CC BY
35
Проблемы имплементации доктрины «снятия корпоративной вуали» в правовую систему Российской Федерации. Вопросы нормативно-правового регулирования и
применения судебной практикой
The issues with implementation of the "lifting of corporate veil" doctrine in the legal system of the Russian Federation. Questions of legal regulation and application by judicial practice
Коновалов Алексей Сергеевич
Студент IV курса бакалавриата Санкт-Петербургский Государственный Университет (СПбГУ)
Юридический факультет Россия, Санкт-Петербург Konovalov. aleksey. 1999@gmail. com
Konovalov Aleksey S.
The baccalaureus student of the IV course Saint Petersburg State University (SPbSU)
Faculty of Law Russia, Saint Petersburg Konovalov. aleksey. 1999@gmail.com
Аннотация.
В настоящей статье исследуются вопросы реализации в российском праве доктрины проникающей ответственности, так же известной, как доктрина «снятия корпоративной вуали». В рамках работы рассматривается история появления и развития в российском праве механизмов регулирования, характерных для данной правовой доктрины. Для целей настоящего исследования автором было изучено нормативно-правовое регулирование, а также практика судов Российской Федерации. По результатам исследования автор приходит к выводу о необходимости дальнейшего, более активного развития данного правового феномена в отечественной правовой системе.
Annotation.
This article studies the implementation in Russian law of the doctrine of pervasive liability, also known as the doctrine of "removing the corporate veil". The paper examines the history of the emergence and development of regulatory mechanisms in Russian law that are characteristics of this legal doctrine. For the purposes of this article, the author has studied the legal regulation, as well as the practice of the courts of the Russian Federation. The author concludes that it is necessary more actively develop this legal phenomenon in the domestic legal system.
Ключевые слова: проникающая ответственность, корпоративная вуаль, корпоративные отношения, аффилированность, злоупотребление правом.
Key words: pervasive responsibility, corporate veil, corporate relations, affiliation, abuse of law.
В связи с развалом СССР и формированием новой экономической реальности современная Россия столкнулась с необходимостью радикального изменения законодательного регулирования, в первую очередь экономических и гражданско-правовых отношений. Стали формироваться новые, отсутствовавшие до этого отрасли права, например, такие как предпринимательское и корпоративное. В ходе развития современного российского законодательства довольно широкой практикой стала имплементация различных правовых конструкций, а отечественная доктрина активно начала перенимать опыт исследований зарубежных ученых. В этой связи среди множества других гражданско-правовых институтов отдельный интерес представляет институт проникающей ответственности, который известен в науке как доктрина «снятия корпоративной вуали». Данный правовой феномен является весьма эффективным инструментом в рамках борьбы со всевозможными злоупотреблениями конструкцией юридического лица в той части, в какой она позволяет ограничивать ответственность учредителей по обязательствам связанных с ними компаний.
Впервые на государственном уровне идея системного внедрения элементов правового регулирования, схожих с подходами доктрины «снятия корпоративной вуали» была предложена в Концепции
развития гражданского законодательства Российской Федерации [1], утвержденной Советом при Президенте РФ в 2009 году (далее - Концепция). Идея состояла в том, чтобы распространить субсидиарную ответственность по обязательствам юридических лиц не только в отношении участников и учредителей, но также и в отношении бенефициаров и иных лиц, способных прямо или опосредованно принимать решения, определяющие деятельность юридического лица, в первую очередь по совершению сделок. Внесение в законодательство изменений, предложенных в Концепции, позволило бы более эффективно противодействовать разного рода злоупотреблениям участников хозяйственных обществ. В результате в российском правопорядке появились бы правовые механизмы, схожие с иностранными аналогами института проникающей ответственности.
К сожалению, реализация предложенных в Концепции идей усиления корпоративной ответственности затянулась, а внесенные в законодательство изменения в итоге несколько отличались от первоначальных предложений. Это было вызвано тем, что на стадии обсуждения проекта поправок в Государственной Думе РФ, возникло противодействие со стороны представителей крупного бизнеса, который выступал против усиления ответственности контролирующих лиц по обязательствам зависимых хозяйственных обществ. Кроме того, заинтересованных лиц не устраивала перспектива введения понятия «аффилированности» и возможности признания участников хозяйственных отношений аффилированными лицами в судебном порядке [2].
