CC BY
131
тиковавших в послевоенные годы европоцентризм. Статьи Томаса Балкелиса (Вильнюсский ун-т) и Веры Тольц (Манчестерский ун-т) посвящены памяти о Великой войне в Литве и в современной России.
О.В. Большакова
2017.02.012. КИТАНИНА Т.М. РОССИЯ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ 1914-1917 гг.: ЭКОНОМИКА И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА: Курс лекций. - СПб.: Гуманитарная академия, 2016. -352 с.
Ключевые слова: Россия; Первая мировая война; Временное правительство; экономическая политика.
Курс лекций д-ра ист. наук, проф. Т.М. Китаниной посвящен развитию экономики России и экономической политике царского и Временного правительств в период Первой мировой войны. Автор рассматривает основные экономические процессы, протекавшие в годы войны, роль государства и оппозиционных общественно-представительных организаций в регулировании военной экономики; раскрывает особенности противоречивого развития национального хозяйственного строя в период, когда Россия оказалась на перепутье исторических дорог.
Книга состоит из введения («От автора») и двух частей («Экономическая политика имперского правительства в первые годы войны: 1914 - середина 1916 г.»; «Экономическая политика имперского и Временного правительств накануне всероссийского общехозяйственного кризиса: середина 1916 - октябрь 1917 гг.», включающих соответственно 10 и 15 лекций.
Т. М. Китанина пишет, что в канун Первой мировой войны экономика России находилась на подъеме, но процесс индустриализации был далек от завершения. В первый год войны в армию были призваны 6 млн человек, вырванных из сферы народного хозяйства. Так был нанесен первый удар по экономике страны. Отдельные отрасли производства лишились до 40% рабочих рук (с. 64). Промышленный потенциал России, пережившей период экономического подъема (1909-1913), несмотря на многие негативные явления, был относительно подготовлен к мобилизационной перестройке.
Но русское правительство в первый год войны пошло не по пути мобилизации отечественной промышленности и экономики в целом, а по пути раздачи за рубеж военных заказов (с. 74). Нарушение ритма мирной жизни огромного государства, мобилизация и глубокие демографические процессы, эвакуация предприятий и транспортная неразбериха, первый дефицит продуктов питания и другие проявления военной действительности отразились на положении всех слоев общества, подвергнув их суровым испытаниям. Коренные изменения произошли в аграрном секторе, обострив продовольственный вопрос. Постепенно, но неуклонно перемены нарушали строй традиционных хозяйственных связей, систему снабжения и распределения (с. 79).
Отлив рабочих рук из аграрной сферы, нарушение железнодорожных перевозок, прекращение большинством частных кредитных учреждений хлебозалоговых операций и множество других негативных факторов резко сократили товарооборот внутреннего рынка (с. 80).
Поражения на фронтах, политический кризис в верхних эшелонах власти, первые признаки назревавшего в стране экономического кризиса, крайнее напряжение в обществе, рост революционных настроений - совокупность этих и многих других факторов предельно осложнила внутреннюю обстановку в стране. Острый недостаток вооружения, который армия испытывала с конца 1914 г., состояние военного производства, наконец, новые задачи, вставшие перед экономикой России в изменившихся условиях, вплотную подтолкнули власти к мобилизации частной промышленности. Были созданы Особые совещания и прежде всего - Особое совещание по обороне (август 1915 г.).
Созданный 22 августа 1915 г. оппозиционный Прогрессивный блок выдвинул программу умеренных буржуазных реформ, предоставив тем самым, по мнению П.Н. Милюкова, последний шанс Николаю II спасти династию и предотвратить революционный взрыв. Шанс этот использован не был (с. 133). Допустив буржуазию к регулированию экономики, правительство сохранило за собой основные права: преимущественное представительство в Особых совещаниях принадлежало государственным чиновникам; председатели Особых совещаний - министры наделялись почти неограниченной и почти бесконтрольной властью (с. 135).
Создание системы четырех Особых совещаний привело к следующим изменениям: государственное регулирование военной экономики уступило место государственно-монополистическому регулированию, дало толчок процессу обуржуазивания государственного аппарата, изменило расстановку политических и классовых сил в стране, а в целом ускорило эволюцию самодержавия в сторону буржуазной монархии (с. 144). Этому способствовала и деятельность возникших в ходе войны Всероссийского земского союза, Всероссийского союза городов и Военно-промышленных комитетов.
Предпринятые оппозиционными земскими и буржуазными представительствами действия по регулированию экономики имели двойственное значение. С одной стороны, эти представительства подталкивали правительство к необходимым шагам по мобилизации экономики, да и сами добились известных результатов в мобилизации средней и мелкой промышленности. Но с другой стороны, вырывая у государственной власти отдельные рычаги управления военной экономикой, силы либеральной оппозиции ослабляли и расшатывали централизацию контроля над промышленностью, столь необходимую в условиях войны, когда все нити управления экономикой должны быть сосредоточены в единых руках.
