CC BY
44
ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ В ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
Е.Б. Трофимова
Ключевые слова: онтология, методы, психолингвистика, когнитивная лингвистика.
Keywords: onthology, methods, psycholinguistic, cognitive linguistics.
Лингвистическое исследование нельзя начинать
с исправления старых представлений,
но только с построения адекватной общей теории.
М. Бирвиш
В настоящее время проблема определения онтологических свойств языка является не просто одной из важных, как мне представляется, а самой главной проблемой в лингвистике. Сейчас уже мало кто сомневается, что язык исходно формировался как образование, функционирование частей внутри которого зависит от жизнедеятельности языкового организма в целом.
Тем не менее, на деле мы имеем весьма парадоксальную ситуацию: занимаясь исследованием различных сторон языка даже весьма известные лингвисты очень часто обходят вопрос о том, что есть язык как феномен действительности. Конечно, при этом много говорится и пишется о системе и структуре языка, его знаковой природе, связи с мышлением или относительной свободе от оного, функционировании тех или иных языковых единиц и т.д. Однако редко в лингвистической литературе можно встретить развернутую гипотезу, посвященную общему устройству языка, выяснению вопроса, в каком - реальном / нереальном пространстве «работают» языковые единицы и какие явления мы включаем в язык как некий вполне определенный объект действительности, а какие следует отнести к смежным отраслям. Такая позиция поддерживается, во-первых, ложным представлением (как правило, не эксплицируемым), согласно которому для конкретных исследований неважно, на каких общелингвистических позициях стоит автор; и, во-вторых, убеждением, что данные «материи» в большей степени относятся к компетенции философов, чем лингвистов.
Исходя из вышеобозначенного положения о зависимости характера функционирования языковых подсистем от языковой
деятельности в целом, такого рода аргументы не представляются мне достаточно обоснованными. Отмечая незаинтересованность лингвистов в решении онтологической природы языка, В.А. Звегинцев пишет: «Традиционная лингвистика, имея дело с описанием конкретных фактов, работает, как правило, на уровне методов и не стремится к решению глобальных лингвистических теорий. А когда на это отважился В. Гумбольдт в своих замечательных по глубине и широте работах, то они вообще были вынесены за скобки лингвистики и причислены к философии языка» [Звегинцев, 2001, с. 9]. Общеизвестно, что именно Гумбольдту мы обязаны функциональным подходом к языку. Конечно, сами гумбольдтовские антиномии возникли не на пустом месте. Если оставить в покое философов античности, то ближайшие по времени предшественники В. фон Гумбольдта - И. Кант и Г. Гегель. Но здесь нет вторичности идей, ибо Гумбольдт не просто использует эволюционную концепцию Гегеля и антиномии Канта, а вписывает язык в общую систему мироздания, утверждая таким образом, что он - частица в миру других частиц и его дуализм - результат сложной организации данного феномена.
Подход к языку как к целостному функциональному устройству, обслуживающему процесс коммуникации, родился в системе школ психологического, психолингвистического и когнитивного направления, причем все указанные направления базируются на признании (не всегда декларируемом) синергетической природы языка. К числу хрестоматийных работ, оказавших значительное влияние на формирование именно такого подхода, принадлежит статья Л.В. Щербы «О трояком аспекте языковых явлений...» [Щерба, 1974, с. 24-39], которая явилась как бы отправной точкой для тех исследователей, кого не в полной мере устраивал как интуитивизм традиционников, опирающихся только на собственные представления о языке, так и строгий рационализм структуралистов, исключивших из сферы лингвистических интересов человека. Уже в названии своей статьи Лев Владимирович подчеркивает, что язык представляет собой совокупность из трех составляющих: процессы говорения и восприятия, языковой материал (сумма всего, что сказано и воспринято в определенную эпоху) и языковая система (словари и грамматики). Таким образом, автор обозначил психо-социальную природу языка. Здесь на первое место действительно нужно поставить основополагающую роль именно психических факторов, поскольку Л.В. Щерба подчеркивает несамостоятельность языкового материала и языковой системы, считая их «лишь разными аспектами
единственно данной в опыте речевой деятельности» [Щерба, 1974, с. 26]. Встает вопрос, справедливо ли утверждение, что реально существует лишь то, что дано нам в опыте, в реальном наблюдении. Ведь общеизвестно, что далеко не все из существующего в природе и в обществе доступно непосредственному контакту. Поэтому, например, «впаянность» грамматических явлений в лексические единицы, невозможность обозреть грамматическую систему как нечто целое не есть свидетельство отсутствия в определенной степени ее самостоятельного бытия. Таким образом, аргументация, на основании которой автор отказывает языковому материалу и языковой системе в «естественном происхождении» не кажется мне убедительной: не данное в прямом наблюдении вовсе не означает отсутствующее в действительности. Во всяком случае, априори мы не можем сделать каких-либо окончательных выводов о характере отношений между тем, что дано «в опыте», и тем, что скрыто «за кадром».
