CC BY
13ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
УДК 343(470)«19»
АГУЗАРОВ Т.К. ПРОБЛЕМЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА СОПРОТИВЛЕНИЕ РАСПОРЯЖЕНИЯМ ПРАВИТЕЛЬСТВА И НЕПОВИНОВЕНИЕ ВЛАСТЯМ ПО УЛОЖЕНИЮ О НАКАЗАНИЯ УГОЛОВНЫХ И ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ 1845 ГОДА
Ключевые слова: уголовная преступность, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, неповиновение властям, сопротивление властям
В статье осуществлен анализ правовых норм, регулировавших санкции и порядок уголовного преследования за различные проявления неповиновения или сопротивления власти в России середины - второй половины XIX столетия. Автор рассматривает различные составы преступлений по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в их развитии).
AGOUZAROV, T.K. PROBLEMS OF LIABILITY FOR RESISTANCE ORDERS OF THE GOVERNMENT AND DEFIANCE AUTHORITIES IN THE PENAL CODE CRIMINAL AND CORRECTIONAL 1845
Keywords: criminality, of the Penal Code penal and correctional, disobedience to the authorities, resistance to authority
The article presents the analysis of legal norms that regulated the order of sanctions and criminal prosecution for the various manifestations of disobedience or resistance to power in Russia in the middle - the second half of the XIX century. The author considers various offenses by the Penal Code and Criminal Corrections 1845 (in their development).
Состав неповиновения в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. сформулирован в достаточно общем виде. В ст. 283 говорится: «Всякий явно и упорно не повинующийся или сопротивляющийся какой-либо власти, правительством установленной, подвергается...». Неповиновение заключалось в умышленном или по преступному безразличию неисполнении предписаний, требований или распоряжений органов власти [1, с.13]. Под сопротивлением власти в литературе предлагалось понимать заведомое воспрепятствование посредством насилия законным действиям представителя власти [2].
Диспозиция нормы, предусмотренной ст. 283 Уложения о наказаниях, признается бланкетной, поскольку «перечислить, хотя бы приблизительно, все виды неповиновения властям, встречающиеся в нашем действующем праве,
представляется не только делом бесполезным, но и прямо невозможным, так как для этого пришлось бы изложить содержание подавляющей массы всевозможных изо дня в день меняющихся уставов, инструкций, правил и т.п., которыми определяются служебные права и обязанности, а также сфера деятельности многочисленных органов управления» [1, с.15].
Следует отметить, что Уложению о наказаниях известен и такой вид противодействия власти, как ее ослушание. В ст. 273 Уложения о наказания 1885 г. говорится: «Если и без всякого явного восстания или сопротивления властям, от правительства установленным, несколько человек согласятся не исполнять какое-либо предписание сих властей, или уклоняться от исправления каких-либо законных государственных или общественных повинностей...». Кроме того, ст. 1280 Уложения о наказаниях 1857 г. предусматривает уголовную ответственность за учиненные в публичном месте коллективные беспорядки (шум, крик, иные неприличные действия), сопровождавшиеся отказом разойтись в ответ на правомерные требования полиции. При издании Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, (1864 г.) эта статья была исключена из Уложения о наказаниях и включена в Устав (ст. 38).
В законодательных актах, действовавших до 1845 г., не проводится дифференциация между различными видами сопротивления. В Уложении о наказаниях противозаконное сопротивление властям подразделено на общее и частные виды. К общему виду отнесены такие деяния, которые заключаются в воспрепятствовании исполнению каких-либо общих для всего государства или отдельного региона действий правительства (например, обнародование или приведение в исполнение законов и манифестов). Частное сопротивление подразумевает противодействие реализации требований актов, имеющих индивидуально определенную направленность, - решений суда, постановлений должностных лиц. Общий вид в законе именуется восстанием, а частный -собственно сопротивлением. Впрочем, это различие в Уложении о наказания не выдержано до конца.
Согласно ст. 284-286 Уложения о наказаниях восстание, как явное сопротивление властям, характеризуется: 1) видами деяния - насилие и беспорядки (на наш взгляд, насилие в данном составе преступления надо понимать широко, исключая из него лишь «учинение смертоубийства и зажигательство», образующие самостоятельное преступление, предусмотренное ст. 289 Уложения о наказаниях); 2) орудиями совершения -наличие оружие. Признак вооруженности не получил в литературе однозначного толкования. Так, С.В. Познышев полагал, что следует применять рестриктивное (ограничительное) толкование и на этой основе под вооруженностью понимать наличие у виновных холодного или огнестрельного оружия [3, с.389]. Другие ученые полагали, что в этом случае должна идти речь о любом виде оружия, в том числе любых предметов, используемых в качестве оружия [4, с. 251].