Однако несмотря на определенные сложности, возникшие на стадии обсуждения изменений в Государственной Думе РФ, и задержку с их принятием, в 2014 году Федеральным законом № 99-ФЗ [3] в Гражданский кодекс Российской Федерации (далее - ГК РФ) был внесен ряд необходимых изменений. В частности, появилась статья 53.1 ГК РФ, которая вводила дополнительные меры ответственности в отношении руководителей, членов коллегиальных органов и тех, кто обладает правом выступать от имени юридических лиц. Согласно положениям данной статьи, указанные лица обязаны компенсировать юридическому лицу убытки, которые возникли в результате их действий. Кроме этого, в Гражданский кодекс все-таки было введено понятие «аффилированности», которое нашло отражение в статье 53.2 ГК РФ, хоть и в несколько измененном варианте. Также появилась статья 67.3 ГК РФ, которая вводила солидарную ответственность основного, т.е. контролирующего, юридического лица по сделкам, заключенным дочерним юридическим лицом во исполнение указаний или с согласия основного юридического лица. Помимо введения новых статей, связанных с корпоративной ответственностью, Федеральным законом № 99-ФЗ были внесены и иные, довольно многочисленные, изменения в Гражданское законодательство. Часть из них была направлена на приведение в соответствие старого правового регулирования с положениями вновь введенных норм.
Важно отметить, что еще до внесения изменений в 2014 году в Гражданском кодексе существовали отдельные положения, которые с некоторыми оговорками можно отнести к правовым инструментам, характерным для института проникающей ответственности. В частности, статья 105 ГК РФ, утратившая силу с принятием Федерального закона № 99-ФЗ, устанавливала солидарную ответственность основного хозяйственного общества или товарищества по обязательствам дочернего. После отмены данные правила были перенесены в статью 67.3 ГК РФ. Кроме этого, статья 10 ГК РФ, непосредственно не устанавливающая правила проникающей ответственности, нередко используется в судебной практике как средство для привлечения недобросовестных лиц к ответственности в делах, связанных со злоупотреблением принципом ограниченной ответственности участников юридических лиц. В таких случаях запрет злоупотребления правом, установленный данной нормой, применяется как некая альтернатива механизмам института проникающей ответственности.
В целом же, анализируя положения Гражданского кодекса, можно сказать, что после внесения изменений в нем присутствуют определенные элементы, характерные для института проникающей ответственности, однако говорить о системной реализации соответствующих правовых механизмов пока не приходится.
Что касается анализа других нормативно-правовых актов на предмет наличия правовых инструментов проникающей ответственности, можно также выделить Федеральный закон «Об акционерных обществах» [4]. В статье 6 данного закона, по аналогии с ГК РФ, устанавливаются понятия дочернего и зависимого обществ, регламентируются их отношения с основным обществом, а также закрепляются случаи, когда основное общество отвечает по обязательствам зависимого (дочернего). Аналогичные правила регулирования закреплены и в статье 6 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью» [5].
Отдельно стоит упомянуть о положениях Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» [6]. До 2017 года одним из немногих положений, закреплявших возможность привлечения к ответственности контролирующих лиц, был пункт 4 статьи 10 данного закона. В соответствии с данной нормой, в случае недостаточности имущества должника при банкротстве, контролирующие его лица обязаны были солидарно нести субсидиарную ответственность по его обязательствам. Однако после внесения изменений [7] статья 10 утратила силу. Аналогичное регулирование нашло отражение в других нормах, в первую очередь в главе Ш.2 данного закона, введенной Федеральным законом №266-ФЗ. При этом в законе появились новые положения характерные для доктрины проникающей ответственности. Что касается нормативного регулирования главы Ш.2, то там были закреплены правила об ответственности руководителя юридического лица, являющегося должником, и иных связанных с банкротящимся лицом субъектов в делах о банкротстве. Так, в статье 61.10 было установлено понятие «контролирующего должника лица», а нормы пункта 4 статьи 10 о субсидиарной ответственности контролирующих лиц в случае невозможности полного погашения требований кредиторов, нашли отражение в статье 61.11. Кроме того положения, ранее содержавшиеся в пункте 5 статьи 10, также были закреплены в статье 61.12 в части, устанавливающей ответственность участников, учредителей или руководителя юридического лица за неисполнение обязанности по подаче в арбитражный суд заявления о банкротстве. Помимо указанных выше норм, в главе Ш.2 были закреплены и другие правила, связанные с привлечением контролирующих субъектов к ответственности по долгам юридического лица, проходящего процедуру банкротства.