Идеи Л.В. Щербы об устройстве языка были творчески восприняты создателем Калининской (ныне Тверской) психолингвистической школы А.А. Залевской. К выделенным Щербой трем аспектам языковых явлений А.А. Залевская добавляет четвертую составляющую - психофизиологическую речевую организацию, под которой автор понимает «готовность индивида к речи». В результате появляются три подразделения, отвечающие за речеязыковую деятельность индивида: речевая организация, речь и языковая система, причем каждое из этих подразделений рассматривается как дихотомия «процесс < > продукт», имеющая двустороннюю направленность. Данная дихотомия, безусловно, весьма значима: она определяет одновременно как развитие, так и сохранность языкового феномена. Речевая организация - верхний, ментальный «этаж» речезнакового пространства - процессуально обеспечивает «переработку речевого опыта», результативно - создает систему концептов и стратегий пользования, которая и оценивается автором концепции как «язык 1». Следовательно, для А.А. Залевской язык - явление чисто психическое, при этом концепты это не единицы сознания, получающие репрезентацию в языке, а непосредственно данные языковые и элементы, овеществляемые физической материей на следующем, речевом, «этаже». Речевая деятельность индивида, представленная процессами производства и понимания речи, в качестве продукта получает языковой материал. Если Л.В. Щерба рассматривает языковой материал как явление, лишь условно относимое к языку, то А.А. Залевская оставляет его в
пределах естественной речевой деятельности индивидов, однако сферу и форму его выражения автор не описывает.
Последняя часть в структуре языковых явлений обозначена автором как «метаязыковая деятельность индивида», причем в первую очередь здесь подразумевается исследовательская практика лингвиста. В этом случае «процесс» выражается в анализе, систематизации и описании языкового материала, а «продукт» в формировании систем и правил их комбинирования, представляющим в данной концепции «язык 2». При этом, в отличие от многих антропоцентристов, признающих оценку языковых фактов только с позиции «наивного носителя» (вспомним, например, рассуждения по данному поводу представителей Ленинградской фонологической школы), А.А. Залевская не противопоставляет «язык 1», и «язык 2» с точки зрения значимости, а лишь указывает на их несводимость друг к другу: «общность исходного языкового материала,
перерабатываемого, с одной стороны, в ходе речевой деятельности индивида, а с другой - в ходе метаязыковой деятельности лингвиста -вовсе не предопределяет идентичности получаемых продуктов...» [Залевская, 1999, с. 31]. Все три части этого сложного языкового образования объединены между собой двусторонней связью, что подчеркивает их целостность.
Языковая концепция А.А. Залевской отражена в следующей таблице [Залевская, 1999, с. 34]:
Процесс
Переработка и упорядочение речевого опыта
РЕЧЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
ПрОДу !ГГ ЯЗЫК 1 — система концептов и стратегий пользования ими в процессах говорения и понимания речи
РЕЧЕВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИНДИВИДА
Процесс
Производство речи
Понимание речи
РЕЧЬ
Пі
ЯЗЫКОВОЙ МАТЕРИАЛ
МЕТАЯЗЫКОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИНДИВИДА
Процесс
Анализ, систематизация и описание
ЯЗЫКОВАЯ СИСТЕМА
Продукт ЯЗЫК 2 — система конструктов и правил их комбинирования
Несколько лет назад я выступила с рядом критических замечаний по поводу данной концепции [Трофимова, 2003, с. 12-14], однако, с позиций сегодняшнего дня, проведя ряд исследований, в основном психолингвистической направленности, я обнаружила высокий потенциал такого понимания феномена языка. Правда, и сейчас я не стала бы рассматривать производство и понимание (восприятие) речи как единый процесс, поскольку считаю, что это явление неоднородное, ибо у говорящих и слушающих разные задачи и различные стратегии в акте коммуникации. Так, например, статус сильных и слабых позиций в процессе говорения и понимания не совпадает. Ассимилятивные явления для воспринимающего, безусловно, слабая позиция, поскольку в ряде случаев могут возникнуть затруднения в понимании, для говорящего - сильная, так как при таких условиях вступает в действие принцип экономии произносительных усилий.