Вторая позиция, как представляется, более точно отражает законодательную характеристику признака вооруженности. В ст. 284 Уложения
о наказаниях употреблено словосочетание «вооруженными чем-либо»; использовав эту номинативную конструкцию, законодатель тем самым придал рассматриваемому признаку широкое значение, не ограничивая его каким-либо видом или видами оружия. 3) способом - с явным насилием и беспорядками (при отсутствии вооруженности), без явного насилия (при наличии вооруженности), без явных насильственных действий, «однако же для восстановления порядка начальство было в необходимости прибегнуть к необыкновенным мерам усмирения». Эти меры не сводились к обычным полицейским акциям по разгону толпы, а предполагали чрезвычайные меры: использование конных казачьих войск, установление преград (в том числе путем разрушения коммуникаций), применение артиллерии [5]; 4) особой целью - а) «воспрепятствовать обнародованию Высочайших указов, манифестов, законов, или других постановлений и объявлений правительства»; б) «не допустить исполнения указов, или предписанных правительством распоряжений и мер»; в) «принудить... власти к чему-либо несогласному с их долгом»; 5) субъектом - множественность лиц.
В 1891 г. Уложение о наказаниях дополнено статьей, согласно которой «виновный в участии в публичном скопище, учинившем соединенными силами насилие над личностью, похищение или повреждение чужого имущества, или вторжение в чужое жилище, или покушение на сии преступления вследствие побуждений, проистекших из вражды религиозной, племенной или сословной, или из экономических отношений, подвергается.».
Наказание усиливается, если скопище оказало насильственное противодействие вооруженной силе, предназначавшейся для его разгона. Кроме того, в норме особо регламентируется ответственность организатора скопища и его участника, руководившего скопищем при осуществлении насилия над частными лицами или правительственной вооруженной силой.
Законодательство, пожалуй, впервые предусмотрело норму о добровольном отказе от восстания. Она несколько раз изменялась (в 1863, 1870 и 1884 гг.), в Уложении о наказаниях 1885 г. данная норма была представлена в следующем виде: «Те из участников в преступном противодействии властям законным, которые, без принятия особых необыкновенных мер для их усмирения, или же хотя и по надлежащем приготовления к принятию таких мер, но по сделанному затем воззванию начальства разойдутся и оставят свое намерение, освобождаются от всякого наказания». В 1862 г. изданы правила для воззваний к восставшим. Согласно их предписаниям военная сила применялась по требованию гражданского начальства. Когда войска преграждали путь бунтовщикам, гражданский начальник перед фронтом трижды обращался к людям: «Именем Его Императорского Величества приказываю разойтись». Последнее обращение заканчивалось словами «в последний раз». Если восставшие были непреклонны, гражданский начальник отступал, начинали действовать войска [6, с.368].
Существование данной нормы многие криминалисты XIX века объясняли тем, что восстаниям в России, как правило, были чужды политические мотивы.
Обычно крестьяне искренне полагали, что местные начальники искажают волю верховной власти. К тому же, образование толпы во многом подчинено психологическим законам, в связи с этим в ней могли оказаться случайные лица. Наконец, не совсем оправданно (с точки зрения социального благополучия) подвергать уголовному наказанию огромные массы граждан, что само по себе, как круги по воде, могло вызвать очередное сопротивление властям [6, с.368].
Уже указывалось, что, наряду с общим противодействием власти, в законодательстве выделялось так называемое частное сопротивление, ответственность за которое предусматривалось ст. 291-294 Уложения о наказаниях. В ст. 291 говорится о сопротивлении, во-первых, исполнению судебных определений, иных постановлений и распоряжений власти, во-вторых, законным действиям чиновника при исполнении им своих служебных обязанностей. Деяние признается преступным, если оно совершено 2-3 лицами либо одним лицом, но при условии, что оно было вооружено и применило какое-либо насилие.
Таким образом, преступление посягало на управленческую деятельность представителей власти и их личную неприкосновенность.