Помимо положений главы Ш.2 в законе о банкротстве можно также выделить статью 19, в которой определено понятие «заинтересованные лица», что является весьма важным для целей института проникающей ответственности. Также интересен пункт 5 статьи 129, который указывает на право конкурсного управляющего привлекать в предусмотренных законом случаях к субсидиарной ответственности третьих лиц. Определенный интерес представляет и статья 189.23, внесенная в главу IX, наравне с другими положениями § 4.1 о банкротстве кредитных организаций, в 2014 году [8]. Данная норма отдельно закрепляет субсидиарную ответственность для лиц, контролирующих кредитные организации в случаях, если действия таких лиц привели к банкротству юридического лица. Выделение ответственности специальных субъектов, выглядят вполне обосновано, с учетом большой социально-экономической значимости кредитных организаций.
Как указывалось ранее, в российском законодательстве отсутствует какая-либо общая норма права, закрепляющая единый и абсолютный инструмент проникающей ответственности, применимый во всех необходимых случаях. Нормы, имеющее схожий правовой смысл, весьма разрознены и нацелены на точечное, целевое ограничение принципа имущественной обособленности юридического лица для отдельных случаев. При этом довольно давно высказываются предложения разработать единый механизм, по примеру стран общего права, на уровне закона или судебной практики. В частности, сторонником более системной реализации в отечественном правопорядке института проникающей ответственности, аналогичного доктрине «снятия корпоративной вуали» и ее аналогам, является бывший Председатель Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - ВАС РФ) Антон Александрович Иванов [9]. Важно отметить, что практикой арбитражных
судов уже были сделаны определенные шаги в этом направлении. В настоящий момент в судебных решениях можно встретить упоминания доктрины «снятия корпоративной вуали», а также использование ее отдельных элементов по разным категориям дел.
Одним из первых случаев применения правовых инструментов, характерных для доктрины «снятия корпоративной вуали», в отечественной судебной практике можно считать дело № А561486/2010 «Кировского завода». В указанном деле имел место корпоративный спор. Миноритарные акционеры доказывали, что в связи с цепочкой взаимосвязанных сделок произошло уменьшение стоимости акций завода, в связи с чем им был причинен имущественный вред. Миноритарии указывали на имевшее место злоупотребление правом, поскольку крупный пакет акций завода был отчужден третьим лицам дочерними компаниями, фактически контролировавшимися руководством завода. После серии сделок данные акции оказались под контролем руководителя завода и его семьи. Помимо прочих требований, миноритарные собственники добивались признания недействительными спорных сделок, поскольку фактически они были совершены по указу директора завода в обход внутренних корпоративных процедур. Когда дело, в порядке надзорной инстанции, дошло до Высшего Арбитражного Суда [10], он фактически отождествил между собой участников спорных сделок, признав их аффилированность, и, в связи с этим, отменил решения судов нижестоящих инстанций. Несмотря на то, что в самом решении непосредственно не упоминается доктрина «снятия корпоративной вуали», можно говорить о применении ВАС РФ ее элементов в части признания аффилированности отношений и солидарного характера ответственности связанных лиц. Стоит отметить, что помимо данного дела в практике Высшего Арбитражного Суда можно встретить и другие решения, в которых непосредственно не указывалось на применение доктрины «снятия корпоративной вуали», однако фактически реализовывались характерные для нее способы защиты прав заинтересованных лиц [11].
