деревни железом, керосином, мануфактурой, обувью и пр. Но, несмотря на это, все его попытки снабдить деревню предметами первой необходимости и тем экономически подпереть хлебную монополию оказались безрезультатными.
Что касается твердых цен на промышленные товары, то тут Министерство продовольствия потерпело полное поражение. В результате к осени 1917 г. крестьянин за пуд хлеба, отданный по твердой цене, мог получить полфунта гвоздей или четверть аршина материи [9, с. 77], если ему удавалось их найти.
Не получая за свой хлеб ничего, кроме обесцененных бумажек, крестьяне стали воспринимать хлебную монополию как организованный грабеж со стороны государства [12, с. 434].
Взгляд на хлебную монополию и твердые цены как на прямой обман получил среди крестьян широкое распространение и послужил исходным пунктом для массовых отказов от принятия монополии и вывоза хлеба [11. с. 4].
Еще один аспект — регулирование потребления в России после свержения самодержавия.
До Февраля 1917 г. регулирования потребления продуктов в общегосударственном масштабе фактически не существовало, за исключением, быть может, сахара. Но и новая власть не торопилась взяться за его организацию, хотя необходимость нормирования потребления настоятельно диктовалась всей сложившейся обстановкой и прямо вытекала из принципов хлебной монополии. Только с обнародованием закона от 25 марта 1917 г. были провозглашены начала регламентации потребления сельского населения, главным образом хлебопроизводителей. Что касается регулирования потребления городского населения, то здесь, как и во многих других случаях, места опережали центр [6, с. 41]. В общероссийском масштабе они были введены лишь в конце апреля.
Из трех элементов, из которых складывается система регулирования потребления:
1) ограничение размеров потребления;
2) равномерное распределение продуктов между потребительскими районами;
стр. 188 из 250
3) равномерное и справедливое распределение их между различными группами населения, Временное правительство по существу воспользовалось лишь первым. После февраля 1917-го хлебные нормы понижались дважды.
Простой подсчет показывает, что для хлебопроизводителей нормы были установлены значительно выше среднего душевого потребления хлеба сельским населением до войны. Это потребление в предвоенное пятилетие (равнялось 12,45 пуда в год, а по закону от 25 марта 1917-го составило 15 пудов). Соотношение же норм потребления хлебопроизводителей и городского населения выражалось как 183:100 [6, с. 10-12]. Лишь в сентябре нормы потребления для хлебопроизводителей были понижены на 20% [19], в результате чего они сравнялись с уровнем довоенного потребления.
Остро встал - уже в начале марта 1917 г. - вопрос о введении карточной системы. Кроме того, чувствуя собственную беспомощность, оно далеко не сразу решилось на эту меру. Поэтому сначала карточки на хлеб и другие продукты вводились, как правило, по инициативе местных продовольственных органов. Так, в Москве карточки на хлеб были введены в первые дни, а в Петрограде — в 20-х числах марта 1917-го [16, с. IV]. Весной хлебные карточки были введены в 28 российских губерниях. С 1 апреля в Москве карточная система была распространена и на сахар. С 1 июня в центральных губерниях России по распоряжению местных продовольственных комитетов были установлены нормы потребления мясных продуктов из расчета 1 фунт на человека в неделю и введены карточки на мясо, масло и яйца [4, с. 49, 57; 16, с. 129; 13]. Постепенно к карточной системе стали переходить все российские города.
Карточная система на хлеб строилась на следующих основаниях.
1. Нормы снабжения в общегосударственном и губернском масштабах устанавливались путем деления наличных запасов хлеба на число потребителей. Но независимо от этого в целях ограничения потребления нормы стремились установить ниже полученных таким путем;
2. Обладание карточкой не гарантировало получение всего полагающегося по ней количества продуктов [4, с. 42];
3. Карточки вводились в основном на главные, так называемые «народные» продукты — хлеб, крупу, сахар и т.п.
О практических результатах применения карточной системы, дает представление издание Министерства продовольствия: «Ход снабжения в течение последних месяцев был таков, что нормы, по которым фактически снабжалось население, были далеки от предельных, установленных приказом от 29 апреля. Слабое поступление зерна приводило к тому, что приходилось значительно сокращать нормы выдачи муки и хлеба не только
стр. 189 из 250
населению, но и армии. Солдатский паек был понижен до двух фунтов печеного хлеба на фронте и полутора фунта в тылу, что в переводе на муку составляет 40-42 и 30-32 фунтов муки в месяц, т.е. солдату выдается меньше, чем ребенку.