Означало ли это силу либеральной оппозиции? Отнюдь нет. Скорее здесь проявилась слабость государственной власти в целом и ее экономической политики в частности. Поздняя, нерешительная мобилизация промышленности, бессистемность и разного рода перекосы в ее проведении влекли за собой резкие диспропорции в отраслях экономики. Углубившийся разрыв традиционных экономических связей, забвение правительством хозяйственных интересов тыла, общее ослабление потенциала ряда отраслей народного хозяйства, продовольственные и транспортные трудности чрезвычайно осложнили обстановку в стране, результатом чего стал глубокий общероссийский экономический кризис середины 1916 - октября 1917 г. (с. 185).
Внешнеторговый товарооборот страны неуклонно снижался. Сокращение русского экспорта, как количественное, так и ценностное, произошло главным образом за счет падения хлебного вывоза.
Установление Особым совещанием по продовольственному делу в декабре 1915 - январе 1916 г. предельных цен на продукты
аграрного сектора (с правом их реквизиции) способствовало упорядочению их движения, но не могло обуздать спекуляцию (с. 236). Дальнейшее развитие событий показало, что вопрос об уровне твердых цен оказался вплетенным в клубок острейших социальных противоречий (с. 240).
Постановление министра земледелия от 9 сентября 1915 г., распространив твердые цены на все торговые сделки, фактически передало Министерству земледелия право снабжения продовольствием не только действующей армии, но и населения. 30 сентября министр земледелия призвал городские самоуправления, хлеботорговые фирмы и кооперативы к посредническим действиям в осуществлении правительственных заготовок.
Более действенным для ряда губерний, но чрезвычайно тяжелым по экономическим последствиям для регионов в целом стало решение местных властей о запрете вывоза продовольствия из 32 губерний.
10 октября 1916 г. Особому совещанию по продовольственному делу был представлен проект введения карточной системы на сахар, муку и мясо в «поселениях городского типа». Между тем к лету 1916 г. карточная система по факту была введена уже в 34 губерниях, в 11 губерниях шла подготовка к ее введению. Поскольку переход к новой системе распределения продуктов не был законодательно санкционирован, он происходил на местах самопроизвольно, явочным порядком, по решению кредитных и потребительских обществ, союзов кооперативов, городских самоуправлений и земских организаций. Карточная система, действовавшая во многих центрах страны, не была единой. С течением времени карточная система перестала быть явлением исключительно городской жизни. Она появилась в селах ряда губерний, где значительную роль приобрели кооперативные организации, постепенно сосредоточившие в своих руках распределительные функции. «Карточная система складывалась под влиянием местных условий и имела множество типов и форм» (с. 245).
В период войны происходит процесс перехода земств к совместной с кооперацией предпринимательской деятельности. В какой-то степени земство и кооперацию сближала и оппозиционность власти (с. 267).
Осенью 1916 г. резко возросла потребность армии в продовольствии. В то же время вследствие кризисных явлений чрезвычайно усложнилась закупка продуктов и особенно их транспортировка в прифронтовые районы. Армейские запасы сократились до критических показателей, составив норму 12-дневного пайка. Необходимость экстренных государственных мер становилась очевидностью.
Министр земледелия А. А. Риттих предложил проект сплошной реквизиции продовольствия (хлеба) как меры своевременной и неизбежной в сложившихся условиях. 27 ноября 1916 г. проект А.А. Риттиха был рассмотрен и принят двадцатью тремя голосами против трех. 2 декабря проект был опубликован, а 7 декабря последовало распределение губернских норм.
Сбор продовольствия должны были осуществлять 30 (по некоторым данным - 33) губерний силами губернских земских управ. Разверстка фактически вступала в силу в январе 1917 г. Практическая реализация продразверстки осуществлялась с трудом. Наибольшим препятствием служили транспортная разруха и техническая неподготовленность обслуживающего персонала.
Объективные обстоятельства складывались таким образом, что без кардинальных экономических преобразований, и прежде всего без введения хлебной монополии (что было осуществлено уже Временным правительством), реорганизовать снабжение фронта и тыла оказалось невозможно.
Общероссийский экономический кризис, признаки которого отчетливо ощущались уже с конца 1915 г., пронизал все основные отрасли национального народного хозяйства. Структурные диспропорции резко ослабили экономический потенциал гражданских отраслей, не занятых в военном производстве, и, более того, привели к остановке ряда предприятий. Снижение производства гражданских отраслей неизбежно приводило к товарному голоду и, как следствие, -к падению народного потребления. В течение первого года войны объем народного потребления упал на 25% от довоенного уровня, за второй год - на 43, за третий составил 52% от уровня 1913 г. Номинальное повышение заработной платы рабочих, имевшее место в военные годы, далеко не соответствовало безудержному росту цен (с. 305-307).
Одним из важных показателей кризисного состояния экономики явился рост финансовых затрат на оборону и финансовой задолженности предприятий. Каждый день ведения войны стоил государству 50 млн руб. «К 1917 г. девальвация рубля составила 27 коп. его реальной стоимости» (с. 307).
Аграрный сектор к 1917 г. показал падение производства по всем основным направлениям, и одной из определяющих причин явилась нехватка рабочих рук, вызванная мобилизацией, тяжелыми демографическими изменениями, потерями живой силы, оттоком рабочих на промышленные предприятия (с. 308).