Ну а первым случаем непосредственного упоминания в арбитражной практике доктрины «снятия корпоративной вуали» было постановление №16404/11 [12]. По данному делу Президиум ВАС РФ рассматривал в порядке надзора спор между российским обществом с ограниченной ответственностью (далее - ООО) «Олимпия» и латвийскими компаниями: «Парекс банк» и «Цитаделе банк». В ходе рассмотрения дела было установлено, что ООО «Олимпия» приобрело права требования по банковским депозитам к латвийскому банку «Парекс банк», который на момент рассмотрения спора обанкротился и был реорганизован. Позже ООО заявило в суд о солидарных требованиях к должнику и его правопреемнику - «Цитаделе банк». В ходе рассмотрения спора было установлено, что «Парекс банк» осуществлял фактическую деятельность в России через формально несвязанные с ним представительства с целью обхода банковского законодательства. Президиум заключил, что несмотря на то, что ни представительств, ни филиалов ответчиков в российских реестрах не значилось, фактическую предпринимательскую деятельность на территории РФ осуществляли именно эти латвийские банки, используя аффилированных лиц. В связи с установлением аффилированности ответчиков и формально несвязанных с ними компаний, ВАС РФ указал на необходимость применения в подобных делах доктрины «снятия корпоративной вуали». Однако по данному делу ВАС РФ не признал подсудность российских судов и по этой причине отправил дело на новое рассмотрение.
Что касается использования арбитражными судами доктрины «снятия корпоративной вуали», в настоящее время в практике судов можно встретить решения, где упоминается рассматриваемая концепция. В частности, за период с 2008 по 2020 год можно обнаружить порядка 80 дел, в которых судами рассматривался вопрос о применении доктрины «снятия корпоративной вуали». В большинстве дел требования о применении доктрины заявляли истцы, при этом суды по большей части отказывали в использовании ее механизмов [13]. Вероятно, это можно объяснить тем, что суды весьма осторожно подходят к реализации идей доктрины, ища
баланс между ней и принципом ограничения ответственности участников юридического лица. Вместе с тем, несмотря на осторожность судов, в арбитражной практике встречались и дела, в которых суды сами указывали, иногда поддерживая доводы сторон, на необходимость применения доктрины «снятия корпоративной вуали»
[14],
Анализируя практику Верховного Суда Российской Федерации (далее - ВС РФ) на предмет использования доктрины «снятия корпоративной вуали» следует отметить, что несмотря на отсутствие в решениях ВС РФ данной формулировки, в некоторых делах все же можно встретить реализацию механизмов, характерных для института проникающей ответственности [15]. В подобных случаях Верховный суд предпочитает применять более консервативные правовые механизмы привычные практике, например, запрет злоупотребления правом, закрепленный в статье 10 ГК РФ.
Касательно анализа практики судов общей юрисдикции, было установлено почти полное отсутствие дел, где бы, по аналогии с арбитражными судами, упоминалась доктрина «снятия корпоративной вуали». В частности, за последние 15 лет было найдено лишь одно такое дело [16], однако в решении по данному делу на доктрину ссылался не суд, а истец. Судом же не было уделено должного внимания указанному аргументу, поскольку требования истца основывалась преимущественно на иных доводах, и, в итоге, в удовлетворении требований было отказано. При этом данная ситуация не означает, что судами общей юрисдикции не применяются механизмы проникающей ответственности. Отдельные элементы рассматриваемой доктрины можно встретить во многих решениях [17], однако по аналогии с ВС РФ, суды общей юрисдикции предпочитают в своей практике использовать более консервативные правовые механизмы.
По итогам рассмотрения законодательного регулирования, воплощающего идеи доктрины «снятия корпоративной вуали», а также практики российских судов в данной сфере, можно обозначить некоторые тенденции и выявленные сложности, с которыми сталкивается наша правовая система при развитии и реализации на практике института проникающей ответственности.
В первую очередь, как уже указывалось ранее, в отечественном законодательстве отсутствует единая норма, отражающая реализацию доктринальных положений. В разных сферах правового регулирования существуют лишь частные специализированные нормы, предназначенные для узкого круга случаев применения. Представляется, что подобная форма правового регулирования является не слишком оптимальной для использования на практике. Введение универсальных правовых инструментов, закрепленных в едином нормативно-правовом акте, либо же выработанных устоявшейся судебной практикой, позволило бы внести большую определенность, и единообразие в их применение. Это в свою очередь, вероятно, способствовало бы развитию доктрины «снятия корпоративной вуали» и ее более активному использованию в российском правопорядке.