Снабжение по карточкам не улучшилось и во время новой хлебозаготовительной кампании. Местные продорганы вынуждены были беспрерывно пересматривать и понижать нормы выдачи. В Петрограде за какой-нибудь месяц норма хлебного пайка изменялась четыре раза.
Продовольственное положение почти непрерывно ухудшалось на протяжении всех восьми месяцев существования Временного правительства. Во второй половине года не наступило даже обычного сезонного улучшения продовольственного снабжения. Напротив, июль-август оказались переломными в сторону его резкого ухудшения на большей части территории страны.
В октябре в Москве и Московской губернии продовольственный кризис обострился. Как заявил Московский губернский продовольственный комитет, в его распоряжении в середине октября не было «абсолютно никаких хлебных запасов» [21, с. 323]. Некоторые подмосковные города (Коломна, Звенигород, Воскресенск, Можайск и др.) переживали самый настоящий голод [21, с. 323]. О положении в непроизводящих и неурожайных губерниях говорят сообщения из Калужской, Новгородской, Могилевской, Нижегородской и Астраханской губерний. В Калужской губернии население в июне и июле «испытывало острую нужду в хлебе», которая затем еще более обострилась, в Новгородской осенью угрожал «надвигающийся голод», в Могилевской создалось «критическое положение», в Нижегородской было зарегистрировано прямое голодание рабочих в нескольких уездах, в Астраханской в августе выполнение наряда на завоз хлеба составило всего 5% и в результате по губернии прокатилась волна «голодных бунтов» [14, л. 18-19; 15, л. 162-163.].
Голод стал угрожать даже действующей армии. В августе на Юго-Западном фронте наступил «мучной голод» и войска стали проедать скудные запасы сухарей [1]. По данным на 20 октября, Юго-Западный фронт был обеспечен мукой всего на семь дней, сухарями — на три и мясом — на полдня [21, с. 291]. Северный фронт на 15 сентября имел муки на 27 дней, а на 20 октября — всего лишь на пять дней [21, с. 291, 358]. Не лучше было дело и на Западном фронте. Столь же остро нуждались в продовольствии и внутренние военные округа, включая Московский и Петроградский [21, с. 285, 287, 288].
Таким образом, даже армию Временное правительство не могло избавить от угрозы голода.
Литература:
1. Вестник Временного правительства. 20 августа 1917.
2. Вестник финансов. 1917. № 42.
3. Всероссийский съезд уполномоченных председателя Общегосударственного
продовольственного комитета. М., 1917. 198 с.
4. Год работы Московского городского продовольственного комитета (март 1917 г. -
март 1918 г.). М., 1918. 210 с.
5. Известия по продовольственному делу. 1917. № 2.
6. Известия по продовольственному делу. 1917. № 3.
7. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции.
М.: Новая деревня, 1922. 488 с.
8. Организация продовольственного дела за время революции 1917 года. М.,
1917. 112 с.
9. Орлов Н. Продовольственная работа Советской власти. К годовщине
Октябрьской революции. М.: Изд-во Наркомпрода, 1918.
10. Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд. 19-22 марта 1917 г. М.: Б.и.,
1918. 139 с.
11. Продовольствие и снабжение. 1917. № 2.
12. Революционная борьба крестьян Казанской губернии накануне Октября. Казань:
Татарское книжное издательство, 1958. 824 с.
13. Речь. 1 июля 1917.
14. РГВИА. Ф. 12593. Оп. 36. Д. 69.
15. РГВИА. Ф. 13214. Оп. 13. Д. 72.
16. Сборник протоколов Петроградского центрального продовольственного комитета.
Пг.: Издание Центральной продовольственной управы, 1917. 303 с.
17. Собрание узаконений. 1917. № 217. Ст. 1451.
18. Собрание узаконений. 1917. № 250. Ст. 1783.
19. Собрание узаконений. 1917. № 258. Ст. 1861.
20. Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации. М.: Новая
деревня, 1929. Т. I. Ч. I. 256 с.
21. Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской
социалистической революции: Документы и материалы. М.-Л.: Академия наук СССР, 1957. Ч. 2. 754 с.