Законность действий органов власти является криминообразующим признаком. Следовательно, сопротивление незаконным действиям не признавалось преступлением. Однако ни в теории уголовного права XIX в., ни в судебной практике не было выработано единой позиции о сущностных признаках законности действий власти. Более того, в литературе встречаются утверждения, что существует презумпция законности и компетентности органов государственного аппарата. «Думать же иначе и сопротивляться можно только тогда, когда потеря невознаградима, когда незаконность действия очевидна; в этом случае, т.е. когда по суду будет подвергнут уголовному наказанию сам агент, не может быть и речи о наказании сопротивлявшегося -он жертва, а не преступник. Если же найдено будет противное, тогда сопротивляющийся должен понести наказание, хотя бы у него были сомнения о законности действия власти» [6, с.366]. Отсюда делался вывод: лицо, оказывающее сопротивление представителю власти, действует на свой страх и риск.
А.Ф. Бернер полагал, что противодействие власти допускается, если она выходит за пределы предоставленных полномочий, чем существенно нарушает права граждан. В таких случаях сопротивляющийся находится в рамках необходимой обороны [7].
Эта позиция не разделялась многими криминалистами. Так, Н.С. Таганцев приводит пример, из которого явствует, что положения о необходимой обороне не являются универсальными и во многих случаях неприменимы. Например, основываясь на утверждении А.Ф. Бернера, дворянин, которого хотели подвергнуть телесному наказанию по приговору волостного суда, ставится в состояние необходимой обороны, так как указанный суд не мог судить лицо, относящееся к названному сословию;
следовательно, приговор суда незаконен [8].
А. Лохвицкий писал: «Нельзя прилагать к агенту власти вполне систему необходимой обороны: разница между частным человеком и агентом власти чрезвычайно большая. Когда меня захватывает на дому частный человек, я имею права обороны; если он приходит, чтобы взять мое имущество - также; но совсем другое положение относительно агента власти: он известен, я знаю с кого взыскать впоследствии деньги, я знаю, что арестуя, он меня посадит в общественную тюрьму, где я могу через несколько часов объявить о его ошибке или самопроизволе и получить свободу» [6, с.365].
Законность действий представителя власти определялась лишь по его внешним характеристикам, т.е. по форме. Вместе с тем нельзя было считать сопротивление априорно преступным, хотя бы, например, в крайних случаях -при явном произволе власти. В литературе были сформулированы следующие критерии, нарушение которых обусловливало правомерность сопротивления: 1) содержание действия власти; 2) ее компетенция; 3) форма деятельности. При этом отмечалось, что «необходимо различать несправедливости сомнительные и сносные от явных и невыносимых; первые должно снести, вторые никто не обязан сносить» [6, с.365].
Критерий компетентности также играл важную роль в оценке законности действий представителя власти. Например, после принятия судебных уставов полицейский чиновник не мог проводить следствие, а военный начальник -отдавать приказ об аресте гражданского лица. Очень многое зависело от формы действия власти. Так, судебный пристав не мог описывать имущество без исполнительного листа.
Сущность совместности как признака сопротивления властям трактовалась в рамках учения о соучастии, законодательное закрепление которого имелось в ст. 13 Уложения о наказаниях. В указанной статье говорилось: «В преступлении, содеянном несколькими лицами, принимается в уважение: учинено ли сие преступление по предварительному всех или некоторых виновных на то согласию, или без оного». В первую очередь выделялась совместность действий 2-3 лиц, достигших предварительного соглашения между собой. Например, при попытке ареста крестьянин Садовников угрожал полицейским убийством, при этом размахивал вилами. Мещане Маеров и Чернышев помогали Садовникову, когда представители власти задержали последнего. Симферопольский окружной суд признал Садовникова виновным в преступлении, предусмотренном ст. 270 Уложения о наказаниях 1870 г. (ст. 291 Уложения о наказаниях 1845 г. - авт.). Правительствующий Сенат оставил приговор без изменения, отметив, что хотя Маеров и Чернышев были не вооружены, однако совместными усилиями помогали виновному.
Таким образом, сравнение восстания и сопротивления показывает их отличие по двум моментам: во-первых, количественному составу лиц, участвовавших в совершении преступления, во-вторых, цели противодействия.
С.В. Познышев считал иначе; по его мнению, всякая попытка
разграничивать указанные деяния по характеру мер, которые применяет виновный, или по назначению власти, которой оказывается сопротивление, обречена на провал [3, с.388].