Недостаток продовольствия порождал голодные бунты, возникавшие почти повсеместно, иногда принимавшие характер широких народных выступлений, что являлось свидетельством роста недовольства и социальной напряженности. Но расчеты показывают, что «до урожая 1917 г. армия и население могли быть полностью обеспечены хлебом» (с. 309).
Автор видит несколько причини голода, охватившего не только потребительские районы, но и производящие территории: сокрытие банками, коммерческими фирмами зерна в спекулятивных целях, саботаж крупных торговцев, обесценение валюты, бесчисленные транспортные неурядицы. Важнейшей причиной явилось отсутствие у крестьянства стимула к отчуждению хлеба. Ибо рынок «не представлял в его распоряжение эквивалентного обмена промышленных товаров на продукты питания, заставляя земледельцев нередко обращаться к бартерному обмену» (с. 309-310).
Ни ежедневные обсуждения продовольственных проблем в Совете министров под председательством князя Н.Д. Голицына, ни запоздалая передача 25 февраля 1917 г. продовольственного снабжения Петрограда в руки городских властей, ни откровенные угрозы генерала С.С. Хабалова подавить продовольственное движение в столице «всеми мерами» не смогли остановить широкую волну революционного движения, опрокинувшего самодержавный строй.
Временное правительство пришло к власти в обстановке голода и разрухи, властвовавших в стране. Нависшая над Россией угроза национальной катастрофы усугублялась неразрешимостью продовольственного вопроса как эпицентра, вокруг которого концентрировались и социальные противоречия, и политическая борьба. Важнейшее общедемократическое требование - ликвидация
голода, ставшее одним из основных лозунгов Февральской буржуазно-демократической революции, побуждало к максимальной мобилизации усилий для подавления саботажа и спекуляции, для организации учета и контроля.
Придя к власти в условиях глубокого экономического спада, Временное правительство прибегло к хлебной монополии, надеясь найти в ней радикальное разрешение продовольственного кризиса. «Это был не просто жест отчаяния перед приближающимся экономическим падением, а мера, политически вынужденная в условиях двоевластия» (с. 340).
Монополия не означала в сущности кардинальных перемен в правительственном курсе, «поскольку аппарат частной торговли продолжал сохранять прочные позиции. Смена власти ускорила введение закона, основы которого были заложены еще при старом режиме, и решительным толчком к нему явилось движение народных низов» (с. 342-343). Инициатива введения хлебной монополии принадлежала Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов. И игнорировать эту инициативу Временное правительство не рискнуло. В условиях зависимости от решений Петроградского совета Временное правительство вынуждено было отказаться от политики прямых насильственных действий. Вместе с тем Временное правительство не могло не считаться и с экономической необходимостью, упорно толкавшей его на этот шаг.
25 марта 1917 г. был опубликован закон «О передаче хлеба в распоряжение государства и о местных продовольственных органах». Речь шла о принудительном отчуждении государством всех свободных запасов хлеба по твердой цене. Непосредственными исполнителями назначались губернские продовольственные комитеты, по мере образования которых им передавались функции уполномоченных по продовольствию и уполномоченных Министерства земледелия по закупкам и заготовкам.
Закон о хлебной монополии, являвшийся, безусловно, мерой необходимой и прогрессивной, должен был ограничить сферу деятельности свободной торговли, частного предпринимательства, отчасти и коммерческого кредита. Одним из важнейших его последствий мог оказаться переход к государственному регулированию других жизненно важных отраслей экономики. Хлебная монополия была односторонним актом. Никаких законодательных
постановлений, эквивалентных закону о введении хлебной монополии, в области промышленного производства и сбыта Временным правительством принято не было.
Промышленные изделия обращались на свободном рынке по свободным ценам. Современник отмечал: «Пуд хлеба по твердой цене равнялся одной подкове или полуаршину плохого ситца, или полфунту гвоздей... если удавалось найти этот товар» (цит. по: с. 343). Хлебная монополия проводилась непоследовательно, бессистемно. Крестьянство, поначалу с доверием отнесшееся к закону в надежде на избавление от скупщиков и спекулянтов, стало воспринимать хлебную монополию как меру, ведущую к хозяйственному разорению.
К осени 1917 г. продовольственное положение на фронтах резко осложнилось. К этому времени голод охватил почти все районы промышленной и земледельческой России. Временное правительство вынуждено было признать крайне бедственное положение населения из-за развала транспорта, сокращения закупочных операций, свободной скупки продовольствия по завышенным ценам с целью спекуляции, противодействия владельцев учету продуктов, злоупотреблений «по продовольственной части» официальных органов, враждебного отношение населения к продовольственным организациям и т.д.
Временное правительство отступало, шаг за шагом сдавая позиции. Доступ торгового капитала к государственным заготовкам на комиссионных началах, постановление правительства о наделении министра продовольствия правом приостановки и прекращения деятельности продовольственных органов на местах, частичное восстановление функций уполномоченных и ряд законодательных актов того же характера, санкционированных министром продовольствия С.Н. Прокоповичем, окончательно подорвали продовольственную систему (с. 348).
В.М. Шевырин