По результатам анализа практики российских судов, можно установить отсутствие единого подхода в вопросе признания и применения института проникающей ответственности. Как указывалось ранее, практика Высшего Арбитражного Суда РФ, двигалась по пути признания доктрины «снятия корпоративной вуали», пройдя при этом определенный эволюционный путь. В связи с этим использование доктрины получило некоторое распространение и в арбитражных судах. Участники процесса стали чаще ссылаться на наличие обстоятельств, указывающих на необходимость применения доктрины в судебных делах. Вместе с тем арбитражные суды двигаются по пути использования доктрины «снятия корпоративной вуали» весьма осторожно и часто отказывают в ее применении. Однако есть определенные категории споров, в которых применение механизмов проникающей ответственности получило наибольшее распространение. К таким категориям в первую очередь относятся дела о банкротстве [18] и налоговые споры [19].
Что касается деятельности Верховного суда, следует отметить его консервативность. По сравнению с практикой Высшего Арбитражного Суда можно сказать, что ВС РФ был сделан шаг назад в применении доктрины «снятия корпоративной вуали». В ходе исследования не удалось найти судебные дела, где ВС РФ в своих решениях ссылался бы на указанную теоретическую концепцию. При этом, как указывалось ранее, отдельные механизмы института проникающей ответственности, все же используются Верховным Судом. В таких случаях доводы суда зачастую основываются на необходимости применения отдельных положений, закрепленных в нормативно-правовых актах. Представляется, что данный формалистский подход не слишком положительно сказывается на практике нижестоящих судов, а также на развитии института проникающей ответственности в правовой системе в целом. Особенно остро это отражается на системе арбитражных судов, которая с момента ликвидации ВАС РФ подчинена Верховному Суду, поскольку наиболее часто на практике механизмы проникающей ответственности используются именно в спорах, вытекающих из предпринимательских отношений. В таких условиях широкое применение доктрины «снятия корпоративной вуали» в арбитражных судах представляется несколько затруднительным. Относительно судов общей юрисдикции можно сказать, что они следуют в русле практики ВС РФ и фактически не используют рассматриваемую доктрину, однако отдельные элементы все же применяются судами.
В целом надо отметить, что российская судебная система довольно осторожно подходит к использованию доктрины «снятия корпоративной вуали». Вероятно, это связано со стремлением судов к балансу в защите прав заинтересованных сторон и реализации принципа ограниченной ответственности участников юридических лиц. Возможно также, что суды не видят особого смысла в имплементации зарубежных теоретических подходов в отечественную судебную практику, предпочитая использовать уже существующие в национальном правовом регулировании нормативно-правовые способы защиты.
Тем не менее представляется, что развитие института проникающей ответственности имело бы благотворное влияние на отечественный правопорядок. При этом несистемное использование отдельных механизмов проникающей ответственности, без учета доктринальных подходов, может привести к возникновению коллизий, злоупотреблений, хаотичному применению и, как следствие, уменьшению значимости конструкции юридического лица.
Что касается оценки перспектив использования отечественным правопорядком доктрины проникающей ответственности, весьма затруднительно спрогнозировать дальнейшие тенденции. С одной стороны, безусловно можно сказать, что в арбитражной системе данная доктрина признается, однако ее игнорирование Верховным Судом и судами общей юрисдикции может повернуть практику в совершенно другую сторону. Однако, учитывая то, что даже после прекращения существования ВАС РФ в арбитражных делах продолжают фигурировать упоминания доктрины «снятия корпоративной вуали», можно осторожно предположить, что далее судебная система, все же пойдет по пути ее более широкого применения. В пользу данной гипотезы говорит удобство механизмов проникающей ответственности для самых разных категорий споров, к тому же, в отечественной правовой науке уже сформированы необходимые доктринальные подходы. Если все-таки это произойдет, и доктрина закрепится в правоприменительной практике, то вероятнее всего будет реализован вариант, характерный для континентальной модели права - закрепление правовых инструментов на уровне нормативно -правового регулирования.