Можно также предположить, что единицы порождения и восприятия отличаются по своей протяженности: порождение
оперирует более крупными совокупностями элементов, чем восприятие. Отличаются эти процессы и по степени автоматизации: по-видимому, она выше при производстве речи. Следует также учитывать и то, что в языках различной структуры взаимоотношение порождения и понимания, скорее всего, варьирует.
Еще хочу остановиться на противопоставлении «языка 1» и «языка 2»; первый, как уже отмечалось, отнесен в позиции Залевской в качестве продукта к «речевой организации», второй - к «языковой системе». Поскольку ни речевая организация, ни языковая система не даны в непосредственном наблюдении, то «продуктом» в обоих случаях являются конструкты, конечно, они не равнозначны и противопоставлены по линии эвристичность - алгоритмичность (в какой-то степени синтез и анализ). Однако и те, и другие используется в процессах порождения и восприятия как факты уже получившие статус «продукта» в языке (в данном случае я имею в виду язык в целом, включающий три области «бытования», выделенные А.А. Залевской).
Но эти частные различия в понимании языкового устройства -не главное. Важно другое. В языковом конструкте, созданном А.А. Залевской, хорошо прописана неоднородность языковых явлений, проявляющихся при использовании разных методов исследования.
Конечно, существуют и другие модели языка. В качестве примера можно назвать общеязыковые конструкты Г. Гийома [Гийом,
1992], Т. Милевского [Milevski, 1965], Г.Б. Джаукяна [Джаукян, 1999]. Однако, первые два из указанных авторов, в отличие от А.А. Залевской, ориентируются не на общую системно-структурную организацию языка, представленную совокупностью качественно различных, но взаимообусловленных антиномий процесса и продукта, а на модели речевой деятельности. Г.Б. Джаукян пытается описать язык, используя трихотомию общего - отдельного -индивидуального: человеческий язык ^ язык коллектива ^ язык индивида ^ речь [Джаукян, 1999, с. 12-16].
Хотя разнонаправленные стрелки указывают на взаимосвязь языка в разных значениях, сама схема не есть описание механизма его действия: это скорее классификация термина язык. Человеческий язык, независимо от того, понимаем ли мы под данным термином «общечеловеческое достояние» или же «некоторые общие свойства, присущие всем языкам», не может стоять в одном ряду с языком коллектива и языком индивида, ибо если последние два реально рассматривать в качестве феномена действительности, представленного разными уровнями абстракции, то общечеловеческий язык - это «черный ящик», под который можно подвести бесконечное количество различных конструктов.
Лингвистическая ситуация, наблюдаемая в научном сообществе в настоящее время, выдвигает повышенные требования к общетеоретическим представлениям исследователей о языке как феномене действительности. В последние десятилетия расширилось языковедческое парадигмальное пространство, что, кроме эволюционирования идей в любое время и в любой науке, также связано с новым общественно-политическим режимом в стране. Появилась масса альтернативных концепций, причем часто в пределах одной парадигмы. В.Г. Гак отмечает, что современная методология науки «склонна видеть в плюрализме мнений не слабость и недостаток научных исследований, а их достоинство» и далее, со ссылкой на П. Фейерабенда, продолжает «для объективного познания необходимо разнообразие мнений, и метод, одобряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией [Гак, 1998, с. 13]. К сожалению, при каждом плюсе имеются и свои минусы: многообразие позиций часто приводит к терминологическому хаосу. Это особенно ярко проявляется в когнитивном направлении, которое отнюдь не является однородным. Одна ветвь в нем тесно связана с психолингвистическим подходом к языку и ориентирована на использование психолингвистических методов при анализе материала, другая
выросла из системно-структурных представлений, обогащенных идеями логики и матлогики. Исследователи, придерживающиеся первой позиции, ищут когнитивное в языковом сознании, получая доступ к нему через использование различных методик психолингвистического эксперимента; сторонники второй позиции ориентируются на отражение функционирования сознания в языковом материале. Таким образом, размежевание идет по линии «процесс» - «продукт», если пользоваться терминологией А.А. Залевской. При этом ни то, ни другое представление о когнитивной природе языка не отражено в общей концепции его устройства и функционирования, не обеспечено терминологией, однозначно объясняющей именно такое понимание языкового феномена.
С этих позиций в более выгодном положении, как мне представляется, находятся продолжатели психолингвистических традиций, поскольку, несколько модернизировав языковую модель А.А. Залевской, можно выйти на когнитивный уровень. Для этого достаточно разграничить неосознанное и осознаваемое в представленности речевой организации, то есть рассматривать «процесс» - переработку речевого опыта и «продукт» - систему концептов в двух режимах, первый из которых обеспечивает психолингвистический уровень, второй - когнитивный.