Недостаточно последовательную позицию по этому вопросу занимал Правительствующий Сенат. Так, по делу Богомолова он пришел к выводу, что частное сопротивление, оказанное более чем 3 лицами, следует признавать восстанием [9]. Однако в решении по делу Пачковских указал, что подобная оценка возможна лишь в случае, если сопротивляющиеся были вооружены. При отсутствии оружия действия виновного необходимо квалифицировать как сопротивление [10]. По делу же Альмановского признано, что сопротивление невооруженной толпы, направленное против лиц, исполнявших судебное решение, должно квалифицироваться по ст. 271 Уложения о наказаниях 1885 г. (ст. 292 Уложения о наказаниях 1845 г.) [4, с. 338].
Вооруженность как признак сопротивления трактовалась узко. Только при наличии огнестрельного или холодного оружия группа признавалась вооруженной. Из такого понимания вооруженности исходил и Правительствующий Сенат.
Так, по делу Матвеевых было установлено, что волостной старшина вместе с понятыми явился в село Семеновку для освидетельствования самовольно срубленного леса. Имея цель воспрепятствовать законной деятельности представителя власти, Иван и Алексей Матвеевы, вооружившись кольями, нанесли понятым побои, чем фактически лишили старшину возможности исполнить свои служебные обязанности.
Окружной суд в приговоре указал, что хотя виновные и имели при себе колья, однако признать их оружием нельзя. Указание в законе на оружие следует понимать в буквальном смысле слова; только наличие огнестрельного или холодного оружия придает деянию такую общественную опасность, которой оно не обладает при использовании во время совершения преступления других предметов [11].
Кроме того, из приведенного уголовного дела видно, что сопротивление, о котором говорится в законе, «может относиться как к самому органу власти, так и к другим лицам, долженствовавшим по закону находиться при каких-либо действиях этого органа» [4, с.255].
Согласно ст. 292 Уложения о наказаниях признавалось преступным сопротивление постановлению законной власти или чиновнику в отправлении им должности, совершенное невооруженным лицом, сопряженное с побоями или иными явными насильственными действиями. Данная норма поверглась изменениям в 1863, 1870 и 1884 годах. В Уложении о наказаниях 1845 г. она была представлена в следующем виде: «Если сопротивляющийся постановлению власти законной или чиновнику в отправлении им должности не был вооружен, но однако же дозволил себе притом побои или иное явное действиями насилие, то он приговаривается.».
В литературе побои характеризовались нанесением нескольких ударов, которые могли поставить жизнь чиновника в опасность, вызвать его болезнь
или обусловить прекращение его деятельности [12]. В этом случае, на наш взгляд, смешиваются собственно содержание определяемого деяния и цель его совершения.
С.В. Познышев предлагал побои трактовать как повреждения, причиняемые в результате ударов различными твердыми тупыми предметами [3, с.98].
Уложение о наказаниях предусматривает три вида побоев: легкие; тяжкие, но не грозящие опасностью для жизни; тяжкие, подвергающие жизнь опасности.
В рассматриваемом преступлении содержание насилия характеризуется так же, как и применительно к предыдущим посягательствам на власть. Судебная практика к таковым дополнительно относила удержание представителя власти и ограничение его свободы. Так, Щелканов был признан виновным в том, что запер в своей квартире судебного пристава, прибывшего к нему для описи имущества [13].
Для наличия состава преступления не имеет значения, в отношении кого применено насилие - представителя власти или иного лица, чье присутствие было необходимо при исполнении первым своих служебных обязанностей.
Например, по делу Гайжевского было установлено, что насилию подвергся взыскатель, который присутствовал при описи и аресте судебным приставом по судебному решению имущества, принадлежащего виновному. Его присутствие было обязательно и обусловливалось требованиями Устава гражданского судопроизводства [14].
Следует заметить, что судебная практика довольно широко трактовала признаки рассматриваемого посягательства на власть. Например, насильственными действиями признавались выхватывание из рук представителя власти предметов, необходимых для осуществления служебных обязанностей.
Коби-Швили, желая воспрепятствовать законной деятельности судебного пристава Туманова, явившегося к нему для производства взыскания по исполнительному листу, вырвал у него из рук портфель и обругал нецензурными словами. Виновный отказывался отдавать портфель вплоть до прихода полиции [15].
Статья 293 Уложения о наказаниях предусматривает уголовную ответственность лица, удерживающего «чиновника от законного исполнения обязанностей его по службе угрозами такого рода, что сей чиновник мог и должен был в самом деле считать себя в опасности.».