В заключение хочется отметить явную необходимость развития института проникающей ответственности в российском правопорядке. Однако при этом важно учитывать зарубежный опыт и теоретические изыскания по данному вопросу. Национальной правовой системе для целей защиты законности и борьбы со злоупотреблениями в гражданско-правовой сфере необходимо выработать универсальные правовые
инструменты проникающей ответственности, поскольку продолжение бессистемного и ситуативного использования отдельных элементов, без учета доктринальных подходов, может негативно сказаться непосредственно на понимании конструкции юридического лица. В частности, уменьшению значимости одного из основополагающих принципов корпоративного права - принципа ограниченной ответственности участников юридического лица и обособленности его имущества.
При этом позитивным моментом для отечественного правопорядка в данном случае является существование обширного международного опыта в вопросах применения на практике доктрины «снятия корпоративной вуали». В связи с этим у России нет необходимости разрабатывать самостоятельно с нуля соответствующие подходы и правовые механизмы. Для развития отечественного правового института проникающей ответственности достаточно обратиться к зарубежному опыту, адаптировав его к реалиям нашей страны.
Список используемой литературы:
1.Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации [www.consultant.ru]: одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009. URL : http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_95075/ (дата обращения : 15.03.2021).
2.Шиткина, И.С. Снятие "корпоративной вуали" в российском праве: правовое регулирование и практика применения: Хозяйство и право. - 2013. - №2(433). - С. 3-25.
3.Федеральный Закон Российской Федерации "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" от 05.05.2014 г. № 99-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 2014 г. - № 19. - Ст. 2304 с изм. и допол. в ред. от 03.07.2016.
4.Федеральный Закон Российской Федерации "Об акционерных обществах" от 26.12.1995 № 208-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996 г. - № 1. - Ст. 1 с изм. и допол. в ред. от 31.07.2020.
5.Федеральный Закон Российской Федерации "Об обществах с ограниченной ответственностью" от 08.02.1998 № 14-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1998 г. - № 7. - Ст. 785 с изм. и допол. в ред. от 31.07.2020.
6.Федеральный Закон Российской Федерации "О несостоятельности (банкротстве)" от 26.10.2002 № 127-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 2002 г. - № 43. - Ст. 4190 с изм. и допол. в ред. от 30.12.2020.
7.Федеральный Закон Российской Федерации "О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях" от 29.07.2017 № 266-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 2017 г. - № 31. - Ст. 4815.
8.Федеральный Закон Российской Федерации "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации" от 22.12.2014 № 432-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. - 2014 г. - № 52. - Ст. 7543.
9.Будылин, С.Л., Иванец, Ю.Л. Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. - 2013. - №7. - С. 80-125.
10.Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 06.03.2012 № 12505/11 по делу № А561486/2010.
11.Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 20.04.2010 № 17095/09.
12.Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 24.04.2012 №16404/11.
13.Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.07.2019 по делу № А60-66643/2018; Решение Арбитражного суда Иркутской области от 12.12.2018 по делу № А19-18339/2017; Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 11.05.2016 по делу № А51-21076/2009.
14.Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 28.11.2019 по делу № А58-5241/2014; Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23.10.2017 по делу № А60 -21564/2014; Решение Арбитражного суда Новосибирской области от 05.11.2014 по делу № А45-12142/2014.
15.Определение Верховного суда РФ №309-ЭС14-923 от 31.10.2014; Решение Верховного суда РФ №5-КГ13-61 от 18.06.13.
16.Решение Свердловского районного суда г. Костромы № 2-219/2019 2-219/2019(2-3912/2018;)~М-3342/2018 2-3912/2018 2-812/2019 М-3342/2018 от 22.01.2019 по делу № 2-219/2019.
17.Решение Ивановского областного суда № 3А-66/2020 3А-66/2020~М-43/2020 М-43/2020 от 04.08.2020 по делу № 3А-66/2020; Решение Братского городского суда № 2-2908/2019 от 15.11.2019 по делу № 2-1616/2019~М-737/2019.
18.Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 20 мая 2020 г. по делу № А33-31268/2018;
Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 21 ноября 2019 г. по делу № А56-4456/2017.
19.Решение Арбитражного суда города Москвы от 20 мая 2020 г. по делу № А40-247926/2019; Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 24 ноября 2017 г. по делу № А22-941/2006.