Л.С. Выготский, характеризуя речь ребенка, писал: «Ребенок склоняет, спрягает, но это деятельность им усвоена чисто структурно <. > он владеет языковыми формами спонтанно, автоматически» [Выготский, 1996, с. 213]. В нормальных условиях речевой навык не требует осмысления и сознательной регуляции; он высоко автоматичен, и поэтому вынужденно использует маркированные (однозначно определяемые) единицы, по-видимому, образованные по продуктивным моделям. Большую роль в спонтанном порождении и восприятии играет вероятностно-статистический фактор: все
единицы и модели их преобразование высокочастотны. Условно «зону обитания» спонтанности можно назвать уровнем языкового подсознания, спроецированного на спонтанную речевую деятельность. Полагаю, что на этом уровне активную роль играют эмоции человека.
Осознаваемое порождение и восприятие регулируется уровнем языкового сознания, роль которого заключается в обязательной оценке языковых явлений. Под оценкой в данном случае понимается любая классифицирующая деятельность носителя языка, все, что требует осмысления. В самом общем виде можно предположить, что
уровень осознавания включается тогда, когда, во-первых, нарушается стохастическая закономерность в следовании речевых сигналов и, во-вторых, когда перед носителем языка ставится требование оценки каких-либо языковых моментов. О том, что языковые единицы, содержащиеся в сознании носителя языка, отличаются от неосознанно воспринимаемых и воспроизводимых единиц тем же носителем неоднократно писалось и говорилось и психологами, и лингвистами. Например, А.А. Леонтьев, вслед за А.Н. Леонтьевым, различает «содержания, актуально сознаваемые, и содержания, лишь оказывающиеся в сознании» [Леонтьев, 1969, с. 231]. То же разграничение встречается и в работах Ч. Осгуда. Наряду с речевыми элементами, участвующими в процессе порождения и восприятия речи, исследователь выделяет языковые единицы, которые использует носитель языка, говоря о своем или чужом языке, то есть единицы, интуитивно осознаваемые говорящим [Osgood, 1970, p. 7173].
В моих собственных исследованиях, а также в диссертационных работах аспирантов, при проведении психолингвистических экспериментов, ориентированных, с одной стороны, на спонтанные реакции (простой ассоциативный эксперимент), а с другой -осознаваемые носителем языка (отсроченный, направленный эксперименты, метод семантического дифференциала и т.д.), на одном и том же материале были получены разные результаты.
Все вышеизложенное не означает, что я считаю использование экспериментальных методик в психолингвистических и когнитивных исследованиях панацеей от всех бед. Во-первых, до сих пор не разработана достаточно надежная классификация реакций, получаемых на предъявляемый стимул. Во-вторых, открытым остается вопрос о процедуре отбора информантов, места и времени проведения эксперимента, роли личности экспериментатора, психофизиологических особенностях испытуемых. Я вполне согласна с К.Я. Сигалом, отмечающем, что «без разработки типологии экспериментов в психолингвистике, учитывающей такие параметры, как характер решаемых благодаря им задач, процедурные допущения и ограничения, избирательность взаимосвязи с другими экспериментальными методиками, от практики экспериментирования нельзя требовать эксплицитного обоснования выбора одной или нескольких методик для решения конкретной исследовательской задачи» [Сигал, Юрьева, 2009, с. 23].
Однако пока еще не решенное не означает не решаемое в принципе, просто некоторый скептицизм при оценке тех или иных
результатов вполне уместен. Разработка новых исследовательских методов и постановка и решение общетеоретических вопросов, касающихся онтологии языка, - взаимообусловленные задачи.
Литература
Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1996.
Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.
Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992.
Джаукян Г.Б. Универсальная теория языка. Пролегомены к субстанциональной лингвистике. М., 1999.
Живов В., Тимберлейк А. Расставаясь со структурализмом (тезисы для дискуссии) // Вопросы языкознания. 1997. № 3.
Залевская А.А. Психолингвистический подход к анализу языковых
явлений // Вопросы языкознания. 1999. № 6.
Кодзасов С.В. О фонологической интроспекции // Экспериментальные методы в психолингвистике. М., 1987.
Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевых высказываний. М., 1969.
Сигал К.Я., Юрьева Н.М. Метод эксперимента и его применение в речевых условиях. М., 2009.
Трофимова Е.Б., Трофимова У.М. Общее в частном: фонетические и лексические единицы в пространстве языка. Бийск, 2003.
Osgood Ch. Hierarchies of Psycholinguistic Units // Psycholinguistics. 1970.