Угроза представляла собой запугивание представителя власти причинением его интересам какого-либо вреда. Содержание угрозы в норме не конкретизировалось, однако из сущности посягательства можно сделать вывод, что, во-первых, она затрагивала существенные интересы потерпевшего, сохранение которых в неприкосновенности могли вынудить его отказаться от исполнения служебных обязанностей; во-вторых, должна быть реальной, на что указывает законодательная формулировка «мог и должен был в самом деле
считать себя в опасности».
Судебный пристав Гуринбеков явился на частную квартиру для производства описи имущества. Позднее пришел ее хозяин - прапорщик Гомелаури. Увидев представителя власти, виновный стал угрожать ему. В подтверждение своих угроз нанес потерпевшему удар по лицу. При таких обстоятельствах суд пришел к обоснованному выводу, что была непосредственная угроза здоровью представителя власти [16].
Если, несмотря на угрозу, представитель власти продолжил свою деятельность, то содеянное признавалось покушением.
Уложение о наказаниях предусматривает еще два вида уголовно наказуемого неповиновения власти. В ст. 294 говорится: «Если без всякого явного восстания или сопротивления властям, от правительства установленным, несколько человек согласятся не исполнять какое-либо предписание сих властей, или уклоняться от исправления каких-либо законных государственных или общественных повинностей, то.». По ст. 295 подлежали уголовной ответственности «государственные крестьяне, колонисты и евреи-земледельцы за ослушание, непокорность, упорство и не исполнение распоряжений волостного и сельского начальства, впрочем, без явного оному сопротивления...». Кроме того, признавались преступными составление и распространение письма или же какого-либо сочинения, публичное выступление, распространение ложных слухов с намерением спровоцировать противодействие или сопротивление законным властям (ст. 296 Уложения о наказаниях). «Важное нарушение установленного порядка» выступало в качестве отягчающего обстоятельства.
Невыполнение требования присутственного места о явке в назначенный срок для свидетельских или иных показаний и при отсутствии законных к тому препятствий каралось по ст. 298 Уложения о наказаниях, а упорное «ослушание или неповиновение полицейским и другим стражам, в каком-либо месте поставленным по распоряжению их начальства для соблюдения тишины и порядка» - по ст. 299 Уложения о наказаниях.
Литература и источники
1. См.: Преступления государственные (политические, против порядка управления и по службе): записки по уголовному праву. Киев, 1904. С. 13.
2. См.: Колоколов Г.Е. Уголовное право: лекции. Особенная часть. М., 1902. С. 211.
3. См.: Познышев С.В. Особенная часть русского уголовного права. М., 1912.
4. См.: Таганцев Н.С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1912.
5. См.: Цветков С.А. Уголовно-правовая охрана законной деятельности представителей власти в российском законодательстве второй половины XIX начала XX вв.: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002. С. 105-106.
6. См.: Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб, 1867.
7. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. В 2 т. Т. 2. СПб., 1897. С. 237.
8. Таганцев Н.С. Уголовное уложение 22 марта 1903 г. СПб., 1904. С. 258.
9. См.: Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1875. 1-е полугод. № 40.
10. Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1885. 1-е полугод. № 11.
11. Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1873. 1-е полугод. № 250.
12. См.: Неклюдов Н.А. Руководство к Особенной части русского уголовного права. СПб., 1876. С. 194.
13. См.: Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1868. 1-е полугод. № 69.
14. Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1869. 1-е полугод. № 527.
15. Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1872. 1-е полугод. № 104.
16. Решения уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1873. 1-е полугод. № 544.
Агузаров Т.К. - кандидат юридических наук, доцент, Председатель Верховного Суда Республики Северная Осетия-Алания, заведующий кафедрой уголовного права Горского государственного аграрного университета (г. Владикавказ) (aguzarv@mail.ru)
Agouzarov, T.K. - PhD in Law, Associate Professor, Chairman of the Supreme Court of the Republic of North Ossetia-Alania, the head of the department of criminal law Gorsky State Agrarian University (Vladikavkaz)
УДК 340.112
КОПЫТОВ Ю.Г. ПРИНЦИП ЮРИДИЧЕСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Ключевые слова: принципы законности, юридические принципы, принцип юридической справедливости, правовые нормы
В статье рассматривается понятие юридической справедливости, определяются его границы и общее понятие. Обоснован вывод о тесной связи юридической справедливости с законностью. Показано, что справедливость в сфере правового регулирования и, особенно, в правореализационных процессах созвучна законности, правильному и юридически обоснованному внедрению правовых предписаний в жизнь. Законность выступает здесь официальным показателем совпадения нравственной и правовой оценок в акте реализации права.
